Алиса Лойст
Светлячок для Летучего Голландца
– Я рад лишь одному, что мы можем спокойно поговорить. Потому что одному мне не разобраться. Ты знаешь, месяц назад я зашел в ювелирный магазин и долго стоял там столбом, пока девушка за стойкой не докричалась до меня. Выбирал, выбирал и купил ей обручальное кольцо.
Сердце сжали ледяной рукой. Да, я испытывала небольшое облегчение, что все само собой разрешилось. Но это было моей сокровенной мечтой – получить от него обручальное кольцо. На глаза навернулись слезы, чашка чуть не выскользнула из рук. Сколько не играй с благородство, а было безмерно обидно и больно.
– Прости.
– Ничего. Подарил?
– Нет. Оно так и лежит у меня в бардачке. Не знаю, почему так и не сделал этого.
С силой поставила чашку на стол, звякнула вся посуда, через край вылилось немного темно-коричневой жидкости.
– Потому что трусливая скотина! – вскинула руку, предупреждая его возражения. – Я имею полное право говорить тебе такие вещи. Как друг. Как женщина, что чертову прорву времени сидела и ждала тебя.
– Это было вынужденно. Теперь ты все знаешь. Я не мог подвергать тебя опасности, – теперь он поднял руку, когда увидел мои шевелящиеся губы, невысказанные слова так и рвались наружу. – Я послушал и моя очередь говорить. Признаю, сначала я не думал о тебе серьезно. Но те пять месяцев все перевернули. Я задумался, что же могу тебе предложить. Почти ничего.
– Себя, черт возьми!
– С милым рай в шалаше. Слышали. Но дело даже не в этом. Я увяз по самые уши. Я имею в виду не шальных парней, с которыми общался, а высоких чинов, что обделывали свои делишки. Я был в курсе этого. И просто так уйти, мне никто бы не дал. Пока был нужен, был в деле, то находился в относительной безопасности. Меня бы слили, как Славку.
– Что?
– Мне шепнули очень настойчиво после похорон. Что, если я не хочу для своих родных такой же участи, то лучше сидеть тихо и не дергаться. Моя мать не причем. Про тебя еще прознали откуда-то. Я согласился на все. Посидел немного. А когда вернулся, застал у тебя этого дядечку без штанов. Я бы его убил, но что-то удержало.
– Не знаю, что сказать. Все это ужасно. Но оправдываться глупо.
– Ничего не говори. Все, что было, то прошло.
– Да, прошло. И ты поменял свое мнение обо мне?
– Нет. Бесился, ревновал, скрывать не стану. Но и тебя постарался понять. Хоть не сразу получилось. Просто…
– Просто. Понятно.
Уставилась на свои руки. Какая усмешка судьбы.
– Но ведь не все время, же над тобой довлели?
– Нет. Все устаканилось более или менее, я уволился. Решил, что можно вздохнуть свободно. Как получил сообщение от бывшего коллеги с просьбой приехать. Но, когда добрался до места, узнал, что он мертв. Умирал долго. Убийцу не нашли.
– Ты сразу догадался?
– Нет. Только после третьего убийства. Не мог сначала поверить.
– Понимаю.
Он еще раз крутанул телефон.
– Я не мог так тебя подставить. Ты ведь ни в чем не виновата. И разобраться надо было.
– Бла-бла-бла. У тебя комплекс сверхответственности, друг мой сердечный. Невозможно за все в этой жизни быть в ответе.
– Знаю, но…
– Без «но». То, что было, то прошло. И должно послужить нам обоим хорошим уроком. Не теряй времени на глупые размышления о том, как же будет лучше. Просто делай, что хочешь. Жизнь одна. Ты уже потратил много времени на них. И что? Много ли я была с тобой счастлива? Ты меня спросил?
Герман замер, не поднимая глаз, что-то обдумывая. Потом решился, посмотрел на меня. Я же сидела и смотрела на него все время в упор.
– А ты не была со мной счастлива?
Помотала головой.
– Конечно, была. Я была до одурения, полного поглупения и умопомрачения счастлива. Мало кто из женщин может похвастаться такими воспоминаниями. Но не каждой женщине хочется испытать подобное. Мне кажется Олененок… Тьфу, ты! Как ее по-человечески зовут?
– Оля.
– Думаю Оля совсем другого склада характера и ей ближе более традиционные отношения. Что-то иное она не приемлет. Я ведь права?
Он кивнул.
– Ты совершенно права, как ни странно. Вы же не знакомы. У вас есть что-то общее, но в, то, же время вы абсолютно разные.
– Понятное дело, что разные.
– И она младше меня.
– Я тоже младше тебя. И что такого? На сколько, кстати, всегда, хотела узнать?
– На девять лет.
– Немного. Хорошая цифра. А она на сколько?
Маетно посмотрел на меня, вроде как не надо соль на рану сыпать. Какой нежный оказывается.
– Не тушуйся. Сорок один для мужчины это не возраст. Так сказать детство только закончилось.
– Смешно. Ей двадцать семь. Вокруг нее на работе и не на работе куча молодых, пробивных парней более походящих по возрасту, по интересам, образу жизни.
– И что? У тебя множество преимуществ перед ними. В первую очередь бездна обаяния. Жизненный опыт и не только жизненный, не будем краснеть и скажем об этом, что немало важно. Легкий налет риска в глазах, а на женщин я тебе скажу, это действует очень сильно. Теперь вот появилась стабильность и спокойствие. Старая жизнь окончена.
Герман слушал, внимательно наблюдая за мной. И в конце моей речи расхохотался.
– Я такой лопух.
– С чего вдруг такие мысли?
– Сижу и думаю. Вот я тебе поверяю сокровенные тайны о другой женщине. Не просто женщине, с которой сплю, а которой купил кольцо. А ты довольно так спокойно их слушаешь. Еще и утешаешь меня, подбадриваешь. Другая бы на твоем месте уже разбила бы об мою голову все тарелки или угостила сковородой и выгнала поганой метлой.
– И что же ты надумал?
– Что ты сама не знала, как меня спровадить, а тут такой удобный сценарий. У меня другая и ты даже можешь еще претензии предъявить.
Лихо улыбнулась. Придется признаваться, раз догадался. Надо было умерить свое благородство и, правда разбить пару тарелок и усладить слух соседей звуками скандала. Никогда этого не умела, значит не стоит и начинать.
– Прав. Надеюсь, не обиделся?
– И, да и нет. Невозможно все в одну секунду перечеркнуть. Немного обидно. Но с другой стороны испытываю огромное облегчение, что не нанес тебе еще одну рану. Или травму.
– Нет, никаких ран и травм.
– Не верится. Можно мне тебя обнять?
– Можно.
Мы постояли посреди кухни, сжимая друг друга в объятиях. Понимая, что определенная веха наших жизней закончилась. Дорожки расходятся. Остается только посмотреть, что же там было, и пойти дальше, не оглядываясь. Возможно, что уже никогда не увидимся.
– Ты справишься одна?
– Справлюсь. У меня же нет никаких серьезных травм.
– Я не о том. Но хорошо. Жаль, что у меня никогда не было твоей фотографии.
– Ни к чему. Тем более теперь. Не дай Бог, если Оля найдет случайно. Как ты ей объяснишь?
Сильнее сжал, прощаясь.
– Ты права. Если вдруг когда-нибудь тебе понадобится помощь, то знай, ты всегда можешь ко мне обратиться.
Я отошла от него, собрала чашки, тарелки со стола.
– Это тоже ни к чему. Я хочу перелистнуть страницу и все. Новая глава. Тебе советую поступить так же. Но спасибо за предложение. За помощью мне есть к кому обратиться.
Кивнул и ушел в комнату. Слышно было, как он возится, собирая вещи. Слушала с замиранием сердца. Все происходило будто во сне. Остановился в дверях со спортивной сумкой.
– Прощай.
– Прощай.
Когда хлопнула дверь по телу прошла дрожь. Господи, неужели, в самом деле, ушел навсегда? Неужели не надо ждать больше, тосковать, надеяться, каждый раз после его приезда давать себе слово, что начну жизнь сначала, какой-то вечный понедельник. А потом понимать, что все равно жду, хоть бы и маленькой частью сознания, но жду. Корю себя, ругаю, но повторяю одно и то же.
Сейчас по-другому. Сейчас на самом деле новая жизнь. Что-то изменилось во мне. Не знаю что. Но мне это нравится, надо привыкать. Неуверенно улыбнулась. Привыкнем.
Домыла посуду, прошлась по комнатам. Пора затеять уборку. Кряхтя, вытащила тряпки и ведро. Уберем не только из сознания лишнее, но и с некоторых поверхностей в доме. Это всегда мне помогало изгнать из головы упаднические мысли, сосредоточится, если было нужно, либо отвлечься. Пространство будто очищается вместе с тобой, становится больше места, воздуха.
Мурлыкая какую-то веселую песенку себе под нос, исполнителя уже не помню, домыла полы. Взглянув на результат своих трудов, довольно улыбнулась и лихо, закинув тряпку в ведро, громко запела:
– «Растяни меха, гармошка,
Эх, играй-наяривай,
Пой частушки, бабка Ежка,
Пой, не разговаривай.
Я была навеселе
И летала на метле,
Хоть сама не верю я
В эти суеверия…»
Хлопнула входная дверь, послышались быстрые, торопливые шаги и на кухню влетел Димка, волосы растрепаны, на лбу испарина. Торопился к обеду сразу видно. Оглядев родителей, меня, заглянул в кастрюлю посмотреть, что же за вкуснятина на сегодня его ожидает. Мама выглядела как-то странно, даже не сказала ничего про волосы и не снятую куртку.
Вспомнив про вежливость, спохватился.
– Здравствуйте, тетя Света.
– Привет, сорванец.
– Пельмени! Это круто. Я жуть, как проголодался. А скоро уже будет готово?
– Скоро. Не голоси так.
Люба очнулась и придирчиво осмотрела отрока.
– Сначала в ванную мыться. Ты же по уши в грязи.
– Хорошо, хорошо. Уже ушел.
Подхватив из плетенки круглую печенку, улетел.
Подружка перевела свой тяжелый взгляд на меня, посверлила немного – что собственно мало смутило, сколько я их перевидала взглядов ее этих, тоже подхватила печенку и увлеченно зажевала – потом повернулась к мужу.
– Валя, где твой широкий кожаный ремень? У него еще пряжка квадратная тяжелая.
Он не сразу ответил от удивления.
– Не помню. Вроде в шкафу. А тебе зачем?
– Чтобы эту дуру уму-разуму научить. Жизнь не может научить, может хоть у меня получится. С помощью твоего ремня. Всыплю, как следует чуть пониже спины.
– Люб, ты чего?
Я сидела тихо, ждала, когда буря поутихнет, и внимательно разглядывала печенку в руке.
– А ничего! В том то и дело. Взяла и счастье свое другой подарила. Еще и на прощание голубой ленточкой перевязала. Благословение свое дала: живите счастливо, детишек плодите.
– А что мне надо было сделать? Связать его и не отпускать, пока «да» в загсе не скажет?
– Вот именно, Любаш. Насильно мил не будешь…
– С чего вдруг насильно? Ой… – тяжко вздохнула, махнув на нас рукой. – Он же сомневался до самого конца. С одной стороны проверенная временем подруга, с другой молодая девица. Могла бы по-умному на свою сторону утянуть. Пустить слезу, напомнить про былые чувства…
Валя строго посмотрел на нее, и подружка замолчала, подавившись последней фразой. Неожиданный поворот. Обычно в беседах и спорах в этой семье властвовала жена.
– А зачем? Мне хочется спросить. Я ее хорошо понимаю. Тринадцать лет решиться не мог. На что он ей сдался? Телок какой-то. Я вот, когда тебя увидел в первый раз в обнимку с бутылкой коньяка на заднем сиденье, сразу понял – эта женщина будет моей. Если бы ты сама меня не нашла раньше, то разыскал бы и сделал все для этого. Вот так я думаю.
Повернулся ко мне и положил руку на плечо.
– Все правильно, Светик, ты сделала. Гнать его поганой метлой. Нормального мужика найдешь. Но вы партизанки, однако, столько лет знакомы, а эту историю только сейчас узнаю. Ладно, разобрались и хорошо. Есть хочу просто жуть, как наш Димка выражается. Пойду, руки помою.
И вышел.
Люба заворожено смотрела ему вслед. Потом чуть придя в себя, кивнула на закрывшуюся дверь.
– Нет, ты видала?
– Ага.
– Столько много нового можно узнать о человеке. Хоть и живем уже… Сколько?
Я вытаращила глаза, пожала плечами.
– Ты меня спрашиваешь? Вроде лет семь.
– Нет, чуть меньше. Может шесть с половиной.
Замолкли, озадачившись этим вопросом. Потом в голове всплыла картинка, как мы с ней сидели в шпионской экипировке в машине, выслеживая супруга. Подруга, блин, называется, даже ведь не узнала, чем дело кончилось.
– Кстати, чем твоя история со слежкой закончилась?
Она смущенно прикрыла ладошкой щеку.
– Поймал он меня. Сижу, значит, жду его, дверь со стороны пассажира открывается и Валя устраивается на сиденье, как ни в чем не бывало. Я слово вымолвить не могу от страха. Покачал головой и говорит: «Ну, что? До дома довезешь?».
Попыталась спрятать улыбку. Не рой яму другому…
– Что дома сказал?
– Что, дура. Во всем ты была права. Ходить в спортзал стал из-за меня. Говорит, засмотришься на молоденького, уйдешь. Я ему у виска повертела. Но потом думаю, ничего, пусть старается.
Разложила пельмени по тарелкам. Я все это время, не отрываясь, строгала салат. Похоже, сейчас будут стратегические предложения.
– Светка, а давай и мы с тобой в фитнес запишемся? А? Тоже фигуру блюсти будем?
«Я почти экстрасенс!». Непроизвольно сморщила нос при упоминании физических нагрузках.
– На меня все эти тренажеры и тренеры тоску нагоняют.
– Я же и говорю – фитнес. Будем прыгать, а не на тренажерах помирать.
– Любанчик, не охота мне.
– Вот же ленивица. Вас с моим Димкой обоих ремнем регулярно отхаживать надо. Ему, видите ли, тоже все время «не охота».
– А ты у нас больно кровожадная стала. Чуть что сразу за ремень.
Она оперлась бедром о стол и с тоской посмотрела на меня.
– Не понимаю. Неужели тебе нисколько своих сил и времени не жалко? А точнее лет потраченных на него. И сколько моральных вложений. И все в одну секунду.
– Не в одну секунду. Еще два года назад, когда мы ездили на базу, я поняла, что надо со всем этим балаганом заканчивать. И уже более ответственно подойти к своей жизни.
– Да куда уж ответственней?
Замерла с ножом, пытаясь сосредоточиться и потолковее объяснить свой ход мыслей.
– Я поняла, что брак с Димой оставил более глубокий след, чем мне хотелось бы признать. И я просто боялась вступать в какие-то серьезные отношения. А Герман был очень удобным для этого. То ли вернется, то ли не вернется? Неизвестно. Можно вечно пребывать в состоянии драматической героини. Жалеть себя вдоволь, что вот так судьба сложилась, люблю, забыть не могу, поэтому не замужем.
– Это слишком сложно для меня. Но были, же у тебя еще мужики?
– Были. Так все такие же неопределенные то женатые, то временно, как начальник склада, например.
– Ой, много слов, а толк, какой? Бросай это самокопание и займись лучше своей личной жизнью вплотную.
– Я и так занимаюсь. С Олегом поговорила и дала отставку.
– Молодец. А так нюни распустила и чайной ложечкой себе мозг вычерпываешь. Поняла в чем дело – в двойне молодец. Всем спасибо, все свободны. И поехала дальше.
– Любка, дай я тебя обниму!
– Давай, иди уж, что там.
Стиснула меня в своих медвежьих объятиях, покачала немного. Вот с кем я чувствую единение и покой, убежденность, что все кончится хорошо.
В дверь просунулась взлохмаченная голова.
– Мам, а мы есть сегодня будем?
– Будем, будем. Все уже готово и на столе. Чего не проходите?
– Так вы тут обнимаетесь. Папа сказал, не мешать.
– Все наобнимались. Теперь поедим.
– Слава, Богу! – распахнул дверь. – Пап! Пошли ужинать!
Было первое мая. Солнце жарило во всю, но ветерок был еще прохладным.
Недалеко от города, километрах в пятнадцати, Любанино семейство сняло домик с банькой, небольшой беседкой, мангалом, чтобы жарить шашлыки. Весь набор услуг. Естественно меня взяли с собой. Мужчиной я пока не обзавелась, поэтому почти все выходные проводила с ними.
Хотя надо отметить, что с недавнего времени стала чаще посещать родственников, родителей. А не просто ограничиваться звонками раз две-три недели и поездкой на рождество и мамин день рождения.
Рядом пронеслись с криком дети. Я лениво приоткрыла глаза и последила за ними.
– Опять что-то делят. Дима, не трогайте шампуры! Да, я все вижу. Положите на место, это не игрушка. Глаза еще друг другу повыкалываете.
И продолжила шинковать овощи.
– Сейчас набегаются, потом шашлыка наедятся и уснут мертвым сном. Хорошо, что на два дня сняли. А то поднимай их потом из машины в квартиру.
– Да. Здесь очень хорошо.
Мы находились почти в самом лесу. Недалеко была речка. Тишина, если не считать голосящих на разные лады Димку и Дианку. Замечательно пахнет, небо сверкает.
Я поудобнее завернулась в плед.
– Тебе помочь?
– Да, сиди уже. Отдыхай. Дыши воздухом чистым, полезно. Тебе не холодно? Может еще принести плед? Валя!
– Чего?
– Ничего не надо. Не отвлекайся от шашлыка. Это Люба опять всполошилась ни с того ни с сего.
– Хорошо.
Послушно отвернулся к мангалу и поворошил угли. Рядом на столике стоял бидон с маринованным мясом и большое блюдо.
– Я? Всполошилась? Вот же неблагодарная особа!
– Дорогая, я тебе очень благодарна. Но мне уже тридцать три года.
– Только будет. Не забегай вперед.
– Ладно, только еще будет. Но все равно. Уже не девочка чай?
– Не девочка, верно. А ведешь иногда себя, как дите неразумное.
– Не начинай, пожалуйста, – чуть не натянула плед на голову. – Мне эти разговоры про мою нерадивость изрядно надоели.
– Ничего. Умного человека не грех несколько раз послушать.
– Я и слушаю, куда мне деваться.
– Милая, не доставай ты ее, – это Валя решил оторваться от своих шашлыков и вступиться за меня. – Мы же отдыхать приехали.
– Ты там мясом занимаешься? Вот и продолжай, не вмешивайся в женские разговоры.
– Есть, мой генерал.
Я засмеялась.
– Слушай. Ты домашний тиран.
– Я сейчас обижусь.
– А я уже давно могла бы обидится, но ничего, обошлось как-то.
Она подбоченилась и взглянула грозно.
– И на что это интересно?
– Я тебя очень люблю и ценю твою заботу, но иногда ты через чур навязчива.
– Вот теперь я обиделась.
– Извини. Пойду, прогуляюсь немного.
– Иди.
Подобрав свою мантию в виде пледа, аккуратно спустилась по ступенькам и тихонько побрела к реке.
Сзади было слышно перешептывание супругов:
– Ну, чего ты к ней пристала?
– Ничего…
Я зевнула и, запрокинув голову, вгляделась в вершины сосен, что качались на невероятной высоте. Так, по крайней мере, казалось отсюда с земли.
По узкой тропинке прошла между деревьями. Под ногами поскрипывали иголки. Где-то стрекотали птички. Скоро вышла к реке. Берег был довольно крутым, песчаным. Корни деревьев, что росли на соседнем берегу, наполовину свешивались в воду. Красотища.
Как хорошо находится здесь в храме умиротворения. Постояла немного, впитывая тишину этого места, и двинулась в обратном направлении. А то подружка вышлет за мной поисково-спасательный отряд. На самом деле это просто здорово, когда есть такие друзья. Что они беспокоятся, волнуются о тебе.
Остановилась на краю поляны и пару минут понаблюдала за ними со стороны. Валентин чуть приобняв жену, что-то тихо шептал ей на ушко, успевая при этом второй рукой переворачивать шашлыки. А она вся сомлела и даже чуть покраснела. Глаза сияют, как два алмаза. Голубки, да и только.
Димка с Дианой что-то отковыривают в земле. На правах старшего, брат что-то втолковывает ей с умным видом.
Идиллия.
Парочка юных натуралистов заметила меня раньше.
– Тетя Света, тетя Света! Смотрите, что мы нашли!
– И что же вы нашли интересного, – подошла поближе, выйдя из своего убежища – кустов.
– Кажется, это дохлая лягушка.
Люба скривилась.
– Добрые дети. Тете Свете не стоит смотреть на дохлых лягушек.
– Почему?
– Потому. На все некрасивое нельзя смотреть во время беременности. Лучше цветочков насобирайте.
Валя давился смехом, спрятавшись в кулак.
– Пошли, я видел на поляне недалеко какие-то.
И они умчались осваивать поляну.
– Сейчас тебе целый веник приволокут.
– Ну и что? Пусть. У меня нет аллергии.
И устроилась опять в углу, положив под спину подушечку. Живот у меня был огромным, восьмой месяц подходил к концу. Передвигалась я немного затрудненно.
– Тебе точно двойню поставили? А то все выяснить не могли.
– Чего там выяснять? Посмотри на этот дирижабль. Конечно, двойня.
– Я сейчас в кого-то запушу подушкой за дирижабль. Да, у меня будет двойня.
– Ой, и намучаешься…
– Не каркай. Не могу же обратно отмотать и попросить одного, а не двух, – хмыкнула, вместе со мной Валя. – Зато сразу двоих. Мама обещала приехать помочь первые месяцы, пока не привыкну.
Подружка вскинула брови, зная о моих несколько напряженных отношениях с родительницей.
– Чего это она вдруг?
– Мать же она мне, а не зверь. Тем более первые внуки. Брат еще молод, детей заводить. Так, что она рада понянчить маленьких.
– Это хорошо. Хоть какая-то поддержка.
– Ага.
Помявшись немного, все же снова подняла волнующую ее тему, с того самого момента, как я сообщила о своем интересном положении.
– Герману так и не сообщила?
Только закатила глаза, показывая, как мне этот спор надоел.
– Люба! Мы уже сто раз это обсуждали. Во-первых, куда я сообщу? А, во-вторых, зачем? У него своя семья. Да, я от него беременна. И что?
– Ничего, – упрямо сдвинула брови. – Должен же человек знать, что скоро отцом станет. Это будет правильно.
– Чтобы разрывался между нами? С его то гиперответственностью я ничему не удивлюсь. Пусть занимается своей жизнью.
– Пусть хоть алименты платит.
Чуть не зарычала.
– Валя, если ты ее не угомонишь, я рожу раньше времени. А так как мы находимся далеко от города, роды ты будешь принимать.
– Не надо. Люб, оставь этот бесполезный разговор. Видишь же, что ее не свернуть. Упертая. Только зря нервы мотаете друг другу.
– Хорошо.
– Вот и ладненько. А теперь улыбнулись, мы же на отдыхе. Шашлык почти готов. Зовите детей.
Бодро толкая перед собой двойную коляску – коллеги постарались – я двигалась в сторону парка.
Воспоминание о сослуживцах, завалившихся всей честной компанией в роддом к моей выписке, вызвало широкую улыбку. Человек десять голосящих, улюлюкающих, размахивающих букетами, шарами и, кажется, даже бутылкой шампанского.
– Молодец, Светка! Как всегда план перевыполнила – сразу двойню.
– Поздравляем!
– Дайте ей хоть с крыльца то сойти!
– Не бузите, а то детей разбудите!
– Так и успокоим.
– Ага, конечно.
Умильно повздыхав над двумя кулечками в голубых одеялах, выкатили вперед их первое средство передвижения. Первую крутую тачку.
Глаза у меня от удивления были, наверное, такими же, как у нашего главного, когда он воззрился с недоумением и неверием на мой семимесячный живот. Уже тогда он был внушительных размеров. Но пока мужчина не прочитал бумажку, что я ухожу в декрет, то не замечал ничего.
– Земцова, ты меня без ножа режешь. Куда ты собралась?
Всплеснула руками и потыкала в бумаженцию.
– В декрет. Тут же все написано.
– Прочел я, что неграмотный думаешь? А когда ты успела то?
– Дурное дело недолгое. Тем более у вас у самого двое детей. Должны знать, как это делается.
– Как это делается, я в курсе. Я тебя спрашиваю, когда ты успела? В отпуске на юге погуляла с местным красавцем?
– Вообще-то я ездила с мужчиной, а не одна.
– А кому это когда мешало?
– Хорошего же вы мнения обо мне.
– Это я так. Пошутил немного. Значит от любовника?
– Ага, – вдаваться в детали, от которого из любовников не стала. Такие мексиканские страсти не для него.
– Думала из семьи уйдет?
– …! – ответила я непечатным словом. – Мне сколько лет то уже! Я просто хотела ребенка.
– Все понял.
– Тем более что это не ваше дело.
– Не мое, права. Хороший ты человек, Земцова, и работник отличный. Вот и болит душа.
– Приказ то подпишите.
– Подпишу, куда я денусь.
Не верилось, что год назад, я шагала по этому парку, размышляла о Германе и том, как мне поступить. Вот здесь на переходе увидела Владислава.
Тут же в голову полезли воспоминания о его перекошенном от злобы лице, о пистолете, холодном дуле у виска, диком страхе, звуке выстрела и тяжелом мертвом теле…
Поежилась и приказала себе сосредоточиться на том, что происходит сейчас. Поздоровалась с мамочкой, что прошла, мимо толкая коляску и держа на буксире пятилетнего малыша. Здесь все, как обычно, все спокойно.
Нарезав несколько кругов, присела на лавочку отдохнуть. Мои карапузы мирно посапывали носиками. Ночь сегодня выдалась суматошной и почти бессонной. Мама уехала помочь отцу убрать урожай в огороде на несколько дней. Поэтому управлялась одна.
Но эти два чуда стоили миллиона бессонных ночей. До сих пор удивляюсь, что забеременела. Никто не знал, кроме Олеси, что я была на первом месяце, когда Дима избил меня. Голландец привез меня, уехал, и через час началось кровотечение. В больнице развели руками. Побили неудачно, шансов почти нет, что стану матерью.
Я усмехнулась и поправила одеяло. Ничего. На все воля Божья.
Немного попотягивалась в разные стороны, пытаясь согнать сон, и лениво обвела взглядом аллею. В некотором отдалении на лавочке сидел мужчина. Лет за сорок, высокий, подтянутый, серьезный, всегда чисто выбритый, с аккуратной, короткой стрижкой, отглаженные брючки, рубашка. Просто загляденье. Видела я его здесь довольно часто вот так вот праздно сидящим на лавочке с газетой в руках. Будто почувствовав мой взгляд, он повернулся и уставился в упор.
«Ой, как неудобно вышло. Еще подумает, что я любопытная варвара, подглядывающая и подслушивающая за всеми от нечего делать». И завертела головой, вроде как по сторонам смотрю. Веки неудержимо тяжелели, напоминая о том, как немного сна перепало сегодня.
Прошлась еще пару кружков, надеясь, что активное движение погонит сонливость. Опять устроилась на ту же лавочку. Бросила взгляд на часы. Так еще минут двадцать и домой, подходит время кормления и неизвестно, как заберусь на свой этаж.
Откинулась на спинку. Прикрою ненадолго глаза, совсем чуть-чуть. Просто восстановить немного силы. Так хорошо здесь: солнышко пригревает, птички тихонько чирикают, мерно шумят машины, люди неспешно гуляют по дорожкам. Картинка поплыла и пропала.
Никаких сновидений я не видела. От усталости словно провалилась в черную дыру. Подушка под головой немного сдвинулась. Пробормотав что-то недовольно, попыталась поправить, не получилось. Где-то сбоку, как будто сквозь вату, раздалось тихое хныканье.
Глаза резко раскрылись. Где я? Где дети?
Карапузы были на месте в коляске, немного повозившись, затихли. И я находилась все там же на скамейке, только теперь рядом со мной сидел мужчина, и голова лежала на его плече. Опс!
– Все в порядке. Я смотрел за ними.
Плечо было удобным, надежным, сниматься с места не хотелось, а наоборот остаться тут и отдохнуть. Зевнула, надо хоть посмотреть на ком так хорошо отдыхалось и поблагодарить. Мало ли что могло случиться, пока была в забытьи.
– Спасибо… – и осеклась, не закончив. Это был тот самый мужчина, которого я не так давно рассматривала. – Спасибо, еще раз.
– Ничего. Все нормально. Вы клевали носом и чуть со скамейки не свалились. А я все равно сижу просто так. Хоть немного отдохнули?
– Да. Ночь выдалась беспокойной. Удалось поспать пару часов. Мне так неудобно.
– Ой, бросьте. Все нормально, говорю же.
Грудь налилась молоком. Я схватила его за запястье с часами. Заспалась! Странно, что мои головастики еще не орут на весь парк.
– Что? Что-то случилось?
– Мне надо срочно домой. О, Господи, не успею добежать.
– Я вас подвезу.
– Да, что вы, не надо.
– Но вы, же торопитесь?
– Да. Пропустила время кормления.
– Тогда пойдемте в момент домчу.
Пружинисто встал, газету закинул в ведро и подхватил коляску.
– Как же мы засунем коляску в машину? Это кучу времени займет. Здесь быстрее пешком.
– Хорошо, тогда пешком. Показывайте куда идти.
– Вот туда.
И засеменила рядышком – два шага мои, один его. Не успела оглянуться, а мы уже были около моего дома. Вниз спуститься помогла соседка.
– Берите детей, а я коляску подниму наверх. Назовите только этаж и номер квартиры.
– Хорошо.
Быстро протараторила цифры и на приличной скорости поднялась наверх. Почти чудом открыла сразу дверь и быстрее в комнату. Размотала кульки, занялась делом, забыв про коляску и мужчину.
Покормила, глазки у них опять закрылись. Чуть полежала вместе с ними, прислушиваясь к их дыханию и пошла на кухню.
– Все хорошо?
– Ой!
Схватилась за сердце. Сердобольный мужчина из парка сидел за столом, сцепив пальцы в замок и терпеливо ждал.
– Извините. Не хотел пугать.
– Это я прошу прощения. Спасибо за помощь. Я что-то в суматохе обо всем моментально забываю. Чаю?
– Нет-нет. Пойду.
– Спасибо. А то я бы одна с коляской кучу времени потеряла, – что ж заело то, как пластинку: «спасибо, спасибо».
– Пожалуйста. Обращайтесь, – на пороге замялся. – Вам некому помочь?
Удивленно приподняла брови.
– Почему же. Мама просто уехала на пару дней.
– Я не это имел ввиду. А мужа или отца малышей.
«Полиция нравов нагрянула. За помощь спасибо, конечно, но подобного рода беспокойство излишне».
– Встречный вопрос. Почему вы просиживаете днями в парке вместо того, чтобы своей семьей заниматься?
Теперь он поднял брови. Как-то грубовато вышло.
– Залез не в свое дело. Прошу прощения.
Вздохнула и поставила чайник на плиту.
– Садитесь чаю попьем с печеньем. Я тоже не хотела не в свое дело залезать.
– Я из чисто практической стороны дела. Хотел узнать, нужна ли помощь?
– Мы вполне справляемся вдвоем.
– Это хорошо.
Я засмеялась и протянула руку через стол.
– Мы же даже не познакомились. Меня Светлана зовут.
– Михаил. Живу один и вполне справляюсь один.
– Очень смешно.
– Не очень. Вы замужем? – пристроился все же обратно за стол.
– Нет.
– А были?
– Была. Давно. А вы?
– Разведен. Тоже давно. Давай на ты?
– Давай.
Помешал ложечкой в чашке. Видно, что хочет спросить. Но не решается.
– Спрашивай, не мучайся.
– А отец как же? Не помогает?
– Ну, как-то так. Сколько у нас в стране матерей-одиночек? Не знаешь статистику?
Михаил потеряно посмотрел на меня от такой смены темы разговора.
– Не обращай внимания. Это отголоски профессии. Сразу же запутать собеседника вопросами и сбить с толку.
– А кто ты по профессии?
– Журналист.
– Ух, ты! Интересно.
– Очень. А ты?
– Я бывший военный. Сейчас на пенсии. Пока отдыхаю, но уже надоело.
– Это правильно. Надо чем-то заниматься, чтобы не закостенеть.
– И все же. Отец, что совсем не участвует в жизни своих детей?
– Нет. Он даже не знает об их существовании. А ты, что борец за справедливость? Хотел взыскать с него алименты?
Он нахмурился, услышав неприкрытый сарказм в моем голосе.
– Не борец, но поспособствовать бы мог.
– Не стоит.
– Считаешь это правильно?
«Как странно, почему я говорю с ним на эту тему?».
– Почему я с тобой, совершенно незнакомым человеком, обсуждаю эту тему? Просто невероятно.
– Да странно. Но ты не ответила на вопрос.
– Это долгая история. Как-нибудь в другой раз расскажу.
И рассказала, но гораздо позднее.
Удивительно, как быстро и непринужденно Михаил вошел в мою жизнь и устроился там.
Сначала мы просто здоровались, гуляли в парке. Где-то он помогал с коляской, с покупками, донести, занести. Неспешные разговоры, размеренный темп ходьбы. Беседы на общие темы.
С мамой моей он быстро нашел общий язык и стал вхож в дом. Я даже не заметила, как это произошло.
– Хороший мужчина. А помощь всегда нужна, бывает, – не поведя бровью, прокомментировала она.
Мужские руки в нашем хозяйстве и вправду пригодились. Поменять кран, починить дверцу шкафа, почистить слив в ванной и еще много чего другого.
