Алиса Макарова
Коварство потаённых
Глава 10. Пронзенный
Гарв чувствовал себя великолепно. Чуть ныла скула, куда пришелся внезапный хлесткий удар, да побаливала щека, располосованная свежими царапинами. Кто бы мог подумать, что Прибрежная окажется не такой уж и тихоней. Наслушавшись баек о мирном характере Прибрежного племени, он ожидал слез, мольбы, истерики, воплей и, возможно, даже проклятий, но реакция девушки выбила его из колеи. Ошеломленная, она на пару мгновений застыла, уставившись на сверкавшую золотом чудом возвращенную ей стрелу, словно не веря своим глазам. Гарв едва успел отметить про себя, что ловко обвел ее вокруг пальца, как в следующую секунду она, взвившись будто дикая кошка, уже налетела на него и принялась молотить кулаками по лицу. Сбитый с толку, Гарв даже не сразу сообразил, что надо отбиваться. Лишь когда он почувствовал, как острые когти раздирают ему щеку, то отбросил ее в ближайший куст и встал в стойку, приготовившись отражать очередную атаку. Однако природное неприятие насилия, с рождения впитанное в кровь Прибрежной, уже взяло свое, и девушку тут же вывернуло наизнанку. Отплевываясь, она только поднялась на ноги, как новый приступ опять заставил ее согнуться напополам.
Больше она не пыталась наброситься на Гарва, ограничившись лишь злобными взглядами в его сторону.
Твердо усвоив от отца, что разъярённую женщину лучше на время оставить в покое, Гарв кивнул в сторону подлеска:
– Нам туда, – бросил он и зашагал вперед.
Он не испытывал особых угрызений совести, и должен был признать, что удача была на его стороне, и все складывалось как нельзя лучше. Теперь она никуда от него не денется.
Через десяток шагов Гарв украдкой обернулся вполоборота и удовлетворенно улыбнулся. Навеки связанная клятвой на крови, которая вынуждала произнесшего её соблюдать принятое условие даже против воли, Прибрежная следовала за ним.
За полдня они преодолели подлесок и, дошагав до края настоящего леса, наконец вступили под сень раскидистых дубов. Отсюда Дубрава простиралась на многие километры, и перед дальней дорогой им следовало сделать привал. Продвинувшись вглубь леса чуть дальше по тропе, Гарв почуял, как со стороны повеяло свежестью водного потока, и, свернув левее, вышел на укромную полянку под старым ветвистым дубом. Здесь из-под земли бил родник, его журчащие струи весело искрились в свете Полуденного Месяца, разбрызгивая над собой подобие облака из тысяч водяных капель.
– Здесь переждем до ночи, – грубовато заявил Гарв и исподлобья глянул на девушку.
Прибрежная уже не злилась. Надев на тонкую руку утерянный браслет, она заметно приободрилась и даже с любопытством первопроходца оглядывала незнакомую местность вокруг. А посмотреть было на что. Не чета Древней Чаще, этот лес кишел живностью. По мшистому покрывалу, раскинутому на влажных камнях, окаймлявших бивший из-под земли источник, туда-сюда сновали крошечные изумрудные ящерицы. Невдалеке синими бусинами спелых ягод развернулся куст голубики, и, привлеченная сочной добычей, его с громким щебетанием атаковала стайка пестрых птиц. Прямо у родника на травянистой кочке цвели бледно-розовые бутоны лесной розы, над ними порхали радужные бабочки, а над головами слышался деловитый стук дятла.
– Как твое имя?
Застигнутый врасплох, Гарв оторвался от созерцания окрестных красот и вернулся в реальность.
– Гарв. А твое?
Не отвечая, но, по-видимому, сменив гнев на милость, девушка присела на траву по ту сторону манившего прохладой ключа.
– Верховным Месяцем мне предначертано стать хранительницей браслета. Он последний оставшийся в нашем роду. Спасибо, что вернул его, Гарв. Хотя ты мог бы и сразу сказать мне, что он у тебя в штанах.
Не найдя что ответить, Гарв буркнул:
– Пожалуйста.
– Я никогда не была в этой стороне. Здесь так много зелени, и дышится так свободно. Мы пьем силу природы, но там, в ущелье…
Ее слова прервал громкий треск неподалеку, и, проломив нижние сучья, на дальний край поляны выскочил измазанный в грязи кабан. Хрюкнув, он направился к подножию дуба.
– Должно быть, желуди ищет, – мелькнуло в голове у Гарва.
Но что-то неуловимое в облике кабана не давала ему покоя, какой-то недружелюбный тревожный флер, который никак не вписывался во всеобщую идиллию гармонии природы и буйства красок. Кабан приближался, и Гарв, внимательно всмотревшись в его черты, вдруг с криком подскочил на ноги. Мерзкое свиное рыло было облеплено какими-то комками, похожими на грязь, которые под пристальным взглядом Гарва к его ужасу вдруг обернулись клочками разодранной плоти. Весь он был в ошметках шерсти, маленькие налитые кровью глаза горели неутолимой жаждой кровавой схватки, две волосатые пещеры широких свиных ноздрей с шумом раздувались, словно кузнечные меха, а острые клыки грозили разорвать добычу на куски.
Однако боров не торопился нападать. Остановившись в паре шагов от путников, он замер на месте и с остервенением рыл копытом землю, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу.
– Бежим, – выдохнула Прибрежная, огибая родник и стараясь не делать резких движений, повинуясь жесту Гарва, который указывал ей укрыться от смертоносных клыков у него за спиной.
– Нельзя, он нагонит нас в два счета и пырнет в спину, – так же шепотом ответил он ей.
Негромкий шорох, раздавшийся сверху, заставил Гарва задрать голову, и в густой листве он различил непонятно откуда взявшегося черного кота, который крадучись продвигался вперед, перебирая лапами по толстой дубовой ветке и подбираясь все ближе к Прибрежной.
– Берегись! – крикнул Гарв. Кот раскрыл пасть и взвыл противным голосом, и в ту же секунду боров, словно получив сигнал, бросился на них. Не успев отклониться от массивного кабана, ринувшегося в слепую атаку, Гарв попытался сдержать удар, но вдруг почувствовал в бедре сильную боль и с размаху опустил меч, располосовав тому спину. Боров взвизгнул и, со всей силы врезавшись в Гарва, повалил его на землю. Кровь брызнула Гарву прямо в глаза, но он успел, шатаясь, подняться на ноги и обернуться как раз в тот момент, когда развернувшийся боров вновь кинулся в бой. В этот раз Гарв слишком рано резанул мечом, и лезвие клацнуло по кости, не в силах перерубить торчащий клык. Боров всем весом навалился на Гарва, и тот, упав, откатился влево. Противная свинья все не унималась и, прижав копытом левую руку Гарва к земле, нацелилась клыком ему в горло. Свободной рукой Гарв виртуозно описал в воздухе дугу и сумел опустить меч по касательной на голову кровожадной твари. Хрястнуло отсечённое ухо, и фонтаном брызнула кровь, заливая липкой жижей бок бешеной зверюги. Пользуясь секундным замешательством борова, Гарв вывернулся, оперся о колено и вонзил меч по самую рукоять в мягкий живот. Боров, казалось, почувствовал не больше комариного укуса, он всей грузной тушей осел на меч, не дав Гарву возможности вытащить стальное лезвие. Едва успев отдернуть руку, Гарв попробовал откатиться еще дальше, но проклятое копыто так сильно впечатало в землю его запястье, что он мог лишь вертеться, словно муха, пригвожденная к паутине. Чуя зловонное дыхание у своего лица, Гарв поднял глаза и увидел два ряда страшных стесанных зубов с рваными краями, готовыми вгрызаться в добычу и рвать из нее клоки. Он выгнулся и упал навзничь, клык борова пронёсся буквально в сантиметре от его глаз, но Гарв тут же почувствовал, как острое холодное копыто безжалостно придавило ему ребра. Пытаясь скинуть с себя громоздкую тушу, он извивался ужом. Но боров, уже почуявший, что жертва в западне, напирал копытами на грудь все сильнее. Гарву не хватало воздуха, он сгладывал и широко раскрывал рот, пытаясь вдохнуть, но вместо спасительного кислорода хлебнул лишь тошнотворный смрад изо рта твари. Что-то хрустнуло у Гарва в груди, и, уже теряя сознание, он увидел, как, взревев, боров опустил голову, целясь Гарву прямо в кадык, да так и остановился на полпути. Замерев, будто застывший, он не произносил ни звука. Собравшись с духом, Гарв из последних сил спихнул с себя мерзкое туловище и, не останавливаясь, принялся рубить толстую шею. Вогнав меч до упора, он надавил, навалившись всем весом, и почувствовал, как под его тяжестью голова хряка отлетела и, гулко шлепнувшись о камни, покатилась по траве к подножию дуба. Гарв упал, краем глаза успев заметить девушку, скорчившуюся на коленях у родника, которую неистово рвало, и зловещего черного кота, опрокинутого на спину, из груди которого торчала поблескивающая в свете Полуденного Месяца золотая стрела с ее браслета.
Глава 11. Дубрава
В пылу сражения Гарв не сразу почувствовал, как что-то теплое заструилось по его бедру. Машинально опустив туда руку, он вляпался в неприятную сочившуюся жидкость. «Наверное, боров зацепил клыком», – подумал Гарв и глянул вниз. Из глубокой царапины по ноге бежала вереница алых капель. Еще чуть глубже, и кабан распотрошил бы его живьем. Каждый вдох давался с трудом, раздавленная грудь натужно болела, и от нехватки воздуха на Гарва напал надсадный кашель. Что ж, борову повезло меньше.
Огромная туша распласталась на траве, конечности еще конвульсивно подергивались в предсмертной агонии. Зачерпнув ладонью воды из источника, чтобы ополоснуть свой заляпанный меч, Гарв отпрянул. Хлеставшая из начисто отрубленной головы кровь залила всю поляну, и даже прозрачное озерцо чистой ключевой воды превратилось в мутный багровый бульон.
Прибрежная прекратила хрипеть, содрогаясь от спазмов, и теперь сидела, сжавшись в комок и обхватив руками колени, будто пытаясь слиться с окружающей травой. Кот был мертв. Для надежности потыкав его острием меча, Гарв рывком выдернул застрявшую в сердце золотую стрелу и протянул девушке. Но тут же отвел руку обратно и тщательно обтер витиеватое золото о край штанины. Гладкая поверхность вновь заблестела на свету, и крошечный рубин заиграл искрами, озарившими все грани изнутри.
– Вот, держи, – он протянул ей стрелу.
Она вышла из транса, подняла на него глаза и открыла рот, пытаясь что-то сказать, но, прежде чем она сумела произнести хоть слово, новый приступ тошноты сотряс ее. Деликатно отвернувшись, Гарв дождался, пока она затихнет, и, наклонившись, бережно надел браслет на ее руку. Приобняв девушку за плечи, он помог ей подняться и, коротко бросив: «Идем», – повел прочь от проклятого побоища.
Подобные приступы нападали на нее до самых сумерек, повторяясь все реже и реже, выматывая из сил. Пережидая пока Прибрежная в очередной раз вывернется наизнанку, Гарв пытался уложить в голове неожиданную атаку.
Вероятно, сбитый им с ног в таинственной избе Чернокнижник был лишь телесным воплощением колдовской сущности. Настоящее древнее зло таилось в зверином обличии. Приняв вид холеного черного кота, чародей столетиями вершил свои черные ритуалы, по мере надобности переходя и в людское тело. Вселяясь в разум других существ, он мог управлять ими, чем и объяснялось поведение свирепого борова, который, лишившись хозяина, впал в ступор и больше не мог противостоять кусачей стали.
Вопрос был лишь в том, куда подевались все остальные десятки котов, раздвоенных неведомой горчичной жижей. Обернулся ли каждый из них отдельным Чернокнижником, или со смертью главного кота они все тоже полегли? То, что кот привел с собой по следу только одного боевого борова, вселяло надежду на спасение.
Продвигаясь все дальше и дальше, они следовали по широкой утоптанной тропе, которая вилась между стволами, нагретыми показавшимся в небе Вечерним Месяцем. В ветвях по-прежнему щебетали птицы, меж корней шныряли быстроногие ящерицы, а где-то поодаль даже отозвалась кукушка. Каждый шаг уносил их прочь от жуткого колдовства. Так они прошли час, другой, третий.
Вокруг быстро смеркалось, и следовало задуматься о ночлеге. Периодически взглядывая на нее, чтобы убедиться, что девушка в порядке и поспевает за ним, но не выпуская ее руки из своей, Гарв внимательно осматривался по сторонам, выискивая удобное местечко. По бокам тропы стройными рядами высились вековечные дубы, и в некоторых из них на уровне человеческого роста зияли темные расщелины. Если найти достаточно большое дупло, в таком легко могло уместиться два человека, а значит, можно было переночевать в относительной безопасности.
Подходящее место отыскалось чуть дальше, в глубине чащи, сокрытое за соседними стволами. Удостоверившись, что внутри сухо, и даже есть что-то наподобие мягкой подстилки из сухих листьев, Гарв обернулся к девушке и указал наверх:
– Заночуем тут, а утром продолжим путь. Тебе надо хорошенько отдохнуть.
Прибрежная без слов прошла мимо него к дереву, и только он собирался предложить свою помощь, как она, ловко переступая босыми ногами по узловатым выступам на шершавой коре, словно белка взлетела вверх по стволу и забралась внутрь. Убедившись, что девушка устроена как надо, Гарв отлучился в поисках источника воды. Недалеко за кустами он наткнулся на небольшое озерцо, видимо, питавшееся из тех самых подземных ключей, что и журчащий родник на злополучной поляне. Зачерпнув кристально чистую воду в ладони, он напился сам и набрал воду для Прибрежной. А затем, не совладав с искушением, скинул с себя заскорузлые, пропитанные кровью и потом штаны и рубаху и с головой нырнул в пьянящую прохладу.
Позже, одетый и безмерно довольный, он принес воды девушке, но она уже спала, свернувшись калачиком, и, глядя на безмятежное лицо, он не решился ее будить. Остаток вечера Гарв провел, разыскивая съедобные грибы и насаживая их на импровизированные вертела из прутиков у наспех разведенного костра.
Глава 12. Видение
Проснулся он внезапно. Что-то будто толкнуло его во сне, и, до конца не осознав, где он, Гарв сел. Сквозь ночной туман тускло пробивался свет восходящей Полной Луны. Птицы умолкли, и ни звука не нарушало опустившуюся тишину. Пламя давно догорело, головешки тлели в темноте остатками драгоценного тепла. Должно быть, он уснул у костра. Потянувшись, он встал и, не желая тревожить сон Прибрежной, затаив дыхание, заглянул в дупло. Ее там не было. Лишь примятая подстилка свидетельствовала о том, что девушка провела здесь ночь.
В недоумении Гарв коснулся листьев. Они еще хранили тепло ее тела. Первым его порывом было выхватить меч и кинуться на поиски, но он был уверен, что ее не могли похитить – ведь малейший шум непременно разбудил бы его. Гарв точно знал, что клятва на крови нерушима, а, стало быть, сама она не могла никуда убежать от него. Единственным оставшимся вариантом было то, что в ход опять пошли какие-то чародейские штучки. Гарв нахмурился. Размышляя о том, где же может быть девушка, он сделал пару шагов в сторону недавно найденного озерца, как вдруг замер на месте. Скрытый молочной пеленой тумана, издали на него надвигался призрачный силуэт. Стараясь не шуметь, Гарв стал как можно тише пробираться в сторону видения, намереваясь беззвучно подкрасться к этому миражу.
– Почему ты прячешься? – вдруг прозвучал её мелодичный голос, и непонятно откуда взявшаяся спичка, вспыхнув в ее руках, рассеяла царившую гладь тумана. Прибрежная удивленно повернула голову в его сторону.
– Я думал, ты ушла, – виновато ответил он невпопад, завороженно делая шаг навстречу. – Я просто…
Не дав ему договорить, девушка подошла вплотную, и слова замерли у него в горле.
Теперь она стояла прямо напротив Гарва, лицом к нему, больше не скрываемая туманной дымкой, и в теплом свете почему-то никак не догоравшей спички, он увидел, что вместо обычного летнего платья, скрывавшего всё до самого наглухо застегнутого ворота, на ней осталась лишь нижняя кружевная сорочка. Словно светившаяся изнутри каким-то неестественным голубоватым мерцанием, она тонкими лямками удерживалась на открытых плечах, ниспадая на грудь полупрозрачным кружевом, едва скрывавшим столь соблазнительную наготу. Намокшая от сбегавших с кудрей капель воды, прилипшая ткань опускалась ниже, облегая манящие подробности, и яркое сияние спички освещало до мельчайших деталей гладкую бархатистую кожу, на которой плясали отсветы пламени. Будто шелк, тончайшее полотно льнуло к её телу, очерчивая женский животик, и под ним изящная вязь кружева вилась вниз, не пряча уже ничего и едва прикрывая вызывающе белевшие в темноте округлости. Сражённый наповал, он опустился на колени.
Делая над собой тщетные усилия, Гарв вдруг осознал, что не может заставить себя отвести глаза, жадно обшаривавшие каждый сантиметр её полускрытого тела. Она знала, что именно притягивало его жаждущий взгляд, но, казалось, это её нисколько не смущало. Наоборот, придвинувшись вплотную, она изогнулась, и чуть всколыхнувшееся кружево на бедре тут же привлекло к себе внимание Гарва. Не в силах сделать движение, он словно оцепенел. Кровь глухо стучала у него в висках, внутри все пылало. Отказываясь верить, что всё это реально, он пытался перебороть непреодолимое желание притянуть её ближе и, пробежавшись кончиками пальцев по нежной коже, коснуться губами её призывно полуоткрытого рта. Словно разгадав его внутреннюю борьбу, Прибрежная протянула руку и мягко коснулась его подбородка.
– У тебя новый шрам.
– Пройдет, – внезапно охрипшим голосом выдавил из себя Гарв.
Она опустила голову и, взглянув ему прямо в глаза, приподняла низ сорочки, запуская его послушную ладонь себе под кружево, а потом, не отрывая от него свой взгляд, внезапно подалась вперед и прильнула губами к ноющему порезу.
Тысячи звезд взорвались в его голове, и Гарву показалось, что бешено колотящееся сердце сейчас изнутри разорвет его грудную клетку. Он инстинктивно сжал руку и, ощутив под пальцами влажную кожу, почувствовал, как его охватывает дрожь. Не повинуясь больше сознанию, его руки скользнули выше. Ощущая тыльной стороной приятно холодившую гладь легкой ткани и на мгновение перестав дышать, он повернул лицо чуть левее, следуя горячему шепоту на щеке и стремясь отыскать её губы. Исступленно впиваясь в податливый рот, Гарв потерял всякий контроль, будто внутри него лопнула какая-то туго натянутая струна, и, влекомый необузданной жаждой ощущать её каждой своей клеткой, в полнейшей тишине он услышал, как трескаются тончайшие нити кружева, рвущиеся под яростным напором его рук.
Рассвет встретил его щебетанием птиц. Потянувшись в полудрёме, Гарв перекатился на спину и открыл глаза. Что-то будто спутало его ноги, и, наклонившись, он снял со щиколотки намотавшуюся на нее белую тряпку. Она расстелилась перед ним тончайшей кружевной пелериной. Дивные узоры вернули воспоминания о прошедшей ночи и, рывком повернув голову, он увидел ничем не прикрытую спину девушки, раскинувшейся рядом. Не шевелясь, чтобы она не проснулась, Гарв беззвучно разглядывал её, проживая события той ночи в голове снова и снова и чувствуя, как невольно ускоряется ритм его сердца. Лаская взглядом невинную шею, чуть выступающие хрупкие лопатки и стройную талию, он опустил глаза туда, где наброшенная рубашка таила под собой все самое сокровенное. Вдалеке тренькнула особо звонкая пичужка, и девушка проснулась. Приподнявшись на локтях, она обернулась и увидела его. Ощущая, как нечто доселе неизведанное приятным теплом разливается по его жилам, Гарв вдруг почувствовал, что тело не повинуется ему больше, и он улыбается ей.
Глава 13. Дары
Гарв вернулся с охоты, когда в небе уже показались первые звезды. Он бесшумно толкнул калитку и ступил в палисадник. Полуночный Месяц лил свой ласковый свет на просторное подворье. В доме горело одно окно, и на занавесках колыхались тени от женской фигуры. Радуясь наконец оказаться дома, он поспешил к крыльцу и, скинув заплечный мешок прямо у порога, вошёл в избу. Приятное тепло охватило его, как только он переступил порог. Пахло похлебкой и свежим хлебом. Она стояла у стола. Все было совсем как в том видении: повернувшись вполоборота к огню, она, улыбаясь, смотрела на него, и свет зажигал янтарные искры в ее глазах. Шагнув к ней навстречу, он обнял ее и, крепко сжав руки вокруг ее тела, притянул к себе как можно ближе, чтобы почувствовать, как её сердце громко стучит, гулко отзываясь ответным эхом в его собственной груди. Взволнованная долгожданной встречей, она прильнула к нему.
Очнулся он, лишь когда, разжав его объятия, она выскользнула из рук, не желавших отпускать ее на волю.
– Мы ждали тебя к утру. Малыш только и говорил о том, что ты обещал привезти ему настоящее яйцо стрекозы.
– И едва разыскал. Пришлось прошагать до самого Бесконечного Луга.
– Только не отдавай ему, пока не поест, а то побежит по всем друзьям хвастать.
– А где он?
– С самого утра сидит в сарае, вчера твой отец научил его плести сети.
– Я позову его.
Гарв вышел наружу. Заветное яйцо лежало у него в кармане. Мысленно предвкушая детский восторг от обещанного подарка, он завернул за угол, лениво размышляя о том, что для него тем самым долгожданным подарком стал сын.
После спасения от Чернокнижника, они добрались до деревни благополучно. Остаток пути через Дубраву прошел без приключений, если не считать того, что Прибрежная чуть не убилась, угодив в медвежью ловушку, и он потратил добрых полдня на то, чтобы вытащить ее оттуда. А когда вечером Гарв пошел собирать дрова для костра, то, углубившись в кустарник, спугнул барсука, и тот со страху тяпнул его за палец, который распух и не проходил целую неделю.
Несмотря на то, что приступы стали реже, тошнота у Прибрежной не прекращалась, и к тому времени, когда она смогла без последствий умять свой завтрак, уже был виден маленький животик. Девять месяцев спустя на свет появился его сын. Отец Гарва, впервые выступавший в роли деда, был настолько счастлив, что расцеловал невестку в обе щеки, клятвенно пообещав отрубить поганый язык любому, кто скажет ей хоть бранное слово, и отрезать поганые уши всем тем, кто будет разносить по селу мерзкие сплетни о том, что она чужого роду-племени. Сказав так, новоиспеченный дед гордо удалился в кабак, откуда не вылезал добрых две недели, споив всех мужиков в округе, от чего встал весь сенокос, и скормив дворовой собаке полмешка отборной оленьей вырезки.
В прошлый праздник Пяти Месяцев малышу исполнилось семь. Шустрый и смышленый не по годам, он схватывал все на лету. Ему нравилось ходить с отцом в лес или возиться с дедом у реки. От матери ему достались серые в крапинку широко распахнутые глаза и страсть к целительству. Он собирал пучки леченых трав, сушил ягоды, толок неведомые коренья, и, когда Гарв, рассказывая ему о своих похождениях, обмолвился о чудодейственных свойствах яйца золотой стрекозы, тут же стал ходить за ним хвостом и просить принести ему такое яйцо. Путь был неблизкий, но, глядя в эти детские глаза, ярко горевшие жаждой жизни, Гарв никогда не мог отказать.
Дойдя до сарая, он пнул ногой полуоткрытую дверь. На первый взгляд здесь никого не было. Гарв шагнул внутрь и, повернувшись к брошенной в угол охапке сена, вздрогнул. Прямо посреди засыпанного соломой пола, жмурясь в сверкающей полосе Полуночного Месяца, восседал жирный черный кот. Гладкая шерсть лоснилась на упитанных боках, а морда с длинными пестрыми усами выражала крайнюю степень довольства. Увидев Гарва, кот громогласно мяукнул и сделал шаг в его сторону. Отскочив назад и прижавшись спиной к стене, Гарв левой рукой нащупал в сене вилы и, выставив вперед острые зубья, не сводил глаз со зловещей зверюги. Кот сел, будто в недоумении, и раскрыл пасть. Гарв приготовился метнуть в него вилы, но вместо зловещего шипения, в воздухе раздался тонкий голосок:
– Пап, ты чего, это же я!
Не слыша, как звякнули об пол вилы, выпавшие из обессилевшей руки, Гарв неверящими глазами смотрел в до боли знакомые дымчатые глаза сына, вспыхивавшие в серебристом свете месяца янтарными искрами, но теперь почему то обрамленные густым черным мехом, а в его ушах громом отдавалось: «Лишь та принесет тебе дитя, в чьих венах течет кровь Первой Прибрежной», – и звенел раскатистый хохот ведьмы.
