Алиса Макарова
Оракул
Глава 11. Бутон
– Вырастите?
– Выращиваем их. Выпестовываем. Воспитываем. Создаём из маленькой клеточки до роковой красавицы, способной одним взглядом поразить мужчину в самое сердце.
– Как же можно вырастить человека?
– Вы обратили внимание на наш логотип? Переплетённые Н и В? Невеста на Вырост.
– Постойте, вырастить можно капусту, кабачки, салат. Но девушку?
– Что же тут такого? Как огурцы в теплице. В наш век современных технологий нет ничего невозможного. Генная инженерия ушла далеко вперёд, и наши коллеги из Южной Кореи оказывают нам активную поддержку, изучая комбинации генов, отвечающих за фенотип.
– Постойте, я всё же не понимаю. Вы что, вырастите мне невесту из зёрнышка?
– Из клетки, мой любезный друг. Из идеально проверенной яйцеклетки с заранее подобранным набором генов. Искусственно оплодотворённая и подсаженная во чрево, через два десятка лет она превратится в прекрасную юную деву, восхитительный цветок девичей нежности, который вам останется только сорвать. В наш просвещённый век и такое возможно. Дорого, но осуществимо.
– Как же это так?
– Согласно вашим пожеланиям мы подбираем генетический материал.
– Генетический материал?
– Наука шагнула далеко вперёд, и сегодня уже не представляет никакого труда выбрать яйцеклетку и сперматозоид с заранее заданным набором качеств. Далее отсеиваются лишние эмбрионы, а оставшиеся подсаживаются суррогатным матерям.
– И сколько их? Одна, две?
– Не меньше десятка.
– Но социальное окружение? Характер?
– Друг мой, наши малютки с рождения воспитываются в специально подготовленной семье, согласно утверждённому клиентом канону. Именно вы определяете тот набор качеств, навыков и умений, которым должна обладать ваша будущая супруга. Хотите наездницу – научим верховой езде, обольстительную цыганку – научим играть на гитаре и страстным танцам, прелестную книжную нимфу – опекуны воспитают в ней книгочея. Для господина Рудольфа Ниязоха, к примеру, мы воспитали десять разных девушек, все рыжеволосые и с особым пристрастием к классической музыке и иностранным языкам. К большому сожалению, некоторые из образцов были забракованы по ходу проекта.
– Забракованы?
– Вы должны понимать, что каждый человек есть продукт не только генетического наследия, но и среды. Мы можем регулировать и то, и то. Но, к сожалению, первый фактор хуже поддаётся контролю. Поэтому чем больше суррогатных семей, тем больше вариантов для выбора у вас будет, и тем выше ваши шансы получить тот самый идеал.
– А если я хочу жену, которая вкусно готовит?
– Нет проблем. Мы поместим наши образцы в семьи…
– Образцы?
– Мы называем так девушек. Знаю, это звучит цинично, но мы здесь учёные. А значит, для нас это биоматериал с заданными параметрами.
– Биоматериал. Ясно.
– Итак, отобранные эмбрионы имплантируются суррогатным матерям, специально подобранным для этой цели. Мы контролируем создание полной опекунской семьи, которая смогла бы обеспечить вашу будущую невесту правильной средой для взращивания её личных качеств, талантов и навыков. Воспитание будет осуществляться согласно вашим приоритетам.
– К примеру?
– Желаете покорную жену, которая во всём признаёт авторитет мужа – мы воспитаем вам невесту в лучших традициях патриархальных семей, где муж – голова, а жена обеспечивает ему комфорт, уют и усладу для глаз. Хотите жену для продолжения рода – девочка будет воспитана в консервативных устоях, которые не приемлют аборты и приветствуют много детей, модель жена – плодовитая мать.
– И что, это всё работает?
– Поверьте, среда формирует человека гораздо сильнее, нежели гены. Вы можете воспитать привычки и вкусы, повлиять на черты характера, выбрать школу и изучаемые предметы. На выходе получится жена гуманитарий, увлечённая итальянской скульптурой эпохи Возрождения или же, напротив, дерзкая любительницы экстрима, бороздящая моря бок о бок с вами на своём гидроцикле.
– А эта опекунская семья?
– Формально они прописаны в договоре как опекуны. Личности настоящих родителей, то есть поставщиков генетического материала, доноров спермы и яйцеклеток, мы никогда не разглашаем. Но девочка ничего не будет знать. Для неё нанятые опекуны сыграют роль любящих заботливых папы и мамы, лелеющих своё чадо ровно до совершеннолетия, когда подойдёт время для очного знакомства, чтобы вы смогли сделать свой окончательный выбор.
– Итак, я выбираю желаемые параметры для девочек?
– А дальше вам остаётся лишь терпеливо дожидаться их совершеннолетия. Как только образцам исполнится восемнадцать, вы получите на каждую из них полнейшее досье и сможете выбрать наиболее устроивший вас вариант. Мы связываемся с опекунами и организуем вам случайную встречу. Вам нужно лишь подойти к девушке и заговорить с ней. Впрочем, вскружить ей голову не составит особого труда – она с самого детства будет запрограммирована на именно такого прекрасного принца.
– А если мне всё же не удастся её поразить?
– Поверьте моему опыту, Патрик, эти девушки взращены своим окружением так, что именно вы будете соответствовать всем её идеалам в мечтах о прекрасном принце из девичьих грёз.
– А если что-то пойдёт не так?
– Что ж, генетика хоть и весьма точная наука, всё же иногда даёт сбой. Мы выбраковываем некоторые образцы по объективным причинам. Если же вам просто не понравится девушка при общении вживую, вы всегда сможете выбрать из оставшихся экземпляров.
– А что происходит с остальными девушками?
– Ничего. Они живут дальше, терпеливо ожидая своего шанса.
– А отбракованные образцы?
– Мне не хотелось бы вдаваться в подробности.
– И всё же?
– Скажем так, при наличии объективной причины для отбраковки генетического материала в экстренной ситуации, образец подлежит терминации.
– Терминации.
– Не стоит думать об этом. Вы всё равно получите невесту своей мечты.
– Но как же мы познакомимся с ней? Ведь она поймёт, что это игра.
– Не беспокойтесь. Сколько вам сейчас лет?
– Двадцать два.
– Должен сказать, идеальный возраст. Положим, вы прямо сейчас готовы определиться с характеристиками идеальной невесты. Мы заключаем с вами договор и даём старт проекту «На вырост». Накинем полгода на отбор эмбрионов и девять месяцев на ведение беременности. Через двадцать лет, когда каждый экземпляр достигнет совершеннолетия и будет пригоден для женитьбы, вам будет сорок два. То самое время, когда мужчина чувствует, что нагулялся и стремится осесть в своем особняке с очаровательной хранительницей очага. А если учесть, что вашей жене к тому моменту едва исполнится восемнадцать, вы получаете совсем юный нежный бутон, который сможете использовать по своему усмотрению.
– Бутон?
– Что ж, по правде говоря, это одна из весомых причин, по которой к нам обращаются также и весьма зрелые мужчины. Не у каждого, согласитесь, есть возможность в солидном возрасте под семьдесят насладиться юным девичьим телом.
– Как же я пойму, которую выбрать?
– В течение всех двадцати лет, мы будем высылать вам ежегодный фотоотчёт о каждой девочке, и вы сможете выбраковывать неподходящие образцы уже на этапе взросления.
– Что если приёмные семьи откажутся выдавать девушку?
– Опекуны? О, не беспокойтесь, они получают весьма щедрое вознаграждение сразу после свадьбы. К тому же мы перечисляем им тридцать тысяч долларов, если терминация проекта происходит по объективным причинам, как то внезапно проявившиеся генетические дефекты вроде болезней. Пятьдесят тысяч долларов выплачивается в случае принудительной терминации по воле клиента, например, если ему не понравится один из параметров, к примеру, рост или цвет глаз.
– Но сами девушки? Что происходит с теми, кто не был выбран?
– О, не тревожьтесь! Все незабракованные экземпляры просто продолжать ждать своего часа. Скажем так, в качестве запасного варианта.
– Запасного?
– На случай если вдруг через пару лет у вас наступит пресыщение супругой, и вы захотите чего-то нового. Посвежей. Образно выражаясь, сорвать ещё один бутон. Вы вполне можете оформить бумаги на развод с официальной супругой и, уведомив нас, без каких-либо затруднений получить уже вторую по счёту юную прелестницу, чуть более взрослую, но, скажем, не менее сочную двадцатилетнюю нимфу.
– Стало быть, всего у меня будет десять вариантов?
– Вы же понимаете, Патрик, это классическая схема. Выражаясь деловым языком, стандартный пакет услуг. Всё зависит от располагаемых вами средств. Образцов может быть и дюжина, и две. Некий современный гарем, где все наложницы строятся одна за другой на вырост, ожидая своей очереди быть представленной султану.
– Дюжина, – прошептал Патрик, неверящими ушами вслушиваясь в невообразимый рассказ, столь цинично излагаемый этим седым джентльменом с жёстким безжалостным взглядом.
Отчего-то похолодевшими пальцами Патрик ещё сильнее сжал уже вспотевшую в руке золотую визитку.
– Что ж, мистер Патрик, настало время сыграть начистоту, – внезапно заявил лысый.
Глава 12. Стандарт
– Определяйтесь с выбором и подпишем договор, – зловеще усмехнувшись, протянул лысый.
– Полагаю, мне стоило бы взять пару дней для осмысления, – пробормотал Патрик, всеми фибрами души желая поскорее убраться из этого затемнённого кабинета, насквозь пропитанного запахом роскоши и отчего-то померещившийся Патрику крови. – Пожалуй, я позвоню вам позже, – поднялся он с кресла.
– Сядьте, – вдруг властно приказал лысый. – Патрик, вы умный человек и должны понимать, что подобные вопросы так не решаются. Не думаю, что у нас есть время на размышления.
Теряясь под проницательным взглядом отчего-то отливающих стальным блеском глаз, Патрик опустился обратно в кресло, неловко бормоча:
– Да, да, конечно, вы правы.
– Не поймите меня превратно, Патрик, нашей организации до сей поры удавалось оставаться тайной и столь успешной именно благодаря строгой конфиденциальности и безукоризненному соблюдению правил. Раз вы пришли сюда, полагаю, вы были готовы к тому, что возникнут подобные вопросы. Не думаю, что у нас есть время на размышления.
– Отчего же. А если я передумаю уже в процессе?
– Патрик, у нас солидная компания и серьёзный подход к делу. Мы с вами подписываем договор. Если вы передумаете, гонорар мы не возвращаем.
– А девушки?
– Будут утилизированы как забракованный материал.
– Хорошо, – ощущая всё нарастающую тревогу, заёрзал в кресле Патрик, согласно мотая головой. – Пожалуй, я готов подписать договор.
– Вот и отлично, – удовлетворённо улыбнулся лысый.
Подняв трубку телефона, он дождался ответа на той стороне и сообщил:
– Один 115 стандарт с возможностью расширенных полномочий.
Улыбнувшись, он с хитрым прищуром глянул на Патрика и, повесив трубку, приглашающим жестом развёл руками:
– Итак, может, теперь я смею предложить вам кофе, сигары, что-нибудь покрепче?
– Благодарю, не нужно, – уже жалея, что поддался на уговоры Матильды, главным аргументом в которых стали пятьсот долларов, и пришёл в это странное место, но надеясь отыграть роль до конца, пролепетал Патрик, стараясь сохранить на лице остатки былой уверенности.
Дверь распахнулась, и в проёме появился дворецкий, тот самый, что встретил Патрика у ворот. На золочёном подносе он держал стопку бумаг, по-видимому, юридических документов на подпись, и две серебряные ручки. Поставив на стол поднос, и почтительно кивнув Патрику, он повернулся к лысому и застыл в ожидании.
– Итак, нам остаётся простая формальность, – обратившись к Патрику, с улыбкой произнёс лысый. – Не будете ли вы так добры назвать кодовое слово.
– Кодовое слово? – чувствуя, как куда-то глубоко вниз ухнул его желудок, проблеял Патрик.
– Кодовое слово, – глядя прямо ему в лицо, с коротким кивком подтвердил лысый. – Господин Рудольф Ниязох, несомненно, сообщил его вам перед тем, как направить сюда.
– Я…э…ммм…забыл, – лихорадочно пытаясь выкрутиться из сложившейся ситуации, пролепетал Патрик.
– Что ж, бывает и так. Не беда, – расплывшись в приятной улыбке, заверил его лысый и, обратившись к дворецкому, всё ещё ловившему каждое слово, сказал:
– В таком случае включим расширенные полномочия. Протокол стандарт, десять образцов. Осталось лишь подписать бумаги.
– И всё?
– О, да. Все подробности обговорим при следующей встрече, – заверил лысый.
Схватившись за ручку, Патрик с плохо скрываемым облегчением поставил размашистую подпись на всех листах.
– Приятно было познакомиться, – склонился перед ним лысый. – Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным.
– Конечно, конечно, – желая лишь поскорее убраться отсюда, заверил его Патрик.
Ни одна эмоция не отразилась на лице дворецкого, когда он провожал Патрика обратно до ворот. Патрику хотелось бежать со всех ног, но он сдерживал себя, соизмеряя свой шаг с неторопливой размеренной поступью дворецкого.
Уже когда он вышел за ворота, дворецкий внезапно нарушил молчание и, растянувшись в белозубой улыбке, изрёк:
– Доброй дороги, господин Патрик.
– Благодарю, – удивлённо покосился на него Патрик, запрыгивая в свой лимузин и хлопая по спинке сиденья уже притомившегося от долгого ожидания нанятого водителя.
– Трогай!
Глава 13. Ромашка
Дрожа от нахлынувших эмоций, Матильда стояла перед экраном. Она не могла поверить в то, что услышала. Не укладывалось в голове, что она, живой человек, молодая девушка, была выращена в угоду Рудольфу как некая зверушка, только с дополнительными функциями. Это было чудовищно. Нет, бежать, немедленно бежать из этого дома.
Но куда она пойдёт? Даже родители оказались подставные. Страшно подумать: всю жизнь её воспитывали двое совершенно посторонних людей за деньги. Стоит переночевать у Ники? Нет, не может быть и речи. Если Рудольфу покажется подозрительным её поведение, он легко найдёт её там. Ну, ничего, она переночует в особняке, а завтра же первым рейсом улетит отсюда. Слава богу, Рудольф не скупился на молодую жену, и на её картах всегда было достаточно средств, на случай если вдруг Матильде взбредёт в голову устроить себе внеплановый европейский шопинг.
Стук в дверь заставил её вздрогнуть.
– Матильда? – громко спросил Рудольф из-за двери.
– Да?
– Дорогая, ты почему не ложишься?
– Я… приводила себя в порядок после театра.
– Время идти спать. Завтра важная встреча, на ланч придут мои клиенты, ты помнишь?
– Ах, да. Совсем забыла!
– Что ж, ложись скорей, ты должна выспаться и быть на высоте.
– Уже иду!
Нет, сегодня ей уже точно не удастся покинуть особняк незамеченной. Рудольф отправился на боковую, а значит, весь дом был поставлен на ночную сигнализацию, код от которой знал только он. Завтра с утра первым делом она, как обычно, отправится в сад, а затем выйдет через боковую калитку и, вызвав такси через приложение, умчится в аэропорт. Рудольф будет занят последними распоряжениями поварам, и, прежде чем хватится её, пройдет как минимум пара часов. Ничего, что она не успеет собраться. Она купит всё, что нужно, уже в пути. Главное, выбраться отсюда. Как хорошо, что паспорт и загранник всегда лежат в сумочке! Итак, завтра.
Глубоко вздохнув и выгнав из головы все тревожные мысли, Матильда сбрызнула лицо прохладной водой и вышла из ванной. Она старалась вести себя как обычно, чтобы Рудольф ничего не заметил.
– Я велел повару заварить тебе чай с ромашкой, – уже лёжа в постели, сказал ей Рудольф. – Ты какая-то бледная сегодня.
– Нет, нет, всё в порядке, – напустив на себя притворную улыбку, заверила его Матильда.
– Хорошо. Тогда бегом пей чай и на боковую, – распорядился Рудольф.
Решив лишний раз не провоцировать подозрения мужа, Матильда в три глотка осушила чашку. Тёплый чай пах ромашкой и приятно успокаивал горло, но отчего-то чуть отдавал приторной горечью. Поставив чашку на прикроватный столик, Матильда нырнула под одеяло. «Завтра», – подумала она. «Всё решится завтра».
Рано утром в кабинете зазвонил телефон. Отставив в сторону чашку кофе, лысый поднял трубку и, вслушиваясь пару минут в оживлённую речь на том конце провода, процедил:
– Отлично. Я сейчас же вышлю своих людей, они помогут вам замести следы. Что ж, жаль, что так вышло, но, стоит признать, всё складывается как нельзя лучше. Итак, господин Рудольф, нам стоит расконсервировать для вас ещё один образец?
Голос Бога
Впервые Александр услышал его, находясь в открытом космосе. Проносясь сквозь холодное безжизненное пространство на скорости двадцать семь тысяч семьсот километров в час, наблюдая под ногами огромный голубой шар столь далёкой, но казавшейся в своей недосягаемости ещё более родной планеты, он ощущал себя подвешенным на тоненькой ниточке к железной махине космической станции, словно неразумный эмбрион к чреву матери. Закручивая гайку, он докладывал о каждом своём шаге в эфир, не торопясь, контролируя мельчайшее движение кисти, когда во время минутного молчания в череде бьющих в виски тяжёлых от напряжения вдохов и выдохов внезапно в ушах всплыл голос:
– Трещина.
Александр настолько удивился, что на секунду прекратил вращательные движения ключом, думая, что по видеокамерам в штабе заметили нечто неординарное и передают ему по связи скорректированные инструкции. Задержав дыхание, он прислушался.
– Всё в порядке? – загремело в ушах. – Почему прекратили работу?
– Порядок, – немедленно отозвался Александр, немного в недоумении, и, перехватив поудобнее так и норовивший выскользнуть из пальцев гаечный ключ, принялся и дальше закручивать неподдающуюся гайку.
Центр молчал.
«Наверное, послышалось», – подумал он, работая ключом.
Это был его первый выход в открытый космос, да что там говорить, он и пробыл-то на станции всего с неделю. Но Александр старался всецело сконцентрироваться на задаче, помня о том, что на починку отводится весьма ограниченное время, и не отвлекаясь на манящую чёрную бездну, раскинувшуюся над головой.
– Трещина, – повторил голос.
– Что за чертовщина? – замерев на мгновение, Александр прислушался.
Треск в наушниках. Эфир хранил молчание.
– Тьфу ты, так ведь и не уложишься в срок, – мысленно плюнув, выругался он.
Выход в космос должен был занять шесть часов, и каждое усилие здесь, в невесомости, давалось гораздо тяжелее, чем на Земле. Сосредоточившись на гайке, Александр удвоил старания, тщательно вымеряя каждое движение пальцев.
– Левее. Там, возле самого шва, – раздалось в ушах.
– Где? – застигнутый врасплох, машинально отозвался он.
Эфир мгновенно ожил:
– Какие-то проблемы?
– Нет проблем, продолжаю работу, – доложил он, изгоняя из головы сторонние мысли.
– Трещина в скафандре. Левее шва, у локтя, – не унимался голос.
– Да кто ты? – подумал Александр.
– Я разум. Вы, кажется, называете нас инопланетным разумом.
– Инопланетянин? – чуть не закричав вслух, но всё же сдержавшись, подумал он.
– В этой вселенной мы все друг другу инопланетяне, ты не находишь? – с усмешкой парировал голос. – У тебя там трещина на левом локте. Опасно. Если разойдётся, может быть смертельной. Разгерметизация мгновенная.
– Откуда ты знаешь?
– Вижу, – ответил голос. – Странно, что тебя это не беспокоит. На твоём месте я бы немедленно эвакуировался внутрь станции.
– Где трещина?
– Левый локоть у самого сгиба. Вон, справа от шва. Теперь видишь?
Скосив глаза, Александр вытянул шею, чтобы рассмотреть то самое место, и краем глаза на белоснежном рукаве скафандра действительно уловил какую-то ворсинку, еле заметную полоску, которой никак не должно было там находиться.
– Всё в порядке? – ожил эфир.
– Возникла необходимость срочно зайти внутрь.
– Что случилось? – встревожился Центр.
– Подозрение на повреждение скафандра. Трещина на левом локте.
– Немедленно эвакуируйтесь внутрь! – последовал приказ.
На рукаве и вправду обнаружилась трещина. Неизвестно откуда взявшаяся, ведь все скафандры перед отправкой тщательно проверялись ещё на Земле, она ввергла в недоумение весь экипаж международной станции. Небольшое смещение от малейшего неверного движения локтем, и рукав бы расползся. Несчастный случай.
– В рубашке родился, – хлопнул его по плечу командир экипажа. – Ты как заметил-то?
– Да так, почувствовал неладное, – отчего-то запнувшись, сказал Александр, не решаясь так вот сразу рассказать о таинственном голосе в голове.
– Благодари интуицию, – ответил командир. – Опасное это дело, повреждение скафандра.
Всё ещё не разобравшись в произошедшем, Александр улучил момент, когда все остальные были заняты своим делом и подумал:
– Ты тут?
– Тут, – немедленно ударил в уши уже знакомый голос.
– А почему слышишься именно мне?
– Я всем слышусь.
– А почему они о тебе не говорят?
– Про голос в голове? Так им всё равно не поверят. Спишут на Землю.
– Но я же тоже тебя слышу. Я подтвержу.
– Тогда и тебя спишут.
– Ты где? – заглянул в отсек командир. – Срочная связь с Землёй.
Уже приготовившись ко сну, Александр деловито выполнил все привычные манипуляции и закрыл глаза, вновь призывая к себе таинственный голос:
– Ты здесь?
– Я всегда здесь.
– А ты кто?
– Наша цивилизация отличается от вашего вида. Строго говоря, у нас и цивилизации-то нет.
– Так ты мужчина?
– У нас нет подразделения на мужчин и женщин, и немного иначе выглядит телесная оболочка. Скажем, я разумная сущность из космических глубин.
– Где ты находишься?
– Очень далеко.
– Ты не из солнечной системы?
– Конечно, нет.
– Хотя бы из нашей галактики?
– Это тебе ни о чём не скажет.
– Но как я тебя слышу?
– Мне не нужны волны, чтобы транслировать слова. Я могу пересылать информацию даже в вакууме.
– А откуда ты знаешь наш язык?
– Сказать по правде, я давно слежу за вашим кораблём. МКС, международная космическая станция – так вы называете это пристанище. Я много лет прослушивал мысли и разговоры, так и перенял ваши языки.
– Тебя как звать-то?
– У меня нет имени. Зачем оно мне? Честно признаться, странный концепт. Разве от того, что я назовусь кем-то иным, я перестану быть собой?
По словам голоса, он мог свободно проникать в мозг и сознание любого из космонавтов. Будучи дружелюбно настроенным и от природы любопытным, он, как понял Александр, изучал людей, словно занятных букашек, чаще всего молча, но иногда подсказывая им. Добродушно указывал на мелкие ошибки или, словно заправский ангел-хранитель, предупреждал о возможной опасности в минуты острого кризиса. Его слышали все люди на станции. Из года в год он разговаривал со всеми, провожал старые экипажи и встречал новичков. Что больше всего поразило Александра, так это то, что никто из космонавтов на станции ни разу не заговорил о голосе. Не то чтобы не доложил на Землю, а даже не пытался обсудить между собой.
– Что ж тут удивительного? – возражал голос. – Их же посчитают сумасшедшими.
– Но если все астронавты подтвердят это разом – такое уже не спишешь на психический сбой.
– Коллективная галлюцинация. Влияние на мозг космических лучей. Необратимые последствия радиации.
– Да ты, я гляжу, оптимист.
– Поверь, я изучил вашу цивилизацию весьма хорошо. Люди настолько боятся всего нового, что им проще списать всё на бред, нежели принять сам факт существования инопланетного разума в такой необычной форме.
– Но так не должно быть, – не унимался Александр. – Это неправильно. Ты представляешь собой величайшее открытие в космосе со времён самого первого полета в шестьдесят первом. Я должен рассказать о тебе людям!
– Как знаешь. Но я бы не советовал тебе. Итог один.
– Никто ведь даже и не пытался!
– Ну почему же. Твой предшественник.
– Константинопольский?
– Он собирался написать рапорт.
– Дмитрий?
– Занятный собеседник. Часами спорили с ним о гравитации. Оказывается, на Земле это такая нелепость! Ещё он рассказывал мне о рыбалке. Вот умора! Привязать к палке леску и сидеть с ней над водой, чтобы достать рыбу. Ничего смешнее в жизни не слышал.
– Мне кто-то сказал, что его списали.
– Ну вот, как я и говорил.
– Не знаем же мы из-за чего именно. Вернусь, обязательно встречусь с ним.
Александр хорошо запомнил тот день. Новость об отстранении Константинопольского стала громом среди ясного неба. Бывалый космонавт, он слыл среди других членов отряда самым опытным. Меж собой они ласково называли его «батей». Батя всегда был человеком серьёзным, но очень душевным, открытым, готовым выслушать, научить и дать дельный совет. Новички, отправлялась в свой первый полёт, знали: если что-то пойдёт не так, батя выручит. На него можно полагаться как на самого себя. И вот, внезапное отстранение. В отряде ходили слухи, что Константинопольского зарубили на последней медкомиссии. В итоге, вместо него и полетел Александр.
Вернувшись на Землю, Александр первым делом написал специальный рапорт о загадочном инопланетном голосе, но, никому не сказав ни слова, положил его в стол. Прежде всего, он хотел встретиться с Константинопольским. Однако, выяснилось, что на данный момент это невозможно, так как Дмитрий Константинопольский проходил санаторно-курортное лечение в ведомственном учреждении. Точное место Александру назвать отказались, однако знакомая медсестра по большому секрету шепнула ему, что Константинопольский был направлен в психоневрологический диспансер на полугодовое наблюдение.
Отчаявшись встретиться с ним, Александр попытался разговорить остальных космонавтов, уже побывавших на орбите. Почти все они продолжали работать в отряде, но на прямой вопрос Александра о таинственном голосе в космосе от ответа уклонялись. Некоторые с усмешкой качали головой со словами: «Ну и перегрелся же ты, братец, на орбите!» Другие и вовсе сворачивали разговор, ссылаясь на занятость.
Отчаявшись получить хоть какую-то поддержку, Александр не спал всю ночь. Перед глазами у него стояли напечатанные им самим строки: «первый случайно обнаруженный представитель внеземной цивилизации», «открытие международного значения», «сложно недооценить важность дальнейшего изучения».
Утром он распечатал рапорт в десяти экземплярах и отправил руководству Космической корпорации и своему непосредственному начальству. Как и предупреждал голос, реакция последовала незамедлительно. К обеду за Александром уже прислали машину. Сперва его засыпала вопросами специальная комиссия, потом с глазу на глаз он повторил всё, что знал, руководству, а под вечер его отвезли в специальное учреждение, где в наглухо закрытом кабинете под прицелами видеокамер человек в штатском подробно расспросил его ещё раз, акцентируя внимание на мельчайших подробностях. После чего человек в штатском попросил его ожидать и вышел. Ожидая вердикт, Александр промаялся полчаса в пустом кабинете, когда штатский, наконец, вернулся. Александра попросили немедленно проехать в лабораторию. Там у него тщательнейшим образом взяли все анализы, и с ним ещё раз обстоятельно побеседовал спокойный седовласый старичок профессор, по манере речи больше всего похожий на психиатра.
– Я не сумасшедший, – твёрдым голосом заверил его Александр. – И я не вру.
– Я верю вам. Верю, – успокаивающе заключил профессор и, переглянувшись со штатским, вышел из кабинета. Штатский последовал за ним.
Сотни разноцветных проводков тянулись от электродов на голове Александра, сплетённых в громоздкую конструкцию, тонкая линия записи прыгала по экрану, старательно выписывая пики и впадины, пока ассистент в белом халате в который раз задавал Александру всё те же вопросы. Снова и снова Александр терпеливо описывал первое появление голоса, свои ощущения, чудесное спасение, рассказ об инопланетном разуме и ночные разговоры.
За стеклом, глядя на выведенные мониторы, отображавшие всё в режиме реального времени, штатский вполголоса вёл беседу с профессором.
– Итак, что вы полагаете?
– Нет оснований для паники. Вероятно, просто некий неизученный нами синдром.
– Так вы полностью исключаете версию существования инопланетного разума?
– Уважаемый, я ведь учёный. Моё дело основывать свои выводы на фактах. А в данном случае мы опираемся на показания анализов. Взгляните на эту энцефалограмму. За сорок лет в профессии я не видал таких кривых.
– Прошу вас, профессор, выражайтесь понятнее.
– Налицо неестественно повышенная активность головного мозга. Ненормальное возбуждение, преобладающее над торможением. Импульсы, которые выбиваются за рамки адекватного состояния мозга.
– Что же он, сошёл с ума?
– Я бы не был столь категоричен. Ясно одно: по возвращении на Землю, а возможно, ещё и на орбите, у него возникла неестественная активность головного мозга, спровоцировавшая слуховые галлюцинации.
– Так вы отрицаете возможность того, что он действительно слышал реальные голоса?
– Отчего же. Не отрицаю. Напротив, уверен в этом. Как и в том, что эти голоса он сам и создал. Наш мозг порой творит и не такие чудеса, а воспалённое сознание тем паче.
– Когда будет завершено полное обследование?
– Мне бы хотелось понаблюдать за ним на протяжении полугода.
– Так долго?
– Случай действительно уникальный. Данный синдром науке не известен и подлежит детальному изучению.
– По-вашему, что могло послужить причиной?
– Кто знает. Возможно, влияние космической радиации. Или возбуждение от самого факта полёта на орбиту. Выход в открытый космос. Мозг человека – очень тонкий орган, почти не изученный. Осознание того, что космонавт – песчинка, висящая на тонкой ниточке в пустоте всей вселенной, не всем дано переварить.
– Итак, а видения?
– Галлюцинации.
– Значит, галлюцинации?
– Позвольте и мне спросить. У вас есть подтверждение его слов от остальных участников экспедиции? Экипажей прошлых лет? Астронавтов других стран?
– Нет. Мы опросили почти семьдесят человек, побывавших на международной космической станции за последние пятнадцать лет. Никто из них не слышал о голосе.
– Что ж, вы сами ответили на свой вопрос.
– Был, правда, его предшественник, Константинопольский Дмитрий.
– Ах, батя! Наслышан, наслышан! Не человек – легенда!
– Шесть экспедиций на международную космическую станцию.
– Вы знаете, что с ним случилось?
– Знаю.
– Я слышал, он живёт затворником после того, как его списали.
– Списали?
– По медицинским показаниям. Не прошёл комиссию. Всё-таки шесть полётов, девять выходов в открытый космос не проходят даром для организма. Ресурс человека небескончен.
– Напротив. Ваши сведения неверны. Комиссии он прошёл. Он ушёл сам.
– Сам?
– Об этом не говорят. Засекреченная информация. Подал в отставку.
– Что же тут секретного? Устал человек, имеет право отдохнуть. Может выступать с лекциями, помогать растить молодое поколение.
– Нет, здесь дело намного деликатнее. Нельзя допускать огласки.
– Так вам известно, где он сейчас?
– Мы не отслеживаем всех космонавтов. Это не входит в наши задачи.
– Бросьте. Вы хоть и в штатском, но меня не обманете. По долгу службы вы должны знать всё и про всех.
– Да уж, профессор. Вас не обманешь.
– Так вы знаете?
– Знаю.
– И?
