© 2022 by Alicia Thompson. All rights reserved.
© Клемешов А.А., перевод, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Моей сестре Бриттани,
потому что я люблю тебя и потому что ты понимаешь.
В этой книге описана история, наполненная безрадостными воспоминаниями об одиноком детстве в родительском доме. Роман поднимает серьезные темы, касающиеся переживания горя, а также содержит упоминание о суицидальных мыслях. Хотя в ней много ссылок на тру-крайм[1], на ее страницах нет сцен насилия или жестоких убийств.
Очевидно, двухсотфунтовый письменный стол викторианской эпохи был создан не для того, чтобы его передвигали в одиночку. Вот только к нему не прилагалось ничего похожего на малопонятные инструкции из IKEA, где два приземистых парня с улыбками собирают мебель. Никаких предостережений, что не стоит и пробовать.
Я отступила на шаг, оценивая, как ремни крепят стол к крыше моей машины. Единственный предмет мебели, который я привезла с собой, выглядел чудовищно. Мой бывший домовладелец из Северной Каролины помог мне погрузить его, и именно по этой причине я добралась до Флориды одним махом, останавливаясь лишь ненадолго в зонах отдыха и Taco Bell[2] в Старке.
Если отстегнуть ремни, стол, вполне возможно, соскользнет с крыши. Я представила, как он расплющивает меня, словно пианино – героя мультфильма, пока я пытаюсь поймать его. Я могла бы опустить его вниз, прижимая к машине своим телом, и, как пингвин, пройти с ним по подъездной дорожке к дому.
Я обернулась и окинула взглядом старый дом моего отца, пустующий с тех пор, как он умер шесть месяцев назад в январе. Технически это жилище теперь принадлежало мне и моему младшему брату. Но я перестала чувствовать его своим лет с тринадцати, с того дня, как мы с мамой переехали, или даже раньше.
Мой брат Коннер, возможно, все еще бодрствовал, хотя цифры на экране моего телефона показывали два часа ночи. Он всегда был заядлым геймером и мог не спать часами, пытаясь пройти еще один уровень или победить финального босса. Но это было до того, как они с Шани съехались, до того, как после окончания колледжа он получил свою первую работу в колл-центре. В любом случае, я не собиралась писать ему СМС с просьбой помочь мне с такой ерундой, как стол.
Мы с Коннером не настолько близки. Мы недолго росли вместе. Когда наши родители развелись, он решил остаться с отцом, в то время как я уехала с мамой. К тому же он на семь лет моложе, ему двадцать три, хотя сам по себе этот факт не до конца объясняет его оптимистический пыл, так отличающийся от моего пресыщенного цинизма. Конечно, мы проводили вместе каникулы и некоторые выходные, но все же, думая о нем, первое, что я вспоминала, это как в шесть лет он ел кетчуп целыми мисками.
Я ввела в поиск на телефоне «как самостоятельно перенести тяжелую мебель» и просмотрела результаты. Объявления компаний по переезду, статья о том, как использовать ремни для перемещения, тележки и другое оборудование, которого у меня не было, еще пара статей, в основном сводящиеся к «не стоит этого делать».
– Нужна помощь? – У меня за спиной раздался голос. Я ойкнула, подскочила, в результате телефон вылетел из руки и с оглушительным треском ударился о тротуар.
Развернувшись, я оказалась лицом к лицу со случайным прохожим. Парень, конечно, стоял на тротуаре, на приличном расстоянии от меня, но все же. Он появился из ниоткуда. У него были темные взлохмаченные волосы, и он был одет в джинсы и футболку с огромной дырой на вороте. Мой взгляд переместился вниз, и я обнаружила, что он босой.
– Какого хрена? – буркнула я, больше из-за босых ног, чем из-за того, что он обратился ко мне.
Он сделал шаг назад, будто испугался, и засунул руки поглубже в карманы.
– Мне просто показалось…
– Показалось! – огрызнулась я и наклонилась, чтобы поднять телефон, у которого действительно треснул экран. Отлично! Результаты моего поиска ярко светились сквозь паутину трещин, и у меня мелькнула иррациональная мысль, что он их точно видел, что они вызвали его сюда с помощью своего рода бэт-сигнала[3] для жутких ночных парней, которые пристают к одиноким женщинам в пригороде.
И теперь он знал, где я живу. У меня возникло искушение вернуться в машину, доехать до местной заправки и посидеть на парковке, посмотреть один полный эпизод подкаста, затем несколько раз объехать квартал, прежде чем снова свернуть на подъездную дорожку. Хотя, честно говоря, именно этот подкаст, вероятно, сделал меня параноиком. И одна часть моего мозга разумно сознавала это, в то время как другая кричала: это именно тот сценарий, который два каких-нибудь гота-подкастера post-Evanescence однажды будут использовать для своего cold open[4]!
– Это не мой дом, – выпалила я.
Он моргнул, явно сбитый с толку. Чем дольше он стоял там с дурацким видом, с босыми ногами, тем безобиднее казался. Я отметила, что он всего на несколько дюймов выше меня и, скорее всего, мы с ним в разных весовых категориях, поскольку он очень жилистый и худощавый, тогда как я – довольно пышная.
Но ведь именно так парни, подобные ему, прорывают вашу оборону. Проявляя любезность, как убийца по кличке Зодиак[5], сообщавший, что у вас болтается колесо, и предлагающий его «починить» только для того, чтобы испортить вашу машину и взять вас в заложники. Или, изображая беспомощность, как Тед Банди[6] с его фальшивыми гипсами, который якобы был не в состоянии донести что-то до своей машины без посторонней помощи.
К черту это! Я предпочту, чтобы меня сочли грубоватой, нежели рисковать быть похищенной.
Парень указал на стол и произнес:
– Он выглядит тяжелым.
Должно быть, десять часов безостановочной езды взболтали мой мозг, потому что его слова заставили меня фыркнуть, а затем разразиться безудержным смехом. Все выглядело абсурдно: случайный лаконичный разговор, гигантский стол, пристегнутый ремнями к моей «камри», тот факт, что я вообще стою в два часа перед домом, о котором у меня осталось очень мало приятных воспоминаний. И на мне пижамные штаны, заляпанные кофе, потому что я решила, что одеться так, чтобы сразу по приезде завалиться в постель, – это отличная идея. Только я не учла свою ошеломляющую неспособность пить из кофейного стаканчика с нужной стороны.
– Чувак, – начала я, – ты рискуешь увидеть мой палец на спусковом крючке Mace[7] примерно через пять секунд, если не отойдешь.
Он смотрел на меня мгновение, будто собирался сказать что-то еще. И, возможно, пришло время перечитать «Дар страха»[8] еще раз, потому что я поняла, что бабочки в моем животе были не от беспокойства, а от… предвкушения. Как будто в выражении его лица появиласькакая-то тихая настороженность, которая пробила мою броню, и мне захотелось узнать, что он там увидел.
Но я просто развернулась обратно к столу и принялась демонстративно затягивать ремень, хотя это противоречило тому, что я пыталась сделать чуть раньше. Когда я оглянулась через плечо минуту спустя, парня и след простыл. Он исчез так же незаметно, как и появился.
Я прижалась лбом к крыше машины, мои руки, вцепившиеся в ножки стола, расслабились. Я так устала! И, поскольку дождя в ту ночь не предвиделось и вряд ли кто-то позарился бы на этот предмет мебели, я решила пойти в дом и лечь спать. А наутро, отдохнув и подзарядившись кофе, разобраться с этой проблемой.
Я схватила рюкзак с переднего пассажирского сидения, вытащила с заднего сумку побольше и заперла машину. Район, где жил мой отец, довольно старый, каким-то образом избежавший ассоциации домовладельцев, которые регулировали бы, например, уличное освещение, так что здесь было темно. Я бегло оглядела окрестности: с подъездной дорожки соседского дома смотрел на меня уличный кот, а в доме справа горел свет в единственном окне. Удовлетворенная тем, что вокруг никого, я направилась к входной двери папиного жилища.
Первое, что меня поразило, – это смесь запахов влажного полотенца, слишком долго пролежавшего на полу в ванной, и антисептика Windex, которым его пару раз опрыскивали. Должно быть, именно это имел в виду Коннер, когда сказал, что приходил раз в неделю убираться.
Место, конечно, не выглядело чистым. Я знала, что это не совсем вина брата. Наш отец был немного барахольщиком, не настолько ужасным, чтобы его пригласили в телешоу, но определенно склонный к скопидомству. Едва войдя в прихожую, я ушибла палец ноги о пластиковую ванну, наполненную журналами и почтой, а затем уронила метлу. Вся она была облеплена паутиной. Коннер точно ей не пользовался.
Я поставила сумки на первый же свободный участок пола, который смогла найти в гостиной. Комната отца находилась слева, но я ни при каких условиях не смогла бы там спать. Он не умер в ней, ничего подобного (у него случился сердечный приступ в бакалейной лавке, весьма скоропостижный, как сообщили нам врачи), но все же. То была папина комната.
Тем не менее я открыла дверь, просто чтобы заглянуть внутрь. Еще журналы, сложенные стопкой рядом с кроватью. Хотя некоторые из них рассыпались по полу веером. Что за страсть хранить журналы? Не думаю, что он так уж любил читать, зато обожал приобретать юбилейные номера, в частности, «100 величайших фильмов», «Вспоминая день Д» или «Фотографии, которые изменили мир».
Затем я осмотрела кухню, не ожидая ничего необычного, просто хотела убедиться, что там нет какого-нибудь открытого пакета с сахаром, который упал в кладовке и последние полгода привлекает муравьев. Открыв холодильник, я отметила, что внутри на удивление чисто, а на полке лежит большой пакет Kit Kats и двадцать четыре бутылки Mountain Dew.
К упаковке с напитком был прикреплен стикер, на котором небрежными заглавными буквам красовалось: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ОБРАТНО, ФИБИ!» Подписи не было, но, конечно же, ключи от этого места имелись только у одного человека. И только один человек любил Mountain Dew так сильно, что однажды его арестовали за попытку украсть с заправки вырезанную из картона двухлитровую бутылку высотой в шесть футов. Он тогда признался, что хотел заполучить ее для своей комнаты в общежитии.
Я улыбнулась про себя, покачала головой и закрыла холодильник. На самом деле очень мило, даже несколько приторно со стороны Коннера позаботиться обо мне. «Приторно» – ключевое слово, поскольку начни я питаться исключительно его подарками, через пять секунд заработала бы сахарный диабет. Утром мне придется пройтись по магазинам.
Но в данную минуту я была измотана, и все, чего мне хотелось, – это снять заляпанные пижамные штаны и лечь в постель. Я лишь надеялась, что папа оставил кровать либо в комнате брата, либо в моей детской. Коннер жил в этом доме дольше меня и уехал всего три года назад, когда перевелся из местного колледжа в другой в нескольких часах езды отсюда.
Зайдя в его комнату, я обнаружила, что он, вероятно, в какой-то момент забрал свою кровать. Или же отец от нее избавился. На стене все еще висел огромный плакат Red Dead Redemption[9], напоминавший, что здесь обитал Коннер. Старый стол был сдвинут в угол, на полу – пара корзин для белья, наполненных чем угодно, кроме белья, и детали компьютера, лежащие так, будто кого-то прервали посреди процесса сборки.
Увиденное подействовало на меня странным образом. Я ясно представила отца, работающего с этими деталями, пытающегося объяснить Коннеру, как они сочетаются друг с другом, раздраженного тем, что брат продолжает задавать вопросы о каком-то аспекте, который папа не удосужился объяснить.
Насколько я знала, все происходило совсем не так. Но на мгновение я увидела это так отчетливо, словно он все еще был жив и находился в этой комнате. Мой папа, мягко улыбаясь, описывает, как работает микропроцессорный чип или что-то в этом роде. Мой папа швыряет материнскую плату через всю комнату, и та оставляет вмятину в гипсокартоне, а он кричит Коннеру, чтобы тот слушал, просто, черт возьми, слушал.
Я глубоко вздохнула, прежде чем открыть дверь в свою старую комнату. Я не переступала этот порог много лет, с тех пор как мне исполнилось пятнадцать и я объявила, что больше не буду приезжать сюда на выходные. Отец был не из тех, кому нужен домашний тренажерный зал или даже комната для гостей, поскольку он избегал большинства физических нагрузок и никогда не принимал посетителей. Я понятия не имела, что меня в ней ждет.
Оказалось, ничего не изменилось. Моя двуспальная кровать с каркасом из кованого железа, сине-желтое стеганое одеяло из Walmart, стены, выкрашенные в черный цвет, коллажи с глазами, которые я вырезала из журналов и развешивала повсюду. Письменный стол, за которым я проводила большую часть своего времени, болтая с друзьями за ноутбуком, как и прежде стоял в углу. Ваза с засушенными цветами на моем комоде, стопка DVD с моими любимыми фильмами. Так вот куда делся мой экземпляр Hathers[10]!
Я нашла несколько простыней в бельевом шкафу – от них исходил стойкий запах нафталина и запущенности, но они определенно выглядели лучше той, что сейчас была постелена на кровати. Затем внесла свои сумки, бросила их на пол и постаралась как можно быстрее почистить зубы и лечь спать.
Последнее, что я сделала перед тем, как выключить свет, – сорвала со стен все до единого коллажи с глазами. Если бы мне пришлось иметь дело с отвергнутыми America’s Next Top Model[11], которые пялились на меня сверху вниз, пока я сплю, мне бы снились кошмары о том, как Тайра пытается вывести меня из себя, обесцвечивая мои брови.
Полежав в постели несколько минут, я снова села, включила лампу на прикроватной тумбочке и полезла в рюкзак за своим ежедневником, куда записываю все свои наблюдения для диссертации.
Встреча со странным мужчиной третьего июня, около двух часов ночи. Белый, рост пять футов девять дюймов, слегка неопрятный, лохматые каштановые волосы. Рваная футболка, джинсы; без обуви. Происхождение и пункт назначения неизвестны, предположительно ночной бродяга.
Я пожевала кончик ручки, размышляя, стоит ли мне включать какие-либо другие подробности. Было слишком темно, чтобы определить цвет его глаз. Его голос был глубоким, с хрипотцой, почти… Но я не могла такое написать. Если бы мое тело было найдено в лесу за домом и следователи оказались бы достаточно компетентны, чтобы провести тщательный анализ этой записной книжки, я бы не хотела, чтобы некоторые слова усложняли повествование. Такие, как «неотразимый» или, боже упаси, «сексуальный». Я положила блокнот на прикроватную тумбочку и выключила лампу.
На следующее утро меня разбудил телефонный рингтон, из тихого механического звука постепенно переросший, по ощущениям, в сирену, объявляющую о ядерной атаке. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что экран представляет собой путаницу линий паутины, и еще больше времени, чтобы вспомнить события прошлой ночи. Я так долго тупо пялилась на телефон, открыв лишь один глаз, что упустила звонок.
Невозможно было даже понять, кто это, учитывая стратегическое расположение самой большой трещины. Но затем раздался стук во входную дверь в ритме «побриться и постричься – два бита»[12], настойчивый и бесцеремонный, и я застонала. Коннер. Этого следовало ожидать.
Тем не менее я на всякий случай прихватила из шкафа свою старую электрогитару. Если на пороге окажется незваный гость, я всегда смогу стукнуть его инструментом… или, по крайней мере, играть на расстроенной гитаре When I Come Around[13], пока он не уйдет.
Распахнув дверь, я обнаружила на крыльце Коннера в смехотворно больших солнцезащитных очках и с дурацкой ухмылкой.
– Привет! – произнес он с излишним энтузиазмом. – Что за гитара?
Я прислонила инструмент к спинке дивана.
– Да просто… – промямлила я, открывая дверь шире, чтобы впустить его. – Я приехала поздно, так что тут бардак.
– Ну, Фиби, я и не ожидал, что ты сотворишь чудо за ночь, – усмехнулся Коннер. – А что это за стол?
Я посмотрела через плечо Коннера на свою машину, ожидая увидеть на ее крыше восемь резных деревянных ножек, по четыре с каждой стороны, с набором выдвижных ящиков и полкой. Однако письменного стола там не было.
Его перенесли прямо к дому, разместив под козырьком гаража. И если только письменный стол в викторианском стиле каким-то образом не обрел способность самостоятельно передвигаться, переместить его мог лишь один человек: ночной бродяга.
(Уличный Сталкер? Полуночный Грузчик? Босоногий Мясник? Будем надеяться, что последний вариант точно не окажется верным.)
– Это очень странный район, – проговорила я невпопад. – Заходи.
Запирая дверь, я улучила минутку, чтобы понаблюдать за Коннером, пока он осматривал гостиную. Он выглядел более мускулистым, чем я помнила. Интересно, занимался ли он спортом? Мысль о том, что мой младший брат достаточно взрослый, чтобы иметь абонемент в спортзал, казалась странной. Но потом я заметила татуировку на его икре – Crash Bandicoot[14] в классической позе, которую он принимал, оглядываясь через плечо, если вы слишком долго бездействовали. Ну да, это больше походило на Коннера, которого я помнила.
Был момент, когда мы могли обняться. Это было бы наиболее естественно в самом начале, когда повисла небольшая пауза, прежде чем разговор возобновился. Коннер повернулся ко мне с улыбкой, а я потянулась за одним из папиных журналов в коробке у двери.
– Откуда все это? – поинтересовалась я. – Неужели его обманом заставляли подписываться на каждое издание?
Коннер пожал плечами:
– Он много брал с бесплатного столика в библиотеке. Ему нравилось вырезать статьи, которые казались интересными.
Я пролистала страницы. И, разумеется, обнаружила несколько аккуратно вырезанных прямоугольников и неровный гребень в месте склейки, там, где были вырваны целые листы. Я бросила журнал обратно на коробку.
– Я переписывалась по электронной почте с женщиной из агентства недвижимости, – сообщила я. – Она рекомендовала нам постараться подготовить дом к продаже к середине июля, учитывая, что люди, вероятнее всего, захотят купить жилье к тому времени, когда их дети пойдут в школу. Значит, у нас есть около полутора месяцев, чтобы навести порядок.
Коннер оглядел царящий вокруг хаос, его взгляд скользнул от старой посуды, оставленной на приставном столике, к вороху белья в центре комнаты и смятым картонным коробкам, втиснутым между диваном и стеной. Я не могла понять, для чего отцу было нужно так много вещей, столько бесполезного хлама и откровенного мусора, и внезапно почувствовала, что начинаю злиться на Коннера за то, что он раньше не ухаживал за домом. Не заботился о нашем отце, который, как ни крути, всегда был больше его, чем моим.
Наконец Коннер снова повернулся ко мне, состроив утрированную гримасу отвращения, которая почти заставила меня улыбнуться. Почти. Я еще не пила кофе.
– Знаешь что? – предложила я. – Дай мне пятнадцать минут – принять душ и одеться, а потом можем перекусить и придумать план действий. Согласен?
В итоге мы зашли в расположенный неподалеку Waffle House[15]. В этом месте было нечто успокаивающее, нечто незыблемое. Я сразу же почувствовала себя куда комфортнее, отмораживая задницу в кабинке этого кафе, сидя напротив своего брата, пока мы оба вглядывались в засаленные меню, точно собирались выбрать нечто отличное от того, что брали обычно, находясь в этом старом заведении.
– Ну, – проговорила я после того, как мы сделали заказ, – как дела у Шани?
Лицо Коннера просияло. Он так сильно любил свою девушку, что это практически вызывало у меня тошноту. Я не горжусь этим, но я даже отключила уведомления о новых постах Коннера в социальных сетях в месяц их годовщины, потому что он каждый день писал о том, что еще он в ней любит. Как мило морщится ее носик, когда она смеется. Как она готовит масала доса по рецепту своей матери-индианки. Что она всегда рядом с ним… Список можно продолжать и продолжать.
Он даже придумал хэштег. Не то чтобы #Shanielove было невероятно креативно, но тем не менее. По-настоящему вывела меня из себя фотография, где он написал хэштег горчицей на хот-доге в память об их пятом свидании на бейсбольном матче. Кто вообще помнит, куда они ходили на пятое свидание?
– Замечательно! – воскликнул он. – Ей осталось проучиться еще один год в школе медсестер. Она сказала, что ей очень понравилось работать в неврологическом отделении, но там не так много работы, поэтому она просто максимально наберется опыта и уйдет оттуда.
Его нога подпрыгивала под столом со скоростью мили в минуту. Эту его привычку, сигнализирующую, что он чем-то взволнован, я помнила с тех пор, когда он был ребенком. Ему не терпелось сказать что-то еще, я это чувствовала.
– Хорошо… – протянула я, прощупывая его. Может быть, они с Шани думали о переезде после того, как она выпустится? Но тогда непонятно, почему бы просто не сообщить мне об этом. Я планировала пробыть во Флориде ровно столько, чтобы привести в порядок и продать папин дом, так что для меня не имело значения, останется Коннер или тоже уедет.
Черт, неужели Шани беременна? Но тогда он не стал бы говорить о ее учебе и перспективах работы, верно?
– Я собираюсь сделать предложение! – выпалил Коннер и достал из кармана темно-синюю бархатную коробочку, сразу же открыв ее и впихнув мне в руки. Боковым зрением я увидела, как единственный гость в зале оторвался от своей газеты, и моя рука метнулась, чтобы быстро захлопнуть коробку.
– Господи, – громко зашептала я, – убери это, пока все не подумали, что ты делаешь предложение мне.
– Прости, – пробормотал он и снова открыл коробочку, чтобы еще раз взглянуть на кольцо, прежде чем сунуть ее обратно в карман. – Я продал свою систему виртуальной реальности, чтобы купить его. Оно стоило четыреста баксов, но я купил за триста пятьдесят, и они бесплатно переложили его в более симпатичную упаковку.
– Это здорово, – поддержала я. Мой голос прозвучал менее бодро, чем мне хотелось. Не то чтобы я не была рада за своего брата, но новость обрушились на меня внезапно. Все случилось очень быстро. – Ты не думаешь, что тебе стоит подождать? Пока ты не станешь… старше?
Меня саму внутренне передернуло, когда я произнесла это, но Коннер, похоже, не обиделся.
– Нет, – покачал он головой. – Мое сердце полностью принадлежит Шани. К чему мне ждать и держать это в тайне?
В этот момент подошла официантка с нашей едой, и Коннер пустился в рассуждения о том, что бекон настолько пережарен, что может стоять сам по себе. Официантка, сухо спросившая, не нужно ли его переделать, через секунду уже смеялась вместе с Коннером, когда тот шутливо продемонстрировал, как бекон марширует по тарелке. В этом весь мой брат.
Однако я не могла понять, почему его слова так потрясли меня. Неужели просто из-за беспокойства, что он действует импульсивно? Не думаю. Он казался мне слишком юным, потому что едва окончил колледж, но, с другой стороны, они с Шани встречались с выпускного класса средней школы, так что их отношения имели давнюю историю. Если отбросить мою спонтанную реакцию, Шани, с которой я пару раз встречалась, мне очень даже нравилась, и они с моим братом действительно выглядели счастливыми вместе.
Что, если я завидовала? Мои последние отношения даже нельзя было по-настоящему назвать отношениями. Я подцепила парня, в которого была влюблена еще на первом курсе, – безупречно красивого светловолосого Адониса, изучавшего «Беовульфа» (первый звоночек) и несколько раз звавшего меня к себе для секса (еще один сигнал, я полагаю), прежде чем начать вести себя так, словно я призрак.
Но это задело мою гордость, а не сердце. И я думаю, что именно фраза брата: «забрала мое сердце целиком», засела во мне глубоко, словно заноза. Отдавала ли я когда-нибудь кому-нибудь или чему-нибудь всю себя? Хотела ли я этого вообще?
– Ты собираешься есть яичные белки? – спросил Коннер, уже занеся вилку над моей тарелкой.
Мелочная часть меня хотела сказать «да», но он знал, что я заказала глазунью только для того, чтобы макать тост в желтки, а остальное проигнорировать. Он называл это «Глазунья без глаз».
Я пододвинула к нему свою тарелку.
– Ты мог бы, по крайней мере, подождать, пока я закончу есть, – заметила я, когда он начал отделять белки от желтков и перекладывать их себе.
– Но тогда они уже не были бы такими горячими, Фиби, – возразил он, подняв брови домиком.
– Итак, – спросила я, – когда же ты собираешься сделать предложение?
– Дело не столько в том, когда, сколько в том, как, – заявил Коннер, откусывая кусочек яйца.
Я подождала, пока он дожует, затем покрутила кистью, призывая его продолжать.
– Ладно… в таком случае – как ты планируешь сделать предложение?
– В том-то и дело, что я не знаю! – воскликнул Коннер. – И поэтому не знаю когда. Это должно быть эпично, вроде вирусного видео с кликбейтным заголовком типа: «вы-не-поверите-что-произошло-дальше-жесть-он-крут», настолько эпично.
Мне казалось, что самый быстрый способ добиться подобного эффекта – это сделать так, чтобы все эпически пошло не так, но я не произнесла это вслух.
– Дорожка из лепестков роз, ведущая ее к какому-нибудь значимому месту, – предложила я.
– Банально.
– Попроси дайвера в аквариуме подержать табличку с предложением.
Коннер печально улыбнулся:
– Шани ненавидит черепах.
– Надписи в небе?
– Я думал об этом, – кивнул он. – Слишком дорого.
Очевидно, подобные мероприятия не были моей сильной стороной. Я никогда никому не делала предложения, и уж тем более никто не делал его мне. Я даже близко к этому моменту не подходила. И сама идея выставить себя на всеобщее обозрение или чтобы кто-то другой сделал это, ради публичного отклика… Я бы предпочла такого рода ужасам просмотр абсолютно мрачного эпизода «48 часов»[16]. Например «Кошмар в Напе», где убийцей девушки оказался муж ее соседки по комнате, тот самый парень, который дал интервью, полное сочувствия, за сорок восемь часов до того, как выяснилось, что это был он.
– Подожди. – До меня наконец дошел смысл сказанного Коннером. – Шани ненавидит черепах?! Не акул, медуз или угрей, а черепах?!
– У них нет плоти внутри панцирей, – объяснил он, – их панцирь и есть их тело. Ее это бесит.
– Понятно. – Я отбросила эту информацию, прежде чем перейти к животрепещущей теме, которую требовалось обсудить. – В общем, как я уже говорила, я связалась с агентом по недвижимости. Она считает, что мы никак не успеем сделать дом идеальным в нужные сроки, поэтому мы должны просто отмыть его, привести в порядок, насколько сможем, и быть готовыми продать его по заниженной цене. И мы должны быть осторожны, чтобы не вложить в него слишком много денег, потому что после того, как будут выплачены папины долги, останется не так уж много.
Брови Коннера сошлись на переносице.
– Какие еще долги?
– По кредитной карте, которая, похоже, предназначалась в основном для покупок в телемагазине. – Я сделала паузу. – Кредит на твое обучение.
– А-а, – кивнул Коннер. – Точно.
Меня немного убило, что он вообще не выказал по этому поводу ни чувства вины, ни огорчения. Когда наши родители развелись, выяснилось, что каждый условился взять на себя финансовое обеспечение ребенка, находящегося под его постоянной опекой. Однако в то время, как мама отказалась платить за мое образование, заявив, что мне восемнадцать и я должна начинать самостоятельно о себе заботиться, папа согласился на оплату обучения Коннера в бакалавриате.
– Дело в том, – продолжила я, – что мне необходимо закончить мою диссертацию этим летом, чтобы защититься осенью. У меня не будет финансирования, если я затяну с этим. Знаю, у тебя новая работа, так что не жду, что ты будешь приходить каждый день или что-то в этом роде… но мне действительно нужно, чтобы ты выкраивал время на выходных, чтобы помогать. Договорились?
– Конечно, доктор Уолш, – проговорил Коннер. – О чем твоя диссертация?
Я сделала большой глоток остывшего кофе.
– Я еще не доктор. Пишу о тру-крайме как жанре. – Такое объяснение я обычно даю, когда просто не хочу вдаваться в подробности. – Отношения между автором и объектом, наше отношение к серийным убийцам как к явлению. Что-то в этом роде.
– Жизнерадостно, – усмехнулся Коннер. – Ты собираешься доедать эту вафлю?
Я отправила в рот еще кусочек.
– Отвали, братец. Остальное – мое.
Вопрос о том, что делать с гигантским письменным столом, поднял свою уродливую голову, как только мы вернулись домой. Стол все еще стоял рядом с входной дверью. Я подумала, что должна испытывать облегчение, что услуги Полуночного Грузчика не включают взлом и проникновение.
В гостиной имелся укромный уголок, идеального размера для того, чтобы поставить пианино, будь у нас соответствующая семья, но вместо этого отец разместил там старое кожаное кресло и завалил его всякой всячиной. Я попросила Коннера помочь перетащить кресло на середину комнаты, а на его место задвинуть письменный стол.
– Разве мы, – фыркнул Коннер, когда мы с трудом втиснули стол в дверной проем, – не должны наоборот выносить вещи?
– Этот кусок дерева – единственная вещь в мире, которую я люблю, – ответила я, прежде чем разразиться яростным проклятием оттого, что мой палец оказался зажат между столом и стеной. Осмотрев покрасневший сустав, я задумалась, как тяжело будет печатать сломанным пальцем, прежде чем боль притупится и пройдет. – Кроме того, он нужен мне для работы.
Я собралась закрыть входную дверь, но вдруг заметила парня, идущего по тротуару. Не просто парня! Того самого парня. Полуночного грузчика.
Как раз в тот момент, когда я замерла в дверном проеме, с сердцем, выпрыгивающим из груди, он поднял взгляд. При дневном свете он выглядел чуть более презентабельно – брюки цвета хаки, белая рубашка на пуговицах, каштановые волосы, похоже, причесаны, и он определенно был в обуви. Поскольку я продолжала пялиться на него, он поднял руку в приветственном жесте.
В ту же минуту я захлопнула дверь так резко, что моя старая гитара завибрировала низким, бесцветным гудением.
– Что случилось? – спросил Коннер.
– Это он, – пробормотала я, подходя к окну, чтобы раздвинуть жалюзи и выглянуть наружу. – Парень, который вчера вечером перенес мой стол.
– Э-э, – промычал Коннер, – разве мы только что не сделали это сами? Или у тебя есть еще один?
– Нет, – нетерпеливо ответила я, не испытывая ни малейшего желания вдаваться в подробности. – Этот стол был закреплен на крыше моей машины. Должно быть, этот человек снял его и принес к дому.
– Довольно мило, – проговорил Коннер. – Очень по-соседски.
– Он не… – начала я, но замолчала, увидев, как парень садится в грузовик, стоящий на подъездной дорожке соседнего дома, и задним ходом выезжает на улицу. Хм-м. Он оказался соседом.