Альвдис Н. Рутиэн
Между

Полная версия

Кромка легенд: Араун

Давай, я начну как сказитель: далеко-далеко на севере… а точнее, не очень далеко на северо-западе есть остров Скай. И где-то там есть вход в Страну Теней. К Скатах.

Она сама и есть – Тень.

Мир Теней не похож на Аннуин. У нас неживое оживает, и всё легко превращается во что угодно. У Скатах не так. Там встречаются со своей тенью.

Не спрашивай меня, что там происходит. Я не знаю. И не узнаю никогда. Мне чужд ее мир, как ей – мой.

Но речь о другом. К Скатах приходили учиться многие герои. Люди говорят, что эти полубоги учились там боевым приемам. Люди ошибаются. Они просто не могут понять, чему учит Скатах, – и придумывают что-то свое, близкое.

Марх, у вас, у полубогов – плоть людей. Хрупкая и слабая, как у обычного человека. И в нее заключены силы магии, власти – как у любого божества. Вы можете играть пространствами и временами… кидать во врага скалы, опустошать за один пир все запасы королевских подвалов, дарить своей любовью по пятьдесят женщин за ночь… но смертная оболочка не выдерживает этого и рвется, как тонкая сума, которую нагрузили слишком тяжело.

Ты не задумывался, почему большинство героев гибнут молодыми? Они один на один выходят биться с армиями, а потом умирают от пустяка. Или без причины кончают с собой.

Но Скатах помогает полубогам сделать сильнее их человеческое тело. Прожить дольше – и отнюдь не потому, что они хитрым боевым приемом одолеют очередное чудовище.

– Итак, мне надо скакать на Скай.

Араун кивнул:

– Римляне придут и уйдут, но Аннуин…

– Касваллаун говорит иначе. Римляне убивают богов – там, за морем.

– Не стану спорить, – устало вздохнул Король-Олень. – Я скажу тебе одно: ты нужен Касваллауну, но Аннуину ты нужнее.

– Я понимаю. Я отправляюсь на север.

Марх встал. Несколько мгновений он размышлял, прикусив губу. Нахмурился:

– Сколько я буду там учиться? Что будет, если за это время придут римляне?

Араун ответил честно:

– Не знаю. Но в одном уверен: если ты-человек умрешь сейчас, собирая для Касваллауна армию, это будет нашим поражением.

Кромка теней: Марх

Чем больше спешишь, тем дальше ты от цели. Спокойно, неторопливо приближаясь – достигаешь быстро.

Требуя – будь уверен, что не получишь желаемого. Требуя яростно – получишь прямо противоположное.

Требуя мира, достигнешь войны. Готовый к войне – проживешь в мире.

Чем слабее враг, тем он злее. Обладающий безмерной силой – редко пускает ее в ход.

Глупец возводит свое невежество в достоинство. Тот, кто признается в незнании, – по меньшей мере мудр. По большей – знает глубоко.

Чем сильнее мы любим человека, тем большую боль способны причинить ему. Никто так не чужд нам, как родные. Самое сокровенное мы расскажем случайному знакомому.

Чтобы перестать мерзнуть, надо сбросить одежду. Чем больше ешь, тем ты голоднее. Чем большим ты обладаешь, тем большего тебе недостает.

…Что-то еще я забыл. Насчет жажды над ручьем. Не помню точно.

А при чем тут ручей? Скажем так: чтобы попасть на остров, не надо плыть через пролив.

* * *

Безмолвные стражи Скатах. Кто они? Кто видел их облик?

Они – тени. И облик их – лишь тень пришедшего. Тень его тела. Тень его стремлений. Тень его страхов.

Коротышки или исполины, призрачные или темнее ночи, свирепые или бесстрастные – они меняли обличье по законам, ведомым только им. И их госпоже.

…Барды пели, что Скай от остальной Альбы отделяет Мост-Лезвие, убивающий недостойных или в лучшем случае отбрасывающий их назад. Барды чуть-чуть ошибались: этот мост действительно был, и он соединял Скай… с тенью Ская. С царством Скатах.

Стражи услышали топот копыт. Сюда мчался очередной герой. Сумерки у моста сгустились, чтобы принять обличье тени того, кто дерзнет вступить на Мост-Лезвие. Стражи были готовы, как всегда… но не успели.

Вороной конь, будто черная молния, одним прыжком перемахнул с берега на берег. Из мира в мир.

Воитель без тени страха.

Без тени.

Стражи Ская не решались приблизиться к такому гостю. Да и нет смысла подходить в обличье тени доблести или тени чести: придется уменьшиться настолько, что любой круитни покажется великаном. То ли дело – тень тщеславия, тень зависти, тень подлости: даже если ты сначала очень маленький, всегда есть надежда вырасти выше башни королевского замка.

Скатах пришла к нему сама. Но и она не знала, какой облик ей принять – юной прекрасной воительницы или старухи-ведуньи. Она пришла к Марху в своем истинном обличье.

Смутная тень, не имеющая твердых очертаний.

Марх не стал менять облик. В мире теней не было разницы, на двух ногах он стоит или на четырех.

– Ты учишь полубогов искусству боя, Скатах.

– Ты за этим пришел ко мне? Учиться?

– Нет. Мне нужно войско. Войско жрецов, способных одолеть римлян. Одолеть не их рати: их веру.

– Ты полагаешь, я взращу для тебя сотни героев?

– Нет. Я пришел за бо́льшим. Мне нужно знание, как дать им эту силу. И как самому остаться живым. Живым человеком.

– Человеком? Но это мешает тебе. Мешает сейчас. Будет еще сильнее мешать потом. Сбрось оковы плоти. Возьми свою силу сполна.

– Нет.

– Что ж… Я могу передать тебе эту силу – так, как передают ее ирландские королевы. Осмелишься ли взять?

– Да.

– Ты не боишься?

– Нет.

– Что ж… как могло случиться, что в мой мир проник человек без тени?

– Быть может, я сам себе тень, Скатах. Я сын богини, я бренин Аннуина, я пахал на Нинниау и Пейбиау, и всё-таки я был и остаюсь человеком. Я могу мчаться над мирами, и богини будут вплетать молнии в мою гриву – но я предпочту жить в человеческом доме и жечь торф в очаге.

– Так ты любишь игру тенями, Марх? Ты любишь тени?

– Наверное.

– Тогда иди ко мне, Марх. Иди и возьми силу и мудрость Скатах.

…Она была туманом, а он – лучом, пронзающим серую мглу.

…Она была океанской волной, а он – кораблем, рассекающим ее.

…Она была бурей, а он – несокрушимым утесом на ее пути.

…Она была тучей, он – молнией.

…Она была яростью битвы, он – торжеством победителя.

…Она была тайной, страшащей душу, он – ясным разумом, срывающим покровы неведомого.

Кромка тени: Марх

Благодарю тебя, Скатах.

Теперь я знаю, как достигнуть цели. Нет, я не найду слов для этого. Попроси меня рассказать – я смешаюсь и собьюсь.

Но никому мои слова и не нужны. Это то знание, что позволяет найти дорогу в темноте. Пройти по ночному лесу, не напоровшись ни на один сучок.

Этому нет имен… как в языке людей не найдется слов, чтобы рассказать о том, что было меж нами. Любые слова будут ложью.

Теперь я просто знаю: я пройду сквозь все курганы – и выйду живым. Выйду – человеком. Всевластие бога не поглотит меня.

Кромка яви: Скатах

Ты думаешь, у тебя нет тени, Марх? Ты думаешь, если мои стражи разбежались было от тебя, как зайцы от ястреба, то встреча со своей тенью тебе не грозит?

Ты ошибаешься, Марх.

У всего на свете есть тень. Ибо всегда в любом мире тенью благородства будет подлость, тенью прямоты – ложь, тенью верности – измена.

Или наоборот. Тенью ненависти – доброта.

И белый будет тенью черного в одном из миров. В другом мире – наоборот.

Пройдись по берегу Ская, Марх. Мой прекрасный вороной жеребец, взгляни на свое отражение.

…Он тоже прекрасен, не правда ли? И бел как снег. Прекраснее тебя… глаз не оторвать.

Белый конь. Твоя тень.

Вы будете похожи, Марх, похожи до невозможного – как только и бывают похожи человек и его тень.

Вы станете противоположностями во всем остальном, как только и бывает с тенью.

Я вижу ясно: белый конь будет только твоей тенью. Не более.

Слово Скатах.

Марх склоняет передние ноги:

– Госпожа моя, скажи, кто это! Молю тебя.

Сумрак колышется:

– Я не знаю имен. Но ты встретишь его. Рано или поздно.

– И что тогда?

– Все воители, что пытались сразить свою тень, поражали самих себя.

– Значит, не биться?

– Тогда Тень тебя одолеет.

– Биться – самоубийство, а не биться – поражение. Неужели нет выхода?

И Марх чувствует, что сумрак улыбается.

Конские губы не созданы для улыбки, но король Корнуолла улыбается в ответ. Какая разница, как при этом выглядит конь. Это ведь только облик.

– Ладно. Встречусь с тенью – разберемся.

Кромка берега: Марх

Домой!

В мир яви. Хватит мне этой игры теней… только у Скатах понял, насколько я – человек. Мой мир – тот, где светит солнце и воют ветра.

Я сейчас силен настолько, что мог бы, кажется, весь Прайден поднять… но это потом. То есть не Прайден поднимать, а давать волю силе – потом. Сейчас войны нет, я слышу. Время для силы еще не пришло. Сейчас спят курганы темные. Пусть курганы немного поспят. Еще успеем навоеваться.

Сейчас я просто хочу пройтись по земле. Ощущать травы и влажную почву под босыми человечьими ногами. Никакого конского облика. Никакого бега по мирам. Медленно идти, вслушиваясь в запахи, дыша соленым ветром.

Я сын богини. Я вырос в морских волнах. Я бился с Кабаном и победил, я любил Скатах и был одарен могуществом.

И лишь обретя ту мощь, которой позавидуют иные боги, я могу сказать, что это великое счастье – быть человеком.

Выбрать это самому.

* * *

Марх с наслаждением пересек пролив, отделяющий земной Скай от берега, – пасынок Манавидана и безо всякого чародейства плавал великолепно.

Вышел на берег, нарыл съедобных корней, поел.

И вслушался в землю – играть в то, что ты обычный человек, было очень приятно, но в Прайдене война, и бренину Аннуина сейчас не время расслабляться.

Война?

Нет.

Всё было мирно. То есть – не всё, что-то не так… но битв нет, это точно.

Значит, можно еще немного отдохнуть по-человечески. Идти пешком, а не скакать по-над мирами.

Он уходил всё дальше в холмы Альбы и уже думал о том, чтобы найти лог посуше и там заночевать, как вдруг увидел внизу костер. И одинокую фигуру подле.

Марх поспешил спуститься.

Шел он почти бесшумно, а человек у костра сидел спиной, и сын Рианнон уже хотел окликнуть его, как вдруг бритт обернулся со словами:

– Здравствуй, король Марх.

Тот остановился:

– Ты меня знаешь?

В голосе незнакомца звучала улыбка:

– Да и ты меня. Последний раз мы виделись в Каэр-Ллуде.

Марх всмотрелся – это было непросто: бритт сидел спиной к огню, отчего темный абрис его тела золотился по самому контуру.

Низкорослый – Марху не более чем по плечо, а сын Рианнон отнюдь не мог похвастаться ростом. Узок в плечах. Если бы не голос и не спокойный, уверенный тон, выдающий мужа, прожившего много лет, – его можно было бы принять за подростка.

Но нет, это не мальчик. Это один из круитни, древнейшего народа Прайдена. При свете наверняка будет видно, что всей одежды на нем – килт, тело покрыто рисунками, нанесенными синей вайдой, и на шее его – золотой торквес вождя.

Марх присел у огня, спросил:

– Ты говоришь: «последний раз»? А где и когда был первый?

Пикт снова улыбнулся:

– Меня зовут Ирб. Не помнишь? Совсем?

Кромка времен: Ирб

Короли Альбы приходят и уходят… они как листья на дереве. То синие от вайды круитни, то рыжие скотты. Мудрые и нет, властные и глупые, жестокие и… гм, жестокие по делу. Без жестокости не останешься королем, а свой король, каким бы он ни был, всегда лучше захватчика.

Век короля недолог, и потому так сладок он. Они торопятся погибнуть в боях. Не помню короля, умершего от старости.

Они как листья на дереве, а я – его ствол.

Я хорошо помню Мейрхиона, рыжего пирата. Из пиратов иногда получаются хорошие, просто превосходные правители.

Во всяком случае, самый верный способ обезопасить себя от пиратов, – это завести своего.

Марх сощурился. Что-то очень дальнее всколыхнулось в его душе. Еще до жизни в море…

Но вслух он сказал:

– Прости, но не помню.

– Зато я помню, – снова улыбнулся Ирб. – Я помню тебя ребенком. Я был советчиком твоего отца.

Он протянул Марху бурдюк:

– Выпей.

Тот отпил:

– Вкуснотища. Откуда? Что это?

– Это вересковый мед. Сам варю. Нравится?

– Еще бы! Никогда не пил ничего подобного.

– Вот уж не удивительно, – Ирб помрачнел. – Из вереска напиток забыт давным-давно…

Марх тоже посерьезнел, вслушался:

– Ирб, ты ждал меня. И не затем, чтобы угостить медом или напомнить мне о светлых годах детства. Зачем ты встречаешь меня?

Круитни вздохнул:

– Ты пей, Марх, пей. Этот мед крепче, чем кажется. Тебе сейчас надо хорошо выпить.

– Говори! – рявкнул бренин Аннуина.

– А ты послушай Прайден.

– Но ведь войны нет, я же знаю!

– Нет, – кивнул Ирб. – Сейчас войны нет.

– Она… была?! За то время, что я провел у Скатах?

– «То время»… Сколько, по-твоему, прошло времени, Марх?

– Месяц… нет? Сколько?

– Три года, – горько вздохнул Ирб. – В Каэр-Ллуде мы виделись три года назад.

Кромка прошлого: Ирб

Пей, Марх, пей. Выслушивать такое без хмеля – слишком жестоко.

Этот равный богам римлянин пришел через год. Войск у него было вчетверо больше против прежнего. И сила его возросла… нечеловеческая сила.

Ты, Марх, рожден богиней. Этот римлянин – людьми. Но божественной силы в нем больше, чем в тебе. Думаю, ты об этом знаешь. Иначе зачем бы ты пошел к Скатах?

Да, конечно, рассказываю дальше.

Касваллаун вышел против него. Войск у нас было не меньше, но наш бренин не рассчитывал на битву. Бритты нападали, удирали, снова нападали… за собой они сжигали всё.

Как римляне смогли прокормить свою армию – я не знаю. Касваллаун не оставлял им ни зернышка. И любой отряд, который римляне высылали вперед, был перебит.

И всё-таки они шли.

Срез прошлого: Касваллаун

Итак, они вышли к Каэр-Ллуду. Вышли, несмотря ни на что. И завтра попробуют захватить броды.

Добраться сюда по воде они не смогли: я недаром приказал вбить колья в дно реки. И корабли римлян как-то слишком удачно на них напоролись… а прилив потопил то, что не доделало острое дерево.

Вран, это ты помог с рекой? Я давно не верю ни в удачу, ни в случай – и если река подле твоего города вдруг топит вражеские корабли, то я почти не сомневаюсь: это была твоя сила. Ты помог не мне, убийце твоего сына. Ты помог Британии.

Я бы на твоем месте сделал то же самое.

Ты мне, разумеется, не ответишь, твоя ли воля заставила реку погубить римские суда. Ты не станешь разговаривать с убийцей сына. И я не стремлюсь говорить с тобой. Мы же не деревенские соседки, чтобы болтать. Мы кровники… кровные враги друг перед другом и почти кровные побратимы перед Британией. Хитрое это слово – «кровник».

…И уж всяко смешалась кровь, которую ты и я пролили за Британию.

Бендигейд Вран, вечный Верховный Король Британии, ответь мне лишь на один вопрос: почему нет Марха?!

Он любит Британию, как я и ты, он обещал мне войско жрецов… ТАК ПОЧЕМУ ЕГО НЕТ?!

Я бы скорее поверил в то, что Манавидан нам поможет, чем в то, что Марх нас предаст!

…Молчишь. Да, ты прав: это неважно. Это уже неважно. Какие бы причины ни задержали Марха – его нет. Он не смог сдержать слова.

Римляне были разбиты рекой, но большая часть их войска прошла по суше.

И завтра они пойдут на штурм бродов.

Всё остальное уже не имеет смысла.

– И что?! – Марх едва ни прожигает Ирба взглядом.

Пикт вздыхает:

– Ты помнишь Андрогея?

– Нет. Кто это?… впрочем, погоди. Он племянник Врана, так?

– Так, – снова вздыхает круитни.

– И что он наделал?!

– В битве за броды он ударил Касваллауну в спину. Нашему бренину пришлось отбиваться с двух сторон.

– Но почему?!

Ирб понял вопрос Марха:

– Потому что Андрогей решил, что ему самое место на троне Верховного короля. И Цезарь обещал сделать его бренином – в уплату за предательство.

– Подлец!

Костер оседает, прогорая. Ирб кладет новую охапку валежника.

Садится у смачно затрещавшего огня, отпивает меда и возвращает бурдюк Марху:

– Касваллаун был разбит. Он отступил к северу, укрепился на холме. И тут Андрогей пошел на новое предательство: он убедил Цезаря захватить Флур.

Кромка сила: Ирб

Ты же знаешь, Марх: наши жены – это не просто женщины. Богини или смертные, они – воплощение нашей силы.

Они словно глоток воды в жаркий день. Они – стрела, в последний миг поразившая врага. Они – неисчерпаемый источник чародейства.

…Да, нам с тобой пока не довелось найти такую супругу. Но речь не о нас.

Касваллаун исчерпал все свои силы, отражая первую высадку Цезаря. Это видел и ты, и я. Откуда было ему взять новые? – для него осталась только она, дочь Мигнаха Горра. Флур.

Без нее Касваллаун был бы равен простому человеку. Он, сын небесного Бели.

И похищение Флур Цезарем было много большим, чем просто оскорблением, которое наносит победитель побежденному. Пока Флур была на свободе, Касваллаун и его войско могли биться с римлянами – без еды и питья, как сражаются боги.

Но Цезарь поспешил увезти Флур в Рим – так спешил, что даже увел из Прайдена все войска и не наложил дань! – и Касваллаун обессилел, как простой человек.

– Договаривай… – мрачно выдохнул Марх.

– Касваллаун помчался освобождать жену.

– И?!

Круитни вздохнул:

– Я мало знаю о том, что произошло за морем. Только главное…

– Касваллаун погиб, – закончил за него Марх.

– Да.

– …один, в чужой стране, лишенный родины, королевской силы и жены. Страшная смерть.

Ирб молчал.

– И меня счел предателем. Я обещал придти на помощь в битве – и не сдержал слова.

Ирб молчал.

– Проклятье! Я ненавидел его, я хотел его убить… я клялся ему в верности и оттого ненавидел сильнее… и я хотел бы его предать!! но по своей воле, а не вот так, случайно.

Ирб нахмурился:

– Ты бы не предал его.

Марх тяжело переводит дыхание:

– Да. Не предал бы никогда и ни за что. Только это уже пустые слова. Я это сделал, и он погиб. Доля моей вины в его смерти – навсегда.

Кромка судеб Прайдена: Ирб

Марх, есть вещи страшнее гибели Касваллауна и твоего невольного предательства. Каким бы ни было прошлое, но настоящее страшнее, и еще ужаснее будущее.

Нет, в мире людей ни твоим землям, ни моим не грозит ничего. И Корнуолл, и горная Альба слишком далеки от Каэр-Ллуда и слишком хорошо защищены самой природой, чтобы стоило опасаться вторжения римлян.

Когда римляне вернутся, им будет нужна Ллогр… только она – земля, беззащитная после того, что с ней некогда учинил Сархад Коварный… это было слишком давно, ты тогда не родился, но я – помню. Он выпил силу Ллогра, как далеко на юге войско способно досуха вычерпать колодец.

…неважно. Не о прошлом речь.

Если мерить меркой людей, мы сейчас ничего не проиграли. Да, нас разбили, ну и что? Римляне даже дань не наложили, просто уплыли назад.

Но ты, Марх, ты бренин Аннуина. И ты понимаешь: наше поражение страшно. Божественный Цезарь победил. И наложил на Прайден дань более тяжкую, чем золото, металлы, меха… что еще люди отбирают у людей?

Сила Прайдена теперь будет питать Рим.

Наши реки мелеют – их жизнь утекает на юг. Наши пашни скудеют – зато всё урожайнее земли Рима. Наши леса сохнут – но сочнее зелень далекого края.

Наша удача умирает – но новыми победами и свершениями гордится Вечный Город.

Мы становимся рабами Рима.

Цезарь – действительно живой бог. Он и не мыслит как человек. Он забыл наложить человеческую дань на Прайден.

Какое дело богу до таких мелочей?

Марх сжал голову:

– Я искал битвы в мире людей… я не увидел главного.

– Поздно, – отвечал Ирб. – Воевать со всем Римом мы не можем, и нам остается ждать только одного.

– Чего?!

– Новой высадки римлян. Новой битвы в мире людей. Сражения, в котором мы сможем победить сразу в двух мирах.

– Ты уверен?

Ирб пожал плечами:

– Не веришь мне, так поговори с Арауном.

Гибнущие бессмертные

Они почувствовали это все. Не только короли и эрлы волшебного мира, не только содрогнувшиеся как от смертельной раны боги, не только друиды – но и самые обычные люди.

Британия была захвачена.

Это произошло не полвека назад, когда Цезарь разбил Касваллауна. Это случилось сейчас. Сегодня.

Это сделал новый император – многократно более могущественный, чем Цезарь… хотя трудно представить, что в теле человека может быть собрана такая сила. Этого так и звали – Божественный.

Август.

Он уже и не мыслил, как человек. Человеку, чтобы захватить дальнюю страну, надо двинуть туда войска… ну или хотя бы наместника прислать, требовать от королей покорности. Август не заботился о таких мелочах. Людям он объявил о своей победе, и отчего бы им и не поверить в очередную, одну из многих викторий императора? Формальности улажены, и Рим ждет плановый триумф: в жертву богам Рима преподносятся очередные трофеи.

Вот только это трофеи Цезаря, а не Августа.

В мире людей такое – то ли подлость, то ли нелепость.

Но Август – не в мире людей.

Одного-единственного ритуала, проведенного там, в далекой Италии, достаточно, чтобы сковать Британию. Выпить силу святилищ. Обратить богов в тени. Помрачить разум друидов.

Август приносит британские трофеи в жертву богам Рима.

Нет, не «богам».

Богу.

Единственному богу Рима. Остальные даже в Пантеоне превращаются в жалкие тени. Им отныне быть только слугами при новом господине. При Едином боге Рима – Императоре.

Августе.

Ему уже сейчас спешат возвести храмы по всей империи. Спешат – не понукаемые консулами, трибунами и кто там еще у них… спешат – потому что чтят Августа выше всех прочих богов.

Его культ – на века.

* * *

Марх пристрастился к вересковому меду. Забытья это не давало, но мириться с реальностью было как-то проще.

В Корнуолл возвращаться не хотелось. Там было всё в порядке, Марх это чувствовал. За миром людей Динас присмотрит, можно не сомневаться.

А за волшебным миром он, Марх, недосмотрел…

Король Аннуина блуждал как безумный по кромлехам и каирнам, перехода из одного мира в другой и даже не замечая этого. Ирб, всё понимая, приносил ему мед – и всегда молчал, если Марх не начинал говорить первым.

Сын Рианнон чувствовал себе сейчас оружием, запертым в кладовой, которую охватил пожар. Или калекой, на глазах которого убивают родных. Он мог поднять против римлян сотни, тысячи бойцов – но римлян здесь не было, а чтобы противостоять Августу, не хватит и всей силы Аннуина, Ская, Аваллона, Альбы…

Его родина погибала – и он был бессилен ее защитить.