Алёна Ильинична Кощеева
Никто не хочет умирать
– Валя! Принесли! – крикнула она и поплыла в дальнюю комнату.
Вместе с запахом разбавителя и масляных красок появился тот самый взъерошенный мужчина в очках. На нём был измазанный красным фартук из мешковины, грязные потертые тапки, а в руках широкая кисть. Хозяин смотрел исподлобья и этот взгляд обдавал леденящим ощущением его превосходства над рабочими. Лицо Саши сделалось острым, угловатым, как всегда, когда оно чувствует возможный конфликт.
– Куда ставить? – по-свойски узнал Иван Петрович.
Мужчина интеллигентно-едко попросил занести в комнату и даже не подумал придержать дверь. Она то и дело норовила захлопнуться, мешала. Ноздри Саши всё сильнее по-бычьи раздувались. Всезнающий Петрович был отчего-то спокоен. Радиаторы уместились у единственной свободной стены комнаты. Деревянный пол с большим усилием выдерживал вес радиаторов. Казалось, вот-вот доски провалятся и обнажат мышиные лазы между этажами.
– Молодой ты еще, – махнул напарник.
– И что? Он выбрал чугунные батареи и чем-то недоволен. Хотел быстрее, нанял бы пятерых грузчиков, – прошептал Саша, – четверо бы несли, пятый двери придерживал.
В комнате было трудно дышать. Вонь пота и сигарет от Петровича ядовито смешалась с запахом красок, ацетона и какой-то старины, характерной для таких домов. Саша огляделся и напрягся. Большая комната с трёхметровыми потолками казалась тесной, неприятной. Давила. Слева захламленные полки, с которых норовили выпрыгнуть рулоны бумаги, кисти, книги, грязные тряпки. На трех мольбертах стояли уродливые, черезчур натуральные картины. Такие, от взгляда на которые пробирает дрожь до самых костей.
На одной изображена замерзшая насмерть девушка с пронзительными светлыми глазами, покрытыми инеем. На другой сгоревшая дотла комната. С тремя людьми и собакой. Опалённые черные скелеты сидят так, будто пожар застал их врасплох. На третьей тело, изувеченное падением с высоты на асфальт и не разобрать ни возраст, ни пол погибшего. Плечи Саши дернулись, шея напряглась. Он сглотнул и отвернулся от этого издевательства над искусством и зрителями.
Посреди комнаты высокий платяной шкаф скрывал часть пространства. На противоположной стене маленькие неприятные окна. Грязные, с облезлыми деревянными рамами они замерли на уровне головы и плотоядно наблюдали. «Батареи под ними?» – пригляделся Саша. Не видно. Загораживает тумбочка и облокоченные на неё белые, ещё так по-светлому чистые холсты.
Саша но чувствовал, как глаза посиневшей до смерти девушки с мольбой и невыносимой болью сверлят его затылок. Просят спасти. Или предупреждают о чем-то. Он взглянул на Петровича и покрутил пальцем у виска.
– Хозяин! – крикнул напарник и достал из нагрудного кармана свернутые, чуть ли не скомканные бумаги.
Мужчина пришел без фартука и кисти. В шелковом костюме в полоску, похожим на пижаму. Его глаза хищно сверкнули через линзу очков и посмотрели отчего-то на Сашу.
– Подпишите, что приняли. И хлам тот, – Петрович кивнул в сторону окна, – надо разобрать, иначе мы не подберемся.
– Хлам? – холодно переспросил мужчина.
– Ну вещи…, – Петрович сощурился, – что у вас там стоит, не вижу.
Хозяин резко забрал бумагу, подписал и всучил Саше.
– Завтра. В четырнадцать ноль-ноль, пожалуйста, – неприятно-учтиво сказал он, – я не намерен ждать вас ещё год.
– Про год это не к нам, уважаемый, а к начальству, – бросил Иван Петрович и направился к выходу.
«Картины ужасы девушка заморожена насмерть» – вбил Саша запрос в поисковик на смартфоне едва Иван Петрович вывез их из двора.
– Слушайте, а этот мужик всемирно известный художник…
– Ты, Саня, лезешь куда не надо.
– Никуда я не лезу, вы видели, какие глаза у той девушки? Словно живые.
– Никто не хочет умирать. Даже нарисованные люди.
Саша молчал и напарник продолжил:
– Мой сосед ест только такие бутерброды, где хлеб полностью накрыт и заставляет жену треугольники из колбасы вырезать, – он взглянул на Сашу, – у них в доме батона не бывает, слишком уж форма неровная, – как-то нервно засмеялся и резко прекратил, – мало ли в мире чудаков.
– Не хочу туда возвращаться, – Саша рассматривал сотни уродливых пугающих изображений в смартфоне, которые вряд ли какой здоровый ум сможет вообразить, – прикроете?
– Э нет, так работа не делается. Тебя что, родители не научили?
– Я сирота, – бросил Саша.
Дальше разговор не шел. Иван Петрович молчал и только курил одну за одной.
Саша ждал напарника возле офиса управляющей компании и переминался с ноги на ногу от утреннего холода начала осени. Надо было свитер под куртку надеть. И тёплые носки. Пора ехать на первый адрес, а Ивана Петровича всё не было. Видно, «партия» в обед, на которую он вчера торопился, плавно переросла в полуночные гуляния. Саша третий раз посмотрел время на телефоне. На заставке улыбалась жена. Фото в день, когда её выписали из роддома. Измученная, но счастливая. «Да, да, ради вас я сюда и устроился» – он с тоской вспомнил прошлую работу. Десять лет ремонтировал линии электропередач. «Эээх!» – вздохнул он. Умоляющим глазам любимой женщины, что ждала его сына, отказать было невозможно. «Слишком опасно, – говорила она, – не дай Бог что, как мы без тебя?». Пришлось стать помощником сантехника.
Саша пронаблюдал как ушла еще минута, поджал губы и пошел к начальству.
– Едь сам по адресам, – холодно скомандовала худощавая женщина.
– А в два? Один не справлюсь, дайте еще человека.
– Что там? Замена радиаторов? До двух кого-то найдем.
Саша завел старенькую Ниву и поехал выполнять работу за двоих. К обеду он проголодался и свернул перекусить. Время есть. Пахло пирожками с капустой, как в детстве в столовой интерната.
