Алёна Ильинична Кощеева
Никто не хочет умирать
– Тут не смотрел, – вспомнил Саша про поиск розетки и повернулся к стене у окна, которую было не видать из-за платяного шкафа.
«Хм, и тут дверь, – озадачился он, – может, хозяин там?». Саша потянулся к деревянной, блестящей лаком ручке и помедлил. Судя по планировке дома, за стеной должен быть подъезд, а никак не другая комната. Вместо того, чтобы дёрнуть, постучал.
– Есть кто? – спросил и прислушался.
Тишина. Надо открывать. Хотя… Достал телефон. «Прости, родная, но я вернусь на прошлую работу» – шепнул он фотографии жены на заставке и позвонил начальнице.
– Приехал на замену батарей и застрял в комнате, – устало сказал Саша, – дверь изнутри не открывается, наберите хозяина, стучу, а они не слышат. И вообще розеток нет, хлам не убрали, надо переносить на другой день.
– Адрес?
Саша продиктовал.
– А ты зачем туда поехал? Вызов вчера отменили.
– Издеваетесь? Утром заходил, вы сказали человека найдете на замену радиаторов в помощь.
– У нас что, один вызов на весь район? Ты сейчас в другом месте должен быть! – разъярилась начальница, – Сообщения проверь!
– Да пофиг на самом деле, этим хозяевам позвоните, я в комнате застрял. Выйду и сразу поеду… Куда вам надо.
«Бардак, – из последних сил сохранял Саша самообладание, – везде бардак». Громко цокнув, начальница пообещала помочь. Верилось с трудом. Она была из тех слишком худых женщин, у которых вместе с килограммами уходит доброта и здравомыслие. Нервные, тревожные, они даже дышат так, будто всхлипывают.
Саша всё-таки просмотрел историю сообщений и открыл внутреннюю систему распределения сотрудников по вызовам. Нет. Везде на нём стоял именно этот адрес, где он сейчас находился. Вспомнилось народное творчество: «стою на асфальте я в лыжи обутый, то ли лыжи не едут, то ли я долбанутый». Он хмыкнул. Нет, спасибо, больше ни дня не будет работать в этой УК. Ну, две недели, наверное, придется. Но не больше.
Запахло жареным мясом, тушеными овощами. Саша вернулся к двери без ручки. Оттарабанил ладонями неровный ритм. Никаких изменений. «Топ-топ-топ» – крепкой подошвой рабочей обуви. Тоже самое. Ладно… Подошел к окну, небрежно стал на тумбочку, выглянул на улицу. За мутными стёклами не разобрать даже куда они выходят, одни нечеткие силуэты.
Выбора нет. Придётся открывать странную дверь за шкафом. У неё хотя бы ручка есть. Саша пожал плечами и на всякий случай взял в руки дрель. Внутри оказалась диковинная комната с низким потолком, которая походила на инсталляцию «Как жили купцы Древней Руси». На широком дубовом столе тарелки, кувшины и множество еды. Пирожки, большая запеченная туша птицы, крупно нарезанный картофель, кабачковая икра, что-то еще. Но Саша не успел разглядеть. Увидел знакомое лицо.
– Да лаааадно, – усмехнулся он.
Внутри на массивном деревянном стуле сидел Иван Петрович.
– Шустро же вы. Почему не вышли когда я хозяев звал? – удивление сменилось тревогой.
Мужчина не отвечал, только улыбался. Саша нахмурился и не переступал порог.
– Сейчас вернусь, – он поджал губы и вышел из комнаты.
Захлопнул дверь. Позвонил Петровичу и с той стороны раздалась ламбада.
– Заходи, Валентин Евграфыч накрыл поляну, чтобы извиниться, что хлам не убрал, – ответил напарник на звонок и его голос одновременно слышался из-за двери и в телефоне.
«Валентин Евграфыч…? Поляну… В два-то часа дня» – метались беспокойные мысли.
– Поступим иначе, – сам себе сказал Саша.
Он бросил дрель в сумку с инструментами и вернулся в комнату с накрытым столом.
– Иван Петрович, давайте вы встанете и мы вместе уйдем отсюда. Найду розетку, подключим болгарку…
Но напарник уже наливал из мутного графина в стопку прозрачную жидкость. И это явно была не вода.
– Да идемте же!
Саша подошел к Ивану Петровичу, отодвинул от него рюмку и схватил за руку. Мужчина заворчал и потянулся за спиртным. Он оказался вдрызг пьяным, глаза мутные, язык заплетался. И когда успел? На звонок нормально отвечал…
«Не хочешь сам, я тебя отсюда вытащу» – Саша подумал, что надо чем-то подпереть дверь и достать напарника из этой комнаты соблазнов. Он развернулся и замер. Зажмурился. Открыл глаза. Похлопал веками.
Двери.
Не было.
Будто и не существовало вовсе.
Вместо неё глухая бревенчатая стена. Массивная, крепкая, без единого намёка на какой-либо проём. Саша настороженно подкрался ближе. Внимательно присмотрелся. Лицо сжалось, напряглось. Он протянул ладони, ощупал одно бревно, другое, третье. Мелкие сучки, шероховатости, неровности и ни единого прореза, намекающего хотя бы на подобие двери.
– Что за чертовщина, Петрович! – крикнул он и повернулся к напарнику.
Но.
И его.
Не было.
– Да ёлки-палки! – хлопнул по карману, достал телефон.
– Звони, звони, давай, звони, – пробормотал он, набрал Петровича, за ним начальницу, других коллег, но вызовы не проходили.
– И нафига мне эта поляна, я пожрать и дома могу! – крикнул он неизвестно кому.
Каждую частичку, каждый орган тела заполнила ярость. Красная, как фартук художника вчера. Как мигающие кнопки домофона. Как полоса крови на щеке замороженной насмерть девушки на картине. Он стучал, носился по комнате, заглядывал под стол, двигал массивные деревянные стулья в попытках найти выход.
– Тут! Была! Чертова! Дверь! – доказывал он себе.
– Сядь и успокойся, – ответил рассудок, – Надо подумать.
Стул затарахтел ножками по деревянному полу. Саша сел, облокотился на спинку. Закрыл глаза, сделал глубокий вдох. «Что происходит?» – подумал он и решил, может спит. Ущипнул себя. Больно. Жаль. Значит, взаправду. «Так, ещё раз, – пробежал глазами по окружению, – одна стена, вторая, третья, четвертая».
