Алёна Олеговна Пашковская
Тайна перстня с рубином
Глава 3 Сёстры берут след
Санкт-Петербург 1819 год
Лиззи с Анет тихонько отодвинули шпалеру и огляделись. Фух, нянечка Софья Петровна продолжала мирно дремать, значит не заметила отсутствия собачек. Сёстры прошмыгнули в зал и, как ни в чём не бывало, уселись на диван.
Папа́ продолжал развлекать гостей, которых в этот вечер собралось не менее двух дюжин. Был здесь и костромской губернатор Карл Иванович Баумгартен, прибывший в столицу две недели назад по делам государственной важности, и барон Фландрский – покровитель искусства и филантроп, и княгиня Наталья Петровна Лисицына – уважаемая во всем городе статс-дама и сам князь Выго́вский – знаменитый путешественник ценитель восточной культуры и даже герцогиня Мария Румбельштадт – родная сестра наследного принца Пруссии и другие не менее замечательные псы и собаки.
На детей мало кто обращал внимания, все были заняты месье Каремом, точнее его кулинарным шедевром крокембушем. Торт так понравился гостям, что те не переставали восхищаться талантом французского повара:
– Это самое изысканное лакомство, которое мне приходилось пробовать! Браво, месье Карем! – восторгалась герцогиня Румбельштадт.
– Полностью, полностью с вами согласен, – залаял костромской губернатор, – такого кушанья мне ещё никогда не приходилось отведывать.
Мари-Антуан Карем улыбнулся и завилял хвостом. Такая вольность была бы непростительна для русского дворянина, но на милое проявление чувств француза никто не обиделся, лишь дамы смущенно опустили глаза.
– Я счастлив, господа, что вам пришлось по вкусу, творение моих лап! – ответил Мари-Антуан, продолжая вилять хвостом, – я бы хотел ещё порадовать вас сегодня вечером. Сейчас мой коми внесёт торт под названием «Зимний дворец».
Сопровождаемый восторженными взглядами гостей пёс-слуга внес в зал точную копию дворца в уменьшенном виде, только не из камня, а из бисквита, цукатов, взбитых сливок и других вкусностей.
Со всех сторон послышалось восхищённое тявканье и аплодисменты:
– Шедевр!
– Совершенство!
– Вы превзошли сами себя, месье Карем!
Вечер удался на славу, после того, как угощение закончилось, гости были приглашены в танцевальную залу, где под звуки оркестра выплясывали французскую кадриль, галоп и, наконец, котильон.
Когда все разошлись. Лиззи с Анет отправились в спальню, где улеглись в мягкие постельки и начали весело болтать. Теплый огонь свечей освещал их комнату, и настроение было великолепным. В этот момент к ним ворвалась Мама́. Она была в одной сорочке, шерсть на голове и ушах взлохматилась, лапами она нервно теребила деревянный ларец.
– Доченьки мои, собаченьки мои, – пролаяла мама, всхлипывая, – ужасная, ужасная вещь произошла сегодня в нашем доме! Кто-то взломал сейф и украл все драгоценности! Вот посмотрите, ларец пуст…
Лиззи с Анет вскочили с кроватей и подбежали к матери. Старшая обняла её за плечи, а младшая взяла в лапы ларец и тщательно обнюхала его:
– Всё ясно – заключила она, – никакого собачьего запаха, чувствуется только парфюм полыни!
Мама́ перестала всхлипывать и удивлённо посмотрела на Лиззи:
– Что это значит, дорогая?
– Это значит, что грабитель, который орудует в городе, добрался и до нашего дома!
В эту ночь в доме Добровольских никто не сомкнул глаза. Папа́ сразу сообщил об ограблении и уже через час в дом прибыл сам начальник Санкт-Петербургской полиции Афанасий Арсентьевич Тявкин. Грузный бульдог с большим пузом в строгой униформе и пенсне.
– Доброй, так сказать, ночки-с, – пролаял он, тщательно скрывая подступившую зевоту, – чем могу быть полезен?
Николай Васильевич рассказал полицейскому о краже.
– Так так так, – многозначительно протянул Тявкин, – где вы хранили драгоценности?
– Моя супруга держала их в своей спальне в деревянном ларце.
– Что, прямо так? Без всякого сейфа?
В разговор вступила Мама́:
– Ну, сюда входит только Глашенька, она выросла в нашем доме, я ей полностью доверяю.
Полицейский усмехнулся:
– Глашенька говорите-с?
– Да, премилая собачка, хорошо служит и очень любит нашу семью.
– Премилая, говорите? – Тявкин задумчиво покрутил ус, – значит, никто, никто кроме, этой ммм, этой Глаферии не мог попасть в вашу спальню? Мне нужно допросить вашу служанку, графиня.
Мама́ смутилась:
– Ах, Афанасий Арсентьевич, это пустое. Поверьте мне, Глаша здесь совершенно не причём. Ну не могла эта собачка причинить вред нашей семье. Я знаю её с самого рождения, когда она была совсем малышкой, щенком.
– Что ж, графиня, это моя работа. Мне нужно непременно допросить Глаферию и всех ваших слуг…
Пока начальник полиции беседовал с Мама́ и Папа́, Лиззи с Анет в теплых халатах из под которых виднелись ночные рубашки стояли за дверью папиного кабинета, и слушали каждое слово.
Лиззи сжала лапы в кулаки и прошептала:
– Ах, этот полицейский даже не удосужился понюхать ларец! Он бы сразу понял, что наши слуги тут не причём.
– Но кто же мог это сделать? – Анна вопросительно посмотрела на сестру.
– Любой из гостей мог выйти во время вечера в холл освежиться. В холле есть проход в коридор, где расположены уборные, а рядом с ними небольшая дверка, за которой находятся ступени, ведущие в мамину спальню, – ответила Лиззи.
– Да, знаю, Глаша часто использует именно этот проход, когда прислуживает маме.
– Так вот любой из гостей мог притвориться, что вышел в уборную, а сам тем временем пробраться в спальню Мама́ и забрать драгоценности!
– Очень может быть, – согласилась Анет.
– А давай сбегаем в холл и понюхаем весь путь от уборных до маминой спальни, может обнаружим что-то интересное? – предложила Лиззи.
Анна кивнула и девочки убежали. Сёстры спустились по главной лестнице в холл, где на стуле дремал лакей Терентий и тихонько на цыпочках, чтобы не разбудить слугу прокрались в коридор. У дверей в уборные сестры встали на четыре лапы и принюхались.
– Как много незнакомых запахов, – прошептала Лиззи.
– Вечер был долгим, многие гости выходили освежиться, – ответила Анет.
– Кажется, я узнаю запах, – Лиззи улыбнулась, – тут точно побывал наш француз Карем, так пах торт, который он сам приготовил. Этот аромат я ни с чем не спутаю.
Анет втянула воздух:
– Так и есть. Мари-Антуан точно был здесь! А вот ещё, чую запах комстромского губернатора, он проходил мимо нашего дивана, когда шёл в танцевальную залу, я тогда ещё обратила внимание, как резко он пахнет, – Анет поморщилась.
– Да, да, помню, у него ещё такое имя чудно́е… как же его?
– Карл Иванович Баумгартен. Да пёс явно не из приятных… Здесь еще много разных запахов, но мне больше не разобрать, жаль…
– А давай теперь пронюхаем весь путь до маминой спальни, – предложила Лиззи, – тут мог пройти только вор. Даже если запах будет незнакомый, мы запомним его, и это нам поможет в расследовании.
Сестры продолжали идти на четырёх лапах, низко опустив носы, они дошли до незаметной двери, ведущей в мамину спальню, отворили её и поднялись по ступенькам.
– Пёс плешивый! – громким шёпотом выругалась Лиззи, – никаких запахов, чувствуется только эта дурацкая полынь.
Анна встала в полный рост и строго посмотрела на сестру:
– Стыдно, Лиззи. Я, как и давеча, теперь тебе говорю – стыдно. Ты не какая-то дворовая собака, ты – дочь графа. А дочери графа не пристало употреблять простопёсные выражения.
– Ой, прости сестрёнка, – Лиззи виновато опустила глаза, – я не нарочно. Но тут совсем ничего не учуешь, вор всё опрыскал парфюмом с полынью.
– Всё равно тебе всегда следует держать себя в лапах и не распускаться! Помни, чему учила нас Мама́. И вообще теперь мы точно знаем, что вор прошёл именно этим путём. А это значит – мы взяли след!