Амалия Лик
Пять жизней и одна смерть
Посвящается моему любимому дедушке, Пайер Нерео, который показал, как можно любить.
«Когда я увидел ее, то услышал хор ангелов».
© Лик А., 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Реально только то, что происходит сейчас. Лишь эта секунда. Прошлое уже ушло, утекло, растворилось. Будущее еще не наступило. А вот «сейчас» – это лакомый кусочек.
Сегодня он нашел меня. Монстр, который год назад уничтожил мою жизнь. Или, может, я нашла его – того, кто саваном смерти накрыл мое тело. В квартире до сих пор пахнет кровью и металлом. На кухонном полу потемнели и высохли кровавые пятна, которые еще недавно казались такими неправдоподобно алыми, а в углу валяется чайник. Весь пол истоптан следами людей в форме. Моя квартира теперь не крепость, она больше похожа на место битвы, настоящей схватки со злом.
Сижу на подоконнике, стараясь не оглядываться, смотрю в прекрасную беззвездную ночь и задаю себе вопросы о жизни и смерти. Я должна принять решение, должна сделать это сегодня. Этой ночью я или останусь жить в чужом теле в этой восхитительной населенной точке Вселенной, или исчезну, навсегда растворюсь среди триллионов невидимых мерцающих звезд…
Пришло время рассказать вам мою историю. Я не буду называть настоящие имена людей, не стану открывать названия городов и улиц. Все это могло произойти с кем угодно и где угодно, и если вы скажете: «Не может быть!» – я улыбнусь и отвечу: «Кто знает, ведь нам неведомы все тайны Вселенной, мы всего лишь яркие вспышки, моменты, точки на бесконечном листе пространства».
Глава 1
Я дотронулась до отражения, а оно в ответ дотронулось до меня.
Год назад
Тело ломило так, словно меня переехал многотонный танк. Оно не желало мне подчиняться, сопротивлялось, упорствовало. Последний раз я себя так чувствовала лет восемь назад, когда очнулась в больнице после несчастного случая. В тот день половина тела была замурована в гипс, руки ныли и не хотели исполнять команды, ноги стали неподвижны, как две бетонные колонны.
Я продралась сквозь сон и головную боль и наконец открыла глаза. Взгляд уперся в серый потолок и одинокую угрюмую люстру с единственной лампой. Люстра смотрелась ужасно неуклюже, напоминая несуразное украшение, нацепленное не к месту.
«Почему мой потолок серый? У меня в комнате он бежевый… был сегодня утром. Я что, не дома? И эта люстра… Кто только мог создать такую уродливую в своей простоте вещь? Мама в жизни бы такую не купила. Ну уж нет, только не в ее доме!» – мелькнуло в затуманенном сознании.
Сделав усилие, я приподнялась, села на кровати и огляделась. Комната была явно не моей. Маленькая, квадратов пятнадцать, со светло-серыми обоями, одним шкафом у стены и тумбочкой у кровати. Слева – окно с короткими темно-серыми шторами, справа – белая дверь. Я почувствовала, как пробрал мороз, когда ноги прикоснулись к ледяному полу. Холод и озноб поднимались от самых пяток и разбегались по всему телу.
«Видимо, в этой комнатушке еще и плохое отопление, ведь на улице апрель. Куда же меня вчера занесло? Я была в университете, засиделась с этим ужасным проектом театра, потом чуть порисовала во внутреннем саду корпуса, и вроде все».
Увидела на полу около кровати тапочки – простые, из сетевого гипермаркета, но с виду чистые и теплые, такие, с белым помпоном. Быстро втиснула в них ноги и вздрогнула от еще одной волны колючего озноба. Осмотрелась: на тумбочке ничего – ни телефона, ни часов, ни рамок с фотографиями.
«Где же я? Неужели меня опять сбила машина?» – мысль молниеносно привела меня в чувство. Я горько хмыкнула. Так не везти могло только мне.
Но комната не была похожа на больничную палату: слишком уютная, нет жутких медицинских приборов, и кровать обычная, не как в больнице.
«А вдруг водитель, вместо того чтобы отвезти меня в больницу, привез к себе? Надо срочно найти телефон и сумку». Мысли роились в голове вперемешку со вспышками боли.
Я оглядела себя: явных повреждений не видно – ни синяков, ни ссадин, ни порезов. Да и боль в теле странная, какая-то незнакомая. На мне тонкая пижама: серые штаны и кофта в белый горошек, довольно застиранные и в катышках. Теперь меня передернуло уже не от холода, а от осознания, что, пока я спала, ко мне кто-то прикасался и вообще неизвестно что со мной делал. Да и тело странное, будто не мое. Я задрала штанину на левой ноге и в ступоре посмотрела на гладкую, ровную кожу.
– Не может быть. Этого просто не может быть! – прохрипела странным голосом.
Опустила штанину. Волосы на руках встали дыбом, сердце бешено заколотилось. Все вокруг казалось искаженным и нереальным. Тело передернулось и покрылось неприятными пупырышками. Я вскочила с кровати, не в силах терпеть неизвестность и то, как прикасается к коже шершавая ткань чужой пижамы.
– Эй, есть тут кто-нибудь? – произнесла я достаточно громко и замерла, ожидая, что дверь в комнату распахнется, а за ней… Даже не представляю, кто мог бы быть за ней.
В ответ тишина. Я сделала несколько шагов к двери. Оцепенела. Посмотрела по сторонам – не знаю, что мне это должно было дать. Прошла еще несколько шагов. Опустила взгляд на свои ноги: стоят ровно, как у обычных людей, обе стопы прижаты к тапкам. «Видимо, мой мозг совсем затуманился и воспринимает все вокруг так, как ему этого хочется. Ну что ж, спасибо за исполнение мечты. Хотя бы таким образом. Будем считать, что я стала нормальной».
Подошла к двери, приложила ухо, но никаких звуков слышно не было. Осторожно опустила дверную ручку, она поддалась. Я сделала полшага назад и приоткрыла дверь. Выглянула в образовавшуюся щель. Никого. Тихо вышла из комнаты и попала в такую же небольшую и скромную гостиную. Но и здесь никого не было. В гостиной стояли тумба с телевизором и диван. Справа от дивана виднелось небольшое углубление – кухня. Подошла к столешнице, на которой лежало множество упаковок каких-то таблеток и измятые, явно использованные бумажные носовые платки.
«Теперь стало понятнее. Меня чем-то накачали», – подумала я и почувствовала себя настоящим детективом. Я выпрямила спину, немного выпятила грудь и, взяв первую упаковку таблеток, внимательно прочитала неизвестное название. Открыла ее, чтобы найти инструкцию, и вытащила пластинку. Все таблетки на месте. Странно. Открыла вторую упаковку, третью, четвертую. Та же история. Мне могли дать другие таблетки, а упаковки выкинуть. Нашла под раковиной мусорное ведро, но в нем была только горка мелко разорванных листов и останки разбитого вдребезги, но, слава богу, не моего телефона. Вытащила израненный корпус, попыталась включить, однако он не проявил никаких признаков жизни. Вернула мусор в корзину и выпрямилась.
– Эй, кто-нибудь есть? – еще раз, уже громче, крикнула я.
Ответа так и не прозвучало, в квартире царила отвратительная тишина, а в окна пробивались предрассветные сумерки.
Заглянула в ванную и в коридор – никого.
«Что я здесь делаю совершенно одна? Где хозяйка или хозяин квартиры?»
Подошла к окну – квартира, по ощущениям, располагалась на четвертом этаже, вид на улицу мне был незнаком, вокруг одни многоэтажные кирпичные дома, дороги и всего пара деревьев. Это явно не мой родной район, в котором только низкие частные дома с собственными маленькими двориками, усаженными деревьями, кустами и цветочными клумбами.
«Ладно, раз никого нет, нужно поскорее найти свои вещи и, главное, телефон. Родители, наверное, просто в шоке. Интересно, они уже успели обзвонить все больницы и полицейские участки?»
Я вернулась в спальню. Заглянула в шкаф, потом в тумбочку, посмотрела под кроватью. Моих вещей нигде не было. Я обыскала гостиную, кухню, заглянула в ванную, в тумбу, которая стояла в коридоре.
«И как это понимать?! Куда они все дели? Выкинули, что ли? Значит, меня куда-то отвезли, чем-то напичкали, переодели и отобрали вещи. А еще я ничего не помню!»
Страх подкатил к горлу так быстро и настолько внезапно, что я даже не успела опомниться. В голове метались мысли, глаза пытались найти хоть какие-то знакомые средства связи с внешним миром.
«Возможно, меня украли и потому держат взаперти. Может, им нужен выкуп! О боже мой!»
Я резко рванула к входной двери – она была закрыта. Дрожащими пальцами отодвинула щеколду, повернула замок, опустила металлическую ручку и с легкостью распахнула входную дверь. На меня обрушился спертый воздух подъезда. Дрожь, рожденная страхом, прошлась по телу. Я глубоко задышала, набирая в грудь кислород, пытаясь включить все возможные генераторы мозга.
«Я не заперта, не связана, повреждений не чувствую», – пробежала в голове аналитическая сводка.
Я стояла в чьей-то пижаме посреди обычного, среднестатистического подъезда жилого дома. Вот двери соседних квартир. Обычные двери: одна коричневая, две черные. Можно было сделать шаг, протянуть руку, позвонить в любой звонок и попросить помощи. Но что бы я сказала? Что ничего не помню и мне просто стало страшно? И что потом? Приедет полиция, меня увезут в участок, копы позвонят родителям и наговорят всяких ужасных историй про алкоголь, наркотики, плохие компании и еще добавят, что я сама в этом виновата. Ну уж нет. А если еще окажется, что это правда, и я, к примеру, согласилась пойти на вечеринку? Меня несколько раз звали на пьянки однокурсников, однако до этого я всегда отказывалась. Но я же могла согласиться? А там что-нибудь попробовала, мне стало плохо или взбрело в голову не ехать домой, чтобы не спалиться перед родителями. И вот я здесь, в чужой пижаме, ничего не помню. Такое же бывает. Я сама слышала, как девочка в группе рассказывала, что совершенно не помнит одну из таких вечеринок. Вполне рабочая версия! Но все же остается вопрос: куда делась хозяйка квартиры? Надеюсь, я не настолько сошла с ума, чтобы поехать к парню.
Немного успокоившись, захлопнула дверь и на всякий случай задвинула щеколду. Решила ополоснуть лицо прохладной водой – необходимо было как-то остудить пылающую кожу и остановить непрерывный поток мыслей. Зашла в миниатюрную ванную комнату, увидела застиранное зеленое полотенце, висевшее на крючке справа на стене, раковину и зеркало.
«Наверняка выгляжу так себе».
Я подняла глаза к зеркалу и остолбенела.
Машинально обернулась, но за мной была только дверь с пластмассовыми крючками для полотенец.
Медленно повернула голову обратно и снова увидела девушку с короткими каштановыми волосами, карими глазами и аккуратными пухлыми губами. Я смотрела на нее не моргая, пытаясь разглядеть в ней себя. Но это была не я. Провела перед зеркалом правой рукой, незнакомка сделала то же самое. Резко взмахнула левой рукой – она повторила мое движение правой. Я дотронулась до отражения, а оно в ответ дотронулось до меня. Оторвала взгляд от незнакомки, повернула кран, закрыла глаза и стала плескать холодной водой себе в лицо. После чего снова посмотрела в зеркало. Чужое лицо, по которому стекали капли воды, смотрело на меня. Я постучала пальцем по поверхности и еще раз оглянулась.
В ванной, кроме меня, никого не было, там стояла только я…
Сегодня
Прошло уже больше года с тех пор, как я не была в своем теле. Страшно думать, как неумолимо и безостановочно летят часы, дни, месяцы.
Сегодня я в своем любимом воплощении, в самом приятном месте. Назовем его жизнь Анны. Здесь я свободна, молода и здорова. Эта жизнь самая стабильная, самая простая и самая постоянная. В ней я просыпаюсь почти каждое утро.
В этой жизни меня зовут Анна, мне двадцать лет, я живу в относительно крупном мегаполисе Мэе бурно развивающейся страны, где каждую секунду кто-то рождается, а кто-то умирает, где вырастают новые кирпичные скалы, где люди постоянно бегут по улицам, спеша попасть в свои стеклянные башни и опаздывая жить.
Для того чтобы здесь существовать, я работаю официанткой в небольшой семейной кофейне. Мне нравится эта работа. Не знаю чем, но действительно нравится. Она далека от работы мечты и от воплощения моих когда-то реальных талантов, но заполняет время, уводит мысли и просто позволяет чувствовать себя нормальной. От меня не требуется принятия каких-то решений, не требуется напряженной деятельности. Улыбка, хорошее настроение, немного расторопности – вот и все, что нужно.
И знаете, меня это устраивает – быть невидимой, незаметной, быть просто девушкой. В своей жизни я себе такого позволить не могла. Мне казалось, что на меня постоянно смотрят, обращают внимание. Но не потому, что я была нереальной красоткой или эпатажным подростком с синим ирокезом. Нет. На меня смотрели с жалостью и сожалением, хотя психолог называл это сочувствием, а родители убеждали, что на меня на самом деле вообще никто не смотрит. Даже не знаю, что звучало ужаснее. Я не хотела сочувствия и не хотела, чтоб при виде меня люди сначала задерживали взгляд, а потом быстро отворачивались, делая вид, что ничего не заметили. Я мечтала быть обычной.
Слышу очередной будильник, встаю с кровати и медленными, неспешными шагами, еще сонная, отправляюсь в душ. Ну что ж, пусть начнется еще один неважный день этой жизни.
После каждодневных привычных манипуляций я, чистая, свежая и пахнущая весенними ландышами – во всяком случае, мне так представляется, – устремляюсь в сторону работы. В конце маршрута самое приятное – прогулка по тенистой аллее сада, в котором проживают многолетние дубы и клены, а клумбы пестреют цветами. Мне нравится шагать по аллее, словно отбивая ритм прекрасной, легкой мелодии, играющей только для меня. Топ, топ, шаг, второй, шаг, второй.
– Привет! Отличный денек, – здороваюсь я, как и в любой другой рабочий день, с городским садовником, ухаживающим за всей этой роскошью, а сейчас очищающим клумбы от мусора и, по-видимому, ненужных листьев.
– Доброе утро, Анечка, ты, как всегда, прекрасна, – говорит он добродушно.
– Спасибо. А вы все такой же ценитель красоты, – отвечаю я, посылая ему мягкую улыбку и воздушный поцелуй.
Не подумайте ничего лишнего, это просто знаки дружбы, которыми мы обмениваемся при встрече. Прекрасный человек, добрый, мягкий, а его руки творят чудеса в этом мире зелени и цветов. Но совершенно не мой типаж. Ему где-то за шестьдесят, волосы седые и волнистые. Я, к слову, неравнодушна к шатенам. Вокруг его глаз рассыпались морщинки, и – главное – он абсолютно и окончательно несвободен. С тех самых пор, как лет так сорок назад женился на приятной и доброй женщине. У них трое детей, которых я иногда встречаю в саду. Вот… как-то так.
Добравшись до кофейни, я с улыбкой вставляю ключ в дверной замок, не спеша поворачиваю его и, распахнув деревянные, выкрашенные в светлый тон двери, как будто вплываю в царство еды. Я сегодня первая, а значит, именно я должна разбудить это место, придать ему привлекательный для гостей вид. Надеваю фартук и начинаю выполнять привычную для Золушки миссию.
Через десять минут слышу грозный хрипловатый голос:
– Привет, Ани. Улыбку захватила?
– Привет, Бо, как всегда, она со мной, вот здесь. – И я похлопываю с серьезным видом по карману своего фартука.
– Отлично, пошел готовиться к наплыву ничего не понимающего в еде планктона, – говорит Большой Бо по дороге на кухню.
От души смеюсь ему вслед.
Бо – наш главный повар, который всегда чем-то недоволен, особенно клиентами. Он славный и большой, напоминает медведя гризли, одетого в поварскую одежду. Но еду он готовит отменную, да и людям в зале не слышны его препирательства то с духовкой, то с плитой, то с холодильниками. И, конечно, им не услышать его гневных тирад, вытекающих лавой на тарелки с недоеденными фирменными блюдами.
Как-то раз за стаканчиком имбирного лимонада он признался, что моя улыбка повышает настроение и наполняет спокойствием (жаль, что на меня саму она так не действует). С тех пор он каждый раз спрашивает, не забыла ли я ее дома. А я показываю на свой карман, заверяя, что она со мной.
Другие сотрудники кафе один за другим подтягиваются на работу, но с ними у меня нет такой легкости в общении, приятной дружеской связи. Мы просто обмениваемся кивками, дежурными приветствиями, и каждый занимается своими делами. Единственный, кого я недолюбливаю в этом месте, – бармен. Уж очень противный парень. Худосочный, я бы даже назвала его тощим, с сухими костлявыми руками и такими же сухими и тонкими губами, которые складываются в ненатуральное подобие улыбки. Его взгляд абсолютно пустой и холодный, а осколки улыбки долетают к клиентам только за чаевые. Словно робота поставили к барной стойке. Хотя нет, робот и то был бы приятнее. Иногда мне кажется, что я его недолюбливаю за то, что его взгляд и самоуверенная высокомерная улыбка в мою сторону напоминают мне взгляды сверстников из воспоминаний. Рядом с ним я чувствую себя неполноценной, той, кем была раньше. Но я пытаюсь это скрыть, особенно от него. Это все уже в прошлом.
Часы бьют восемь утра, и двери кофейни открываются для жаждущих кофе, завтраков или ценителей вкуснейшей выпечки. Народу достаточно, я волчком кручусь среди столиков, принимаю заказы, разношу готовые блюда и чашки, наполненные ароматными напитками, обмениваюсь «доброутречными» словами с посетителями. Утро – это время, которое создает заряд на весь твой день. Хороший кофе и вкусный круассан способны стать толчком для свершений. Что может сделать человек на голодный желудок, когда только и думает, где бы раздобыть еду и как сберечь энергию? Ответ очевиден. Поэтому, если будете в городе Мэе, найдите центральный парк, прогуляйтесь по тенистой аллее до светлого кирпичного здания, в окна которого с самого утра бьет солнечный свет, откройте деревянную дверь – и вы не пожалеете!
Часам к одиннадцати людей становится меньше, и я замечаю, что уже в который раз за этот месяц в углу, за самым одиноким и угрюмым столиком, сидит странный мужчина с каким-то прожорливым взглядом. Я приметила его с первого раза, хотя, кроме меня, его, кажется, никто не замечает. Взгляд мужчины постоянно цепляется, словно репейник, за подол моего платья. На нем всегда одежда темного цвета, его голова немного опущена, улыбка отсутствует. Он или смотрит в окно, или ищет меня глазами. Наверное, мне бы стоило как-то пресечь его необъяснимый интерес или высказать недовольство, но я не хочу беседовать с незнакомцем и тем более о чем-либо его спрашивать. Сам он ничего не говорит, заказывает чашку крепкого кофе без сахара и молока, выпивает его, сканирует взглядом меня, улицу за окном, встает и уходит. Не нравится он мне. Мурашки бегут по коже, когда приходится проскальзывать мимо. Убеждаю себя, что люди все разные, нельзя оценивать их по одежде и хмурому взгляду. Может, у этого человека сейчас в жизни не белая полоса. Может, гложет одиночество или, не дай бог, настигла депрессия. Бр-р-р. Ненавижу такие состояния. Они разъедают внутренности, поглощают мысли, лишают свободы. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
Перерыв, стаканчик молочного коктейля на крайней лавочке в парке – и вновь к работе.
К обеду подтягивается вторая волна клиентов – офисные работники, служащие банков, настоящие «коробочные» трудяги. Я называю их так, ведь проводить большую часть жизни в коробке – это ли не настоящее испытание? У меня много «коробочных» знакомых тут, в кафе, и я их периодически допрашиваю, выпытываю, почему и зачем они так живут.
Вразумительного ответа до сих пор так и не получила.
Одни говорят: чтобы купить квартиру побольше; другие – чтобы заработать, переехать в лучший район. Я бы назвала эти причины «жилищными» или «финансовыми». Но скажите, зачем им эти улучшения, когда даже в имеющейся квартире они почти не бывают, проводят там от силы часов семь-восемь, а многие и того меньше. Они же там только спят!
Еще говорят: ради возможностей. Что это за облачные возможности, ради которых люди готовы пожертвовать самым прекрасным отрезком своей жизни? В моей жизни мне предлагали возможность попытаться стать обычной, попытаться исправить мой изъян, но это требовало слишком много времени, проведенного в больнице, в четырех стенах, закрытой в «коробке». И я рада, что отказалась. Может, испугалась, а может, просто почувствовала, что у меня нет на это лишних дней.
Ну вот скажите мне, ради чего все это людям? Если для престижа, то что он им дает? Мне непонятно. Ради чувства превосходства над другими? Но как они могут быть уверены, что эти самые другие так же смотрят на их статус? Вот я по-другому смотрю. По мне, так дышать свежим воздухом более часа в день, тратить время на себя и на близких чаще, чем раз в неделю, – вот это престиж и настоящая роскошь. Чувствовать свободу – это же самая роскошная роскошь! Любоваться небом, цветами, звездами или же высматривать щели в старых зданиях, умиляться бродячим котам, ощущать время, чувствовать его течение, жить – это именно то, что стоит внимания. Это богатство. Жизнь – единственное наше истинное богатство. Люди же сами придумывают новые и новые испытания, которые им нужно преодолевать. Только вот цель не всегда понятна и не всегда стоит того.
Моя работа в кафе тоже не идеальна, но она позволяет мне существовать в жизни Анны. Хотя… это лишь мои размышления.
Как скажут многие, размышления глупой официантки.
Только эти люди никогда не проживали сотни моментов жизней разных людей. А я вот проживала. Богатых и бедных, успешных и не очень. Все одно, и итог один. Кем бы ты ни был.
– Здравствуй, Анна, – произносит низкий, знакомый мне голос. – Снова паришь в облаках?
– Привет, это точно. Сегодня прекрасный день, чтобы совершить полет. Ветер что надо, и облака высоко, – мягким мечтательным голосом отвечаю я и улыбаюсь Альберту.
Он наш частый клиент. Высокий, статный, с карими глазами, мужественными чертами лица, загадочным шрамом на левой скуле и губами такого цвета, словно он только что пил красное вино. Ох уж этот шрам и эти губы – вечно приковывают мое внимание. Одет Альберт всегда по-деловому: строгий костюм, рубашка, галстук. Ну а как еще ему одеваться, если он работает адвокатом в офисной громадине напротив. Насколько я знаю, на каком-то очень высоком этаже. Он, к слову, пару раз приглашал меня на свидание, но я отказывала. Не потому, что он мне не нравится, – как вы уже догадались, он мне очень нравится. И он шатен. Просто не хочу его расстраивать. Я себя знаю, я другая, «не от мира сего». Рассказать правду о себе не смогу, слишком это сложно и неправдоподобно, а врать совсем нет желания.
Да и вообще – как рассказать о том, что меня на самом деле уже нет…
