Амелия Харт
Грани Любви: От Эха до Одержимости
Дорога к Близости
Отражение в солнечном свете
Солнце, уже поднявшееся достаточно высоко, пробивалось сквозь неплотно сомкнутые жалюзи, оставляя на паркетном полу длинные, колеблющиеся полосы света и тени. Они танцевали, то удлиняясь, то укорачиваясь, словно живые существа, играющие в прятки на фоне спокойствия утра. Анна лежала на боку, подтянув колени к груди и укутавшись в тонкое, почти невесомое одеяло цвета морской волны. Оно, казалось, служило ей не столько для тепла, сколько для создания маленького уютного кокона, в котором она могла скрыться от нахлынувших мыслей. Ее глаза были прикованы к спящему рядом Михаилу.
Его темные, словно вороново крыло, волосы разметались по подушке, образуя небрежный ореол вокруг бледного, но все еще удивительно красивого лица. Прядь непослушных волос упала ему на лоб, и Анна невольно потянулась рукой, чтобы убрать ее, но в последний момент замерла, боясь нарушить его покой. Ресницы, длинные и густые, подрагивали, словно он видел какие-то волшебные, сокровенные сны. На его губах играла легкая, едва заметная улыбка – искренняя и безмятежная, как улыбка ребенка. Эта улыбка, возникающая во сне, всегда трогала Анну до глубины души. Она сама невольно улыбалась в ответ, заражаясь его безмятежным состоянием.
Она любила наблюдать за ним во сне. В эти редкие моменты он казался таким уязвимым, таким далеким от той загадочности и некоторой отстраненности, которые окружали его в бодрствующем состоянии. Это была словно другая сторона Михаила, которую он так тщательно скрывал от посторонних глаз. В его спящем лице не было ни следа той настороженности, которую она иногда замечала в его глазах, словно он постоянно ждал подвоха, словно что-то терзало его изнутри. Когда он бодрствовал, он словно возводил вокруг себя невидимую стену, за которую не так-то просто было пробиться.
Они были вместе уже полгода. Полгода, наполненных бесконечными разговорами до глубокой ночи, прогулками под серебряным светом луны, смехом, который порой вызывал слезы, и нежными, трепетными прикосновениями, которые казались ей такими хрупкими и драгоценными. Полгода, в течение которых Анна, словно нырнула в омут с головой, окунулась в мир любви, чувствуя, что Михаил – именно тот человек, которого она искала всю свою жизнь. Он был умным, эрудированным, с великолепным, немного саркастичным чувством юмора, который мог рассмешить ее до коликов в животе, а потом в одно мгновение заставить задуматься о вечном. Он поддерживал ее во всех начинаниях, искренне радовался ее успехам, как своим собственным, и всегда находил нужные слова в трудные, казалось бы, безвыходные моменты. Он казался идеальным во всех отношениях, словно воплощение ее девичьих грез.
Анна осторожно, кончиками пальцев, провела по его щеке, стараясь не потревожить его сон. Кожа у него была теплой и гладкой, словно полированный мрамор, но в то же время мягкой и нежной, как шелк. Она наклонилась и тихонько, словно бабочка, коснулась губами его виска. Его ресницы дрогнули, а губы растянулись в легкой, сонной улыбке. Он открыл глаза, и Анна увидела в них отражение света из окна и свое собственное взволнованное лицо.
– Доброе утро, – пробормотал он, его голос был хриплым и низким, словно музыкальная вибрация, которая проникала в самое ее сердце. Этот звук всегда вызывал у Анны мурашки по коже, словно электрический разряд.
– Доброе, – ответила она, прижавшись к нему поближе, вдыхая его терпкий запах, такой знакомый и такой родной. – Как спалось?
– Как обычно, – он приобнял ее за талию, притягивая к себе, словно не желая отпускать. Его руки были теплыми и сильными, и в их объятиях она всегда чувствовала себя в безопасности. – А тебе?
– Замечательно, – она уткнулась лицом в его плечо, словно ища в нем утешение и покой. – Особенно после того, как проснулась и увидела тебя. Ты знаешь, ты такой…красивый, когда спишь. Такой беззащитный.
Он усмехнулся, и его губы коснулись ее волос.
– Ты сегодня особенно сладкоречива, – произнес он с легким оттенком иронии в голосе. – Похоже, утреннее солнце на тебя так действует.
– Просто я в хорошем настроении, – Анна подняла голову и заглянула в его глаза. Они были цвета темного янтаря, с прожилками зелени, и она могла смотреть в них бесконечно. – Ты не хочешь позавтракать? Или ты предпочитаешь еще понежиться в постели?
– Я бы не отказался от крепкого кофе, – Михаил зевнул и потянулся, словно ленивый кот, растягиваясь во всю длину. – Только сначала немного поваляюсь. Еще пара минут, пожалуйста.
– А я пока могу сходить и приготовить что-нибудь, – сказала Анна, отстраняясь от него, хотя ей совсем не хотелось покидать его теплые объятия. – Ты только скажи, чего тебе хочется. Я могу приготовить омлет с грибами или тосты с авокадо, или…
– Сюрприз, – он подмигнул ей, и в его глазах снова мелькнула та загадочная искорка, которая так ее привлекала. – Мне нравится, когда ты меня удивляешь. И вообще, мне нравится все, что ты готовишь.
Анна улыбнулась, и ее сердце наполнилось теплом. Она любила готовить для него, любила видеть, как он с удовольствием поглощает все, что она с такой любовью и старанием для него готовила. Казалось, в эти моменты он становился более открытым и расслабленным, словно уходил от своих внутренних забот и тревог.
Она встала с кровати, накинула на плечи шелковый халат, цвета летнего неба, и направилась на кухню, оставляя Михаила в постели. Солнечные лучи, проникшие сквозь большое кухонное окно, озаряли пространство теплым светом, создавая ощущение уюта и спокойствия. Она включила чайник, и гул воды, заполняющей его, на мгновение заглушил ее мысли.
Она все еще помнила тот момент, когда впервые поняла, что влюбилась в Михаила. Это было во время одной из их долгих, задушевных ночных прогулок по набережной. Они тогда шли рука об руку, и луна своим серебряным светом освещала их лица. Они говорили обо всем на свете: о книгах, которые произвели на них сильное впечатление, о музыке, которая вызывала в их сердцах трепет, о своих самых сокровенных мечтах и планах на будущее. И в какой-то момент, когда он рассмеялся над какой-то ее шуткой, она поймала себя на мысли, что не может представить свою жизнь без него. Это было словно озарение, как вспышка молнии, которая пронзила ее насквозь.
Но, несмотря на всю эту идиллию, на всю эту кажущуюся гармонию, в их отношениях было что-то, что не давало Анне покоя. Что-то неуловимое, как тонкая, почти невидимая нить, натянутая между ними, словно барьер, который мешал им полностью открыться друг другу. Казалось, что, несмотря на всю их близость, между ними существует какая-то невидимая стена. Она чувствовала, что Михаил не всегда открывается ей до конца, что он словно постоянно держит ее на некотором расстоянии, как будто боится подпустить ее слишком близко к своему сердцу. Он мог часами разговаривать с ней о чем угодно, обсуждать философские проблемы, спорить о политике, но как только речь заходила о чувствах, о чем-то личном, о их отношениях, он тут же становился отстраненным и задумчивым, словно закрывался в неприступную крепость, оставляя ее в недоумении и тревоге. Он никогда не говорил о будущем, не обсуждал их отношения в долгосрочной перспективе, и это начинало ее беспокоить. Она не могла понять, чего он боится, и почему он не может ей довериться.
Она налила кипяток в большую керамическую чашку, добавила ароматного, свежемолотого кофе, и задумалась, глядя на темный, дымящийся напиток. Может, это все ее домыслы? Может, она слишком многого требует от их отношений? Может, она торопит события? Она невольно вспомнила их первый поцелуй. Он был таким нежным и волнительным, таким долгожданным, но в то же время каким-то… сдержанным. Будто Михаил боялся, что если он позволит себе слишком много, что-то может разрушиться, что-то может сломаться. А когда она пыталась обнять его крепче, когда она хотела почувствовать его близость, он словно замирал, напрягаясь всем телом, словно опасался чего-то, сам того не осознавая.
– О чем задумалась? – голос Михаила заставил ее вздрогнуть, и она чуть не пролила горячий кофе. Он стоял в дверях кухни, прислонившись к косяку и наблюдая за ней с каким-то непонятным выражением на лице. Он надел свои любимые старые джинсы и свободную хлопковую футболку, и выглядел таким расслабленным и непринужденным, как будто всю ночь спал беззаботным сном.
– Ни о чем особенном, – Анна постаралась скрыть свое замешательство и натянула на лицо улыбку. – Просто выбираю, что приготовить на завтрак. А ты чего стоишь в дверях? Ты разве не собирался еще поваляться?
– Я передумал, – он улыбнулся и подошел к ней, обняв за плечи. Его руки снова были теплыми, и Анна почувствовала, как все ее напряжение куда-то отступает. – Запах кофе меня разбудил. Готовлю что-нибудь на свой вкус, – он подмигнул ей. – Я доверяю твоему выбору. Все, что ты приготовишь, будет для меня деликатесом.
Анна повернулась к нему лицом, и устремила свой взгляд в его глаза. Она хотела увидеть в них ответы на свои вопросы.
– Миша, а ты… – она запнулась, собираясь с духом, но не зная, как правильно сформулировать то, что ее тревожило. – Ты доволен нашими отношениями?
Его улыбка тут же потускнела, словно он неожиданно столкнулся с чем-то неприятным.
– Конечно, Ань, – ответил он, избегая ее взгляда и отходя к кухонному столу. – А что? Разве есть какие-то проблемы?
– Я просто… – она снова не знала, как выразить то, что творилось у нее в душе. – Я просто хочу знать, что у нас все хорошо. Я хочу быть уверена в том, что я не одна в этих отношениях.
– У нас все замечательно, – он отпустил ее, и отступил на шаг назад, словно создавая между ними дистанцию. – Мы ведь вместе, разве этого недостаточно? Мы проводим вместе много времени, мы смеемся, мы ходим в кино, гуляем по парку, неужели тебе этого мало?
– Достаточно, – прошептала Анна, чувствуя, как к горлу подступает комок разочарования. – Но иногда мне кажется, что…
– Что? – он повернулся к ней, и в его глазах мелькнула легкая тревога, похожая на тень, промелькнувшую по стене. – Что тебе кажется? Говори.
– Что ты держишь меня на расстоянии, – она произнесла это на одном дыхании, глядя прямо ему в глаза. Она хотела понять, что он чувствует, что у него на уме. – Будто боишься подпустить меня слишком близко. Будто ты меня боишься.
Михаил молчал, глядя куда-то в сторону, за окно, словно там были ответы на все ее вопросы. Анна чувствовала, как в ее душе нарастает напряжение, как сердце начинает биться чаще. Она не знала, что сейчас произойдет, не знала, чем закончится этот разговор, но она понимала, что они должны поговорить об этом. Они не могли продолжать притворяться, что все в порядке, когда на самом деле она чувствовала, что между ними существует невидимая стена. И ей нужно было понять, почему эта стена существует, почему Михаил так боится открыться, и смогут ли они ее когда-нибудь разрушить, или эта стена навсегда останется между ними, разлучая их сердца.
Она ждала его ответа, затаив дыхание, и в этот момент ей казалось, что все ее надежды и мечты висят на волоске, что от его слов будет зависеть все их будущее.
Невидимая стена
Молчание Михаила давило на Анну, словно толща воды, постепенно поглощающая ее с головой. Она наблюдала за ним, пытаясь прочесть в его глазах хоть какой-то намек на то, что происходит у него в голове, но его взгляд был отстраненным и пустым, словно он смотрел сквозь нее в какое-то далекое, недоступное ей измерение. Его брови слегка сдвинулись, образуя легкую, но заметную складку на переносице – этот жест был для Анны подобен сигналу тревоги, знаку того, что он уходит в себя, закрывается от внешнего мира, словно черепаха, прячущаяся в свой панцирь. Она чувствовала себя беспомощной, словно она находится в самом центре лабиринта, в котором она не может найти выход. Она ожидала, что он что-то скажет, что он попытается объяснить свои слова или хотя бы опровергнуть ее догадки. Но он продолжал молчать, глядя куда-то в окно, на улицу, которая медленно просыпалась от сна. Его взгляд, казалось, был поглощен каким-то внутренним диалогом, в который ей не было ни доступа, ни приглашения.
Анна поставила чашку с кофе на деревянный стол, и этот легкий стук фарфора по дереву прозвучал в наступившей тишине словно выстрел. От этого звука Михаил вздрогнул, как будто очнулся от глубокого сна, словно его вырвали из какого-то чужого мира. Он повернулся к ней, и она увидела в его глазах замешательство, смешанное с какой-то невысказанной печалью, с какой-то глубокой тоской, которая, казалось, терзала его душу. Он выглядел растерянным, словно заблудившийся ребенок, которого потеряли в большом и шумном городе.
– Ань… – начал он, и его голос звучал глухо, как эхо из далекой пещеры, неуверенно и тихо, словно он боялся нарушить хрупкую тишину. – Я… я не знаю, что сказать.
– Ты можешь сказать правду, – ответила она, стараясь, чтобы ее голос был мягким и спокойным, хотя внутри нее бушевал ураган эмоций, словно разъяренный океан, готовый обрушиться на берег. – Этого будет достаточно. Хватит недомолвок, Миша. Хватит лжи самому себе.
– Правду? – он горько усмехнулся, и в его усмешке сквозило столько боли, что Анне захотелось обнять его и никогда не отпускать. – А ты уверена, что хочешь услышать правду? Иногда незнание лучше, чем болезненная истина. Иногда ложь намного легче переносить, чем жестокую правду.
– Миша, пожалуйста, – попросила Анна, чувствуя, как в горле перехватывает от волнения, как сердце начинает биться быстрее. – Мы должны поговорить об этом. Если мы не будем откровенны друг с другом, если мы будем продолжать прятаться за масками, мы никогда не сможем построить настоящие отношения. Мы всегда будем чужими друг другу.
– Настоящие отношения? – повторил он ее слова, словно раздумывая над их значением, словно пытаясь понять, что она на самом деле подразумевает. – А что ты подразумеваешь под «настоящими»? Это всего лишь слова.
Анна сжала губы, стараясь не сорваться на крик, стараясь обуздать свою раздражительность и разочарование. Иногда ее терпение было на грани, словно тонкая нить, готовая оборваться от малейшего прикосновения. Ей хотелось схватить его за плечи и встряхнуть, чтобы он проснулся, чтобы он перестал прятаться от своих собственных чувств.
– Ты знаешь, что я подразумеваю, – ответила она, стараясь говорить как можно более спокойно и убедительно. – Отношения, в которых люди доверяют друг другу, как самому себе, в которых нет места тайнам и недомолвкам, в которых можно быть собой без страха осуждения, без страха, что тебя отвергнут, что тебя не поймут.
– Это все так сложно… – пробормотал он, снова отведя взгляд, словно не желая смотреть ей в глаза, словно ему было стыдно за свои собственные чувства. Он подошел к окну и уставился на утреннюю улицу, словно в ней он искал ответы на свои вопросы, словно надеялся найти там какое-то решение, какое-то спасение. Анна чувствовала, что он снова закрывается, что он снова возводит вокруг себя стену, и это вызывало в ней чувство отчаяния и бессилия.
– Почему это сложно? – спросила она, стараясь не потерять надежду, хотя в душе ее начинали закрадываться сомнения, словно маленькие мышки, грызущие ее сердце. – Почему ты боишься открыться мне?
– Я… я не знаю, как это делать, – он выдохнул эти слова, словно признавался в каком-то страшном преступлении, словно открывал какую-то страшную тайну, которую он так долго хранил в себе. – Я никогда не был хорош в отношениях. Я всегда все портил.
– Но ведь мы не должны быть идеальными, – возразила Анна, делая шаг в его сторону, стараясь сократить между ними расстояние, хотя она чувствовала, что между ними все еще остается пропасть. – Мы просто должны быть собой и принимать друг друга такими, какие мы есть, со всеми нашими недостатками и слабостями.
– Легко сказать, – горько усмехнулся Михаил, и в его усмешке звучала горечь, словно он всю жизнь пил только одну полынь. – Но это не так просто, как кажется. У меня есть… свои тараканы. Целый рой тараканов, которые живут у меня в голове и не дают мне покоя.
– И ты боишься показать их мне? – спросила Анна, стараясь уловить его взгляд, стараясь заглянуть в его душу, чтобы понять, что же его так мучает. – Ты боишься, что я увижу, какой ты на самом деле, и разочаруюсь в тебе? Что ты окажешься не таким, каким я себе тебя представляю?
Михаил молчал, его плечи слегка дрожали, словно он боролся с каким-то внутренним демоном. Анна почувствовала, как ее сердце сжимается от сочувствия и боли. Она понимала, что за его отстраненностью и загадочностью скрываются глубокие переживания, что он так же, как и она, хочет любви и принятия, но не знает, как к ним прийти, словно он ходит по кругу и не может найти выход.
– Понимаешь… – начал он, наконец, повернувшись к ней лицом, словно он решился сказать правду, хотя его слова все еще были неуверенными и тихими. – Я как будто живу в стеклянной клетке. Я вижу мир, я слышу его, я даже могу наблюдать за ним, но я не могу выйти наружу и стать его частью. Я всегда чувствую себя наблюдателем, а не участником.
– И я тоже часть этого мира, Миша, – прошептала Анна, подходя к нему ближе, словно пытаясь притянуть его к себе, вытащить из его клетки. – Почему ты не хочешь впустить меня в свою клетку? Почему ты меня так боишься?
– Потому что я боюсь, что разобью ее, – ответил он, и его голос звучал словно шепот отчаяния, словно он уже смирился со своей участью. – Я боюсь, что если я подпущу тебя слишком близко, я причиню тебе боль. Я сломаю тебя. Я испорчу все, что у нас есть.
Анна протянула руку и нежно коснулась его щеки. Кожа под ее пальцами была прохладной и напряженной, словно он был скован какой-то невидимой цепью.
– Ты не разобьешь меня, – сказала она, глядя ему в глаза, стараясь убедить его, хотя она сама не была уверена в этом. – Ты не можешь меня сломать. Я сильнее, чем ты думаешь. Я не какая-то хрупкая фарфоровая кукла, которую легко разбить.
– Ань, ты не понимаешь, – он покачал головой, отступая от нее на шаг, словно он боялся ее прикосновения, словно он хотел убежать от ее любви. – Я не такой, каким ты меня представляешь. Я не герой из романтической сказки, и я не заслуживаю твоей любви.
– Кто тебе сказал такую глупость? – спросила Анна, чувствуя, как внутри нее нарастает раздражение, как ее терпение постепенно иссякает. – Ты замечательный человек, Миша. Ты умный, добрый, заботливый, и я люблю тебя. Я люблю тебя, слышишь?
– Да, я могу делать все это, – прервал ее Михаил, словно он пытался отмахнуться от ее слов, словно они причиняли ему боль. – Но это не значит, что я способен на настоящую близость. Я словно застрял в каком-то промежуточном состоянии. Я могу быть рядом, но я никогда не смогу быть по-настоящему с тобой, я всегда буду оставаться чужим.
Анна почувствовала, как слезы подступают к глазам, как ее сердце болезненно сжимается. Она не хотела плакать, не хотела показывать свою слабость, но ей было так больно слышать эти слова. Она любила его, и она не понимала, почему он так упорно отказывается от ее любви, почему он так боится открыть свое сердце.
– Ты боишься, – прошептала она, и в голосе ее звучало не осуждение, а скорее сочувствие, словно она понимала, что именно им движет. – Ты просто боишься, что я увижу тебя настоящего, и что тогда я перестану тебя любить, что ты окажешься не таким, каким я тебя себе нарисовала в своей голове.
Михаил снова промолчал, отведя взгляд, но на этот раз Анна почувствовала, что он уже не так отстранен, что он готов хотя бы немного открыться ей, хотя бы на миллиметр разрушить эту невидимую стену.
– Когда мы впервые встретились, – продолжил он после мучительной паузы, его голос был хриплым и тихим, словно он говорил с трудом. – Я думал, что ты слишком хороша для меня. Я не верил, что такая девушка, как ты, может полюбить такого, как я. Я был уверен, что рано или поздно ты меня разлюбишь, что ты поймешь, что я не тот человек, который тебе нужен.
– Почему? – спросила Анна, стараясь понять логику его мыслей, стараясь разгадать загадку его внутреннего мира. – Что с тобой не так? Ты же нормальный.
– Я… я не знаю, – он покачал головой, словно пытаясь сбросить с себя груз мучительных мыслей. – Просто есть во мне что-то… сломанное. И я боюсь, что это сломанное сломает тебя тоже. Я словно заразен.
– Ты не сломан, – сказала Анна, подходя к нему ближе и кладя руку ему на плечо, стараясь согреть его своим теплом. – Ты просто испуган. Ты боишься своих собственных чувств. Ты боишься близости, ты боишься быть уязвимым, ты боишься доверять. И все это нормально.
– Может быть, – прошептал он. – Может быть, ты права. Может быть, я просто трус.
– Я знаю, что права, – ответила она, нежно сжав его плечо. – И знаешь что? Это нормально. Всем нам страшно. Но это не значит, что мы должны убегать от своих страхов.
– Но что если… – начал Михаил, но Анна прервала его, не желая слушать его оправдания и сомнения.
– Нет никаких «что если», – сказала она, глядя ему в глаза, словно пытаясь загипнотизировать его, заставить поверить в ее слова. – Мы будем справляться со всем вместе. Я буду рядом, даже если тебе это не нравится, даже если ты будешь от меня отталкивать. Я не собираюсь тебя бросать, Миша.
– Ты… ты не оставишь меня? – спросил он, и в его голосе прозвучала какая-то детская тревога, которая заставила Анну сильнее полюбить его, и в то же время почувствовать укол боли. – Ты не уйдешь?
– Никогда, – ответила она, и ее голос был наполнен искренней любовью, и она была готова поклясться в этом всем, чем угодно. – Я никогда тебя не оставлю, даже если ты этого захочешь. Я буду рядом, пока ты мне не скажешь.
Она обняла его крепко, прижимая к себе его хрупкое тело, словно стараясь залечить все его душевные раны, словно она могла своей любовью победить все его страхи и сомнения. Она чувствовала, как он дрожит в ее объятиях, как он цепляется за нее, словно за спасательный круг в бушующем океане. И в этот момент она поняла, что она не может его бросить, что она не имеет права этого делать. Она должна была помочь ему справиться со своими страхами, помочь ему открыть свое сердце, научить его любить и доверять. Она знала, что это будет нелегко, что ей придется побороться, но она была готова к битве.
Она отстранилась от него, и ее глаза были наполнены решимостью и любовью.
– Послушай, Миша, – сказала она. – Я понимаю, что тебе страшно, что ты боишься открыться, что ты боишься довериться. И я не буду тебя торопить. Я не буду пытаться тебя изменить. Но я буду рядом, и я не перестану тебя любить, даже если ты будешь продолжать возводить вокруг себя стены, даже если ты будешь от меня отталкивать.
– Ань… – прошептал Михаил, и на его глазах появились слезы, которые он изо всех сил пытался скрыть. – Ты… ты не должна этого делать. Ты заслуживаешь большего. Ты заслуживаешь счастья.
– Я сама выбираю, чего я заслуживаю, – ответила она, и ее голос звучал уверенно и спокойно, словно она уже все для себя решила, и не собирается менять своего решения. – И я выбираю тебя, Миша. Я хочу быть с тобой, несмотря ни на что.
Он снова обнял ее, на этот раз сильнее и увереннее, и Анна почувствовала, как их сердца бьются в унисон, словно они – части одного целого, словно они созданы друг для друга. В этот момент она поняла, что их невидимая стена не так уж и нерушима, что если они оба будут стараться, если они будут бороться за свою любовь, то смогут ее преодолеть. Но в то же время она понимала, что этот путь будет нелегким, что их ждут еще много испытаний и разочарований, но она не собиралась отступать. Она была готова сражаться за их любовь, даже если ей придется воевать с его собственными страхами, с его демонами.
Вдруг, Михаил отстранился, и на его лице читалось не только волнение, но и какой-то новый, непонятный для Анны свет.
– Ань, – произнес он, и его голос звучал немного более уверенно, чем раньше. – Я не знаю, что сказать, ты… я не привык к такому…
– К чему? – спросила она с легкой улыбкой, чувствуя, как он снова начал немного отдаляться, словно он испугался своей собственной открытости.
– К… к такой открытости, – признался он, опуская взгляд и отводя его в сторону, словно ему было стыдно за свои чувства. – Я всегда старался прятать свои чувства, я всегда старался прятаться за масками, но с тобой… почему-то не получается. Ты словно видишь меня насквозь.
– Может, это хороший знак? – подбодрила она его, стараясь сохранить оптимизм и не потерять надежду.
– Может быть, – прошептал он, и в его голосе все еще звучала тревога. – Но… это все еще пугает меня.
– Я знаю, – ответила Анна, мягко проведя рукой по его волосам, словно пытаясь его успокоить. – Но мы справимся. Вместе. Мы все преодолеем.
– Ты так уверена? – спросил он, глядя ей в глаза, ища там подтверждение ее словам, словно он нуждался в ее поддержке больше всего на свете.
– Я верю в нас, – ответила Анна. – Я верю в то, что мы сможем преодолеть все трудности, что мы сможем построить настоящие отношения, которые будут основаны на любви, доверии и взаимопонимании.
Михаил на мгновение задумался, а затем тихо произнес:
– Хорошо, – он кивнул, и Анна почувствовала, как в ее сердце затеплилась новая надежда, словно маленькая искорка во тьме. – Я буду стараться. Я буду пытаться открыться тебе. Я буду пытаться победить свои страхи.
– Это все, что от тебя требуется, – ответила она, нежно коснувшись его губ. Это был тихий, но значимый поцелуй, который символизировал начало их нового пути, пути к доверию и близости, пути к настоящей любви.
Анна отстранилась, и посмотрела в его глаза, и увидела в них отблеск надежды.
– А теперь, – сказала она с легкой улыбкой, – думаю, нам пора позавтракать. И на этот раз никакого «сюрприза». Ты выбираешь, что мы приготовим, хорошо?
Михаил улыбнулся в ответ, хотя в его глазах все еще виднелась тревога.
– Согласен, – ответил он. – Только на этот раз готовим вместе.
И они вместе начали готовить завтрак, и Анна чувствовала, что даже этот маленький, бытовой момент наполнен каким-то новым смыслом, что их отношения постепенно, шаг за шагом, начинают меняться. И пусть впереди их еще ждут трудности, пусть им придется еще много раз бороться со своими демонами, она верила, что они справятся, что они смогут построить настоящие, крепкие отношения, которые будут основаны на любви, доверии и взаимной поддержке. Но она также понимала, что это только начало пути, и им еще многое предстоит преодолеть.
Разговор в темноте
Совместное приготовление завтрака, начавшееся как обычно, теперь казалось какой-то фарсовой сценой, разыгранной под нажимом невидимой силы. Неловкость, витавшая в воздухе после их откровенного, но тяжелого разговора, все еще чувствовалась, словно плотный, влажный туман, окутавший их маленькую кухню. Они оба старались вести себя как ни в чем не бывало, как будто ничего не произошло, как будто они не обнажили свои души до самого дна. Михаил, правда, был более молчалив, чем обычно, его обычная ироничность и саркастичные шуточки словно испарились, оставив после себя лишь глухое молчание. Иногда казалось, что он снова погружается в свои мысли, ускользая от Анны в какие-то отдаленные уголки своего сознания, куда ей не было доступа, словно он построил вокруг себя невидимую стену, отделяющую его от реальности. Она, в свою очередь, старалась быть как можно более непринужденной, шутила, подбадривала его, пыталась завести разговор, хотя в душе у нее все еще бушевали тревоги и сомнения, словно она боролась с невидимыми демонами, которые тянули ее в бездну.
Они молча съели свой омлет с грибами, запивая его крепким, горьковатым кофе. Каждый глоток казался Анне тяжелым и неприятным, как будто она пила какое-то горькое лекарство, от которого ей не становилось легче. После завтрака Михаил, как обычно, ушел в душ, оставив Анну одну на кухне, задумчиво глядя в окно. Солнце уже взошло достаточно высоко, и город медленно, но верно просыпался от сна. Звуки проезжающих машин, далекий гул голосов и пение птиц доносились до нее, но она словно не слышала их, словно находилась под стеклянным колпаком, в котором звуки становились приглушенными и нечеткими. Ее взгляд скользил по соседним домам, по прохожим, спешащим по своим делам, но мысли ее были далеко, в другой реальности, в которой она снова и снова прокручивала их утренний разговор. Она размышляла о словах Михаила, о его признаниях, пытаясь понять, что же на самом деле происходит с этим человеком, которого она так сильно любит. Его слова о стеклянной клетке, в которой он живет, и его страхе причинить ей боль, задели ее до глубины души. Она никогда не видела его таким уязвимым, таким растерянным, таким беззащитным. Обычно он казался ей таким сильным и уверенным в себе, словно он мог справиться со всеми трудностями, что она и представить себе не могла, что он может испытывать такие глубокие, изнуряющие страхи, которые мучили его изнутри, словно цепи, сковывающие его душу.
Вдруг, ее размышления были прерваны навязчивым звуком льющейся воды. Михаил заканчивал принимать душ. Она вздохнула, стараясь прогнать свои мрачные мысли, и решила отвлечься, начав мыть посуду. Она тщательно споласкивала тарелки и вилки, словно пытаясь смыть с них не только грязь, но и свои собственные тревоги. Но мысли все равно возвращались к его словам, к его взгляду, полному боли и страха, и ее снова охватывало беспокойство, словно она ходила по зыбучим пескам и чувствовала, как ее затягивает все глубже и глубже. Она понимала, что их отношения изменились, что они перешли на новый, более глубокий, но в то же время более пугающий уровень, но она не знала, к чему приведет этот путь, на что он на самом деле похож. Она верила, что они смогут преодолеть все трудности, что их любовь достаточно сильна, чтобы победить все страхи и сомнения, но в то же время она не могла не чувствовать страха перед неизвестным, перед той бездной, которая открылась перед ней, когда Михаил открыл ей свою душу.
Когда Михаил вышел из ванной, одетый в свежую, выглаженную футболку и свои любимые старые джинсы, Анна обернулась к нему с натянутой улыбкой. Но ее улыбка, казалось, немного потускнела, когда она увидела его лицо. Он выглядел бледным и уставшим, словно совсем не спал ночью, его глаза были покрасневшими и тусклыми, и казалось, что он постарел на несколько лет всего лишь за одно утро. Его взгляд был каким-то отстраненным, словно он снова погрузился в свой внутренний мир, словно он отдалился от нее на тысячи миль.
– Ты в порядке? – спросила Анна, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более спокойно и естественно, как будто ничего необычного не произошло.
