Ана Гратесс
Макет грусти
Меня встретило запахом мокрой, перепрелой травы. Железистые сполохи мягко принялись щекотать внутреннюю сторону ребер. Я ощутил, как «Макет Грусти» беззвучно защебетал в гостеприимстве раскрывая свои лохмотья, желая тем, чтобы я вошел внутрь. Что-то мне подсказывало, что на этот свет мое тело-сознание больше не выйдет прежним. И хорошо бы, нечего наматывать на кулак прошлые воспевания – гармоника та давно покрылась не аппетитной плесенью.
Пряди волос нашей учительницы развивались наподобие флага из требухи. Будучи мальцом, разрешая алгебраические уравнения на шесть и пять, я коротко посмеивался этому сходству, но не никогда не решался засмеяться в полную грудь. Теперь, будучи в середине «Макета Грусти», мои недра могли полноценно отдаться самому чистому и искреннему смеху, чего не случалось за все время полуночных бдений за кофе и сладким тортом (день рождения проходит раз в сутки, и всегда наступает ровно в полночь).
Здесь не то что смеется по-другому, здесь дышится более свободно, тело словно напружинивается легким морским бризом, готовое вот-вот взорваться от переполняющей светлой тоски. По Дому, по любимым людям, по остаткам себя, мерно тлеющим где-то за порогом из вонючих окурков и жирного супа с клецками.
Натурная пятница каждым ударом под дых приносила с собой ощущение скорой кончины, а теперь мне стало ведомо, что пятница – это не день в неделе, это тело благоухающей живности общего сердца. Стучит оно себе раз в секунду, наполняя опустевшие стаканы теплой кровью новизны, и ты тут как тут, стоишь наизготовку к свежим ощущениям, уверенный, что вот Теперь удача точно в твоих руках!
– Живой она могла быть только в случае твоей смерти, а раз ты здесь торчишь столбом, значит ее сердечная чарка уже не дышит и тело испустило последний дух. Какой же ты Урод!
