Анастасия Окада
Хьюдоги
1. Том Андерсон
Я был рождён как пёс. Точнее я им и был. Те кто держали меня в руках от младенчества, собирались избавится самым, что ни на есть зверским способом. Швырнули меня словно отбросы надеясь, как бы изголодавшиеся бродячие собаки побыстрее обглодали мои косточки. И завидев её: огромную рыжую четырёхлапую Дану, схватившую меня за хрупкое туловище, решили уже не наблюдать за зрелищем моей смерти и убрались восвояси. А Дана, завернувши за угол, что силы пустилась вскачь и несла меня за шиворот через всё селение, на окраину городской свалки. Там, уложив меня в груду мусора, где гнездились другие щенята и накормив своим молоком, убаюкивала словно мать. С того самого момента, который я помню, как всю свою жизнь, я стал истинным сыном собаки, что спасла меня от омерзительных людей. Я сын собаки и хотя внешне, я все ещё похож на человека; я одеваю уши и хвост, что сваяла для меня моя мать и веду себя подобно моим сородичам. Я сын собаки и хотя моё прошлое напоминает мне о днях, когда люди отреклись от меня, посчитав ненужным и нежеланным ребёнком; Дана стала мне матерью и покровительницей, словно я один из её щенков. Я истинный придворный пёс, у которого теперь есть братья и сестры, что не предадут и не бросят погибать в одиночестве. Я вычеркнул из своей памяти, что был человеческим младенцем, ибо со мной распрощались и обошлись, словно я мешок костей. Поэтому я с радостью разорву человека, который ступит на наши земли и позарится на наших детей. Я был уличный дворовой пёс и никогда не нападу на невинного ребёнка. Но предложу ему стать братом и сыном нашей огромной семьи. Я сын собаки. Я придворный четырёхлапый советник трона Императрицы Российской Империи!
Мы тайная армия, но выглядим будто попрошайки и нещастная шайка бродяг. Мы невидимое войско, которое использует людей, как рабов и они не ведают этого. Человечество – отбросы, а мы лишь отбросами и живём! Люди, наслаждаясь своей жизнью, считают что мы их жизнь украшаем. Берут нас на охоту, просят стеречь их дома и тешатся со своего глупого восприятия, будто мы их питомцы, игрушки и даже друзья ! И не подозревают, что мы их злейшие враги. Они наивны, а мы научились выживать! Они беспечны, а мы ведём дозор над ними день и ночь, следя за каждым их шагом. Они думают мы их лучшие друзья, в то время как мы завладели всем, что у них имелось. Мы отобрали их детей и воспитали, как своих лучших воинов и лазутчиков. Их младенцы отроду пили наше молоко, впитывая ненависть ко всему человеческому, становясь созданиями, что подобны людям, но имеют сердце пса! Мы отбирали их хлеб и скармливали нашим щенкам, уча их быть проворными и двуликими! Мы поселились в каждом царском доме нашего врага и служим не Екатерине II и её верноподданным, а сами себе, что выглядят будто слуги и послушные домашние животные! Мы тайно правим государством и издаём законы, дабы завладеть всё большим количеством земель и поработить человечество, словно оно никогда не было хозяином собственной жизни! Лишить их права выбора – это наша первоочередная задача и начнём мы с царского двора! Здесь я, именуемый как Сэр Том Андерсон для безрассудной и наивной Императрицы, проживающий в её покоях и поедающий лакомства с её стола, изумляю царицу своими глазами. И так преданно смотрю, будто готов перегрызть глотку любому, кто попытается приблизится к ней. И мой оскал иногда пугает меня самого до такой степени, что я отхожу в сторону, где меня никто не видит и превращаюсь из тела собаки в человеческое, будто я один из её множества лакеев. Иначе если ненависть затуманит мой разум, бог знает, что может произойти! Ведь в облике пса я не столь радушен, чем в шкуре двуногих гуманоидов.
Но прежде чем, я стал предводителем взвода и претендующим на престол наследником – я был мусором, для человеческой матери, что родила меня и выбросила, как помои. И я поведаю об этом, что бы никто не осудил меня ни по превратным законам человечества, ни по кодексу чести хьюдогов! Да мы не люди и не смейте нас так называть, но мы уже и не псы, что лакают кости да радуются. Мы новая раса, что вытеснит гуманоидов и расселится по всей земле, а начнём мы с царского двора! Я поведаю историю, как эта планета наблюдая за жестокостью людей, породила на свет моих братьев и сестёр! Они будут лишь освобождать её от варваров и извращенцев. Я поведаю о том, как Бог пожалел, что не избавился от человечества во время потопа, потому он позволил природе создать гены, что превосходят любые создания на планете. И теперь хьюдоги – венец творения и строители рая на земле! Но прежде я расскажу, какие мерзостные бывают двуногие и почему их стоит порабощать, либо полностью уничтожить!
– Месье! Сир! Ваше высочество! О князь!
– Слушаю тебя Георгий?
– Ваша подопечная бегит сюда, будто стадо слонов! Слышите её топот?
– О, да! По истине Африканское Сафари! Георгий?
– Да мой Князь!
– Спустите ка на неё пару новобранцев, что бы она затопотала обратно в свой сад и игралась с ними до полного изнеможения и не мешала мои думам!
– Да сир! Сию минуту! Кого изволите спустить?
– Земиру и Дюшес!
Пока Екатерина II, завидев наших чудесных собачек, что несутся к ней со всей скорости и прыгают , сбивая с ног. Пока они умывают её лицо слюнями и она визжит от удовольствия и радостно наслаждается игрой с ними, я расскажу вам вот что:
Я лежал в груде мусора и мухи то и дело кусали меня за синюшную кожу, что даже не успела порозоветь, как это бывает у младенцев. Я лежал и томился от жажды, умирая на солнце. А моя пуповина обвивающая и душащая за горло, гнила и тухла от жары, издавая зловонный запах. Я ничего этого не видел. Я лишь чувствовал запахи и мог различить по ним, где я и что творится вокруг. Мой уши зачуяли приближение шагов, ещё за много миль отсюда. Ещё тогда, когда я лежал в человеческой колыбели и изнемогал от мук рождения. Я был мал и немощен, что бы противостоять руке доктора, которая вытащив меня из лона роженицы, ухватила за ногу и будто ошмёток поганого мяса, швырнула через окно в помои. Я слышал шаги, что уже приближались ко мне, но всё ещё были далеко. Я ждал когда они будут уже рядом, и слушал их словно стук собственного сердца, что было разбито тогда, когда я только родился на свет. Я лежал с пуповиной на шее и помирал, а с меня тешились людские голоса. Я не видел их лиц, ибо был недоношенным плодом гуманоидов, называющих себя – люди. Но людьми они не были никогда! Все их существо сплошная разруха души и разврат ума. Выглядящие, словно боги, но ничего божественного от них не осталось, после того как они были изгнаны вон из рая. Но продолжая уверенно называть себя людьми, эти гуманоиды расплодились на планете словно паразиты, пожирающие все вокруг себя. Я не видел их, но я запомнил голоса, что насмехались над ребёнком себе подобным и поклялся, что если каким то чудом я смогу выжить, то никогда не стану уже человеком. Я объявил их врагами, хотя не умел говорить. Я назвал их чудовищами, хотя не знал ни единого слова из их языка. Я лежал голый, синий и вонял помоями и гноем, а они глумясь надо мной ждали, когда я издохну на их глазах.
Тогда я, умирающий и кричащий от боли ожогов, что покрыли моё тело, и молящий о помощи, вдруг почувствовал мохнатую морду собаки. Она обнюхивала моё тело и исходящее от меня зловонье чуть не спугнуло её. Но она, дотронувшись мокрым носом и щекоча усами, убедилась, что я ещё жив. Бешеный стук моего сердца умолял её не оставлять меня здесь на помойке, а забрать к себе или хотя бы отнести в тень. Она разинув пасть, повергла всех человеческих отродий в ужас и те разбежались будто муравьи, боясь попасться в зубы этой бродяги. Она вдруг схватила меня за тонкую ручонку и подбросила вверх, поймав за шиворот, будто щенка и пустилась на утёк. Она бежала так быстро, что я слышал, как камни под её ногами отскакивали в разные стороны, а клубы песка запорошили дорогу, отчего извозчики остановили свои кареты, ибо не видели больше пути. Она бежала и тело её закрывало меня от знойного солнца, а слюни истекающие из её пасти по мне, залечивали ожоги. Я хоть и чувствовал боль, но уже не изнемогал от неё и терпел, как терпят взрослые. Я научился терпеть, с того момента, как очутился на улице, ненужным ребёнком и как родная мать насмехалась надо мной в первые секунды рождения. Я научился терпеть этих отродий, будто я беспомощный и несчастный. И уносясь все дальше от них, но все ещё слыша их глумления и хохот, я научился терпеть и ждать. Ведь вы привыкли, что ваши питомцы покорно служат вам надеясь на похвалу? Они ждут удобного часа, что бы растерзать ваше тело в подходящий момент. Так и я тогда, когда нёсся через весь город и слыша вопли своих врагов, решил подождать когда стану сильнее!
Дана – так звали собаку, что рыжими лохмотьями шерсти, была покрыта от рождения. Я не мог её видеть, но я чувствовал как ветер расчёсывает её локоны на ходу и описывает мне её внешность. Я не мог говорить и не мог благодарить её пока что. Я не знал собачьего языка и был так беззащитен, что само по себе спасение меня из той дыры породило чувство наших родственных связей. Я хотел назвать её мамой, но не знал как. Я лишь приник и болтаясь словно собачья игрушка в её зубах, чувствовал что мы уже далеко за городом, движемся в сторону городской свалки, где Дана обустроила своё логово. Там в трубах заброшенных городских стоков, ютились уличные шайки псов разных мастей. В одной из них Дана, моя мать смастерила лежанку и родила четверых щенят. Я ещё не мог тогда видеть, но ощущал их тёплые пузики рядом с моим, когда она уложила меня словно собственного ребёнка. Щенки заворочались, почуяв посторонний зловонный запах и чихая, скулили будто ругая меня. А я приник и стыдился сам себя. Дана бережно откусила мою пуповину и удалила её с шеи. Продолжая вылизывать моё тельце, она залечивала оставшиеся ожоги и удаляла языком гной с ран. А новые братья и сестры, обиженно ворочались и пытаясь привлечь внимание матери, скулили жалобно и громко. Они жаловались, что я не такой рыжий и полностью лысый. Ведь собачья шерсть греет не только тех, кто её носит, а и тех кто лежит рядом. И наша мать, вырвав из своего хвоста волосы, сваяла для меня первую шкуру и согрела меня впервые за то время, когда я родился на свет.
Я ещё не знал их языка и не знал их обычаев, но с тех пор я был с ними в родстве и они называли меня братом. Я не знал о чём они говорят и внимательно слушал ветер, что шептал мне на своём древнем наречии, переводя их слова в понятные мне символы и образы. Он же, научит меня понимать языки и сигналы людей. Но это случиться позже. А пока я лежу и как щенок, пытаюсь пить молоко матери и больше не боюсь. Я был отбросом и мусором для человека, а стал любимым сыном наследником. Я был никем и мне предрекали смерть, а стал псом, что клыками своими отнимет человеческую жизнь и вырвет сердце любому, кто вознамерится причинить вред беззащитным. Я был заново рождён и вскормлен как пёс и никто уже не поглумится на до мной, ожидая моей кончины и насмехаясь. Я найду тех, кто хотел меня изничтожить и выбросил на погибель и муку. Я вырву сердце тем, кто родив меня отказались от своего дитя самым зверским способом. Я заставлю людей заплатить за свои деяния. Но пока я слаб и немощен – лежу в обличии ребёнка собаки. Я пью её молоко и греюсь в её шерсти. Я буду расти с её детьми и играть будто щенок, кем теперь и являюсь!
Солнце заходило за горизонт и его палящие лучи шли на покой. Вначале я ненавидел его. Ещё бы, оно обожгло меня до костей. Я винил его ибо мои меха не были столь прочными и то и дело, роняя свои накладные уши и хвост, я учился их держать при себе. Моя мать потешалась над тем, как я растерянно ищу их. А мои братья и сестры то и дело игрались моими хвостами, отбирая их и пряча, зарывая в земле. Я на них бесконечно злился и лаял, а они падая на спину и валяясь в грязи, изнемогали от смеха и тешились моими бесконечными попытками подражать им. Да, я скулил безобразно, отчаянно пытаясь доказать, что я пёс. Они уже бегали, а я все ещё ползал. Они перепрыгивали друг через друга, а я лишь учился пытаться ходить. И каждый раз падая, разбивал свои коленки и ломал нос. Тогда моя мать, улыбаясь всем ртом, любя зализывала все мои раны снова и снова. Каждый раз она ваяла из своей шерсти мне новые уши и хвосты, потому что я начал расти. И мне было жаль, что её меха становятся такими скудными.
Все мои братья и сестры уже не нуждались в материнском молоке и жадно обгладывали косточки, найденные на свалке. А я недоноском, таскался за ней требуя кормить меня ежесекундно. Моё тело крепло и развивалось. И вместе с тем я толстел и рос, требуя всё больше жиденькой еды. А мои братья и сестры точили зубы об камни, в то время как я плямкал ртом и просил молочка. Так я рос и все собаки вскоре привыкли, что детёныш человекообразного существа становится все больше похожим на людей, нежели на них. Иногда они скулили от недовольства, опасаясь что люди, которые иногда заглядывают в эти забытые богом края, завидев меня приведут отряд Императорской Армии. Да, в те далёкие времена: дворовых псов отстреливали и изводили другими способами, ибо боялись эпидемий холеры или чумы. Но самой страшно болезнью были не вирусы, а сами люди. Понимая, что они самые беззащитные и жалкие существа в мире, они истребляли многие расы животных и веками господствовали над всем живым. Поэтому чем дальше я рос и становился подобен своим врагам, тем собаки больше меня ненавидели. И только Дана защищала меня от этих нападок. Нет, собаки не беспощадны! Они не желали мне смерти или мучений, как люди. Они лишь боялись, что однажды люди, овладевшие огнестрельным оружием, нападут на них и сдерут их шкуры. Они собирались общинами и обсуждали эти вопросы на собраниях. Что бы защитить себя и своих детей, они готовы были уйти в леса и питаться травой. Но были и те, кто противились мирному существованию и хотели нападать на людские жилища первыми. Отбирая и воруя человеческих детей, они создали первые поселения хьюдогов, куда со временем я и ушёл. Эти псы были воинственными лазутчиками и мстителями. Всех их когда-то избивали люди, называющие себя их хозяевами. Многих забили до смерти. А те кто выжил, бежали сюда и становились армией, что бы охранять границы нашей свалки и наблюдали за порядком в лесах.
Так однажды они собрали большую стаю и напали на селян с ближайшей деревни, не оставив никого в живых. Лишь младенцев. Их они принесли на свалку будто трофеи. Все дети были напуганы и рыдали так, что голоса их доносились до соседних деревень, но никто из людей не решался отомстить, зная что за свалкой живёт стая одичавших псов. Поэтому они позволили тем младенцам помереть, даже не пытаясь протянуть руку помощи своим же братьям и себе подобным. Они не ведают до сих пор, что псы не терзали младенцев. Псы лишь отобрали у людей, то что считается самым ценным! Но люди на столько глупы, что готовы схоронить и оплакав дитя, забыть его будто мёртвого. Потому эти младенцы навсегда погибли для людей, но обрели новую жизнь в мохнатых лапах моей стаи.
***
В те дни я уже мог ползать на четвереньках и ко мне приходило зрение, что присуще взрослым особям. Тогда я впервые увидел человеческих детей и так же глумился над ними, как когда-то мои братья и сестры глумились надо мной. Их голые тела были беззащитными и я смотрел, как собаки, что принялись их воспитывать, плетут им покров, уши и хвосты, не жалея собственной шерсти. Тогда я в который раз убедился, как благородно сердце собаки, что готова пожертвовать собой ради ребёнка врага и воспитать его достойным существом. Тогда я начал думать, не отблагодарить ли мне судьбу, что подарила шанс быть среди тех, кто имеет кодекс чести! И я сидел среди псов, убаюкивающих человеческих младенцев, и отвечающий на плачь себе подобных, утешением и лаской. А голоса младенцев вскоре притихли и напившись собачьего молока, и вовсе заснули. Я сидел и игрался с ушами, которые ваяли псы для новых детей. А мои хвостатые братья и сестры уже бегали молодыми щенками, ожидая дня, когда им можно будет вступить в отряд Диких Псов, а Дана умоляла их уйти в лес.
Так мы долго жили в мире, пока я не встал на ноги и не начал повторять человеческие языки, что доносились до меня дуновением ветра. А мои родственники, стали молодыми псами и переодически приносили добычу из города. Я рос и крепчал и они уже не глумились надо мной. А человеческие дети, все ещё валялись беспомощными свёртками, в хвосте своих собачьих матерей и я улыбаясь, сказал первое слово "Хьюдоги". Это удивило мою мать и она зарычала, но не угрожающе, а словно не понимая меня. И тогда я зарычал ей в ответ. И она снова принялась выбирать блох с моего брата. О да! У моих родственников были имена. Мать Дана, дала их ещё при рождении. Старшего сорванца звали Бос, за ним родилась Думка и после неё Пумка. А последнего брата нарекли Апостол. Над ним тоже иногда посмеивались, как и надо мной за то, что мы самые младшие. А меня? Мне разумеется дали двойное имя. Первое было Том – отец моих братьев и сестёр. А второе было имя моего человеческого отца, англичанина, что даже не знал о моем существовании. Дана прознав о роженице, которая так беспощадно обошлась со мной, разыскала, как полагается моего биологического отца. Иностранца, что приехал в Петербург ко дворцу тогдашнего Императора Российской Империи Петра III. Пьянствуя на балу, он совокупился со служанкой Императора и та забеременела. Гость уехал, а глупая девчёнка родив дитя, вышвырнула его вон, словно огрызок от червивого яблока. Вскоре после этого, она заболела холерой, да испустила дух. А гулящего англичанина ещё ожидает месть, если он конечно не помрёт раньше этого момента.
***
Так мы и жили! Я седлал моих братьев псов и катался на них, будто на лошади. Они игрались со мной, как с ребёнком ибо были на порядок старше. Они добывали для меня игрушки и гостинцы. А ещё они приносили новых детей в наш лагерь, что теперь разросся до окраин лесов и мы начали уходить в его чащи. Обозлённые люди с соседних деревень, пытались давать отпор Диким Псам и жаловались Императору. Но тот плевать хотел на людей. Эти жалобы не тревожили его и он был сосредоточен на внешней политике и заключении союзов. Да, Российская Держава была великой Империей! Это знали даже псы. Но правили ею отъявленные идиоты, что не считались ни с человеческой жизнью, ни с жизнью животных. Так однажды, будучи совсем один я завидел небольшую группу охотников, что пришла отловить диких уток к столу Императора. Тогда ещё люди не знали, что псы имеют отменные боевые навыки и могут поймать даже буйвола. Они лишь использовали лошадей, для утоления своих плотских желаний поживится дичью, да смастерили пистоли за ради охоты. Я сидел совсем один, на опушке леса ибо мать моя отошла ненадолго по собачим делам. И играя в траве, я не заметил что эти чудовища, завидев меня издалека, примут за дикую утку. Поэтому полной неожиданностью для меня стало то, что эти недоумки открыли по мне огонь. Я был на волоске от смерти, когда моя мать, выскочивши из кустов и схватив меня за шиворот, утащила прочь с опушки, да унесла в чащу. С тех пор я там и начал жить, меж диких ланей и других лесных обитателей.
***
Усыновлённых людских детей, так же перенесли в глубину леса, что бы боязливые охотники, опасающиеся медведей не искали никого и не заходили сюда вообще. И был я псом, что живёт среди чащи и множество, называющих себя псами и похожими на меня, были здесь. Нас вскармливали собачьим молоком и мы научились добывать грибы и ягоды. Я был не более года от роду и жил в лесу до пяти лет. Здесь была моя колыбель и сюда проникал ветер и учил меня чужим языкам. Я различал щебетание птиц и рёв медведицы, что тоже прятала здесь своих детёнышей. Я был как пёс и играл с другими детьми, словно они щеночки. Собаки жили в мире с волками, лисами, лосями и каждый понимал язык другого. Мы жили в мире с медвежьим кланом и птичьими стаями, деля поровну богатства русских лесов! Лишь человек, что не может здесь выжить и страдает от нехватки удобств: не желает слышать голоса приносимые ветром. Его уши закрыты и нос, притупил обоняние. Он не слышит приближающейся беды и не узнает, что мы своими детскими сердцами замыслили против него войну. Я рос и вместе со мной росла армия могучих и отважных солдатов, что скоро захватят всю Империю!
