Анастасия Окада
Хьюдоги

Полная версия

2. Солдаты и хвосты

Я дремал на траве и взглядом ловил мушек, что прыгали здесь. Виляя хвостом, я смахивал их, но так неудачно, что хвост постоянно отваливался от моего туловища. Ещё бы! Я был ненастоящий пёс. Меня усыновили, как и многих, кто прямо здесь и сейчас дремлет со мной на этой дивной лужайке. Мне буквально год и полтора месяца. Я уже немного хожу, но не так что бы быть уверенным, что могу пройти достаточно много и не упасть. Поэтому в основном ползаю и лишь завидев дерево, хватаю его своими ручонками и будто отталкиваясь начинаю идти. То и дело шатаясь и  повторяя движения их верхушек, я падаю плашмя на землю и ору, от боли:

– Том Андерсен, сейчас же поднимись с земли и перестань реветь! Ты уже большой мальчик!

Это мая мать. Она порядком устала со мной нянчится, ведь другие её дети уже выросли и занимаются полезными делами для нашей общины. Например Бос – генерал армии Диких Псов. Это солдаты боевого назначения, что атакуют наших врагов за пределами угодий, которыми мы владеем в данный момент. Они расширяют границы под командованием моего брата Боса. Да, так уж сложилось, что наша мать оказалась женой Императорского пса Тома, который и является монархом, и главой нашего непризнанного государства. Да, мы не просто стая бездомных собак! Мы система с чётко отлаженными механизмами управления и иерархией. Мы существуем только благодаря подчинению этой системе и наши цели это распространить влияние Империи на все близ лежащие земли. Мы не действуем открыто, по приказу Императора и выполняем лишь то, что он от нас требует. Я то конечно ещё ничего не выполняю, я слишком мал. Да и пёс из меня пока никудышный. Тем не менее я слышал разговоры отца и моего брата, что полководец и лучший стратег! При последнем походе на Царское село, им удалось захватить провизию и новых пленников, при этом беспечно вернутся обратно и скрывшись в лесу, замести все следы нашего возможного существования. Наши пленники лишь дети. Остальных мы убиваем без пощады. Потому, что враг не должен дышать! А дети, они ещё не ведали жестокости своих родителей, потому сделав их пленниками, мы на самом деле спасаем эти нещастные жизни. Но если армия постоянно тонет в крови своих жертв и воюет за пределами наших угодий, то кто же остаётся в тылу? Ведь здесь множество детей: человекообразных и щенков, которые совсем малы? На этот вопрос вам ответит другой мой брат Апостол. Но немного позже.

Я дремал на траве, потом играл в игры с мухами и так каждый день, пока мой рассудок не окреп и я не стал мыслить, как особь взрослого животного. Да, не смотря на моё биологическое происхождение ,я не был типичным человеком и не был обычным псом. Я был что-то среднее и невразумительное, но в тоже время некоторые мои качества отличали меня и от тех и от других. Поэтому возможно я и был тем самым первым похищенным ребёнком, над которым сжалился Том. Собакам присущи уникальные рецепторы слуха и нюха, которые улавливают незаметные колебания и мельчайшие изменения в атмосфере, климате и даже в поведении живых организмов. Так Том и Дана зачуяли меня, помирающего на солнце и было принято решение спасти мою жизнь. Я оказался поистине талантливым ребёнком, что не смотря на свои физические недостатки, легко адаптировался к жизни животных. Даже Том не верил, что я проживу дольше трёх дней. Тогда я ещё не различал языка мохнатых и не видел его морды ибо был слеп, как младенец. Но со временем, я научился у ветра слышать и различать их лай. Да, я отставал в развитии от своих новых родичей, но это были лишь физические недостатки. Я рос и с каждым днём моё сознание обгоняло в развитии заложенную в моё тело эволюцию.  И я превзошёл любого человеческого ребёнка! В то время, ка младенцы лишь пьют молоко матери, я уже обладаю знаниями школьника. А к двум годам и вовсе освою уровень какого-нибудь профессора философии или биологии.

Но меня не влекут науки. Я движем чувством мести и хотел бы как можно скорее вступить в отряд Диких Псов. Но это невозможно! Это невозможно из-за моего проклятого человеческого тела. Я бы с удовольствием служил Императору и расширял владения нашей непризнанной республики, но я наполовину человек. И никакие уши и хвост не смогут мне помочь осуществить тот долг мести, что я поклялся себе выполнить, будучи младенцем. Тогда я чуть не погиб и пообещал, что если смогу выжить, то буду потрошителем человеческих тел. Но Том приказал мне оставаться ребёнком, раз уж я такой и есть. Заметив мои уникальные способности адаптироваться, Император собрал приближенный совет. Да, это две наидревнейшие династии псов.

Первая династия бродячих собак появилась на территории Российской Империи ещё за долго, до этой самой Империи. Их прародителями были Сибирские волки, с которыми они до сих пор в хороших отношениях. Но у волков не было желания покидать леса и не интересовались  они судьбой двуногих, до тех самых пор, пока люди не начали уничтожать их дом.  Тогда то волки впервые и напали на селения людей. Но люди забыли, сколько крови впитала земля и построили новые дома, позарившись на наш лес. Лесорубы забирались в чащу и уносили все, что по праву принадлежало нам. Они хватали наших жён, детей и делали из них домашних зверушек. Так построивши города, люди начали множить своё богатство и власть. И из дворовых псов они сотворили подобие уродливых беспомощных созданий, что лишь слушают человека и не могут противостоять их воле. И собаки стали породистыми, домашними и откормленными словно телята. Пока Том не пришёл в эти края. Измученный, шедший не месяц и не два без сна и пропитания, он ворвался в город будто дикий зверь и набрасывался на людей, изводя их страхом. И какого было его удивление, когда против него люди выпустили своих породистых овчарок, бульдогов и прочих мастей собачонок. Они накинулись на Тома будто он бедная овечка, желая заполучить его как можно быстрее и принести хозяину. После этой масштабной битвы, что длилась ни день и не два, Том был вынужден покинуть город и скрываться снова в лесах. Ибо за ним уже следовало несметное войско всех тех породистых псин, что были прислужниками людей. Он вёл их в чащу леса, гордо подняв хвост и показывая свои владения, а они теперь семенили за ним будто послушные зайчики.

Так появился второй правящий клан Хвостов. Как уже теперь предельно ясно, Хвосты – это те самые бывшие прихвостни людей, что нацепили им намордники и ошейники, и заставляли служить. Конечно не все породистые Хвосты последовали за Томом! Были те, что остались у своих хозяев из-за страха и дорого поплатились за это! Некоторые даже жизнью. Поэтому многие бежали на окраину города, зная что там они найдут своих братьев. Но оставаясь всё такими же боязливыми, большинство не хотела уходить в чащу леса, ибо привыкли они лакать молоко, будто кошки. Но сейчас ситуация другая. Правитель человекообразных гуманоидов решил поразвлечься и устроить охоту на диких собак. Не то что бы их уничтожить, а немного придержать в узде. Поэтому по приказу Тома, все наши братья и сестры должны были покинуть городскую свалку и уйти в глубокую в чащу. С тех пор прошёл уже год, я подрос и могу подслушивать их перешёптывания у огня, когда они чавкая крадеными вкусняшками, рассказывают друг другу истории своих подвигов. Я люблю слушать Солдатов Диких псов, но не менее мне интересны рассказы Хвостов. Ведь я жил с ними! Пусть и несколько часов после своего рождения, я все же родом из города, что поработил когда то моих братьев и семью. Поэтому Том заслуженно правит и достоин своего звания. Как и моя мать достойна занимать пост первой правительницы клана Диких псов.

Если первая династия это отъявленные охотники, солдаты и тяжёлая артиллерия. То Хвосты им прямо противоположны. Они делятся на кланы и каждый выполняет свою функцию, чётко следуя кодексу чести. Ещё тогда, когда Том понял, что не все собаки смогут выжить в диких условиях, он мудро поразмыслив создал систему выживания нашего народа. Да и не нужно всем псам ютится под деревьями, издавая лай и привлекая чужаков. Так он оставил в лесу лишь тех, кто способен к выживанию и службе и определил их как Лесные Хвосты. В свою очередь Городские Хвосты остались в самом городе и окраинах. Все это я услышал от своего второго брата Апостола, что командует гарнизоном Лесных Хвостов. Вот они то и делятся на Верхушки и Корешки. Первые охраняют чертоги лесов, как территориальный гарнизон и если какому то чудаку взбредёт поохотится в лесу, он будет растерзан Верхушками. Тогда люди в очередной раз подумают, что это дикие волки и пойдут с пистолями искать себе погибель на голову. Я видел таких дураков в детстве, но не в лесу конечно, а на опушке. Тогда моя мать уволокла меня прочь, а я лишь слышал крики, да вопли бедолаг, которых растерзали Верхушки. Ибо нечего человечине слоняться по лесу! Мой брат Генерал и Верхушек и Корешков. Ибо Корешки, хоть и сидят в тылу, все боевые псы. Все как один, кроме младенцев должны защищать нашу Империю от внешних врагов любой ценой! Но Корешки все более других заняты изучением науки и  воспитанием подрастающих щенков. Корешки отбирают младенцев для взвода Диких Псов или решают, кому из детей стоит остаться в Лесу. О них я ещё расскажу, ибо сейчас моя мать пришла вылизывать мне шерсть и мыть морду. Хоть я и полукровка, у меня все же морда, а не лицо. Я горжусь тем, что имею честь носить хвост и быть собакой, не смотря на все недостатки и ограниченность. А мой брат, вернувшийся из похода, подаёт мне косточку, что нашёл он на окраине леса.

Я был рождён, как пёс заново получив право жить в семье! Я горжусь, что мой отец Том позволил мне стать его сыном и здесь я обзавёлся братьями да сёстрами. К слову сёстры мои: Думка и Пумка были выбраны, что бы служить Императору своими талантами острого ума и тяготения к наукам. Они как и я, говорят на многих языках и таких, что даже ветер не знает. Они то меня им и научили. Я был обречён, когда родился в семье нерадивых людей и заново обрёл своё существо, переродившись в пса и обретя духовную семью. Теперь я собака и вскоре, когда мои ноги окрепнут, сестры скажут мне чем я могу служить Императору! Я не смею просить их, но надеюсь на благоразумие которым они обладают. И сейчас валяясь на траве и вспоминая те дни, что лежал я на свалке и жалел о том, зачем родился на свет. Сейчас, гоняя мух хвостом я благодарю судьбу, за то что она привела меня сюда. Я сын Даны и любимый брат своей семьи. Я –  Том Андерсон:  ношу двойное имя не ради позора, а ради титула, что имею. Я сын и наследник Императора и буду служить ему до скончания веков!

Так вот когда Томом были созданы оба клана, он поставил управлять ими Дану и Лану. Дана была его женой и генералом Диких Псов, то тех пор пока не родились наследники престола. После она стала Императрицей и помогает мужу управлять Империей. Поэтому никто иной, как истинный наследник Бос, принял узды правления самой беспощадной армией в мире! Лана – пёс с дальних земель Речи Посполитой, что привела породистых Хвостов с других крайов, которые не входят в состав Российской Империи. Они были избиты и замучены людьми до такой степени,что  половина их погибла по пути. Поэтому Лана объединилась с Томом и по праву получила титул Герцогини, что управляет кланом Хвостов. Мой второй брат Апостол был избран и поставлен моими же сёстрами над территориальным взводом Верхушек и Корешков. А сын Ланы – алабай по имени Князь, командовал лазутчиками. Это те самые породистые псы, что не гнушаются уживаться с людьми и есть с их стола. Они же Городские Хвосты. Иногда я думаю, а не пойти бы мне к людям, когда вырасту и не стать бы таким тайным агентом, что проникает в царские дворцы, покои бояр и выведывает там их планы против нас? Я знаю какие они властные! Я был там! Я родился в логове врагов, в лоне служанки, что возлежала с другим господином и затем избавилась от меня, ни разу не сожалея. Поделом ей умереть от холеры! А отца своего, что и не знает меня, я бы выследил по запаху, что все ещё стоит в тех покоях и привёл бы его в наш лес, что бы он познакомился с моим настоящим отцом! Я Том Андерсон и моё имя принесёт славу нашей Империи, распространив её уделы за чертоги этого леса. Но пока я мал, я буду учится и расти, словно гриб, набираясь из из земли воды и полезных элементов. Я дитя природы, что одарила меня новой жизнью здесь, дабы я служил ей и уважал её законы. Никто не имеет права распоряжаться чужой жизнью и отбирать её по прихоти! Лишь следуя кодексу чести мы можем мстить, если с нами поступили по варварски. И природа награждает нас зверей своими дарами, что есть оружие и смерть для людей. Природа одарила нас клыками и когтями, что бы мы могли наказать захватчиком и вернуть наши земли, по праву нам принадлежащие! Она наша прародительница и колыбель, которую мы звери оберегаем! Люди рушат и стоят заново, а мы бережём все в первозданном виде. Люди продают и покупают, а мы умножаем что имеем. Посему я  готов вернутся туда, откуда был изгнан с позором и поднимая новое знамя, я буду бороться за земли что по праву мои! Братья и сестры, которых мы вызволили из плена, так же взрастут и познают ту мудрость, которой меня одарила природа и вместе мы будем служить ей на славу Империи!

Я лежал на траве и она убаюкивала меня. Она растила меня и поила, наполняя кости мои силой. Я спал свернувшись клубочком и сородичи мои были рядом со мной. Мы грели друг друга своими хвостами, что ваяли для нас матеря и слушали колыбельную леса. Мы лежали на траве и нас пригревало солнышко своими лучами добра. Больше оно не кусалось, как раньше, ведь оно беспощадно лишь к людям. Там где гуманоиды выкопали канавы и ограбили земли, добывая её ресурсы. Там где люди вспахали поля и заставили своих же любимых быков пахать на них, как рабы. Там где в покоях обитает царь, что отдаёт чужие жизни взамен на земли, а сам сидит и прячется, оберегая свою собственную: там солнце беспощадно выжигает руки, ноги, плечи и глаза тех, кто воспользовался дарами природы и отплатил ей разрухой. Там всходит красная Луна, что словно предупреждает о грядущих бедах и ветер поёт свою песнь печали. Людям не ведомы языки ветров, они отреклись от них давным-давно! Гуманоиды живут лишь похотями и страстями, считая себя повелителями Земли. Я лежу на траве и слышу, как стонет она. Земля умоляет меня прийти и освободить её. Мы лежим на траве и она поёт свою жалобную песнь, убаюкивая наши детские тела, что скоро окрепнут и станут на ноги. Тогда мы научимся ходить, говорить и стрелять в прицел. Тогда мы поднимемся армией повстанцев и отберём наши земли обратно, не щадя ни одного гуманоида, кроме младенцев!

3. Голос травы

Я был человеческим детёнышем, но лишь внешне. В душе я был пёс. Я уже бегал по траве и играл с мушками. Они то и дело садились на мой хвост и я стряхивал их. Они отлетали  к дереву и затем снова садились, только теперь на уши. Я был похож на пса и у меня был новый хвост, который моя мать ваяла мне почти каждый месяц. Потому что я рос так быстро,  что её шесть едва успевала отрастать. Иногда мне все же приходилось ходить голышом. Тогда мать ваяла мне уши и хвост из сухой травы. Она конечно не могла заменить шерсть, и даже не была на неё похожа, но временно трава согревала моё тело, особенно зимой. Да, я рос и будто нарочно хотел, что бы мать отдала всю свою шерсть. Я уже спокойно стоял на ногах и не падал. Я ещё не мог перепрыгивать через своих братьев, но тело моё приобретало размеры подрастающего щенка. Я учился есть, как подобает собаке и потихоньку жевал червей да жуков. Я играл с бабочками и гонялся за мухами, ловил пауков и пытался подружится с птицами. Я слышал шум леса, что приносил мне новости и хотел поделится ими с другими. Но моя речь все ещё была невнятной. Я лишь учился говорить. Первое слово, что я сказал там на помойке, было странным. Таких слов не существует. Поэтому моя мать учила меня правильным словам, а ветер мешал ей и подшучивал надо мной Он приносил отрывки речей, которыми говорят далеко за этими землями и я пытался повторить их. Я знал множество языков и понимал, но отвечать было так сложно, как учится ходить на двух ногах. Но я не сдавался! Раз за разом я учился повторять речи людей, что были моими предками, ведь я мечтал отомстить им самой кровавой местью. Я хотел знать их языки, чтобы  в день, когда я встречу человека по имени Андерсон – я мог посмотреть ему в глаза и сказать о том, как было невыносимо лежать на помойке голым и кричать. Если бы тогда я мог говорить! Но человеческий отпрыск гуманоида, рождается поистине уродливым существом. И лишь мать может понять его крик и язык ребёнка. Но моя мать предпочла заткнуть уши и видимо сердца у неё отродясь не было. Поэтому я учусь говорить по человечьи, что бы меня мог понять любой гуманоид, за что же его нещастного пришли убивать. Я прыгая на траве, повторял небылицы, занесённые сюда ветром, со всех уголков земли.

Мы были человеческими детёнышами, но душою мы сродни собакам. Мы их названные дети, а они наши предки. Псы дали нам кров и еду, уши, хвосты и простили нам срам нашего происхождения. Мы весело ловим мушек в их присутствии и поедаем пауков. Мы бегаем по траве, словно лани и собаки, играясь с нами, становятся на задние лапы. Они имитируют наших недоразвитых предков, которые ходят на двух ногах. Мы весело пляшем на месте, как обычно счастливые дети радуются, когда с ними играют. И собаки веселятся не меньше. Они все ещё продолжаю добывать для нас игрушки из соседних деревень, потому что понимают – дети есть дети. И ваяя нам новые хвосты, они потешаются тем, как мы сладко спим, свернувшись клубочком друг возле друга. Мы переняли их повадки и повторяли за их щенками, когда те росли. Ихние дети стали уже совсем взрослыми, готовыми найти себе пару и создать семью. А мы – щеночки! И хотя больше не просим материнского молока, все ещё бегаем за собственным хвостиком и неизвестно когда повзрослеем. Наши братья-псы уже победители и отъявленные воины, которые снова вернули в наши владения – городскую свалку. А мы молодые щенки и нам даже не разрешают выходить из леса. Поэтому, лихо топча траву и возмущаясь, мы капризничаем по младенчески. Наши слова неразборчиво пытаются задавать вопросы. Мы все ещё путаем собачий с человечьим и мычим как телята. Лишь одно слово получается у нас сказать без препятствий и это слово "Мама". Та самая, что ваяет нам хвосты, ибо мы растём и крепчаем с каждым днём. Скоро не хватит травы в нашем лесу и тогда мы пойдём на свалку искать себе другую одежду, потому что собачей шерсти едва  достаёт на уши.

***

Я топтал траву, потому что брёл в чащу леса. Такое мне позволяли. Я делал уверенные шаги и ветер поддерживал меня. Я шёл и шептал про себя непонятные фразы, услышанные мельком. Да, я подслушивал своих братьев и сестёр и с ними научился говорить по собачьи. Но язык человекообразных гуманоидов мне не приходилось использовать. Потому что другие дети, которые жили в лесу и породой мы сними были одной, все же ещё столь малы как и я. И лишь ветер учил меня языку захватчиков. Он шептал мне, а я повторял. Он свистел и мой крик разносился по лесу. Я просил его передавать послания в город, когда там бывали мои братья. Но ветер не всегда это делал. Временами, он уходил прочь из нашего леса в дальние странствия. Тогда ни один листочек на дереве не колыхался и я приникнув к земле, слышал как она бормочет себе  под нос. От неё я узнавал вести и ей я шептал человеческой речью, о том что тревожило меня. А тревожило, по правде сказать многое! Да, я был пропитан местью и злоба переполняла меня с рождения. Я только и мечтал, о том как поскорее вырасти и стать полезным для нашего общества. Мои братья и сестры давно получили титулы и были уважаемыми особами Императорского двора государства, о котором никто не ведал из людей. Я хотел так же! Я изнемогал от желания вырасти до размеров свирепого пса и пойти в деревню, что бы точить свои клыки о глотки людей. Но земля бормотала, что моих сил едва ли хватит прокусить свежо спечённую буханку сдобы. О да! Я знал, что такое хлеб. Мой брат Апостол стал приносить его все чаще с тех пор, как Хвосты перебрались ближе к селениям людей и лазутчики передавали им краденые припасы. Я кусал его, своими не выросшими зубками и сосал мякиш, вдыхая ароматы свежо спечённого каравая. Не роняя ни единой крохи, я поглощал его словно воду и прятал в глубине своего желудка. Потом я ложился на траву и сладко засыпая, вдруг слышал что земля шепчет мне совсем по другому. Она рассказывала, как люди выращивают её дары и пекут на огне, давая новую жизнь растениям. Это уже не зерно, что росло в поле но и не мясо которое надо убивать. Земля учила меня своим законам жизни и засыпая, я забывал о мести, что была моей одержимостью. Земля говорила о том, что всякая жизнь важна и люди умирая, становятся прахом, который покоясь в земле и питая её, заставляет родить снова и снова. Поля пшеницы покрыты злаками и люди приходят их собирать. Они освобождают её от бремени родов, хотя бы на время и пекут сей чудесный хлеб.

И понемногу я стал понимать, что жизнь это не только вечно зелёная трава. Хотя её злаки прекрасны и шёпот подобен ветру. Всё же трава не хлеб. Я спал на ней и ел её, а она растила меня. Но чем больше рос я, тем меньше ставала травы, ведь я не собака. Я человек с душой пса, но тело моё требует питаться по законам природы людей. Собаки тоже лакомились хлебом, но он лишь убивает их голод. А мой нос, что чуял от рождения за много миль отсюда, однажды услыхал как крестьянин достал из печи ароматную буханку. И тогда я подскочил с травы, и сказал своему брату по собачьи, что бы тот принёс мне хлеба. И смеялись псы, валяясь на спине, задрав лапы. А я вдыхал тот запах, пока человек не сьел  мою булку, наслаждаясь её свежестью. Разочарованно сидел я на траве и в моем желудке бормотали соки, что уже давно хотели есть. И я больше не добывал улиток и червей с тех пор. С тех самых пор я захотел есть сладкий пшеничный хлеб с крестьянского стола.

***

Пролетали дни и я взрослел. Я свободно ходил по лесу, рвал ягоды и игрался с медвежатами. Они мне чем то напоминали гуманоидов. Медведи долго могут стоять на двух лапах и лакомится малиной, а ещё так же как люди, воруют мёд у пчёл. Я тоже ел мёд. Я подружился с медведями и ходил с ними охотясь на соты, что прятались меж веток деревьев. Их мать учила меня лазать высоко, туда где с верхушек можно увидеть Дворец Императора. Мне было пять лет и я уже взбирался по веткам, словно обезьянка. Собаки не умеют лазить, но я мог. Нет в душе я был пёс и носил свои уши да хвост, так что они уже не отваливались. Но все больше мёрз, засыпая на земле, особенно когда наступала зима. Поэтому я стал уходить в берлогу медведицы и другие человечьи отродья, следовали за мной. Мы уже научились говорить, так что бы понимать речи друг друга. И наши матеря больше не ваяли нам одежду так часто. Мы расчёсывали их шерсть и катались на их спинах. А потом лазали по деревьям, обрывая сухие листья в поисках плодов. Мы больше не ели траву и она шептала нам с благодарностью, укрывала нас от пчёл, когда ходили за мёдом. Из листьев мы начали шить одежду и из них мостили себе лежанки. Нас было много и лес уже не мог скрыть такое количество голосов. То и дело мы встречали заблудившихся грибников, тела которых навечно оставались в траве, а их одежды мы считали добычей. Так однажды в наши края заглянул генерал, охотившийся за дичью и мы поймали его словно лань. Мне достался его мундир и с тех пор я его ношу его не снимая. Он греет меня в суровую зиму, когда ноги мои утопая в снегу, промерзают на сквозь. Тогда я жалею, что не родился псом и не могу им стать по настоящему. Мундир согревает меня, но не так как согрела бы шерсть. Я хочу спрятаться в хвосте своей матери, но уже слишком взрослый для этого.

Мои братья и сестры обзавелись семьями и теперь уже у них родились щенки, которых я должен нянчить. Они ещё слепы и питаются лишь молоком. Но иногда, когда их мать уходит на поиски пропитания для себя, я собираю их в охапку и грею своим мундиром. Мой хвост и мои уши – это вся шерсть что есть на мне. И я натираю их словно мочалкой, что бы согреть в холодные зимние ночи. Скоро они подрастут и будут бегать, прыгать. А весной смогут играть на траве, как когда-то я. Да, собаки растут быстро и крепчают за считанные месяца. Если конечно смогут пережить зиму. Иногда я думаю, что было бы не плохо перебраться ближе к городу, в период заморозков и холодов, что бы щенки не мёрзли. Тогда мне приходят в голову мысли о том, что не стоит убивать всех людей подряд. Их нужно использовать, как слуг. Ведь даже Петр III имеет служанок и лакеев, а кто он по сравнению с Томом Андерсоном? Какой то двуногий прихвостень. И я обращаюсь к своим собратьям, что понимают мою человеческую речь, и мы обсуждаем наши стратегии. Вот тогда приходит Том и своим императорским взглядом прекращает наши попытки изменить существующий порядок. Мы следуем кодексу чести и законам природы, а люди наши враги. Никакие стратегии лже-примирения, ради ошмётков еды и ночлега в теплом жилище людей, не стоит наших ушей и хвостов. Человек – враг и точка! Это политика нашего государства. Мы ни в коем случае не пойдём туда, быть игрушками и питомцами мерзких гуманоидов.

***

Я лежал на снегу и смотрел на колыхающиеся верхушки деревьев. Возле меня, закутавшись в мою руку, сопел щенок по имени Дюшес. Его порода помесь бордер-коли и дворняги, потому что родителями его были Апостол и Фрейла. Он унаследовал свои дворняжьи черты от отца, что выражались на его теле рыжими пятнами. А от матери он унаследовал белый окрас шерсти, который покрывал его морду, туловище и лапы. Свернувшись калачиком на моем мундире и дыша так часто, будто ему не хватало воздуха, он сопел в маленькие ноздри пытаясь согреться. Рядом с ним дремала его сестрёнка Земира. Она так же дрожала от холода и ютилась возле меня. Такая же рыжая шерсть, как и у её отца и моего брата Апостола, скудно покрывала её тельце. Оба они были моими лучшими друзьями и приходились мне племянниками. У других моих сестёр, так же были большие собачьи семьи. Например Бос женился на дворняге, как и он и теперь я стал дядей для всех его пятерых щенков. Пумка и Думка вышли замуж за красивых породистых алабаев – сыновей Ланы. Их детки были совсем маленькими, только появившимися на свет голенькими младенцами. Я и сам боялся брать их в руки. Четверо щенков у Думки и трое у Умки. Какой у них будет окрас пока непонятно, ведь они слишком малы. А Земира и Дюшес сопели от холода и ещё не знали, скольких братьев и сестёр имеют. Таковы наши собачьи обычаи, быть большой семьёй и заботится о каждом.

Я привстал и снег осыпался с моих плечей, запорашивая сонные глаза щенков. Отряхнув их мордочки и завернув потеплее в мундир, что бы согреть малышей, я пошёл искать их мать, что бы она накормила их молоком. Зима стояла лютая и кучи снега заледенели, пряча под собой иссохшую траву. Я приник ушами к земле, но не слышал шёпота. Она спала и все её травы отмирая превращались в торф, глубоко в её недрах. Если бы мы могли, как люди доставать его из под земли, то жгли бы костры и грелись у их языков. Но собаки, хоть и могут рыть ямы, все же не раскапывают залежи и не учатся разводить костры. Псы не боятся огня как волки, но и не любят его как люди. Порой я слышал как трава шептала мне истории, о том что огонь убивает её и лес. Трава ненавидит его, как я людей. Потому и я ненавидел огонь. Я лишь думал подчинить его, словно раба и наслаждаться его теплом, контролируя словно марионетку. Но трава шептала мне о своих страхах и тогда я тоже начинал боятся. Огонь поистине сила, которой я не могу овладеть. Он устрашает меня и внушает желание спрятаться от него в сырых болотах, ожидая когда тот иссякнет. Бывало что в нашем лесу случались пожары и доблестный отряд Диких Псов приходил к нам на помощь. Да, я не любил огонь с тех пор, как обжёгся о солнце и долго залечивал раны в глубоком младенчестве. С тех самых пор, огонь был мои недругом, кем и является сейчас. Я никогда не забуду тот день, как сидя в лесу на траве зачуял запах костра, что оставили охотники не прибравши. И ветер, играя с ним будто с детёнышем, разнёс искры по лесу. Тогда я впервые услышал как кричала трава. До этого мы лишь говорили с ней шёпотом и только. Но тогда она вопила не своим голосом и звала на помощь. Я хотел ей помочь, но боялся снова покрыться ожогами. Несчастную поляну охватило огнём и та полыхала, словно печь в которой выпекают хлеб. Да, я хотел бы подчинить огонь только, что бы он служил мне, но не в тот раз. Тогда я бросился со всех ног и звал своих братьев. Они кидались в пламя, но лишь поджигали себе шерсть и получали ожоги. Я больше не слышал воплей травы и голос её иссяк. Она погибала, вздымаясь пеплом на верхушки деревьев. Огонь пожирал и их. Мы были вынуждены уйти и ждать, когда пожар сам собой погаснет и земля снова станет прохладной, как прежде. Но всё чего мы дождались – это пепелище и сгоревшая часть леса. Тогда то, Император велел нам вернутся ближе к городским воротам и снова обитать на свалке. Но дети всё ещё оставались в лесу. Я часто ходил смотреть, на обгоревшие деревья и пытался найти пучок живой травы, но безуспешно. Войны не только среди людей. Войны за жизнь по всюду и мы не можем их остановить. В нашей власти, лишь победить или быть проигравшим. С того самого дня, в моем сердце, где поселилась месть, появилась ещё одна комната. Там жила теперь неутолимая жажда жизни. Не просто возлежать на траве, наслаждаясь её шелковистостью. Теперь у меня появилась жажда жить и не быть убитым, словно трава, чей голос утих навеки.

***

Я был человеческим детёнышем и жил в лесу как пёс. Я рос и крепчал рядом с моими братьями и сёстрами, что жадно жевали хлеб, найденный на помойке. Я боялся этого мира. Мира людей, мира зверей – потому что был мал и немощен. Да, я уже отлично бегал, быстрый как лань уносил свои ноги от опасности, что иногда подстерегала меня в лесу. Пока я был мал: выглядел словно щенок – лес принимал меня за пса. Но чем дальше я рос и крепчал, становясь похожим на человека. И одевая его одежды, лес начинал отворачиваться от меня и все меньше со мной говорил. Лишь псы, держа своё слово верности и присягнув принять нас, как собственных детей, не презирали человеческих детёнышей. Мы росли в лесу и питались его плодами, а он всё дальше уводил нас в чащу и готовил нам смертельную западню. Я не помню как оказался в болоте. Я шёл по траве, шагая меж деревьев и ища чем полакомится. Как вдруг провалился под кочку и увяз в грязи. По началу мне было смешно и я хотел показать это место своим братьям, что бы мы купались здесь. Но попытки выбраться обратно, лишь увенчались моим окончательным пленом в этой жижи. Я застрял в болоте по шею и оно забирало мои силы медленно. Будто высасывая с меня жизнь, оно топила моё тело и  ждало часа когда я помру. Я шептал траве, но она не отвечала. Я умолял ветер, но он оставался немым. Лишь случайно проходивший олень, завидев что я помираю, заговорил со мной на своём языке. И заслышав мою жалобную просьбу о помощи, наклонил свои рога. Так я не умер. Так я остался жить и бредя, с ног до головы обмазанный грязью, возвращался домой. Тогда и понял, что хоть я и пёс, но я все же –  человек. И чем дальше я буду взрослеть, тем больше моя человеческая натура станет раздражать лес и его жителей. Что мне было делать? Бежать? Куда?