Анатолий Алексеевич Гусев
Меч Аркаима
Глава четвёртая
Через день в квартире Петра раздался телефонный звонок.
– Здорово, Петруха. – услышал он голос Афони.
– Здорово.
– Заходи ко мне. Тут нарисовалось продолжение нашей темы по Уралу. Ко мне гость забрёл такой своеобразный.
– Гей что ли? – насторожённо спросил Пётр.
– Ты за кого меня принимаешь? – обиделся Афоня на том конце провода.
– Манси? – гадал Пётр.
– Сам ты манси. С Кавказа, чеченец. Так что ты настройся миролюбиво. Окейно?
– Не хрена себе. Где же ты раскопал такого экзотического знакомого?
– Ну, это же не папуас. Вообще-то он родился и вырос в Москве. Учился на историческом факультете, на два или три курса младше меня. Сталкивались на различных мероприятиях. Ты зайдёшь?
– Конечно. Заинтриговал, всё-таки. А как он в бандиты попал? Ярый патриот свободной Чечни? Из Москвы рванул в Грозный отвоёвывать свободу у гадов-русских?
– Нет. У них – не у нас. Совет старейшин тейпа решил воевать, и вся молодёжь пошла. Хочешь, не хочешь, а иди. Это не военкомат, окосить не удастся. Тейп – это клан у них, родственники и не только. В общем, это так с ходу сложно объяснить. Постарайся без конфликтов. Ладно, Петрух?
– Сделаем – заверил тот его.
Пётр мигом собрался, сказал матери, что он скоро будет и пулей полетел к Афоне.
В квартире Крыкова первое, что он увидел, это тёмно-зелёный с красным современный каркасный рюкзак, туго набитый и молодого парня, сидящего на диване в комнате у Афони, классического чеченца – черноволосого, поджарого, высокого, горбоносого, с тонкими усиками.
Парень вскочил с дивана, протянул руку для приветствия. Холодно поздоровались.
Петру он как-то сразу не понравился: почувствовал скрытую вражду и коварство. Потом подумал, что ещё не давно, в Чечне, он всех чеченцев считал коварными и враждебными. Днём чеченец ходит мирно по аулу, улыбается встречным «федералам», а где гарантия, что он ночью не бегает в горах с автоматом?
– Это – Мурад. – представил чеченца Афоня.
– Ну, хорошо – сухо сказал Пётр.
– Вкратце, дело вот в чём, – продолжил Афанасий, – Один чечен и один балкарец собрались за Мечом Аркаима.
Чеченец удивлённо посмотрел на Крыкова.
– Мы его так с Петром назвали, – пояснил Афоня.
– Ага, – кивнул Мурад.
– Это Пётр нашёл тот диск, рисунки, с которого я тебе показывал.
– Афонь, а откуда он знает про Меч Аркорума?
– Аркаима – поправил друга Афоня. – Вот в этом-то вся и интрига. Рассказывай, Мурад.
– Я был в бригаде Исбахана, – начал Мурад, – Слышал о таком?
– Да много мы кого долбили – неопределённо ответил Пётр.
– Нет, он лис ещё тот, его вы не били. Может быть, слегка покусывали, но не били.
– Побьём ещё – пообещал Пётр и уже примирительно добавил: – Ну не важно, хрен с ним, рассказывай.
И Мурад рассказал во всех подробностях о случайно подслушанном в горах Кавказа разговоре между балкарцем Мусой и полевым командиром чеченцев Исбаханом.
– Потом, короче, я ушёл домой, – продолжил Мурад.
– Вот так просто взял и ушёл, на фиг? – удивился Пётр.
– Не так просто, короче, но ушёл. Сказал старикам. Старики сказали: «Надо остановить. Войны больше не надо». Вот приехал к Афанасию за помощью, одному мне не справится, короче, но старики сказали, что убивать не надо этих двух.
– Не хрена себе. Ну и задачи ставят твои старики, – усмехнулся Пётр. – Они не из Большого дома на Лубянке? Я спрашиваю для общего развития.
– Чтобы было общее развитие – спрашивай меньше.
– Почему войны не надо, вам же победа грозит?
– Вот именно – грозит. Двенадцать лет войны, такой хорошей, настоящей и чеченцев не будет, короче.
– Ну, это не так уж и плохо. Хороший чеченец – мёртвый чеченец.
– Петруха, хватит придуриваться, – вмешался Афоня, – я же просил тебя настроится миролюбиво. Можно подумать, русские не пострадают, если начнётся большая заваруха.
– Да кто поверит этим сказкам, Афонь?
– Вот именно, с этим в ФСБ не пойдёшь, а чеченцы могут поверить.
– Значить, наша задача – спасти мир.
– Нет, всё гораздо скромнее, Россию. В смысле сохранить мир в России.
– И как?
– Очень просто. Поехать на Урал, найти меч, забрать его. Эти двое придут, найдут пещеру, а там – шиш с маслом. Не судьба. Развернутся – уйдут, а мы им из далека ручки помашем. Нам меч и слава. Миру мир – войне сами понимаете, что. Россия спасена – мы в шоколаде.
– Скромненько, но со вкусом. Всё как-то просто. Ты не находишь?
– Нахожу. Как всё гениальное.
– Ты же не хотел в эту глушь соваться из-за какого-то куска бронзы?
– Не хотел. Этот меч, конечно, науку не обогатит. Но вдруг новую войну остановит – Третью Чеченскую. Ты разве не навоевался? – затряс головой Афоня.
– Навоевался, навоевался. Да я был первоначально не против туда смотаться. Просто так. А теперь появилась благородная цель. Поедем дышать свежим воздухом, кормить комаров, а, попутно, окажем неоценимую услугу матушке России, о которой она никогда так и не узнает. – Пётр развернулся к Мураду, гневно сверкнул глазами – Зачем вы эту войну вообще затеяли. И Первую и Вторую? Сколько ребят полегло.
– Я что ли эту войну затеял? – возмутился Мурад.
– А кто? Вы ещё года за два стали русское население в Чечне вырезать. Со мной ребята служили – терские казаки – рассказывали, как вы зверствовали, как кишки на забор наматывали, как баб русских бензопилой распиливали.
– Я что ль это делал.? Я в это время в Москве учился. Но если русские вели себя как бараны, то их и резали как баранов.
– Да?
– Да. Да и врут много одни, а другие много хвастают. Никто кишки на забор не наматывал. Ну, может быть, и были отдельные случаи, но массово – нет. Русские массово сами покинули свои станицы.
– Вы их заставили покинуть.
– И что? В Узбекистане и Таджикистане то же самое творилось. А вашему алкашу всё равно было.
– Я сейчас не про узбеков, а про чеченцев.
– А что чеченцы? Пленных расстреливали. Да. Это война. А русские покорно шли на убой как бараны. Хоть бы один догадался кому-нибудь по моде дать. Убили бы, но похоронили бы как воина.
– Хорошо так рассуждать, сидя на диване. Ты в плену хоть раз был? Я тоже видел ролик, как наших ребят стреляли. Как они покорно шли к этой яме наполненной свежими трупами. И тоже удивлялся. А потом понял, что они в ступоре были. Они не понимали, что происходит. Но я видел и как ваши визжали в плену. Наши на смерть хоть с сухими штанами шли. А как от ваших пахло. Сказать – чем? Или сам догадаешься? Даю подсказку: не фиалками.
– Врёшь, – чеченец вскочил с дивана, сжал кулаки и с ненавистью смотрел на Петра.
– Нет, – твёрдо сказал Пётр и приказал: – Сядь.
Мурад покорился.
– Теперь конечно, прищемили вам хвост, вы и расползлись как тараканы. Теперь уж какая война? Сразу ничего затевать не надо было.
– Не надо – согласился Мурад, – Но денег надо было, лёгких и много. Верхушка обогатилась. Как чеченская, так и российская. Простым людям крохи достались.
– Надо же. А баранов пасти – лень. Ты в курсе, что мы баранину закупаем в Австралии и Новой Зеландии? Ближний свет. А вам проще людей воровать. И миллионы на крови – хапать.
– Проще, – взорвался Мурад. – Я не понимаю, почему в вашей стране, русский, проще грабить и воровать, чем торговать и что-то своими руками делать. Ты сам попробуй баранов поразводи. Бандиты придут – десять процентов возьмут, а потом СЭС, дальше ГАИ тебя будет обдирать. Сам без шкуры вернёшься. «Разводить» можно только людей на «бабки». Воровское государство.
– Сейчас у нас другой президент – сказал Афанасий. – Может быть, всё ещё наладиться.
– Что наладится? Он – чей человек? Того же вашего алкаша.
– Он такой же наш, как и ваш. И в Чечне к власти попа привели.
– Не попа, а муфтия.
– Да я образно. Не в обиду вашей милости.
– Не надо грязи, Афанасий – мы с ним с одного тейпа.
– Да, он прав, Афанасий, к сожалению, прав. И про президента и вообще – уже спокойней сказал Пётр и посмотрел на своего друга, – стыдно перед инородцем-то. Да и за Россию стыдно. А мы, стало быть, эту самую Россию спасать едем?
– Не понял, ты, против, что ли? – спросил Афоня.
– Почему? Я – за. Родина как-никак. Какая ни на есть, а Родина. Ты с нами, вайнах?
– «С вами, русичи» – как бы с не охотой сказал Мурад цитатой из «Слово о полку Игореве».
– Ну, вот и славненько – подытожил Афанасий.
– Как я понял, короче, – сказал чеченец, – состав экспедиции решён?
– Да. – хором сказали два друга.
– Когда наши друзья собираются двинуть с Кавказа на Урал? – осведомился Афоня у Мурада, перейдя на деловой тон.
– Я думаю через неделю.
– Значить время есть. Давайте, сначала, маршрут определим. Докуда они должны доехать?
– Посёлок Вылса. Дальше пешком по берегам рек – Вылса, Чорол, Росомаха, дальше гора Акташ, потом по краю болота до ущелья, где пещера с мечом.
– Не ущелье, а урочище Пупы – поправил Афанасий.
– Какая ещё Пупа? – спросил Пётр.
– Не Пупа, Пупы с ударением на последний слог, запомни. Пупы на вогульском – идолы, место поклонения. Вогулами русские звали манси. Где ты раньше был, Мурад? А я мучился, искал это урочище. Сейчас карту достану.
– Где был, где был? – проворчал Иванов. – Да уж не пиво пил, а в наших, гад, пулял.
Мурад закипел и с яростью посмотрел на Петра, тот ответил насмешливо-спокойным взглядом.
– Ну-ну, тихо. Брек. – утихомирил их Афанасий. – Одно дело делать собираемся.
Афоня достал карту.
– Километровка, – похвастал, расстелил карту на столе, все склонились над ней – Так, где у нас тут чего. Вот Вылса, вот он Акташ, а вот оно урочище. Да им километров сорок-пятьдесят топать, да всё лесом. Это дня четыре, ну пять – максимум.
– Как же раньше-то хазары или кто там туда добирались? – удивился Пётр.
– На лошадях, по рекам, по льду. Летом то воевали, а зимой ездили победу вымаливать.
– Мы тоже – пешком? – спросил Мурад.
– А если кто из местных скажет твоим друзьям (а ведь скажут.), что недавно трое туристов прошли. Это твоего Мусу не удивит? Это же не рай для пешеходников. Пешие туристы там не ходят, а тут сразу две группы. Да ещё один явно кавказец. А другая группа – только кавказцы. Местные с ума сойдут. И это вызовет у твоих дружков некоторое удивление. Нам же надо, чтобы всё было тихо.
– Что предлагаешь?
– Я предлагаю, как настоящим героям идти в обход. Зайти с другой стороны, из Сибири. Доехать на поезде до Ивдели, бывшем городе золотоискателей, а там, на попутной машине до посёлка Плотинный, потом шесть километров пешком через горы до посёлка Манькин Прииск. Он стоит на реке Посьма. И по ней на катамаране до реки Вылса, а по Вылсе до Чорола. Потом против течения по Чоролу до Росомахи. По Росомахи до речки Лиственничная, а она уж почти до урочища доходит, в смысле там недалеко её исток. От Плотинного до урочища Пупы пятьдесят километров, ну, может, чуть больше, но мы их на катамаране за два дня пролетим и не вызовем не у кого ни каких подозрений. Туристы-водники. Чайники. Решили прокатиться по быстрой, но более или менее спокойной реке, там только одно препятствие не много серьёзное, но для катамарана – ерунда.
– И сколько же на поезде тащиться до твоей Ивдели?
– Ну, чуть дольше, чем им. Ерунда, мы их всё равно обгоним. Я за эту ночь, после того, как уложил Мурада спать, всё обдумал, всё рассчитал. Даже тащить катамаран против течения – всё равно быстрее. У меня есть аж четыре костюма гидрозащиты, они безразмерные, ты, Петя, знаешь. Так что всё будет отлично. У меня бабушка из Первоуральска. Это почти мои родные места.
– Ну, Афанасий – вздохнул Пётр. – Кстати, а почему тебя так назвали?
– Был такой фильм «Россия молодая», отцу очень нравился, там главный герой – Афанасий Крыков. И была такая фраза: «Афонька Крыков им покажет». Чего он там показывал, не знаю, но, когда в роддоме меня передавали на руки отцу, я заорал, отец засмеялся и сказал: «Афонька Крыков им покажет». Вот так меня и назвали. И ещё прадеда моего звали Афанасий, деда моего отца. Но это всё лирика, давайте расписывать, что нам надо, если все согласны с моим планом.
– Согласны, – за себя и за Мурада ответил Иванов. – Афанасий ты наш Никитин – веди нас за три моря, короче пути, я так понимаю, нет. Только вот катамаран тащить шесть, а я так, подозреваю, где шесть там и все десять километров – удовольствие не из приятных.
– Каркас можем не брать. Там палки срубим.
– Где? У посёлка? Нет, лучше уж с собой возьмём родной каркас. Зачем лишний шум?
– Хорошо, лишь бы улыбался, всё для твоего блага, – улыбнулся Афоня.
– А почему катамаран? На катамаран надо четыре человека, а нас только трое?
– А в байдарке – двое, куда третьего денешь? Каяка одноместного у меня нет. Или давай тебя дома оставим. Не хочешь? Так что – катамаран. Да и река спокойная, почти без приколов, как-нибудь втроём дойдём. Ну, что? Приступаем к разработке операции под кодовым названием «Меч Аркаима».
– Нет, Афонь, – сказал Пётр, – на катамаране втроём не ходят. Нос одной гандолы задираться будет.
– Утяжелим.
– Нет, это не выход. Надо четвёртого брать. Тем более у тебя гидрокостюм один лишний есть. Почему у тебя их четыре? Потому, что четверо на катамаране ходят.
– Правильно. Всё правильно. Но. Кого? Кого брать? Некого – расстроено сказал Афоня.
– Можно было бы Наташку Рябикову.
– Она замуж выход, – грустно сказал Афоня.
– Это она тебе сама сказала.
– Нет, но что, Ленка Костикова врать, что ли будет?
– Ленка Костикова? Ну, Ленка может и соврать. Фантазия у неё богатая. Такое придумает.
– Да? – в голосе Афони послышалась слабая надежда.
– Да.
– А если – нет?
– А если – да?
– Что вы спорите? – спросил Мурад. – Позвоните и узнайте, если действительно нужен четвёртый. Но бабу вмешивать в эти дела …
– Эта баба, что надо, баба, – сказал Пётр.
– Ну, так звони, короче, – сказал Мурад.
– Мне страшно – признался Афоня.
– Ну, давай я позвоню – предложил Петя.
– Давай, – обрадовался Афоня, – предложи ей участвовать в экспедиции. А вдруг согласится. Только ты не сразу, не в лоб. А так тактично, издалека подводя к главному.
– Хорошо – согласился Пётр и пошёл в коридор, где находился телефон.
Раздался характерный звук набора номера. Молчание.
– Привет, Наташ. Это Петя Иванов.
– Привет Петя Иванов. С возвращением.
– Спасибо. Но мы с Афоней и ещё одним, собираемся в экспедицию на Северный Урал. Ты с нами? Нам одного человека не хватает.
Афанасий схватился за голову. В трубке какое-то время молчали. Потом девушка сказала:
– С вами, Петя Иванов, конечно с вами. И пускай Крыков уберёт руки с головы. Ну, не умеешь ты тактично, Петя Иванов, издалека подходить к главному.
– Слышь, Афонь, она сказала, чтобы ты убрал руки с головы. Ну, не умею я подходить издалека, – сказал Пётр и, опомнившись, в трубку: – Почему, не умею?
– Ну, не умеешь, – примирительно, ласковым голосом сказала Наташа. – Вы у Крыкова? Сейчас приду.
– А жених что скажет?
– Какой жених? – удивилась Наташа.
– Ну, ты же замуж выходишь через две недели.
– За кого?
– Тебе видней.
– Кто тебе сказал?
– Афоня.
– А ему кто сказал?
– Лена Костикова.
Наташа фыркнула в трубку:
– Слушайте её больше, она вам и не то скажет.
– Так ты замуж не собираешься? – обрадовано спросил Пётр.
– Пока нет. Ждите, сейчас приду.
Пётр положил трубку и сказал:
– Радуйся, Афоня, она замуж и не собиралась.
Афанасий улыбнулся.
Вскоре в квартире Крыкова появилась высокая крепко сбитая девушка. Ну, просто русская красавица. Только вместо большой и толстой русой косы, она носила короткую стрижку. Но волосы были русые и густые. И большая для девушки грудь, на которую тут же инстинктивно уставились ребята. Но Наташа к этому уже привыкла.
– Рты закройте, – скомандовала она – и рассказывайте.
– Как-то не логично, – сказал Афоня. – Как можно рассказывать с закрытым ртом?
– Крыков, помолчи.
– Так он же главный рассказчик, – вступился за друга Пётр.
– Хорошо, Крыков, рассказывай.
И Афанасий, сначала немного смущаясь, начал рассказывать план экспедиции. Наташа слушала внимательно, задавала дельные вопросы, смотрела карту. Потом сказала задумчиво:
– Ну, что, хорошо. Давайте попробуем. Я согласна ехать с вами.
Ребята, двое русских, довольно заулыбались, Мурад неопределённо пожал плечами.
Они ещё три или четыре часа занимались раскладкой: сколько брать продуктов, какую палатку, сколько котелков и прочее, прочее, прочее. Решили взять пять бутылок водки, одну на всякий случай (вдруг придётся долго пробыть в холодной воде), а четыре других для налаживания контактов с местным населением, как выразился Афоня. Купили туристические ботинки для Петра, Афанасия и Натальи, кеды для Мурада и Петра (на катамаране в них удобней), у Афони и Наташи кеды были свои.
Через три дня, после беготни по магазинам и прочей суеты наши искатели Меча Аркаима сели на поезд на Ярославском вокзале. Ехать им предстояло тридцать шесть часов.
Глава пятая
Когда они нагруженные со всех сторон поклажей, красные и потные, появились у своего вагона, молоденькая проводница с надеждой в голосе, спросила:
– Ребята, а вы точно ко мне?
– К вам, – успокоил её Афоня и протянул билеты.
Проводница посмотрела билеты, вернула их Афоне и сказала:
– А вы знаете, что на одного человека, разрешено провозить груз не более тридцати шести килограмм?
– Естественно, сударыня, мы это знаем, – ответил вежливый Афанасий.
– А у вас будет тридцать шесть килограмм?
– Конечно, будет, – заверил её Афоня.
На самом деле у них было гораздо больше килограмм на каждого. Тяжёлая эта штука – катамаран.
Они потом ещё часа два распихивали по купе все эти рюкзаки, сумки, упаковки от катамарана. Уселись они на свои места, утирая пот, изрядно переругавшись перед этим, только тогда, когда поезд уже давно покинул пределы Москвы и стучал колёсами по Подмосковью.
Зашла проводница за билетами, посмотрела на дела их рук, покачала головой и ничего не сказала. Правда, потом пришла и предложила чаю. От чая они не отказались.
После чая Наташа сказала:
– Ну, мальчики, шли бы вы покурить.
– Мы же не курим, – удивился Пётр.
– А меня это не волнует. Это ваши трудности.
– Ладно, – сказал Афоня, – пойдём в окно посмотрим с той стороны.
Дверь купе за ними закрылась на замок.
Ребята молча стояли у окна и смотрели на проплывающие мимо пейзажи. Когда замок щёлкнул ещё раз, открываясь, и они вошли, то увидели, что девушка сидит в халате, домашних тапочках и читает книгу.
– Что читаешь? – поинтересовался Афоня.
– «Обыкновенную историю» Гончарова.
– Я заметил, – сказал Петя, – что Гончаров написал всего три книги и все они на «о». «Обломов», «Обыкновенная история» и «Обрыв».
– Действительно, – сказала Наташа, – какой ты Петя Иванов наблюдательный.
И опять уткнулась в книгу. Парни, Пётр и Мурад полезли на свои верхние полки, смотреть в окно. Афанасий внизу смотрел на Наталью.
Как им было хорошо прошлой осенью. Какая любовь. Ему почему-то запомнились большие жёлтые кленовые листья на асфальте. И вот первого декабря поссорились. И, главное, он не мог вспомнить из-за чего. Так и не помирились.
Первая ночь в поезде прошла спокойно. Днём смотрели, как за окном пробегают леса, поля, стога сена и прочие не броские, но такие милые, российские пейзажи. Всю снедь вывалили на стол: курицу, варёную картошку, помидоры, огурцы, сало и сильно газированный напиток – три бутылки по два литра. Ели от скуки целый день. Проводница два раза чай приносила. Лениво переговаривались.
Афанасий спросил Мурада:
– Откуда этот твой чеченец и балкарец знают друг друга?
– Наши отцы в Казахстане в одном ауле жили.
– Наши?
– И мой тоже. Между прочим, дед мой в войну Брестскую крепость защищал. А жену его и детей за шкирку и в ссылку.
– Откуда знаешь?
– Что?
– Что в Бресте воевал.
– Из писем. Там погиб. А всю нашу родню, всех чеченцев, ингушей, балкарцев – в Казахстан. Что среди русских предателей не было?
– Были. Ты же историк, Мурад, ты же знаешь – были. Только всех русских в Казахстан не загонишь. Казахстана не хватит. И Узбекистана тоже. Вместе с Сибирью. Поэтому их, и правых, и виноватых, загнали в другую страну – Тот Свет называется. Из Казахстана вы вернулись, да ещё казачьи земли прихватили, а с того света никто не вернулся.
– Казачьи земли нам ещё царь дал, а потом Советская Власть в самом начале прибавила, так что не надо грязи.
– Надо же и они ещё обижаются. Правильно. Вы в Гражданскую войну казаков в спину били, потому – что, они были за белых, а вы, якобы, за красных, вот вам землицы и отсыпали.
– Почему – якобы? За красных. И землю нам дали, как и обещали: земля – крестьянам. Вот и дали. Не отказываться же.
– Правильно. Тем более что хозяева земли на том свете. И ушёл в басурманские руки казачья крепость – город Грозный.
– Так они и в Чеченские войны продолжили начатое. Геноцид это называется, дорогой мой патриот Чечни – вставил Пётр.
– А … – начал было Мурад, но Афоня его перебил:
– Про Казахстан мы уже слышали.
– Да ну вас, – сказал чеченец и уставился в окно.
– Ладно, не обижайся.
– Что «Не обижайся?» Вы, русские, когда с людьми другой национальности говорите, не важно, с кем: чеченцем, татарином или немцем. Чувствуется внутреннее превосходство. Вы как бы говорите: «Ты, конечно, парень хороший, но я-то лучше.»
– Да? – сказал Афоня. – Не замечал. Но с другой стороны: мы заслужили. Своей исторической судьбой, так сказать.
– Не замечали… Вон Петя тоже матерное словцо вставляет через раз. Сам его не замечает, и мы это как бы не замечаем.
– Да вы что, – воскликнул Петя.
– Есть, есть, – улыбнувшись, сказала Наташе.
– И когда с тобой говорю?
– Да.
– Как не удобно-то. И какое?
– Из трёх букв – сказал Афоня – На «ё» начинается. Аббревиатура: Ельцын Борис Тимофеевич.
– Он Николаевич, – растерянно поправил друга Петя.
– Вот именно. А ты его Тимофеевичем.
– Нет, – сказала Наталья – правильнее – Ёлкин Павел Тимофеевич. Так произносит это слово-паразит наш друг Петя Иванов.
– В общем-то, да, – согласился Афоня.
– Ой, не вгоняйте меня в краску, я всё понял. Это отголоски войны и хронического недосыпа. Буду бороться.
– Борись, – позволил Афоня, и обратился к Мураду: – Где эти двое? Как думаешь?
– Не знаю, – пожал плечами Мурад, – к Москве, наверное, подъезжают.
– Значить на сутки мы их опередили. Будем надеяться. А что касается всех этих исторических обид, не только чеченских, так я тебе скажу: знаешь, на катамаране все гребут одинаково, но каждый. Заметь, каждый. Думает, что он один надрывается, а другие нагло сачкуют. Петрух, скажи.
– Да, это точно.
– Так вот и в Союзе было. Все думали, что русские жируют, гады, особенно москвичи. Петрух, скажи.
– Да, это точно.
– А оказалось, что это русским хуже всех жилось. Разошлись по своим национальным квартирам – теперь все к нам лезут, как будто тут мёдом намазано и опять за счёт нас пытаются жить.
– Ну, вы русские добренькие. У вас Боженька добренький, он вам всё прощает, и вы добренькие – всем всё прощаете.
– Вот именно. Главное, чтобы мы, русские, не обозлились.
– Поэтому я и еду с вами за Мечом Аркаима, чтоб вы – русские не обозлились.
– Про Аркаим что только не пишут, – Афанасий перевёл разговор на другое. – Что это обсерватория, что это город какого-то медведя (откуда в степи медведи?), что там жили арии – предки славян, а то и русских. Арии может быть, там и жили, в смысле индоарии, которые там точно жили, но причём тут славяне вообще и русские в частности?
– На дураках деньги делают – с призрением сказал практичный Мурад.
– Это да, – сказала Наташа. – Легче всего деньги делать, вешая лапшу на уши, это на здоровье и перевёртывая, перевирая исторические факты. На здоровье, как говорила моя бабушка: «Когда болеешь, кусок дерьма съешь», поэтому всему поверишь. Всё попробуешь. Кусок мела (это в лучшем случаи) купишь за бешенные деньги и съешь как панацею от всех болезней.
– А история? – подхватил Афанасий. – Так всё равно не проверишь. Или просто интересно почитать, когда тебе говорят, что это от тебя коммуняки скрывали. И ты скажешь: «Вон оно что. Это, оказывается, не мы шведов под Полтавой победили. А они нас. И, даже не они, а их союзники, пламенные борцы за незалежную Украину, украинские казаки.» А то, что украинцы стали называть себя украинцами только в конце девятнадцатого века, это не учитывается. Это не интересно. Или скрывается. А Богдан Зиновий Хмельницкий считал себя русским. Да, он жил на Украине. И Украину он привёл под руку российского царя, но считал себя русским и по вере, и по национальности. И все казаки его считали себя «руськими людьми». Хотя история всегда была на службе современной политики. Во все века историю перекраивали в угоду действующей власти. И про Аркаим. Неужели нельзя догадаться, что три с половиной тысячи лет назад не было даже в проекте ни славян, ни тюрок, никого из ныне живущих народов? Просто элементарно включить мозги? Неужели так много дураков на белом свете?
– Дураков хватает. А чеченцы, тогда, были.
– Да ну?
– Да. По нашим легендам мы вышли из Шемара, то есть из Шумера.
Наташа весело засмеялась, чуть щуря глазки:
– Ого, как скромно. Чеченцы – старше китайцев.
А Афанасий сказал:
– Только чёрт вас, какой видел, как вы из Шумера выходили. Значить жили – не тужили у Персидского залива, на берегу Тигра и Евфрата, и, вдруг, решили податься на Северный Кавказ. С чего вдруг вас туда понесло?
– По легенде из-за войны. Искали тихое место.
– Нашли? Мало ли что легенды говорят. Где этот Шемар находится и что это такое?
– Мы тоже за мечом по легенде едем, – обиделся Мурад.
– Да, но, легенда, подкреплённая диском, что Петька нашёл.
– И у нас это фактами подкрепляется: язык отдалённо напоминает шумерский, пантеон языческих богов схожий.
– Если, честно, я этим не интересовался, я не знаю. Про язык тем более.
– Я тоже, – сказала Наталья, – в общих чертах знаю, а так что бы досконально – нет.
Помолчали. Потом чеченец ехидно заметил:
– Вы, русские, странный народ – хвастаетесь тем, чего нормальные люди должны стыдится.
– Например?
– Пьянством. Нация алкашей.
– Ну, не надо грязи, – встрял в разговор Иванов. – Мой дед первый раз выпил в шестьдесят лет и ни разу в жизни не курил и умер почти в девяносто девять лет, месяц не дотянул, а если бы вообще не пил, то может, и до ста бы дожил.
– Это правда, – продолжил Крыков. – Русские начали пить массово, где-то после войны. Фронтовые сто грамм способствовали спаиванию населения великой, тогда ещё не пьющей страны. Сталин не думал, что трезвые за него пойдут воевать.
– Те, кто пил перед боем – из него живыми не выходили, – вставил Пётр.
– Это правда, – подтвердил Мурад.– В лучшем случаи, будет ранен.
– Так оно, как правило, и было, – согласился Пётр.
– Так воевали то стали, в конечном итоге, трезвые и не за Сталина. А за Родину, – продолжил Афанасий, – но сто грамм то куда девать? Выпивка для русских экзотика. Поэтому любят наши выпить на халяву. И не как хватит, а как всё. Почему? Потому, что завтра выпивки может и не быть. Если у француза или грузина вино год не переводится – пей –не хочу. То у русского это всё от случая к случаю. А тут представляете, после войны, возвращаются домой ветераны, все в медалях да орденах. Герои. Но пьют безбожно. На войне привыкли. И тогдашние мальчишки стали им подрожать. А плохое прививается быстрее, чем хорошее. Дорога вниз имеет мало остановок.
– Но это всё как-то утрировано. – усомнился Мурад. – Ещё с Петра Великого в русской армии наливали чарку перед боем.
– А перед Бородинской битвой от чарки отказались, – вставила Наташа.
– Да. Хотя многие и отказывались, – продолжал Афонасий, – особенно перед серьёзным боем. И армии были не такие огромные, поэтому спаивание не происходило в таких массовых количествах. А до этого просто негде было взять. У колхозников не было денег. У них были трудодни. То есть натурой платили. А нет денег – нет и магазинов. Да и до революции была напряжёнка с магазинами и деньгами. Надо было делать выпивку из собственных продуктов. А это было чревато. Мы жили в зоне рискованного земледелия, больших избытков-то продуктов не было. Поэтому, что из ячменя делать – пиво или кашу, выбор делали в пользу каши. От голода даже пьяными никто умирать не хотел.
– Согласен, – сказал Мурад. – вы единственная нация, которая закусывает. Остальные запивают еду вином или пивом, вместо компота, или пьют виски или типа того в чистом виде, одни вы норовите даже вино чем-то закусить. Но упорно говорите, что всех перепьёте.
– Русские не сдаются, – отрезал Иванов и глупо засмеялся.
– Причём здесь «не сдаются»? – поморщилась Наталья. – Что за бравада такая глупая? Было бы, чем гордится. Ты же не пьёшь, Иванов?
– Ну, в общем-то, да. Так от случая к случаю.
– Хотя, да. Напиваются, вусмерть, не сдаваясь, – продолжал философствовать Афоня. – Это, кстати, тоже черта национального характера. Наши национальные хмельные напитки – это пьяный квас, мёд, брага, пиво. Делали их от случая к случаю, то есть по праздникам. И сколько в них было градусов? Три, максимум – четыре. Тут до смерти упиться сложно – пузо лопнет.
– Любитель выпить – слабый человек – стал размышлять Пётр, поддерживая убеждения друга. – Нельзя сначала глушить водку по-чёрному, а потом идти мир спасать, как Брюс Уиллис в «Крепком орешке». Чего-нибудь одно – или ты пьяница или спаситель мира. Пьянство и геройство не совместимы.
– Как гений и злодейство, – задумчиво сказал Мурад.
– Как что? – не понял сначала Пётр и тут же сообразил. – А, ну да. Пушкин?
– Он. – подтвердил уже Афоня и, подумав немного, продолжил размышления:
– Самое смешное – государственный стандарт со словом «водка» утвердили в 1936 году и стали печатать на этикетках этого напитка. Шестьдесят лет назад.
– Да ладно. – удивилась Наталья. – Не знала.
– Да. Всего-навсего. До этого этот напиток, так сказать, «национальный», назывался «казённое вино». Или, в просторечии – «казёнка». А ректификационную колонку, необходимую для производства спирта, из которого, в свою очередь, делают водку, изобрели только в двадцатых годах девятнадцатого века. До ума довели только к концу того же века. В 1895 году народного здравия для, ввели винную государственную монополию. Стали заставлять народ пить разведённый этиловый спирт. А самогон гнать запретили. Хотя его не очень-то и гнали. И пьянствовать не очень-то и хотели. И бунтовали по этому поводу. Но государству нужны были деньги, и оно уверяло, что чистый разбавленный спирт лучше самогона.
– Хотели, как лучше, получилось, как всегда. – вставил Пётр.
– Я бы эти слова Черномырдина золотом выложил на кремлёвской стене. Прям за мавзолеем. Только лучше-то хотели власти для себя любимых. А народ – хрен с ним, пусть спивается, лишь бы казну наполнить. И получилось это у советской власти, а не у царской. На «отлично» получилось. Те, кого не расстреляли, не убили в Гражданскую войну – стали спиваться. Вымирать стала Россия. Революция в целом принесла много бед русскому народу. И сумеем ли, сможем ли, мы возродится – большой вопрос.
