Анатолий Безуглов
Хищники
– Какой?
– Всегда хочет что-то сделать доброе… А получается… – Она тяжело вздохнула. – Вот и с мотоциклом так же… – Марина остановилась. – Понимаете, он ослеп. Было яркое солнце. Лед сверкал как сумасшедший… Нил потом два дня ничего не видел… И я тоже.
– Погодите, вы о чем? – спросила Ольга Арчиловна.
– Об аварии… Знаете, как болят глаза, когда ослепнешь зимой от солнца! Словно их сильно натерли луком… Честное слово, иначе ничего бы не случилось.
– Значит, вы тоже… – начала было Дагурова.
– Ну да! Он повез меня покататься на озеро. Я была тогда маленькая. И врач сказал – хорошо, что маленькая, у детей все срастается быстрей. И нога тоже…
– Сильно разбились?
– Было очень больно…
«Вот почему ее отец не любит Осетрова, – поняла следователь. – Но надо отдать должное Федору Лукичу. Честно признался».
– Я только через год узнала, что Нила за это судили…
Они подошли к центральной усадьбе.
– Когда вы уезжаете? – спросила Ольга Арчиловна.
– Завтра вечером… Господи, неужели ему опять предстоит суд? – воскликнула девушка. – И тюрьма?! – Она посмотрела на следователя. – Скажите, Нилу много дадут?
– Не знаю, девочка, – мягко ответила Ольга Арчиловна. – Это решает не следователь.
– Да, да… Я учила в школе. Это решает суд…
– Марина, я хотела бы с вами побеседовать подробней… Что, если завтра с утра?
– Хорошо, – кивнула Марина. – Куда мне прийти?
– Если можно, я сама приду к вам. Домой.
– Милости прошу, – чуть наклонила голову девушка. – До свидания.
– Всего хорошего…
Чижик уже отошла от нее. Ольга Арчиловна не удержалась:
– Марина…
Та грациозно повернулась.
– Вы не помните, сколько было выстрелов? Вчера?..
– О, много. Шесть или семь… А может быть, восемь.
«Все-таки я, видимо, права, – удовлетворенно подумала Дагурова. – Виновато эхо… Вот все и называют разное число…»
Глава 6
Гай встретил ее озабоченный.
– Из Москвы звонили. Из института, где работал Эдгар Евгеньевич… Конечно, такой ученый!.. Да еще не представляете, сколько дел, – сказал он, показывая на кипу бумаг на своем столе. – Кручусь за себя, за главного лесничего…
– Он в отпуске?
– Просто нету… То пьяница попадется, то склочник. То пришлют такого, который в делах ни бельмеса. За три года четыре человека сменилось. Больше месяца не держатся. – Он провел рукой по лицу, словно старался стереть заботы. – Ну да ладно, что я все о своем. – Федор Лукич открыл сейф и вынул из него бумажный сверток. – Это, наверное, вам?
Следователь развернула его.
В свертке был паспорт Авдонина (заграничный), командировочное удостоверение, деньги. Ольга Арчиловна посмотрела на директора заповедника, ожидая объяснений.
– Эдгар Евгеньевич просил взять ему в районе авиабилет. До Москвы… Командировку отметить… Да, прибыл человек, а убывает… – Гай замолчал.
«Ну вот, с документами выяснено», – думала про себя Дагурова, оформляя протокол об изъятии паспорта, командировочного удостоверения и денег (двести рублей – четыре купюры по пятьдесят).
– Как устроились? – поинтересовался Гай.
– Спасибо. Очень уютный домик… Познакомилась с вашей дочерью…
– Да? – настороженно посмотрел на нее Гай.
– Случайно. В лесу.
– Прощается… Она у меня любит природу.
– Значит, по вашим стопам пойдет?
– Нет, по материнской линии.
– Куда, если не секрет?
– Будет пытаться в Институт кинематографии. На актерский.
– Говорят, туда трудно, – сказала Дагурова.
– Знаю. Но она выбрала сама. – Он развел руками.
– Может, это так, возрастное? Мальчишки мечтают в космос, девчонки – в актрисы…
– У Марины серьезно. Она давно готовится… Помните интервью Бондарчука в «Литературке»? Он прежде всего поступающим задает вопрос: «Можете не быть актером?» В том смысле, можешь не быть – лучше выбрать другую профессию. Ведь артистом надо родиться и другого поприща себе не представлять… Марина, мне кажется, из этой породы. И потом – может быть, гены. Мать у нее была актрисой… – Гай вздохнул и долгим взглядом посмотрел в окно. Потом добавил: – Впрочем, я не обольщаюсь…
– Надо надеяться.
– Надеяться… – повторил Федор Лукич. Лицо его помрачнело. – Если бы смотрели только на талант… Как будто вы не знаете… Связи, знакомство, – произнес он с горечью. – Говорим одно, а на деле… – Гай махнул рукой и добавил: – А Марина совсем еще дитя… Наивная…
Дагурова поинтересовалась подробностями аварии с мотоциклом. Гай не очень охотно рассказал, как пять лет назад Нил повез его дочь кататься на озеро. Дело было в весенние каникулы. Кончилось все очень печально: Марина получила сложный перелом бедра. Первую операцию делали в области. Врачи боялись, что девочка останется калекой на всю жизнь. Федор Лукич не мог с этим смириться. Не считаясь ни с какими расходами, отправился с дочерью в Курган, к знаменитому хирургу Илизарову, который в свое время лечил Брумеля, олимпийского чемпиона по прыжкам в высоту. Марина долго лежала у него в клинике. Затем – курорты, Черное море.
– Сколько вынесла девочка, представить себе трудно, – сказал Гай. – До сих пор каждый день специальная гимнастика… Знаете, у нее и сейчас одна нога короче другой. Правда, теперь и сравнить нельзя с прошлым…
– А я ничего не заметила, – призналась следователь, – ходит как королева.
– Характер, – с гордостью произнес Федор Лукич. – Вот что значит одержимость стать киноактрисой.
Вернулись к утреннему разговору с Гаем. Ольга Арчиловна оформила его протоколом. Задала еще несколько вопросов. В том числе – когда появился вчера в Турунгайше Авдонин?
– Эдгар Евгеньевич приехал около двенадцати дня, – ответил Гай. – Сразу в академгородок… Там как раз Аделина была. В начале первого заглянул ко мне в контору, оставил для отметки командировочное удостоверение и, как я уже говорил, просил достать билет. Лето, лучше заранее…
– Когда он думал лететь обратно?
– В четверг.
– Какие у него тут были дела?
– Какие? Научные. Наблюдение за соболями… Что они едят, как влияют погодные условия… Да мало ли! В частности, он должен был отстрелить одного зверька… Состояние меха зимой и летом, видимо, тоже очень интересно для науки.
Федор Лукич достал из сейфа сложенный вдвое плотный листок бумаги с жирной красной полосой наискосок на титуле.
Это было разрешение, выданное в Главном управлении охотничьего хозяйства и заповедников при Совете министров РСФСР. Оно удостоверяло, что Авдонин имел право на отстрел одного соболя в научных целях на территории заповедника Кедровый в срок с 27 июля по 1 августа. Добытую шкурку Эдгар Евгеньевич должен был сдать на кафедру своего института.
Дагурова, ознакомившись с разрешением, вернула его Гаю.
– Хорошо… Значит, Авдонин зашел к вам в начале первого. Дальше.
– Мы пошли ко мне домой, перекусили.
– Марина была дома?
– Да, – сказал Федор Лукич, внимательно посмотрев на следователя… – Обедали втроем.
– Как долго?
– Минут сорок, не больше… У меня были дела в конторе.
– Вы ушли из вашего дома вдвоем?
– Конечно. То есть прихватили еще Султана. Это моя собака. Лайка. Эдгар Евгеньевич, когда приезжал, охотился с ней, конечно с разрешением… Не заходя в контору, Авдонин отправился в академгородок. Переодеться, значит, и заняться своими делами.
– То есть охотой?
– Да, отстрелом.
– С Мариной он как? О чем-нибудь говорил?
– Уверяю вас, – отчеканивая каждое слово, произнес Федор Лукич, – с ней он успел перекинуться лишь двумя-тремя словами. Но обещал зайти вечером, рассказать московские новости.
– Понятно… Ничего настораживающего вы не заметили?
– Да нет. Встреча как встреча… Правда, Эдгар Евгеньевич передал Марине подарок…
– Что именно?
– Джинсы. Белые… Девочка обрадовалась… Я счел неуместным говорить что-нибудь при ней, хотя один на один сказал Авдонину, что он проявляет излишнюю щедрость.
– Он пришел к вам вечером, как обещал?
Гай тяжело вздохнул.
– Последний раз я видел его около шести часов. Он привел Султана…
– Куда?
– Ко мне домой.
– А с Мариной он встречался?
– Нет, она ушла… Потом выяснилось: бродила по тайге с Осетровым… Думал ли я, что через каких-нибудь три часа увижу Эдгара Евгеньевича там, в распадке, мертвым… – Гай долгим взглядом посмотрел в окно.
– Осетров появлялся в воскресенье, то есть вчера, в Турунгайше?
– Да, он зашел ко мне, принес карточки наблюдений.
– В котором часу это было?
– Точно не помню. По-моему, вскоре после того, как Авдонин забрал Султана… Что-то около двух.
«Нил тоже называл это время», – отметила про себя Дагурова.
– Они могли встретиться?
– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – пожал плечами Гай.
– Вы не сообщали Осетрову, что приехал Авдонин?
– А зачем? – удивился директор заповедника.
– Мог он узнать об этом от других?
– А почему бы и нет? Секрета из этого никто не делал…
– Может, Марина сказала?
– Это уж надо узнавать у нее…
Последнее, что интересовало на этот раз следователя, – сколько Федор Лукич слышал выстрелов.
– Вообще их не слышал, – сказал Гай. – На редкость был захватывающий матч. А что творилось на трибунах! Стадион ревел!..
Глава 7
Из-за гибели Авдонина где-то крутилась невидимая машина, кто-то кому-то звонил, интересовался, настаивал, может быть, требовал. Дагуровой передали, что звонил начальник следственного отдела областной прокуратуры Бударин и просил срочно связаться с ним по телефону.
Ольга Арчиловна так и сделала.
– Какие успехи? – поинтересовался Вячеслав Борисович.
– Кое-что есть, – не очень определенно ответила Дагурова.
Будь он рядом, она охотно поделилась бы с ним тем, что удалось установить. И еще больше хотела бы посоветоваться: противоречий хватало. Но по телефону много не скажешь. И еще одна особенность есть у разговоров на расстоянии – не так произнесенная фраза, не так выраженная мысль может быть понята совершенно непредвиденным образом. А спешить и давать повод для неправильного истолкования своих действий следователь не желала.
– Никаких сюрпризов? – настойчиво повторил Бударин.
– Ну, не так гладко, конечно, как вы предполагали…
– Отпирается? – нетерпеливо спросил начальник следственного отдела.
– Нет. В том-то и дело, что признался, мол, убил. А вот мотивы, детали…
– Признание – это уже кое-что, – удовлетворенно произнес на конце провода Бударин. – Детали, как говорится, дело техники… – Это было любимое выражение Бударина. – Кстати, я только что беседовал с начальником райотдела милиции… Если нужна помощь, звоните к нему, требуйте… Куйте железо, пока горячо… Осетров не изменит показаний, как вы считаете?
Дагурова вспомнила Нила. И почему-то уверенно сказала:
– Насчет убийства – нет.
Бударин помолчал, потом спросил:
– Что, вопрос, по какой статье квалифицировать?
– Тоже пока неясно.
– Хорошо, Ольга Арчиловна, работайте. Держите меня в курсе. Только не подумайте, что я вас дергаю от нечего делать. Это меня дергают…
– Из Москвы?
– И здешнее начальство… И республиканское… Ну, желаю успехов…
Не успела она положить трубку, как позвонил начальник райотдела внутренних дел. Он сказал, что ему звонило областное начальство. Есть приказ всемерно способствовать Дагуровой в скорейшем расследовании убийства. Конечно, можно создать оперативную группу, но, по мнению начальника РОВД, лучшего помощника, чем Арсений Николаевич Резвых, Дагуровой не найти. Он так и сказал:
– Считайте, на вас работает весь районный угрозыск…
Решили группу не создавать.
Прежде чем снова допросить Осетрова, Ольга Арчиловна поделилась с капитаном своими соображениями, что пришли ей на ум в распадке.
– А что, если стрелял только Нил? – спросила она.
– Ружья у Авдонина, как мы видели, не было, – сказал капитан. – Значит, только Осетров палил. – Резвых сразу не понял, куда клонит следователь.
– Я вот что подумала, Арсений Николаевич, – стала объяснять Дагурова. – Допустим, первый раз Нил действительно выстрелил вверх. Затем, по его показаниям, Авдонин… А не принял ли Осетров эхо от своего выстрела за выстрел доцента?
Капитан встал, прошелся (беседа происходила в комнате, где утром следователь завтракала с его женой).
– Эхо, говорите? – задумался капитан.
– Я крикнула, – кивнула следователь. – Минуту, наверное, аукалось.
– В распадке эхо что надо, – согласился Резвых. – Вы хотите сказать, что Осетров не то чтобы врет, а просто добросовестно заблуждается. Так?
– Вот именно, – сказала Дагурова. – Хочу знать ваше мнение.
– С одной стороны, дело это возможное, – осторожно высказался капитан.
– А с другой?
– И с другой тоже, – улыбнулся Арсений Николаевич. – Но ведь парень утверждает, что Авдонин наставил на него ружье!
– Может, у Авдонина палка была. Может, он просто руку поднял. Вот Осетрову и показалось. Сам же говорит, что вначале была осечка, но тут же утверждает, что после этого просвистела пуля… Вы Нила знаете лучше меня. Неужели он сознательно все путает и вводит нас в заблуждение?
– В том-то и дело, не похоже, товарищ следователь… Хорошо, мне соврал. Но вам-то! И ведь держится первоначальных показаний… Я-то знаю, если с самого начала не врет, значит, все так и было. По опыту. А насчет эха… Вдруг тут разгадка, а? – прищурился Арсений Николаевич. – Ведь врать нужно с умом. А так его каждый выведет на чистую воду запросто, – убежденно сказал капитан. И заключил: – Аукается в распадке громко, вы это заметили…
Резвых не то чтобы полностью поддержал версию следователя, однако понимал: эхо как-то сглаживало противоречие между показаниями Осетрова и добытыми фактами.
Но лесник категорически отрицал, что ружье в руках Авдонина ему померещилось.
– Хорош бы я был пограничник, – хмуро сказал Нил. – И потом, получается, что я стрелял без всякого основания… Так не пойдет, гражданин следователь… Думаете, не было у меня стычек с браконьерами? И грозились, и ружья наставляли… До стрельбы не доходило, это верно. Но все равно я бы никогда не выстрелил первым в человека. Никогда! – Он помолчал, подумал и добавил: – Разве что в нарушителя границы… Но то враг. Не ты его, так он тебя…
Намек на то, что он мог ошибиться, насторожил лесника. Ольга Арчиловна почувствовала, что Осетров во всем видит ловушку.
– Поймите, Нил, – убеждала его Дагурова, – у нас с вами концы с концами не сходятся.
– Это у вас не сходятся. А я при чем? Разве мало, что я честно признался: да, убил… Какое значение имеет все остальное? – с отчаянием произнес Осетров.
– Имеет. И вы отлично знаете, о чем я говорю, – спокойно сказала следователь.
– Объясните, если можно…
– Одно дело, если вы нечаянно… – начала она.
– Нет, – резко перебил Осетров. – Если уж на то пошло, в меня стреляли, я защищался… Это делает даже самая маленькая птаха… Вы видели когда-нибудь, как воробьи нападают на ворону, разоряющую их гнезда? Маленький, вот такой, а бьется, налетает… Это закон жизни.
– Закон жизни, говорите? Ну, насколько я знаю, дерутся насмерть не только защищая свою жизнь, – возразила Ольга Арчиловна. – И вам, как природоведу, должно быть известно, в каких случаях это бывает.
– Вон вы куда… – опустил голову лесник. – Значит, как маралы весной… Кому достанется самка. – Он поднял на следователя тяжелый, укоряющий взгляд: – Я не зверь. Как-никак человек.
А в глазах обида и отчужденность. Ольга Арчиловна поняла: между ними опустилась глухая железная заслонка. И как пробить в ней хоть небольшую щелочку, следователь себе не представляла. Видимо, придется ей немало подумать, узнать об Осетрове, разобраться в его внутреннем мире.
Когда Дагурова вышла после допроса во двор, капитан прогуливался по саду, однако, как поняла следователь, не спускал глаз с дверей «службы». На его немой вопрос Ольга Арчиловна тоже безмолвно развела руками: парень, мол, не отступается.
– Санкцию на арест будете получать у районного прокурора или у себя, в области? – поинтересовался Резвых.
– И не думала еще, какую меру пресечения выбрать, – ответила следователь.
Это было правдой – она вообще не знала, как быть с Осетровым.
– Может быть, ограничимся подпиской о невыезде? – посмотрела Ольга Арчиловна на участкового. – Если Осетров говорит правду? Зачем же его брать под стражу?
Арсений Николаевич повел плечами. После разговора следователя с начальником РОВД Резвых, по существу, был подключен к следствию официально. И имел право на объяснение.
– Вот именно, – продолжала Дагурова, поняв его состояние. – Допустим, Нил не врет. В него стреляли. Пусть неудачно. Что же, ему надо было ждать второго выстрела?
– Вы, значит, клоните к тому, что тут не убийство, а превышение предела необходимой обороны? – произнес Арсений Николаевич рассудительно.
– Возможно, и превышения не было, – задумчиво ответила Ольга Арчиловна. – Просто необходимая оборона…
– Оно, конечно, если он правду говорит, – согласно кивнул капитан. – Хочется верить, а… – Резвых посуровел. – Ружье-то где? Где авдонинское ружье? Не ворона же в клюве унесла… А мешок? Нету и его, товарищ следователь… С какого боку ни посмотри – убийство… Преступление, Ольга Арчиловна.
– Может быть, преступление, а может быть, и нет, – устало сказала Дагурова.
– Выходит, отпустить на все четыре стороны? А через неделю объявлять всесоюзный розыск? – Арсений Николаевич показал направо. – Туда тайга на тысячи верст, туда, – он указал налево, – еще дальше… Ищи-свищи тогда.
– Верно, – кивнула следователь, – не похвалят… Эх, Арсений Николаевич, кабы я сама знала, что лучше… В одном вы правы – отпускать Осетрова рискованно. Пока загадка с этими выстрелами не распутается… Думаю, достаточно и того задержания, которое вы уже оформили на Осетрова. Закон разрешает задерживать подозреваемого на трое суток без санкции прокурора. А дальше видно будет.
Дагуровой показалось, такое соломоново решение устроило и участкового.
– Доставить в райотдел? – спросил он бодро.
– Да.
– Понял, Ольга Арчиловна.
– И не забудьте узнать о подробностях аварии на мотоцикле, – напомнила Дагурова.
Вещи иной раз могут сказать о человеке больше, чем он сам. Верная истина. И в то же время не совсем. Вообще Ольга Арчиловна не очень-то доверяла прописным мудростям.
Вот такие мысли занимали Дагурову, когда она производила обыск в доме Осетрова.
Нил жил в нем один. Рубленая изба располагалась на самом дальнем кордоне заповедника. Она вся была изукрашена деревянной резьбой. По лобовой и торцовым доскам, светелке, наличникам бежал узор крупными завитками, в которые вплетались то какие-то диковинные цветы, то кедровые шишки, то гроздья винограда. Тени в углублениях лежали сочные, рельефные.
Понятыми Ольга Арчиловна взяла Богатырева, лесника с соседнего обхода, и его соседа. Кроме того, поскольку в доме не было никого из хозяев, следователь, как и положено по закону, пригласила секретаря исполкома поселкового совета Слесареву.
Заметив, что следователь залюбовалась мастерством умельца, сработавшего такую красоту, Слесарева с грустью произнесла:
– Мокея Архиповича работа, отца Нила… Золотые руки были у мужика.
Зашли в дом. Две большие комнаты. В одной железная кровать с никелированными шишечками, стол и стулья послевоенного образца. На полу медвежья шкура. Во второй комнате тяжеловесный сервант и под стать ему шкаф, несколько ковриков, сшитых из каких-то звериных шкурок. Коврики были выполнены с большим вкусом: один напоминал стилизованное изображение солнца, другой, по-видимому, родился в голове у автора как воспоминание о волнующемся море – вольная игра воображения, вылившаяся в причудливый орнамент. Они доказывали, что мех может быть отличным и выразительным материалом для художественных изделий.
Но что говорили все эти вещи о характере обитателя избы?
Что он житель глухой тайги, где все издревле связаны с охотой? Что жизнь его течет в суровом и нелегком краю? И достаток, в общем-то, не особенно большой, однако вполне устраивающий Нила, поскольку он добровольно вернулся сюда после армии, хотя мог бы получить другую специальность и переселиться в город…
Но это были только предположения. А знаний, тонкостей здешнего быта, которые дали бы основание судить глубоко об Осетрове, у Ольги Арчиловны не было. Для нее обстановка дома потомственного лесника оставалась всего лишь необычной. Даже в какой-то степени экзотической.
Вполне возможно, что медвежья шкура, коврики из меха, даже эта мебель тоже местный стандарт. И лучше пока воздержаться от каких-либо выводов.
Другое дело фотографии.
– Кто это? – спросила следователь Богатырева, показывая на увеличенный снимок мужчины с усами, висевший над сервантом.
– Сам Мокей Архипович, – с уважением ответил понятой.
– Вы знали его?
– А как же! – Лесник был немолод и тоже носил усы. – Первейший охотник. А погиб нелепо… От ножа браконьера! Эх, жить бы еще да жить мужику!..
– Давно погиб? – спросила Дагурова.
– Годиков восемь. Так, кажется? – спросил он у Слесаревой.
– Верно, восемь, – подтвердила та. – Ему было чуток за шестьдесят… А отец Мокея Архиповича до девяноста дожил…
Нил лицом вышел в отца: такие же светлые упрямые глаза, высокий лоб, твердая линия подбородка. Воротник косоворотки, казалось, давил шею Осетрову-старшему. Даже по фотографии заметно – крепкий мужик, таежный…
– Это сейчас хлипкие мужчины пошли, – вздохнул Богатырев. – Не тот корень.
– Потому что пьют, – заметила секретарь исполкома.
– А раньше лапу сосали, что ли? – усмехнулся в ответ лесник.
– Знали, когда и сколько, – отрезала Слесарева.
Следователя привлекла еще одна фотография. Знакомое лицо. Ольга Арчиловна напрягла память.
– Артист у нас тут был… – помог ей понятой. – Нил ему понравился. Вот, подарил.
Верно: с портрета на Дагурову смотрел Родион Уралов. Помнится, он блеснул в нескольких фильмах. Особенно ему удалась роль молодого командира партизан в Гражданскую войну. Как он лихо скакал на лошади, мчался в тачанке! После этой картины Уралов почему-то на экране не появлялся.
На обратной стороне фотографии неровным, прыгающим почерком было выведено: «Суровому другу зверей Нилу Осетрову от заблудившегося в Москве сохатого Родиона».
Писавший, как показалось следователю, несколько кокетничал. И явно был нетрезв, о чем красноречиво говорили кривые, разъехавшиеся в разные стороны буквы. А номер московского телефона разобрать было и вовсе мудрено.
«Смотри-ка, – подумала Ольга Арчиловна, – даже телефон оставил… По пьянке или Нил действительно обворожил столичного артиста?»
У Осетровых было много книг по специальности. Следователь перелистала некоторые. «Зоогеография Дальнего Востока», «Охрана природы на Дальнем Востоке», «Растительный и животный мир Уссурийского заповедника», «Численность харзы в Амуро-Уссурийском крае», «Соболь Дальнего Востока». Книги были переложены закладками – значит, читает…
– Чуть что, прямо как по писаному шпарит, Нил – головастый парень, – сказал понятой, видя, что заинтересовало следователя.
Дагурова взяла в руки толстую общую тетрадь в коленкоровом переплете. Открыла первую попавшуюся страницу. В глаза бросились стихотворные строки:
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык.
Ольга Арчиловна удивилась. И ровному твердому почерку, несомненно мужскому. И точности выбранного по мысли отрывка. Поэт явно был несовременный. Но очень, кажется, известный, до боли знакомый по форме и интонации.
У них дома в Ленинграде поэзию любили и почитали. На отцовских стеллажах поэтические сборники занимали почетное место. От Сумарокова до Блока, от Есенина до Вознесенского. И Ольга Арчиловна, кажется, читала всех. А вот кому принадлежали эти строки, припомнить не могла. К своему стыду…
Дагурова стала листать тетрадь. Короткие, в одну фразу, записи перемежались длинными рассуждениями. В том, что она держала в руках дневник Нила Осетрова, следователь не сомневалась…
Есть минуты, когда не тревожит
Роковая нас жизни гроза.
Кто-то на плечи руку положит,
Кто-то ясно заглянет в глаза…
Ольга Арчиловна улыбнулась про себя. Александр Блок, это уж точно. Значит, все-таки помнит.
«Не могу понять, когда Чижик играет, а когда сама по себе, – читала Дагурова. – Но ведь я живой человек, и мной играть нельзя». В этих строках явно звучала горечь. А через несколько страниц следователь споткнулась об имя Авдонина. Нил записал: «Что же интересует Авдонина – состояние популяции животных или Марина?»
Следователь перечитала написанное. Что это означало? Явная неприязнь к Авдонину.
Поняв, что с дневником следует ознакомиться тщательней и в более удобной обстановке, Ольга Арчиловна решила взять его в академгородок. Кто знает, может быть, придется приобщить к делу. Если отыщутся записи, как-то проливающие свет на вчерашнее происшествие в распадке…
Помимо дневника, следователь изъяла еще недавно полученное Осетровым письмо. От какого-то Меженцева А.В. Из Владивостока. Дагурова никогда не забывала уроки своей наставницы – Марии Акимовны Обретено-вой. Вот и сейчас ей припомнился интересный случай из практики следователя прокуратуры района. Обретенова вела дело о человеке, занимающемся спекуляцией шкурками. Он и золото перекупал у старателей. Но вот найти золото было трудно, хотя Мария Акимовна была убеждена, что драгоценный металл спрятан в доме у преступника. Обнаружить тайник помогла одна деталь. Обретенова узнала, что обвиняемый никогда не приглашал к себе печника и ремонтировал печь сам. Тогда Мария Акимовна решила разобрать в доме преступника «контрамарку» – так называлась в народе круглая печь. И действительно, тайник с десятью килограммами золота обнаружили в печи…
«А что и как мог спрятать в своем доме Осетров, что пролило бы свет на убийство?» – думала Дагурова. Она еще и еще раз тщательно осматривала, проверяла жилище лесника, его вещи, но, увы, ничего интересного, помимо дневника, обнаружить не удалось. Может быть, потому, что она действительно еще мало знает об Осетрове? Мария Акимовна говорила: «Обыск тогда эффективен, когда хорошо знаешь особенности обыскиваемого».
