Анатолий Мусатов
Аврелион
Глава 1
Тьма была осязаема. Казалось, ее непроницаемый мрак, как тисками, сдавливает голову. Постепенно из нее стали проступать пятна неясных свойств и очертаний. Пэр знал, что глаза его открыты. Он попытался приподнять голову, но не смог этого сделать. Пэр напрягся в попытке поднять руку. Он инстинктивно хотел ощупать пространство вокруг себя. Это было напрасно. Пэр с ужасом понял, что у него нет тела. Его великолепного торса с прекрасно развитыми бицепсами, которыми так восхищалась Мисса. Он понял, почему он не может управлять своим телом.
Волевым усилием Пэр подавил смятение. Было и еще одно странное, непонятное ощущение. Он ясно осознавал свое «Я». В этом «Я» Пэр чувствовал всего себя сразу. Он – это «Он». У него не было ни малейших сомнений в этом. Но то, что его «Я» разделяло это темное пространство с кем-то еще, Пэр был убежден. Пространство было чужим, мертвенно-холодным и давящим.
Через непроницаемую оболочку, где находилось только его сознание, ничего постороннего, что стало бы для Пэра знаком извне, не поступало. Он понимал, что жив. Вопрос был в том, почему ничего не видит, не слышит и не ощущает. Он мог только мыслить.
Это состояние было похоже на сон. Из темницы надо найти выход. Он есть, а сил и возможностей двигаться нет. Ничто не слушается. Вспыхивающие и гаснущие во мраке проблески, бледно светящиеся нити и пятна, завораживали, гипнотизировали. Они не давали сосредоточиться на главном, – спокойно осмыслить ситуацию. Без этого невозможно было найти что-то основательное, с чего можно было бы начать анализировать свое положение.
Внезапно Пэр почувствовал, как это темное пространство перемещается. Пространство приняло положение, подобное стоящему человеку. Пэр, ощущая биение чужого сердца, напряжение мускулов, даже, как ему казалось, ток крови в жилах, совершенно не владел этим телом. Именно так бывает в бесконечно длящемся кошмарном сновидении. Напрягая все силы, стараешься убежать, но не можешь пошевелить и пальцем.
Пэр не стал упорствовать в желании немедленно проснуться. Ему было понятно, что это не сон. Приказав себе замереть, он не пытался овладеть вместилищем своего сознания. Главным было остаться собой. Невероятным усилием воли Пэр заставил подчиниться беспорядочный поток мыслей. Прежде всего он сказал себе:
– Я Пэр, интеллакт из Аврелиона…
Потом, осознав эти слова и не найдя в них противоречия с тем, что он знал о себе, добавил:
– У меня есть друг Крит и Мисса…
И тут, словно мощный грозовой поток ливня с разверзшегося небосвода, на него обрушились воспоминания о его жизни, в которую он сейчас тщетно пытался вернуться…
Среди ветвей олеандрового дерева, покрытых густой зеленью, скрывался искусно сделанный помост. Два подростка прилаживали в развилке меж ветвей большую плетеную корзину.
– Знаешь, Крит, я сегодня поднял несколько раз тот камень, который лежит у дома Колона.
Стройный, хорошо сложенный мальчик, с оливкового цвета глазами не смотрел на своего друга. Он знал, что Крит не позавидовал ему. Его друг ничуть не сомневался в правдивости его слов.
С месяц назад они заключили пари. Тот, кто первым сможет поднять круглый камень, лежащий у порога учителя Колона, будет весь месяц старшим в их отношениях. Камень был большим и совершенно круглым, весом в треть каждого из них. Выиграть пари было непростой задачей.
И вот сегодня Пэр, – так, между прочим, – сказал о своей победе. Крит с достоинством принял свое поражение. Он не стал требовать сделать то же самое в его присутствии. Крит и так бы поверил. Пэр был и сильнее его, – на чуть-чуть, но сильнее, – и умнее. В Репетитории, где они проводили учебные часы, а потом долго и усердно зубрили полученные на уроке задания, Пэр вполовину быстрее всех заканчивал свой урок. Он даже намеренно тянул время, чтобы усыпить бдительность учителя. Как только это ему удавалось, Пэр прикрывал своей сенсорной панелью видеодатчики и перекидывал Криту написанную от руки шпаргалку. Только таким архаичным способом можно было обойти хитроумные системы слежения.
Пэр действовал так в своих интересах. Ему нужен был Крит. Без него проводить время было скучно. Сам Крит, конечно, справился бы с уроком. Но час или полтора без друга Пэру казались потерянным временем.
Его живой ум постоянно требовал загрузки какой-нибудь идеей, решения какой-либо головоломной задачи. Неделю назад он ни с того ни с сего вдруг объявил Криту, что уходит в Лес. Дескать, он хочет потеряться и посмотреть, что из этого выйдет. То есть, он сам выйдет из Него, или его Лес опять выведет на место, с которого он начал в Него заходить.
Вот потому-то они сейчас на этом высоченном олеандре прилаживают уже третью корзину. В нее они собрались складывать провизию и отдыхать на пути к вершине этого гигантского дерева. Пэр все обдумал, для осуществления своей авантюрной затеи. Криту он объяснил, что прежде, чем идти в Лес, надо обозреть с высоты дерева все стороны Леса. Может, где-нибудь и покажется в нем просвет.
Подъем на дерево требовал некоторых затрат. Необходимо было смастерить несколько корзин, которые следовало разместить на разной высоте. Пятидесятиметровое дерево с участками гладкого, без единого сучка ствола, мог лишить сил любого, если не принять мер для спокойного и правильного подъема. Пэр и Крит обрыскали все окрестности в поисках необходимой оснастки. Крючья и мотки веревки они достали быстро. Хуже дело обстояло с провизией. Еда, конечно, была, но ее нельзя было унести просто так. Смеси и пасты требовали особой посуды. В конце концов, Пэр сообразил, что большие судки и прочую тару можно прекрасно заменить обычными скарановыми пакетами. Они были стерильны, крепки, вместительны и полностью прозрачны. Если под раздаточный рожок подставить судок, обтянутый таким пакетом, то видеодатчик не разглядит подмену. И совершенно беспрепятственно выдаст всю порцию прямо в пакет. Так можно набрать еды на несколько дней. И унести из гастория, обмотав вокруг себя.
Укрепив корзину, мальчики осторожно присели на развилке, опасаясь соскользнуть с гладкой, шелушащейся коры. Крит удовлетворенно вздохнул:
– Ты, Пэр, все-таки сумасшедший! Я бы никогда не смог предпринять что-то подобное. Но мне нравиться! Нравиться даже просто сидеть на такой верхотуре. Это ж надо, так все устроить! Тебе, наверное, даже не страшно?
– Нет, – рассеянно ответил Пэр, занятый в это время какой-то мыслью. – Слушай, Крит. Нам так и за два дня не добраться до верха. Надо поставить автосканы коммуникаторов на «сон», а самим остаться здесь. И до темноты мы сможем подняться еще на два яруса ветвей.
– Боги Лакки! Нас все равно обнаружат! Это нарушение распорядка! Мы поплатимся за это! Ты забыл, наверное, что Наваждение, которое Лес насылает на тех, кто хочет пройти через него, непреодолимо?
– Наваждение может сбить с пути только того, кто идет в Лес просто так, для любопытства. А я придумаю что-нибудь такое, чему Наваждение не сможет помешать.
– Это невозможно, Пэр! Сколько раз нам жрецы на уроках Творения говорили об этом. И всегда предупреждали о бесполезности таких попыток…
Но вдруг глаза его округлились от того, что он вдруг увидел за спиной друга глубоко внизу. Прикрыв рот ладонью, будто боясь, что его услышат, Крит проговорил:
– Пэр, смотри! Синеволосые! Опять идут!
– Где? – Пэр развернулся в направлении вытянутой руки друга и, прищурившись, пробормотал:
–Точно, они. Пришли за едой и элем. Они всегда приходят за ними, когда пьяные. Слышишь, как орут?!
– У них разве нет своих пищевых терминалов?
Пэр отрицательно помотал головой:
– У них все есть. В тех округах их даже больше, потому что там живут одни мегалоны.
– А-а, – протянул Крит. – Я слышал тоже, но не понимал, как это связано с их налетами. Ты откуда знаешь?
– Мне очень давно говорила мама, когда была еще со мной. Они бандиты. Им все равно, какая причина для таких налетов. Но главная, – это эль. Им нужно его раза в три больше, чем нам – интеллактам.
– Пэр, что же нам сейчас делать?
Пэр нахмурился:
– Сидеть здесь и не двигаться. Что мы можем сделать против таких амбалов. Все равно, боги Лакки их остановят, если мегалоны возьмутся за оружие.
– Но им и так никто противодействовать не будет. Они ведь только грабить пришли!
– Ты, Крит, ошибаешься. Им не только грабить нужно, – еду там, или эль. Они по природе злые. Им всегда хочется драться. Потому они будут драться.
– Почему ты так говоришь? Откуда ты знаешь об их природе? Нам в Репетитории об этом никто не говорил.
– Знаю, – мрачно пробормотал Пэр. – И это неважно, откуда я знаю. Просто это так есть на самом деле. Я думаю, боги Лакки сказали мне об этом во сне. Вон, смотри!
Пэр указал на закипевший внизу людской водоворот. Синеволосые выделялись из прочих не только необычным цветом волос, ростом, но и мощным сложением торса. Они шутя разбрасывали немногочисленных отчаянных смельчаков, пытавшихся остановить бессмысленный погром имущества и строений, попадавшихся мегалонам на пути.
Огромный мегалон, окруженный свитой более мелких сотоварищей, захватив в обе руки двух интеллактов, тащил их по мостовой. Покрытая мелкой шершавой крошкой из скарана, словно множество хищных зубов, сдирала кожу с несчастных. Их вопли не достигали ничьих ушей. Все, кто мог, давно попрятались по укромным убежищам, сооруженным именно для таких случаев.
– Боги Лакки!.. – прошептал Крит. – Что же гвардия? Почему ее нет?
– Боги Лакки не дадут нас в обиду, – прошептал Пэр, бледнея от сознания своей беспомощности.
Но только он проговорил эти слова, как внизу возник еще больший хаос. Мегалоны, побросав награбленный скарб и судки с едой и элем, вдруг сгрудились, выставив вперед короткие древки с длинными хлыстами на концах. Воздух наполнился хлестким щелканьем. Синеволосые, яростно размахивая леерсами, не подпускали к себе подоспевших гвардейцев. Выставив вперед прозрачные, сделанные из толстого скарана щиты, гвардейцы неотвратимо надвигались на мегалонов. Искаженные яростью и злобой лица нападавших, как и их рост, не производили на гвардейцев никакого впечатления.
Они врубились в толпу синеволосых. Замелькали дубинки, черные молнии хлыстов и трели свистков взводных рассекали и сверлили воздух. Крики команд вперемежку с яростным ревом мощных глоток мегалонов, – все это производило на Пэра и Крита гипнотическое воздействие. Они знали, что это побоище скоро кончиться. Его рубежом станет некое чудесное явление, к которому, как ни жди, невозможно привыкнуть.
Мешанина из человеческих тел, тесно переплетенных друг с другом, все же позволяла ясно отличить мегалонов от затянутых в черно-панцирные доспехи гвардейцев. В каждой точке, куда бы ни посмотрели мальчики, мелькали синие волосы мегалона в окружении чернопанцирных служителей закона. Вдруг в одном из центров схватки мегалоны и гвардейцы, отпрянув друг от друга, застыли, будто пораженные параличом. Оцепенение мгновенной волной разлилось по всему пространству схватки.
– Смотри, Пэр, вон туда, вон там, – в благоговейном экстазе протянул руку Крит. – Дыхание богов Лакки…
Пэр и сам уже увидел, как над местом схватки вдруг стали проявляться бледно-синие и алые сполохи длинных лент пламени. Переливались, они постепенно насыщались более густыми оттенками цвета. Эти ленты, медленно опускаясь, превращались в сплошной, сине-алый покров. Он мерно и неотвратимо опустился на землю, скрыв непроницаемой пеленой почти весь район интеллактов.
Со своего наблюдательного пункта мальчики видели, как край этого полога прошел рядом с деревом. Края ветвей, которые он задел, на время его прохождения окрасились в такой же сине-алый тон.
Теперь там, где только что кипела схватка, царила мертвая тишина. Через полог ничего нельзя было рассмотреть. Сквозь него можно было лишь увидеть рельеф, который он накрыл. Под его невесомой пеленой четко обрисовывались очертания сине-алых контуров людей. Все они застыли в той позе, в которой их застал момент оцепенения.
Но постепенно что-то все же изменялось. Вглядываясь в очертания фигур, Пэр уловил какое-то неясное движение. То тут, то там, на месте ясно видимых огромных контуров мегалонов мгновенно образовывались каверны. Таких пустот становилось все больше. Вскоре под пологом не осталось ни одной фигуры мегалона.
– Они исчезают! Пэр, мегалоны лопаются! – засмеялся Крит. – Боги Лакки не дают нас в обиду!
– Ну да, – кивнул Пэр. – Мне только непонятно, почему боги Лакки допускают такое с интеллактами? Они все видят и знают, так почему не упреждают нападение мегалонов?!
– Пэр, ты что! Разве можно обсуждать деяния богов Лакки? Это не наше дело. Так им, наверное, нужно и угодно!
– Нет, Крит! Это неправильно. Я вот что думаю… Если богам Лакки так угодно, то нам нужно исправить их волю.
– Пэр, что ты такое говоришь! – вскрикнул в ужасе Крит. – Ты же знаешь, все, кто идет против воли богов Лакки, рано или поздно уходят в Медцентр и не возвращаются!
– Ну и что, – упрямо буркнул Пэр. – Я не иду против воли богов Лакки. Я только хочу узнать, почему они так хотят. Я буду спрашивать об этом у жреца и районного терминала-оракула. Может, они знают.
– Не надо, Пэр, я тебя прошу, не надо! Боги Лакки не станут доискиваться причины, почему ты их спрашиваешь об этом! Они тебя заберут в Медцентр!
– Ну, хорошо, – вдруг рассмеялся Пэр. Его рассмешила физиономия друга, на которой был написан такой ужас, что он стал похож на маленького испуганного зайчонка, попавшего в силки.
Он не успел сказать что-то еще, как перед их взором возник экран. На нем Главный Жрец возвестил о всеобщем Молении в Храме Творения по поводу чудесного проявления милости богов Лакки. И хотя сам Храм был недалеко, мальчикам потребовалось время, чтобы закончить закрепление корзины. Спустившись по веревочной лестнице к подножию гигантского олеандра, Крит обеспокоенно затормошил друга:
– Бежим, Пэр, скорее. Я не хочу, чтобы за опоздание меня послали на уборку отходов в деструктор.
– Не бойся, не опоздаем. – Пэр усмехнулся. – Мы уже там. По крайней мере, для Регистратора. Вот, смотри, – и он протянул Криту небольшой черный стержень, на одном из концов которого светилась красная метка.
– Что это? – прошептал заинтригованный Крит.
– Это блокиратор Регистратора, – довольно усмехнулся Пэр. – Я тебе не хотел пока говорить о нем. Его я сделал сам. Это было не очень трудно. Я его сделал для того, чтобы, когда мы уйдем в Лес, нас не хватились слишком рано.
– Пэр, это здорово, хотя я не понимаю, как такое возможно! Ну все равно, лучше пойдем быстрее. Нас должны еще увидеть. Пропускать такое Моление нельзя. Боги Лакки все равно заметят наше отсутствие.
– Да не причитай ты и не трусь, – недовольно бросил Пэр, несколько задетый равнодушием друга к его изобретению.
Когда друзья пришли к Храму Творения, собрание только что началось. Главный Жрец уже обходил символы богов Лакки с воздетыми вверх руками с ритуальными жезлами. Они завораживающе переливались игрой разноцветных ярко светящихся точек. Еле слышное бормотание Главного жреца подхватывали ходящие за ним на некотором отдалении предикты. Провозглашая окончания его молитв рефреном: «Боги Лакки, боги Лакки, Вы справедливы и всемогущи!» предикты меняли у Главного жреца жезлы.
Их черно-серые одеяния резким контрастом выделялись на фоне больших прямоугольных панелей. Изукрашенные прихотливыми узорами, панели сплетались из множества линий, соединяющих бесчисленное количество разных по размеру коробочек, цилиндриков и прямоугольников разнообразнейших оттенков цвета. Они были собраны в каком-то магнетическом порядке и были явно живыми. Некоторые из них пощелкивали, другие просвечивали некими внутренностями, периодически меняющими цветовой узор. От этих панелей, на которых размещались все узоры, исходил временами приглушенный гул. Заслышав его, жрецы и предикты приходили в неистовство. Исступленно крича: «Боги Лакки, боги Лакки! Вы все видите, будучи везде и во всем!», они, кидаясь на колени, простирались ниц перед очередной ожившей гулом панелью.
Интеллакты, присутствующие на молитве, вторили жрецам, бормоча слова рефрена: «Боги Лакки, боги Лакки, Вы справедливы и всемогущи!». Так же, как и жрецы, они падали, словно подрубленные, на колени, утыкаясь лицом в геометрический пол Храма из полированных скарановых плиток.
Постепенно накал молитвы стал угасать. Измученный Главный Жрец лежал на полу, распростерши руки. Все благоговейно молчали, не смея прервать молитвенный транс жреца. Пэр подтолкнул Крита и кивком указал ему на выход. Крит, не смея пошевелиться, закрыл глаза в знак согласия. Приятели, как маленькие истуканчики, перебирая одними ступнями стали медленно продвигаться к выходу. Очутившись на улице, друзья, не мешкая, быстро обогнули храм и со всех ног помчались к дереву…
После молитвы Главный Жрец терпеливо ожидал, когда с него служки снимут облачение. Это было утомительной процедурой. Она предусматривала строгий порядок освобождения от молитвенных покровов и их аксессуаров. Было что-то неприятное в том, что для начала службы Моления нужно в обязательном порядке, помимо ритуальной одежды, подсоединять на себя с десятка два каких-то шнуров с коробочками. Их нужно было особым образом и в строго определенных местах на теле прикреплять липким составом, хранившимся в стене, общей для Храма и Медцентра.
Перед каждым молением, один из служек, неразговорчивый, с непроницаемым лицом, ключом, хранившимся только у него, отворял дверцу вмурованной в стену коробки и доставал оттуда мазь. Она не оказывала никакого действия на кожу и даже была неощутима при нанесении ее на тело. Главный Жрец чувствовал только пальцы служки. Но было что-то таинственное в том, когда служка прижимал на место с мазью одну из коробочек. Вроде бы ничего не происходило, но Главный Жрец вдруг становился необычайно зорким, будто видящим насквозь любого человека.
Эти коробочки непонятным образом побуждали его к тщательной проверке всех, живущих в пределах его района интеллактов. Главных жрец не мог понять, как можно видеть присутствие в Храме Творения одного в отдельности человека, и сразу их всех.
В те времена, когда он сам был предиктом, он не задумывался, почему Главный Жрец после молитв торопился уединиться в своей части храмового придела. И только совсем недавно, когда сил едва стало хватать, чтобы добраться до сервис-терминала, Главный Жрец понял: он был всего лишь медиумом для управления богами Лакки подвластных им людей. И он сам, и его тело не представляло для них никакой значимости.
В первый раз, когда эта мысль пришла ему в голову, Главный Жрец похолодел. Она еще не успела исчезнуть, а он уже с тоской осознал, что его дни сочтены. Регистратор мгновенно зафиксировал и проанализировал и смысл его слов. Главный жрец прекрасно понимал их последствия для занимаемого им поста…
С того времени он уже не знал покоя. Первые признаки его недопустимой крамолы были ему явлены совсем недавно. Очередной визит к богам Лакки был отложен по неизвестной причине. Ну что ж, значит, его время пришло. Главный Жрец сжал два пальца на левой руке. Через мгновение дверь отворилась, и вошел старший предикт.
– Что изволите, ваше Превосходство?
– Скажи, Берне, тебе не приходилось…
Главный Жрец умолк, пристально вглядываясь в лицо старшего предикта:
– Тебе не случалось слышать недозволенное, как бы недопустимое Знание, но помимо твоего желания пришедшее на ум?
Предикт удивленно поднял брови. Его Превосходство за все долгое время совместных Молений никогда не называл его по имени.
– Нет, – коротко ответил Берне. – Я даже во сне не отключаю автоскан коммуникатора. Он проследит, чтобы ничто крамольное не коснулось Священного Знания, доверенного мне богами Лакки.
Главный Жрец опустил голову. Он медлил с вопросом, это старший предикт явственно чувствовал. Стоя перед этим старым, усталым человеком, пережившим уже несколько сроков жизни, Берне понимал, что когда-нибудь наступит время и Главный Жрец уйдет к богам Лакки. А как это будет, – естественно окончив свой жизненный путь, либо ему придётся помочь, сопроводив по воле богов Лакки к Вратам Храма Творения, старший предикт не знал.
Но одно было несомненным. Время Главного Жреца уже совсем недалеко. Берне это чувствовал совершенно определенно. И потому, терпеливо ожидая слов Главного Жреца, старший предикт, деликатно молчал.
Наконец, Главный Жрец, поднял голову:
– Сегодня я принял решение. Через несколько Молений, я направлюсь к Вратам Храма Творения, чтобы уйти к богам Лакки. Мне нужны эти несколько Молений, чтобы очистить свое Священное Знание от нескольких скверн. Последнее из них было не случайным. Я понял, что эта скверна стала знамением, знаком моего окончания служения богам Лакки.
– Прошу смиренно позволить спросить – для чего Ваше Превосходство посвятило меня, ничтожного, в свои планы?
– Хотя ты всего лишь старший предикт и на два чина ниже того статуса, позволяющего занять место Главного Жреца, я хочу, чтобы ты, именно ты и никто другой, занял мое место. Об этом я провозглашу через два Моления. А до тех пор ты, Берне, будешь моим помощником в отправлении последнего пути к Вратам Храма Творения. После этого священного изъявления воли богов Лакки никто не сможет воспрепятствовать твоему праву занять место Главного Жреца.
Берне бросился к ногам Главного Жреца:
– Благодарю, Вас, Ваше Превосходство. Я исполню любое Ваше желание и волю, чтобы оправдать то высокое доверие, которое Вы мне, недостойному, оказали.
– Встань, Берне.
Главный Жрец пристально вглядывался в лицо стоящего перед ним еще молодого человека. Казалось, своим мудрым взглядом он пронзал Берне до дна души.
– Я понимаю твое потрясение. Мое предложение не только поднимает твой статус, но и дает право на многие сроки жизни. Для этого тебе будет необходимо пройти посвящение в Абсолют. Не скрою, это процедура, которой тебя подвергнут, изменит всего тебя, всю твою сущность, которой ты был до Абсолюта…
Главный Жрец опять замолчал, переводя дух. Берне, неподвижный и безмолвный словно статуя, застыл на месте. Он еще до конца не осознал всей значимости этих минут. Но внутри него что-то подспудное, неведомое до сих пор уже пробуждалось для жизни, ожидающей его через несколько дней.
Главный Жрец прервал молчание:
– То, что тебе предстоит узнать, будет тяжкой ношей и искушением. Но время поджимает. Оно истекло, оставив мне жалкие крохи для очищения души. И потому, не имея права говорить тебе то, что ты сейчас услышишь, все же, в надежде на Моления, скажу лишь немногое. Те Знания, которые ты получишь, пройдя процедуру Абсолюта, будут настолько велики и значимы, что только сильный и мощный разум способен справиться с их ношей. Вот почему я избрал тебя для этой великой и труднейшей миссии. Ты почти уподобишься богам Лакки, но только уподобишься, ибо многое из того, что тебе откроется, побудит тебя к искушению узнать больше, подняться еще на одну ступень к Высшему Разуму. Тебе предстоит каждодневная борьба с искушениями знать все, к чему ты будешь представлен. Даже я, по истечении многих жизненных сроков не знаю, что, например, есть эти коробочки и панели в Храме Творения, как и многое другое, с чем соприкасался такое долгое время. Но главное искушение, почти непреодолимое, и чем старше становишься, тем оно сильнее, – это жажда продления жизни, реинкарнации. Она будет тебя жечь все нестерпимее, пока ты не устанешь ему противостоять. Мои силы противостоять этому искушению иссякли. Сегодня я понял этот совершенно отчетливо. И тот знак, знамение, может, сам по себе не представляющий крамолы, для меня отверг последнюю возможность спасти свою жизнь в будущей ипостаси Творения…
Главный Жрец вздохнул и тихо произнес:
– Сейчас иди. Я устал. Как только ты мне понадобишься, я призову тебя. Будь наготове. И да пребудет с тобой Свет Творения…
Берне склонил голову. Отступив на несколько шагов, он бесшумно скрылся за дверью.
Пэр с усилием отогнал мысли о детстве. Они сейчас его только отвлекали. Эти мысли сделали свое дело. Пэр понял, что ему, как и прежде, подвластно его «Я» и разум его был также чист и ясен. Но что случилось с ним, Пэр пока не мог вспомнить. Разум по-прежнему был переполнен огромным количеством накопленной информации. Вся эта гигантская база Знаний, пульсируя гудяще-свистящим гулом, неистово рвалась из того тесного пространства, где Пэр сейчас пребывал.
Собрав волю в кулак, Пэр попытался погрузиться в медиативное состояние, чтобы уйти в ментальное пространство. Это было его самой сильной стороной. Такое состояние выручало его в самые критические моменты жизни. Оно было главным свойством его интеллекта в запоминании изучаемого в Репетитории Знания. Пэр не помнил, когда он открыл в себе эту способность. Но, открыв ее однажды, в очень раннем детстве, он понял, что боги Лакки не зря дали ему этот дар.
Ему открылось в свойствах ментальности все, что он только хотел постичь. Пэр никому и никогда об этом не рассказывал. Достаточно было того, что боги Лакки выделили его среди остальных. Пэр понимал это. Инстинкт благоговейной благодарности богам Лакки всегда вовремя предостерегал от излишней откровенности с кем бы то ни было.
Пэр усилием мысли раздвинул некое воображаемое пространство. Он попытался найти в этом гигантском помещении нечто похожее на выход. Им могла быть просто дверь, или же вещество другой плотности, например, вода или плазма, но отсюда обязательно должен существовать выход.
Сознание Пэра все больше отстранялось от собственной воображаемой сущности. Он становился как бы двойником самого себя. И этот двойник мог уже свободно, переложив все заботы на другого, уйти в Запределье. Отдалившись от своего Первоначала, Пэр по-прежнему ничего не различал в кромешной тьме. Она по-прежнему была полна пульсирующих сполохов искр, кругов и тяжей самых причудливых оттенков. Борясь с непроизвольно накатывающей жутью, он намеренно сосредоточился на прощупывании этого непроницаемого мрака ментальными ударами. Но все их посылы исчезали в бесконечности обложной тьмы, не возвращаясь даже малейшими импульсами. Пэр повторял раз за разом сканирование угольно-черного пространства. Планомерно посылая сгустки ментальной энергии по кругу, Пэр ждал хоть малейший отзвук. Но все было напрасно.
Пэр устало снял остатки ментальной энергии и вышел из Запределья. Что-то было в его положении неправильным. В его почти энциклопедических Знаниях о природе Вещей и Чувств не находилось объяснения этой ситуации. Биоформа не может, сохранив Знание и способность мыслить, не быть при этом воплощенной в некую материальную оболочку. Все, что он изучал в Репетитории, вся физическая и математическая сущность Природы, противоречила его нынешнему положению и состоянию.
Пэр мог еще принять это состояние за какое-то переходное на пути к миру богов Лакки. Но он никак не мог понять, почему его еще волнуют такие вещи, как отсутствие тела и страстное желание выбраться из окружавшего его мрака. Жрецы на уроках о Свете Творения усердно внушали своим ученикам, что на пути к нему все мирское сразу же станет для них ничтожным и обременительным пустяком. Почему с ним это не так? Это неправильно… Значит: либо он не находиться на пути к Свету Творения, либо жрецы ошибаются в толковании Священного Закона…
Внезапно его невеселые мысли были прерваны каким-то мощным давлением извне. Оно вжимало его сознание в пределы, намного меньшие, чем те, в которых оно сейчас находилось. Пэр, поначалу смешавшись, мгновенно вошел в Запределье. Теперь он ясно увидел, как по всему воображаемому пространству, откуда-то из глубин тьмы накатывает еще более глубокое и непроницаемое Нечто. Оно медленно подступало, неотвратимо сокращая пространство, в котором было зажато сознание Пэра.
Боль и ужас от ощущения близкой гибели, охватили Пэра. Он видел неизбежный конец своего «Я». Все в его душе воспротивилось этой чудовищно-непостижимой мысли.
И тогда, пробуждаясь и ширясь, в противовес надвигающемуся Нечто, в нем возник невероятный по своей мощи, сплав духа, воли и интеллектуальной силы. Он породил ослепительную эмоциональную вспышку. Пронизав тьму, она осветила пределы заточения Пэра до самых дальних уголков. Взорвавшееся «Я» будто пробило брешь в этом замкнутом пространстве, разметав его в клочья. Он увидел свет, почувствовал мириады нюансов окружающего мира. Пэр чувствовал поток образов и предметов, лавиной хлынувших в его сознание. Они были настолько необычны, что Пэр замер в страхе. Инстинкт подсказал что делать. Нельзя было обнаружить себя никаким импульсивным, необдуманным проявлением своего присутствия.
То, что увидел Пэр, стало для него потрясением. Это был другой мир, мир богов Лакки. Стоявшие перед ним существа, трудно было назвать людьми. Это были образы светящиеся и плотские одновременно. Эти существа окружили Пэра. И хотя они не произносили ни слова, их мысли проникали в его мозг ясными и четкими понятиями. Они были одновременно и формулами, и невероятно емкими образами, и звуками. Пэр в оцепенении замер. Он инстинктивно отключил сознание. Только так он смог уберечь свой интеллект от помешательства. Единственное, что он разобрал из обрушившегося на него информационного потока, было: «Подключайте конструктив к следующей матрице…».
