– Да не надо, спасибо, не поможет, ничего не поможет. Вот тушенку возьмите, – и он выложил на стол булку ржаного хлеба и две банки тушенки. – Сахар вот еще деткам.
– У меня нет детей, я с мамой живу.
Мужчина задержал взгляд на Вере Анатольевне.
– Нет? Но будут, обязательно будут. Возьмите.
Что-то было в его печальном пронзительном взгляде, какая-то обреченность, безнадежность, что ли. У женщины защемило сердце.
– Постойте… Подведете Вы меня под монастырь, уволят меня за такое, без пайка и жалованья, – Вера Анатольевна открыла шкаф и достала бутыль с надписью С2Н5ОН. И глаза мужчины, до этого грустные и понурые, вмиг оживились.
– Да кто ж узнает-то? Я быстро, вмиг сейчас, и уйду. Меня Григорием зовут, а Вас?
– Вера, – наливая в стакан, представилась женщина.
– Ве-ра, – протяжно повторил мужчина. – Красивое имя.
Затем буквально за минуту полный стакан со спиртом отполовинил во второй, и наполнил их водой из графина.
– Ну, теперь порядок, – спирт еще, как показалось женщине, не успел смешаться с водой, а Григорий опустошил уже первый стакан.
– Фу, – поморщился мужчина, занюхал рукавом и закрыл глаза. – Ну все, спасибо Вам.
– Не бережете Вы себя, – покачала головой врач. Григорий открыл глаза и впервые за вечер улыбнулся.
– Я умер уже давно, – и, немного подумав, добавил: – Не физически, конечно, морально. Так проще, иначе не выжить.
– Нельзя так говорить, неправильно.
– Да кто б подсказал, как правильно. Вы что читаете?
– «Война и мир» Толстого.
– О, надо же, – удивился мужчина.
– Читали? – Да, да, читал, давно, правда, в другой жизни. Я сельским учителем до войны работал; читал, много читал.
В кабинете воцарилась тишина. Лишь завывания ветра слышны были за окном. Мужчина взял второй стакан.
– Погодите, погодите, Вы хоть закусите чем-нибудь; сейчас, секунду, хлеба отрежу, нельзя же так, – женщина взяла нож и принялась нарезать хлеб. – Тушенку откройте.
– Нет, нет, не надо тушенку.
– Что б еще Вам предложить? А, вот, сало у меня есть.
– Ой, да это лишнее, спасибо огромное.
Григорий положил шматок сала на хлеб:
– Ну вот, какой замечательный бутерброд получился, – и он подмигнул Вере. Опустошив второй стакан, он принялся закусывать.
– Вы только никому, ради Бога, не рассказывайте об этом, – попросила врач.
– Само собой, не думайте даже, – заверил Григорий. – Ну, пойду я, – мужчина встал.