Юрка, не оборачиваясь, скрипнул калиткой и исчез.
– А за что оторвут? – удивился Иван Александрович. – Правильное дело ребята затеяли. Мы раньше тоже на субботники ходили.
– У них там другие субботники, батя, – уже безо всякой иронии ответил Степан. – Ладно, давай лучше стол раздвинем.
Мария продолжала наблюдать за ними с веранды, а Галина Семеновна, раскатывая тесто, краем глаза поглядывала на нее. Она начала волноваться еще неделю назад, когда позвонила Валя и сообщила о своем приезде. Мало того, что домой возвращалась младшая дочь, которую Галина Семеновна последние пятнадцать лет знала только по фотографиям, непонятно было – сумеют ли ее дочери забыть то, что произошло между ними, сумеет ли Валя простить Марию и сможет ли та повести себя так, чтобы снова не обидеть сестру.
Галина Семеновна не заметила, как прекратила раскатывать тесто и замерла над ним, опираясь на скалку.
– Мам, ты чего? – спросила Томка.
– Да… что-то задумалась, – вздрогнула Галина Семеновна, и в эту минуту у Марии зазвонил телефон.
– Да? – сказала она, вынув мобильник. – Что?
Лицо ее изменилось. Привычное выражение легкой брезгливости покинуло его, и она вдруг побледнела.
– Сейчас приеду.
Мария убрала телефон в карман и, уже совершенно не контролируя своих движений, протянула руку к большому блюду, на котором лежали куски рыбного пирога. Взяв один из них, она секунду постояла неподвижно, а затем начала жадно есть.
Валя со своим мужем Муродали Мирзоевым и дочерью Гулбахор стояла в центре зала прилетов. Димка сильно опаздывал.
– Может, сами доедем? – предложил Муродали.
Город был ему хорошо знаком. Пятнадцать лет назад он окончил здесь военное училище.
– А вещи? – Валя беспомощно посмотрела на целую груду чемоданов, баулов, коробок и сумок.
– Грузовик найду, – решительно ответил Муродали.
Он вообще был человеком, мало сомневающимся в своих действиях. Боевой опыт, отношения с подчиненными, привычка отдавать приказы и принимать на себя ответственность за чужие жизни сделали из него хорошего командира. Впрочем, это не отменяло в нем и других черт. Муродали был замечательным мужем и отцом.
Пятнадцать лет назад он покорил Валю буквально за одну ночь, когда она совершенно случайно оказалась на выпускном балу в его военном училище. Новоиспеченные лейтенанты разъехались по своим гарнизонам поодиночке, а он увозил с собой молодую, грустную, но красивую жену. В ту ночь Валя не смогла противостоять его веселому натиску и согласилась пойти с ним в ЗАГС после того, как он, уже под самое утро, прочитал ей четверостишие Омара Хайяма на фарси. Помимо этих четырех строк наизусть он больше ничего не знал, но зато ловко умел пользоваться ими в нужный момент.
– Давай еще подождем, – сказала Валя. – А то уедем, а Димка будет нас тут искать.
– Хорошо, – согласился Муродали. – Десять минут.
Но десять минут ждать не пришлось. Уже через несколько мгновений дверь аэропорта распахнулась и в зал ожидания влетел растрепанный Димка с огромным букетом в руках.
– Сестренка! – закричал он, бросаясь к Вале.
После объятий и поцелуев он присел на корточки и улыбнулся Гулбахор.
– А это у нас кто?
– Я – Гуля, – ответила девочка.
– Поехали, я тебе бабушку с дедушкой покажу.
Димка выпрямился и посмотрел на чемоданы.
– Ничего себе, – даже присвистнул он. – Вы что, на целый год приехали?
Привыкший балагурить по любому поводу Димка хотел таким образом пошутить, однако Муродали даже не улыбнулся.
– Мы насовсем, – просто сказал он.
– Как насовсем? – оторопел Димка. – У вас же там дом, хозяйство…
– Все продали, – пожал плечами Муродали. – Решили тут где-нибудь обосноваться.
После утренней неудачи с Тетериным, который совершенно не понял или не хотел понять сути Димкиного предложения, основной надеждой для Димки оставалась Мария. Он хоть и боялся затевать с ней разговор на подобную тему, но все же рассчитывал на деловую жилку своей сестры и на то, что она была очень недовольна своим нынешним положением. А значит, перемены, которые должны были произойти в ее жизни в случае успеха Димкиного предприятия, могли заинтересовать ее.
Однако теперь волею обстоятельств рядом с ним оказался человек, у которого было то, в чем Димка крайне нуждался, и он не стал откладывать важный для него разговор до встречи с Марией. Сумев не заговорить про деньги в те десять минут, пока они переносили вещи из аэропорта в его внедорожник, Димка спросил о них, как только выехал на трассу.
– Слушай, Муродали, так ты говоришь – вы там все продали?
– Ну да. Сначала хотели к моим родным двинуть, да там тоже разруха полная. Работы никакой нет. А в армию я уже не хочу. Навоевался.
– А жить где планируете? – спросил Димка небрежным тоном.
– Что-нибудь купим, – пожал плечами Муродали. – На однокомнатную у меня есть.
– Да зачем тебе однокомнатная? У вас вон дочка растет, – Димка поймал в зеркальце взгляд Вали и подмигнул ей. – Вам как минимум двухкомнатная нужна.
Муродали усмехнулся:
– Да я бы и от пятикомнатной не отказался, только денег у меня на однокомнатную. Или русский язык не понимаешь?
Димка засмеялся.
– Строгий ты, товарищ командир. Но я, например, знаю, как тебе заработать даже на трехкомнатную.
Муродали помолчал, разглядывая пролетавшие за окном деревья, потом повернулся к Димке и спросил:
– Как?
Когда Димкин автомобиль подъехал к родительскому дому, Валя находилась уже в таком состоянии, при котором связь с реальностью становится едва уловимой. Лихорадочные сборы в Тирасполе, долгий перелет, предстоящая встреча с родными, и отдельно – предстоящая встреча с Тетериным и Марией, – всего этого уже хватило бы с избытком, чтобы потерять самообладание. Однако теперь добавилось еще и новое обстоятельство – Муродали неожиданно быстро согласился на Димкино предложение, и Валя, которая не могла возразить мужу при постороннем мужчине, несмотря даже на то, что этот мужчина был ее брат, пыталась хоть как-то взять себя в руки, чтобы смириться пусть даже с временной утратой практически всех нажитых средств.
Впрочем, едва она увидела выбежавшую из калитки Галину Семеновну, которая вдруг запнулась и, чтобы не упасть, на бегу схватилась рукой за штакетник, все эти соображения стали неважными. Валя по-детски всхлипнула, прикрыла рот ладонью, а потом начала дергать ручку и толкать дверь, которая все никак не открывалась.
– Да ты вниз ее, вниз! – смеялся Димка, оборачиваясь к сестре, до глубины души тронутый ее внезапным волнением.
Дверца наконец распахнулась, Валя выпрыгнула из машины и побежала навстречу матери…
После того как первые восторги улеглись и все уже немного привыкли к тому, что приехала Валя и что у нее теперь вот такая маленькая симпатичная таджикская дочь, Димка подловил Томку на кухне, где она торопливо резала колбасу.
– Слушай, а где Мария? – спросил он сестру.
– Да не знаю, – пожала плечами Томка. – Тетерин ей позвонил, она куда-то умчалась. Перед Валькой так неудобно. Еще подумает, что из-за нее.
Застолье продолжалось долго. Муродали быстро нашел общий язык со Степаном. Катя и Гулбахор не отходили от дедушки, который на обыкновенной расческе с бумажкой дудел для них «Подмосковные вечера». Томка ему подпевала, а Галина Семеновна шепталась о чем-то с Валей, не выпуская ее ладони из своих рук. Димка время от времени пробовал заговорить о своем деле со Степаном, но тот был занят и только отмахивался от шурина, расплескивая при этом водку.
Под общий смех Степан рассказывал байки из жизни дальнобойщиков, Томка шипела на него, когда рассказы становились рискованными, потом подкидывали детей, потом дети подкидывали кукол, потом все пели, потом Степан танцевал, и, наконец, все перебрались со двора в дом.
Когда начали укладываться, Степан вышел на крыльцо покурить, и Димка тут же воспользовался моментом.
– Слушай, у меня тут тема одна возникла, – сказал он, торопливо протягивая Степану зажигалку. – Можно больших денег по-быстрому нарубить.
– А что за тема? – покосился на Димку Степан.
– Ты Витьку Гробмана помнишь? На рыбалку с нами в прошлом году ездил.
– Это который с портфелем? Дурачок такой?
– Ну да, он в областной администрации работает. Так вот, они объявили тендер на покупку компьютеров для всех городских и районных школ.
– Ну?
– Ты прикинь – две тысячи компьютеров. Две тысячи!
Степан безразлично кивнул:
– Классно.
– А в Китае, – воодушевлялся Димка, – у меня есть человек, который всю эту партию может поставить по триста баксов. Ты прикинь, сколько можно наварить! Администрация заберет у нас эти компьютеры по восемьсот. Пятьсот баксов с каждой машины! Умножай на две тысячи… И вся загвоздка только в том, что мне нужна крупная сумма для покупки.
– Ну?
– Что ну? – удивился Димка.
– Где взять-то?
– Так о чем я и говорю, – натянуто засмеялся Димка. – Нужно заложить наши квартиры. Вот я свою, например, заложил.
Степан даже уронил сигарету.
– Ты что, серьезно, что ли?
– Ну конечно, – заторопился Димка. – Все просто!
– Ну, ты, Дима, дура-а-ак, – протянул Степан, качая большой и тяжелой головой.
При этих словах Димка стал крайне серьезным, даже немного торжественным.
– Степа, – сказал он. – Вот если подпишешься, то через месяц превратишь свою двушку в четырехкомнатную квартиру.
И руками он сделал жест, который делает фокусник, когда вынимает кролика из шляпы.
– Зашибись, – одобрительно улыбнулся Степан. – Только я не подпишусь. Я за свою квартиру горбатился десять лет.
Но Димка не сдавался:
– Да это месяц всего. Это как кредит. Ты мне даешь кредит – ириска никакого. Я и без тебя могу, но всю партию не осилю. А если брать все целиком – выходит намного дешевле. Я на днях уже лечу, но ты мне можешь деньги прямо в Китай перевести.
– В Китай? – усмехнулся Степан.
– Ну да, – с надеждой сказал Димка.
Степан посмотрел на темное небо, глубоко вздохнул и хлопнул Димку по плечу.
– Короче, свободен.
– Да погоди ты, – засуетился Димка. – Я уже с Валькиным мужем об этом поговорил.
– Ну и чего?
– Он согласился.
– Значит, оба свободны, – Степан широко улыбнулся и шагнул с крыльца на веранду, где Галина Семеновна уже заканчивала мыть посуду.
Тетерин сидел в коридоре недалеко от Женькиной палаты, неподвижно уставившись на носки своих пыльных ботинок. Когда из-за поворота показалась Мария, он встал с кушетки и сделал шаг ей навстречу, однако она даже не взглянула на него. Стремительно пройдя мимо, Мария открыла дверь в палату, но Тетерин успел остановить ее.
– Она уже спит. С ней все в порядке.
Не обернувшись на его слова, Мария все же заглянула внутрь, посмотрела на спящую дочь, а потом вернулась в коридор.
– Ты почему мне сразу не позвонил? – едва сдерживая гнев, сказала она.
– Да я как-то… растерялся, – замямлил Тетерин. – Совсем забыл.
– Растерялся он.
Мария вынула сигарету и нервно закурила.
– Здесь нельзя… – попытался остановить ее Тетерин.
– А мне плевать! – сорвалась Мария. – Плевать я хотела, что у вас тут можно, а что нельзя. У меня чуть дочь не погибла! Ты мне еще будешь указывать.
На глазах у нее появились слезы.
В этот момент дверь в палату бесшумно открылась и на пороге как привидение возникла Женька в длинной ночной рубашке. Покачнувшись, она схватилась рукой за дверь, и Мария бросилась к дочери. Она хотела обнять Женьку, прижать ее к себе, но зажженная сигарета мешала ей, и тогда она властно посмотрела на мужа. Тетерин подошел к ним, послушно забрал сигарету и, не зная, что с нею делать, растерянно посмотрел по сторонам.
Через полчаса они вышли из больницы. Говорить им было не о чем. Тетерин прислушивался к стуку каблуков своей жены, а она старалась не коснуться случайно его плаща, который он нес, перекинув через руку. От этого ей приходилось время от времени делать шаг в сторону, но Тетерин ее маневров не замечал.
– Ну что, на Озерную поедем? – наконец спросил он.
– По Вале своей соскучился?
– Слушай, ты можешь хотя бы сейчас не язвить?
Мария ничего не ответила. Слова Тетерина вызвали у нее в памяти утренний разговор с Томкой, и она опять разозлилась.
«Чего они все прицепились? Какой хочу – такой и буду!»
– Она сказала тебе – почему? – спросила Мария.
– Из-за нас. Услышала, как ты утром сказала, что мы зря завели ребенка. Обиделась на это слово. Завели, говорит, как хомячка.
– А я тебе сто раз говорила – не надо выяснять отношения дома. Мы живем в однокомнатной квартире.
– Да что ты все сводишь к этой квартире! – от возмущения Тетерин даже остановился.
Мария повернулась к нему с презрительной улыбкой.
– Потому что я на нее заработала, а не ты.
Тетерин хотел ей что-то ответить, но неопровержимость ее аргумента, а главное, то, что на квартиру заработала она – женщина, а не он – мужчина, заставило его сникнуть и молча последовать за ней.
Где-то впереди за деревьями мелькнули фары приближающегося автомобиля, и Мария прямо по газону шагнула к проезжей части. Подняв руку, она дождалась, когда автомобиль остановится, и склонилась к окошку.
– На улицу Свердлова за пятьдесят рублей.
– Поехали, – ответил водитель, и Мария открыла заднюю дверь.
Тетерин двинулся следом, но Мария захлопнула дверцу прямо у него перед носом, зажав его плащ.
Автомобиль тронулся с места, а Тетерин остался стоять на газоне, глядя на то, как его плащ волочится по лужам, оставшимся после вечернего дождя, и, наконец, исчезает за светофором.
Перед отъездом с Озерной, когда Дедюхины и Мирзоевы уже легли спать, Димка вынул из портмоне стодолларовую купюру.
– Вот, мам, возьми, – сказал он Галине Семеновне. – Гостинчик в кармане завалялся.
Галина Семеновна поцеловала Димку и положила деньги на стол. Она помнила, что купюру надо прибрать, потому что дед в последнее время взял моду прятать свободно лежащие деньги, а потом забывать, куда положил, но отвлеклась на пирожки, которые собирала для Димки. Пока выходила зачем-то во двор, Иван Александрович заглянул на веранду, и когда Галина Семеновна вернулась – денег на столе уже не было.
– Дима, ты не видел, куда старый пошел? – обеспокоенно спросила она.
– На чердак, кажется, поднялся.
– Ты иди-ка за ним, а то спрячет куда-нибудь твои деньги, потом днем с огнем не найдем.
Димка быстро поднялся на чердак и увидел отца, который уже приподнял половицу, чтобы спрятать под нее сто баксов. Заметив Димку, он замер, а потом протянул ему купюру.
– Большие деньги, Митя, – сказал Иван Александрович. – Надо прибрать. Здесь место хорошее. Я тут не забуду.
Димка опустился на пол рядом с отцом, прижал его голову к своей груди, и секунду эти двое сидели неподвижно. Затем Димка положил сто долларов под половицу, добавил туда еще и, чтобы отец запомнил это место, поставил сверху старый ботинок, валявшийся рядом.
– Вот здесь, папка… Теперь не забудешь.
На следующий день Мария пришла к дочери рано утром. Помимо всего прочего она принесла Женьке альбом с ее рисунками и краски. Пока Женька осторожно пила куриный бульон, Мария листала ее рисунки. Почти на каждом из них была изображена Снежная королева. Королевы были синие, красные, в серебре и даже в костюме от Шанель.
– Ты что, Андерсена так любишь? – без всякой задней мысли спросила Мария.
– Нет, это я тебя так люблю.
– А ты, значит, у нас Герда? – Мария инстинктивно перешла в нападение.
Она понимала, что не должна этого делать, но справиться с собой не могла.
– Да, – серьезно кивнула Женька. – Только без Кая. И еще толстая.
Марии вдруг до боли стало жалко ее.
– Женя, ну хватит. Приедешь домой – и все будет хорошо. Все пройдет.
– Я не вернусь, – сказала Женька и отвернулась от матери.
– Что значит – ты не вернешься? – опешила Мария.
– Не знаю… Но в нашей квартире я жить больше не хочу.
В этот момент в палату шумно вошел Димка, и сразу стало как будто светлей. Женька заулыбалась, Мария перестала хмуриться, и даже девочка на соседней кровати тоже чему-то обрадовалась. Следом за Димкой вошел невыспавшийся Тетерин. Ночь он провел, ворочаясь на кушетке у себя в кабинете, поэтому был помят, небрит и молчалив.
Димка мгновенно наполнил собой всю палату. Он громко шутил, смеялся и совершенно не боялся говорить о том, что произошло. В его поведении не было даже намека на то, что все это серьезно. Выходило так, как будто Женька просто неудачно пошутила – и все.
– Привет диверсантам, – с порога сказал он. – Ну что, не удалась диверсия?
Женька радостно помотала головой:
– Не-а.
И на этом, к полному удивлению Тетерина, весь драматизм ситуации, с которым он просто не знал, как жить дальше, неожиданно был исчерпан, словно и не было ничего. Он испытал такой прилив благодарности к Димке, что, когда тот зачем-то поманил его с Марией в коридор, с радостью пошел за ним, ожидая еще каких-то чудес и освобождений.
Подведя Тетерина и Марию к открытому окну, за которым на деревьях шумела свежая листва, Димка быстро рассказал им о приезде Вали, а затем перешел к своему делу. В нескольких словах он обрисовал им свой план и те радужные перспективы, которые ожидали их, если они согласятся заложить квартиру всего на один месяц. Особенно Димка напирал на то, что кредит будет беспроцентным, потому что нужные люди привели его в какой-то замечательный фонд. Единственным условием этого фонда был выезд из квартиры на время займа.
– Это же месяц, ребята, – энергично говорил Димка. – Месяц всего. А потом заживем! Переберетесь на это время к старикам на Озерную. Знаете, как они рады будут. И Женька в себя придет.
На этот раз Тетерин ясно понимал Димку. Он понимал его бизнес-план настолько отчетливо, что даже успел удивиться тому, что этот таинственный фонд выдает кредит без процентов.
«А какой им тогда интерес?» – мелькнуло у него в голове, но вслух он этого не произнес, потому что Димка пел как соловей, и Тетерин не решился прервать эту песню. К тому же Димке в этих вопросах он доверял больше, чем себе.
– Ну как? – сказал тот и перевел взгляд с Тетерина на Марию.
– Я согласна, – ни секунды не раздумывая, кивнула она. – Когда нужно идти в этот твой фонд?
– Завтра утром, – ответил Димка, расплываясь в улыбке.
Через три дня Степан на своем КамАЗе перевез вещи Тетериных на Озерную. Теперь, за исключением Дедюхиных, в родительском доме впервые за долгие годы собралась практически вся большая семья. Пока переносили вещи из фуры в дом, Тетерин старался не встречаться взглядом с Валей. Разумеется, он понимал, что ему предстоит провести рядом с ней как минимум месяц и что в любом случае придется как-то общаться, но невольно хотел отодвинуть начало этого общения.
Томка, наоборот, жаждала прояснения ситуации. Она вообще любила мелодрамы и латиноамериканские сериалы. Поэтому, войдя в комнату, где Галина Семеновна и Валя меняли для Тетериных занавески, она подбоченилась и громко спросила:
– Мама, а как им стелить-то будем? Вместе или раздельно?
Галина Семеновна сурово посмотрела на младшую дочь и покачала головой:
– Ну, вот чего суетишься? Никто спать еще не ложится. Вечер придет – разберутся сами. Улягутся как-нибудь без тебя.
Но до вечера было еще далеко, а Томке не терпелось уже сейчас погрузиться в драму. Она обожала театр. Если бы не Степан, она бы наверняка стала актрисой. Парадокс их взаимоотношений состоял в том, что Степан без памяти влюбился в Томку, увидев ее на сцене самодеятельного театра, где она азартно исполняла роль беспутной и беспринципной певицы Юлии Джули в спектакле по пьесе Евгения Шварца «Тень», однако стоило им пожениться – и он тут же запретил ей посещать театральный кружок, не говоря уже о поступлении в театральное училище. Томка тогда слегка погоревала, разбила несколько тарелок, выкрикивая реплики из своих любимых монологов, а потом забеременела, и все стало хорошо. По старой памяти она еще вырезала фотографии любимых артистов из глянцевых журналов, однако годы шли, незнакомых звезд становилось все больше, и Томка все отчетливей понимала, что за Степаном и за его КамАЗом она как за каменной стеной. Ее, правда, слегка угнетало то, что Мария выучилась в институте и сама зарабатывала себе на жизнь, а Томка была всего лишь домохозяйкой, но заработки Степана позволили ей однажды купить такую дорогую шубу, что все вопросы карьерного, интеллектуального, а также имущественного неравенства между сестрами были сняты раз и навсегда.
Приезд Вали кое-что изменил в этом устоявшемся расположении сил. Во-первых, увидев сестру, Томка окунулась в прошлое, когда театральные эффекты были ей очень близки, а во‐вторых, само натяжение между Валей, Тетериным и Марией просто обязано было, по Томкиному мнению, привести к волнующей драматической развязке.
Поэтому, едва дождавшись, когда Галина Семеновна выйдет из комнаты, Томка свистящим шепотом сообщила Вале о том, что Тетерины разводятся, что Женька из-за этого пыталась покончить с собой и что лично она, Томка, всегда знала, что на чужом несчастье своего счастья не построишь.
Валя была слегка ошеломлена шекспировским темпераментом, с которым Томка излагала свой взгляд на семейную драму, и от этого не смогла найти нужных слов, когда, наконец, столкнулась на веранде с Марией.
– Ну, здравствуй, сестренка, – сказала та, слегка щурясь и вынимая внезапно неловкими пальцами сигарету.
– Мы там с мамой у вас в комнате занавески сменили, – сказала Валя и почему-то вдруг покраснела. – Не знаю – понравятся они тебе или нет…
Впрочем, к вечеру такая мелочь, как занавески, уже никого не волновала. Семья впервые за пятнадцать лет собралась почти вся целиком. Не хватало одного Юрки Дедюхина.
– А где сын-то твой? – спрашивал Муродали у Степана, разливая по рюмкам водочку. – Я с ним тоже хочу познакомиться.
– Успеешь еще, – отвечал Степан, отводя взгляд в сторону.
Ему нелегко было объяснить свояку-таджику, что сын его состоит в непонятной полулегальной организации и уже несколько раз задерживался милицией за нападения на выходцев с Кавказа и из Средней Азии.
– Ну, будем, – сказал Степан, а затем чокнулся с Муродали и закусил грибочком.
– Замечательные грибы у Галины Семеновны, – промычал Тетерин, а Степан подмигнул ему:
– Повезло нам с тещей.
Их жены тем временем собрались за баней. Когда-то давно сестры скрывались тут от родителей, чтобы пошушукаться, обсудить свои сердечные дела, а чуть позже – и покурить. Теперь они по старой привычке прятались, хихикали и выглядывали из-за бани, опасаясь быть застигнутыми врасплох.
– Степа меня с сигаретой увидит – убьет, – говорила Томка, восторженно представляя себя в образе Дездемоны. – Он у меня прямо мавр.
Однако мавру в этот момент было не до нее. После четвертой рюмки он стал с интересом выспрашивать у Тетерина о том – приходят ли к нему на прием красивые женщины и до какой степени они раздеваются перед ним. Тетерин смеялся, махал на него рукой, а Муродали размышлял вслух о покупке дома где-нибудь здесь, на Озерной.
– Ты сначала деньги свои верни, – усмехался Степан. – А то губу уже раскатал.
И разговор их неизбежно возвращался к Димкиному бизнесу, китайским компьютерам и покупке новых квартир.
За баней говорили о том же.
– Я лично себе четырехкомнатную куплю, – щурилась от сигаретного дыма Мария. – Мне меньше не нужно.
Чтобы позлить Томку, оказавшуюся со своим Степаном в стороне от общего предприятия, Мария рассказала ей про свой сон, в котором она была владелицей большого поместья, а Томка служила у нее домработницей.
В результате этих невинных фантазий пострадал не ожидавший подвоха Степан. Забравшись на чердак, где Галина Семеновна постелила им с мужем, Томка улеглась поверх одеяла в позе спящей Венеры с картины итальянского художника Джорджоне и стала терпеливо ждать Степана. Закинутая за голову правая рука быстро затекла, но Томка была в образе и не шевельнулась до тех самых пор, пока не услышала поднимающегося по лестнице мужа.
Увидев ее в столь многозначительной позе, Степан мгновенно уловил посылаемый ему сигнал, но к полному своему изумлению был решительно отвергнут после первой же попытки вписаться в картину замечательного итальянского художника эпохи Высокого Возрождения.
На его тревожные расспросы Томка отвечала сердито и коротко, но не выходя при этом из образа. Она обвинила его в том, что у всех теперь будут новые квартиры, а она, Томка, будет корячиться в старенькой двушке.
– Как домработница, – с дрожью в голосе заключила она, а затем схватила подушку и спустилась вниз, оставив мужа без малейших надежд на близость.