Андрей Коробов
Седьмая Луна 10: Псы Церкви
Глава 1
День девятый, до заката
Тропический ливень с течением времени только набирал обороты. Одни облака проходили сквозь Ларданы, в провинцию. Другие – подбирались к побережью; они-то и вернули с собой грозу в Саргузы.
Молния вырвала из стены дождя два силуэта, мельтешивших во внутреннем дворе донжона. Йенс и Олег были здесь, как и условились между собой. Вилогор подходил со стороны востока, Крёгер – с запада. Напарники двигались навстречу друг другу. Руки тянулись к оружию.
Шаг за шагом обозначал последние мгновения перед началом их вероломного штурма. Говорят, один в поле не воин. Зато двое – уже армия.
За себя Йенс был уверен – тертый калач, и это видно невооруженным глазом. Вилогора же он взял в свою группу неспроста: хотел поглядеть, на что способен безбожник. Бугай приятно удивил: не страшился ни магов, ни зараженных, рвался в бой одним из первых. Словом, Крёгер изменил своё мнение о нём.
Теперь егерь не сомневался: у кондотьера не дрогнет рука поднять цвайхандер на инквизитора. Вот, что представляло первостепенное значение.
Дозорные, выставленные на стенах донжона, видели фантомов. Свое внимание на них не задерживали. Прекрасно знали: это свои. Но как же они ошибались! Инквизиторы бездумно всматривались в дали Восточного Муниципалитета, дожидаясь пересменки.
Бойцы в карауле не могли себе и представить зловещий замысел, которые разделяли эти двое. Узнай они о темных делишках скорвена с егерем, тут же забили бы тревогу. И не видать бы им было девчонки, как своих ушей.
Но Шаттенхоф умело подбирал исполнителей кайзеровской воли. Эти двое продумали всё от и до. По крайней мере, их агент – уж точно.
Йенс насчитал на верхах порядка восьми бойцов. Стрелки. Все как на подбор. Не много, но и не мало.
Пять персекуторов – застрельщики, гончие, подрывники. Три миротворца с тяжелыми арбалетами.
Таких стоило вырезать в первую очередь. Иначе подкинут проблем под самый конец налёта.
Крёгер же хотел пройтись ураганом, безнаказанно. Чтоб всё было выверено до мелочей. Давно за ним тянулась жилка педанта.
Столь же ювелирно Шатуну действовать ни к чему. Его обязанность, отвечавшая стилю боя, заключалась в ином: ворваться в стан Корпуса подобно клинку, прорезавшему плоть. Это в его природе. Рубить и резать, повергая противника в бегство.
В некотором роде Олегу давно этого хотелось. Инквизиторские будни пришлись ему в тягость. Если бы ему хотелось, чтоб им помыкали, он бы устроился в княжескую дружину у себя на родине. Членство в кондотте «Несметный Легион» даровало ему определенную свободу, расширяя горизонты.
Умертвить пару-тройку десятков инквизиторов скорвен считал своего рода актом освобождения от никчемных цепей. Тем более, Церкви, ему непонятной и ненавистной.
Поначалу значение имели только деньги. Теперь же на первый план вышло спасение собственной шкуры.
Недобитки из «Феникса» погрузили припасы лишь на пару-тройку повозок. Между тем в распоряжении Священной Инквизиции оставалось порядка дюжины. Одну из них Вилогор подготовил для молниеносного отступления.
План вынашивался последние несколько дней. В перерывах между боями. На немногочисленных привалах. До отхода на боковую. Любая свободная минута при отсутствии третьей пары ушей служила Йенсу поводом пораскинуть мозгами.
Ситуация накалялась, не оставляя напарникам права на ошибку.
Тут либо пан, либо пропал.
Егерь и кондотьер поравнялись. И в момент, когда встали буквально плечом к плечу, первый подытожил:
– За работу.
Обратной дороги уже не было. Этим вечером напарники возьмут своё.
Амбал высвободил из ножен цвайхандер и бросился в сторону главного входа в донжон. Зашлёпал сапогами по лужам. Из дождевой тьмы он вышел на редкий свет еще горевших факелов. Момент неожиданности являлся его преимуществом.
Любоваться тем, как безбожник расправляется с последними защитниками Света с Тьмой, агент не стал. Каждая минута была на счету.
Вилогор мигом пропал из виду. Тем временем Йенс пулей рванул к двери, откуда мог подняться на стену и устроить зачистку сам.
Ликвидация персекуторов – лишь одна из двух целей, которые перед собой ставил агент Шаттенхофа. Он обязался не только обеспечить гарантии успешного побега, но и саботировать само существование Священной Инквизиции.
Ливень закончится, как ни крути: дело нескольких часов. На улицы Мёртвого Города вернутся заражённые. И уж тогда-то Корпусу не жить. Успешный уход воинства Противоположностей из зеленой зоны под прикрытием дождя, слышал Крёгер, – скорее удачное стечение обстоятельств, нежели закономерность.
Между тем знает каждый: молния в одно и то же место не бьет дважды.
Преследователей ждать не стоит. Ему, по крайней мере, так виделось.
Был бы он синоптиком, знал бы о силах, державшихся особняком от конфликта магов с Церковью. И уж тогда не загадывал бы так далеко.
Как известно, человек лишь предполагает. Располагают же именно Высшие Силы.
Почём зря шуметь Йенс посчитал опрометчивым. Кремневые пистолеты и пищаль пришлось попридержать. Всё же в нынешних реалиях это оружие последнего шанса.
Вместо них егерь выхватил кукри – малоизвестный клинок, чей силуэт, напоминавший крыло сокола, был унаследован от горцев, живших над Сулактой.
Легенд вокруг него ходило много. То ли прототипом кукри послужил гастетский хопеш, то ли дельмейский копис, числившийся на вооружении у непобедимой армии Леандра Богоподобного. Поди знай, кто прав. Ибо Сулакта, край пряностей, всю историю человечества притягивала взоры самых разных культур.
В любом случае, каждый признавал: силуэт у ножа изящный.
Это холодное оружие Крёгер полюбил с первого взгляда. И в дальнейшем оно его ни разу не подводило. Сегодня вечером нож был должен оправдать все те годы мучений, которые затратил его владелец на поиски соплячки для короны кайзера.
Волкодлак завёл кукри за спину, подобравшись к двери на стену. Сбил хлёстким ударом факел из крепления. Пламя коснулось воды и потухло. Деревяшка исчезла в луже. Йенс глянул испытующе на дозорные площадки вверху донжона.
Миротворцы, праздно шатавшиеся там, не заметили ни егеря, ни его финт. Всё произошло мгновенно. Увидят, что потух, в первую очередь подумают: светоч попросту истлел. Никто и не подумает поднять шумиху.
Бездумно переключившись на лурский язык, Йенс Крёгер отметил:
– Хорошо. А до них я ещё доберусь.
Рука потянулась к ручке-кольцу. Агент Шаттенхофа отворил дверь – быстро и бесшумно, не допуская скрипа. Нырнул в коридор и закрыл за собой, также ограничившись лёгким треском.
Инквизиторы на стенах ни за что бы не заметили появление незваного гостя. Тот провернул всё в такт грому. А если бы и увидели, то не разглядели бы в егере своего убийцу. Очень зря.
Пыльная тьма накрыла силуэт оборотня. Он пригнулся чуток и начал быстро, почти не издавая звуков, подниматься по лестнице. Уже отсюда Йенс услышал тихие пересуды бойцов, что встретились во время обхода.
Встав на последних ступенях, Крёгер припал к стене бесшумно и стал вслушиваться в болтовню новоявленных противников. Особого интереса к предмету разговора не питал. Просто ждал своего выхода.
Ему ничего не стоило устранить их обоих – один падёт замертво мгновенно, второй умрёт уставшим.
Да только достаточно одному из них закричать, и вся их миссия накроется медным тазом. Олег мог исполнять свою часть работу, как хотелось: главное – зачистить проклятый донжон. Йенс же предпочитал оставаться в тени, сколько вообще возможно.
Сам себе установил подобные правила. Осторожность – залог надежности.
Кому принадлежали голоса, егерь знал наверняка. Шмидт и Питерсон. Застрельщики из отряда как раз-таки Крёгера. Добрые лурские братья, как сказал бы капитан Рауш, любящий всех блондинов без исключения. Что за чушь, думал вервольф.
Взгляды Карла о превосходстве над прочими народами Йенс не разделял. Просто кивал головой, получая определенные преимущества в коллективе. Упрочивал позиции. А если бы кто-то спросил его мнение, Крёгер бы выразился опосля довольно кратко: вырезать эту ересь под корень.
Он, Питерсон, Шмидт и прочие в группе, бывало, и выпивали вместе. Байки порой травили. У костра жарили дичь на задании, с удовольствием преломляя хлеб.
Но своих же подчинённых Йенс готов был убить без зазрения совести. Рука не дрогнет. Эти двое – всего-навсего жертвы обстоятельств. Помеха на пути.
Плевать на Священную Инквизицию. Культ Скорпиона. Несметный Легион. Саму девчушку. Для Крёгера важно лишь одно: заполучить лекарство от ликантропии. Выбраться с проклятого Илантийского полуострова.
Шмидт и Питерсон всё спорили:
– Уже известно, где апостаты. Так на кой ляд в очередной раз Корпус делить? Мы бы ударили по ним всем скопом – и дело с концом. Разве нет?
– Альбиносам важно удостовериться в правдивости показаний, которые дал тот язычник. Замок подождёт.
– Вальперга как стоял, так и будет стоять. Но наше время ведь не безгранично.
– Это понятно, но… что, если это ловушка? Кому охота помирать за здрасьте? М?
– Ты чего это, сраных мутантов оправдываешь?
– Я никого не оправдываю.
– Чудесно. Потому что эти сукины дети загонять всех нас в могилу!
– Сгущать краски-то зачем? Пусть будет, как оно идёт. Мне без разницы. Лишь бы только вся эта кутерьма уже наконец прекратилась.
Молчание продлилось примерно с полминуты. Йенс начал злиться.
– Что верно, то верно. Когда пересменка хоть? – Пауза наконец оборвалась.
– Где-то час ещё. Может, немного больше.
– Вот дерьмо…
– Ничего, потерпим. Время быстро летит.
Спорить и дальше оба посчитали бессмысленным. Они наконец-то разминулись.
Йенс выдохнул с облегчением.
Убрал кукри. Вытянул из секции на кушаке метательный нож.
Пропустил Питерсона вперёд. Инквизитор шёл с масляным фонарём, даже не смотря в сторону спуска. Глаза его приковало к Мёртвому Городу за стенами.
Значит, Шмидт продвигался в противоположном направлении, навстречу уже другому часовому. Это слегка осложняло задачу Крёгеру.
Он должен был действовать быстро. Чтобы ни один из дозорных не понял: их режут, как свиней, – одного за другим.
Йенс поднялся на стену. Прямо за спиной Питерсона. Тот насвистывал себе мелодию под нос, чтоб хоть как-то сохранить бодрость духа. Шаги потонули в мелодии.
Шмидт не отошёл чересчур далеко. Снаряд бы попал аккурат в его золотистую макушку. Так егерь и сделал.
Бросил метательный нож. Клинок вогнало в затылок застрельщика с чавканьем.
Тот гаркнул и распластался на проходе, роняя аркебузу с фонарем. Последний разбился вдребезги. Масло примешалось к натёкшей дождевой воде.
Слишком шумно!
По крайней мере, Шмидт уже не встанет, раз лезвие взрезало позвоночник.
Этот готовенький, понимал Крёгер. Счёт был открыт.
– Лиам? – неуверенно окликнул товарища Питерсон.
Стрелок не мог не услышать гибель другого дозорного: гром и молнии на некоторое время утихомирились. Благо, другие упустили момент смертоубийства.
Едва персекутор повернулся, чтобы оглядеться в поисках Шмидта, встретил свою собственную погибель.
Йенс в мгновение ока вынул из ножен кукри, ударил наотмашь. Клинок распорол Питерсону горло, выплескивая наружу целый водопад крови.
Роняя фонарь, инквизитор хватился за шею из последних сил. Закачался и рухнул, захлёбываясь. Умирал он медленно и мучительно. Только вот Крёгер и глазом не моргнул.
У него хорошо получалось расчеловечивать противника. Особо не рефлексировать над тем, кого приходится убивать. Была в нём по-солдатски здравая нотка эгоцентризма.
Пальцы сцепились на вороте сатинового халата. У Питерсона при себе имелся кремневый пистолет. Соответственно, держал он и пыжи, пули да порох к нему.
– Сейчас посмотрим…
Егерь чуть приподнял обмякшее тело. Стал бегло хлопать по карманам и подсумкам. Затем перевернул, начал щупать со спины. Нашёл все необходимое и расфасовал по своей разгрузке. Кровь и масло примешались к воде, заметая следы.
Осколки стекла едва ли бы натолкнули хотя бы одного дозорного на вменяемую догадку. А вот от тела, оружия да фонаря избавиться не помешает.
Всё это Йенс перекинул через парапет за стену. Любой потенциальный грохот поглотил гром. Шмидта постигла та же судьба.
Тьма тропической бури служила Йенсу самым верным союзником. Зверя, зовущегося человеком, она обезоруживает эффективнее всего.
– Двоих убрал, – подытожил Крёгер, довольный ходом зачистки со своей стороны. Разговоры с самим собой настраивали его на верный лад.
Чуть пригнувшись, егерь стал обходить периметр вслед за дозорными персекуторами. Как он понял, миротворцы держались вместе.
Вероятнее всего, нежились над воротами у лебедки, распивая пиво либо раскуривая трубки, набитые дурманом.
Так они обычно убивали время независимо от положения вещей.
Было сложно сказать в моменте, кто кого преследует: персекуторы Йенса, или же он – их. Двигались они все по кругу, неспешно, шаря глазами по сторонам.
Наконец, инквизитор, за которым увязался Крёгер, остановился. Чувствовал себя, как дома. Это напрасно.
Шутка ли, подошёл к краю парапета, чтобы помочиться с высоты крепостных стен. В голове у егеря тут же созрела идея.
Нуждавшегося в облегчении он устранит. Чисто и быстро.
Горе-дозорный помогал тропическому ливню, как мог. Пускай его вклад в затопление Саргуз – всё равно, что капля в море. Йенс время задаром не терял. Он подкрался сзади.
Хватился за ствол пищали, будто за дубину, и стянул с себя. Замахнулся и ударил бедолагу по голове наотмашь прикладом. Тот и не пикнул. Рухнул попросту вниз, так и не успев закончить свои дела.
Тело его поломало бескровно: все травмы скрывались под слоем кожи. Всё потому, что упал плашмя. Голова же опустилась на брусчатку в последний момент.
Идеальное убийство. Не пришлось ни руки марать, ни возиться с телом.
– Красота, – отметил Йенс. Только вот радость его долго не продлилась.
За волкодлаком всё также шёл один застрельщик, ускоряя шаг. Ему навстречу торопился второй. Своих бойцов Крёгер устранил. Эти же числились в группе капитана.
– Эрих! – позвал один другого, говоря по-лурски. – Ты не видел Шмидта или тех двух охламонов?
– Я их тоже найти не могу. Должен был с Хаммондом полторы минуты назад пересечься! Думаешь, они к дуболомам нашим смылись?
– Навряд ли. По дороге наступил на стекло. Кажется, от разбитого фонаря. Один, может, ушёл за новым. Но два других?..
– Откуда ж я знаю?! Слушай, Арни… Давай схожу до миротворцев. Если они там, по шапке надаю. А ты продолжи обход. Годится?
Друг до друга застрельщики Рауша решили не идти. Просто остановились на месте, занимая юго-западный край периметра. Крёгер спрятался за пустовавшей оружейной стойкой, подслушивая их разговор.
– Лети пулей давай! – отозвался тот, взмахивая фонарём. На макушку Йенса пролился тусклый свет, но Арнольд Шмидт этого не заметил. Хотя стоял в опасной близости от волкодлака.
– Мигом я, не переживай! – обещал Эрих, уносясь прочь.
Шмидт сморкнулся, попеременно зажимая по ноздре, и буркнул, проходя мимо агента Шаттенхофа:
– Не нравится мне всё это, сука…
Застрельщики начали что-то подозревать – но толку-то? Вервольф мигом покинул временное укрытие. Повесил пищаль на плечо, сменив её на чекан. Арнольд носил шишак – просто на всякий случай. Ножик с лёту ему в затылок не загнать. И хотя Йенс мог его огреть вмонтированным бердышом по шее, замучился бы вытаскивать лезвие из бармицы.
Тут надлежало произвести один чёткий удар в темечко. И клюв чекана подходил для этого лучше, чем любое другое оружие.
Глава 2
Будто Песочный Человек, егерь подобрался к Шмидту сзади. Занёс над головой чекан и опустил клюв на затылок застрельщика. Раздался лязг, но это не важно: главное, есть пробитие. Персекутор захлебнулся собственной слюной. Ноги его начали подкашиваться. Этого Йенсу только не хватало!
Изо всех сил Крёгер вцепился в чекан и потащил мертвеца вон со стены. Рывок тут же принёс свои плоды. Труп рухнул на мостовую. Клюв чекана же вырвало из пробоины.
Считая, что располагает временем вдосталь, егерь остановился, лишь бы отдышаться хоть немного.
Человеческая плоть слаба. И до ликантропии он даже не мог себе представить, насколько. В преддверии обращения под полночь волкодлак получал силу, которая до того ему и не снилась.
Лишь кровоцвет оборачивал процессы вспять, возвращая организм на исходную.
Не будучи эталонным атлетом, Йенс попросту выдохся, раскидывая персекуторов и перемещаясь битый час гуськом. Однако же, не заблуждался, не обманывался.
Проклятие под час оборачивалось чудом, но природа ликантропии оставалась прежней. Крёгер хотел вернуться к обыкновенной жизни, в гробу видя бремя вервольфа. И потому находил в себе сил бороться и дальше.
Досужие размышления оборвались в миг. За собой агент Шаттенхофа услышал шаги. Это не мог быть Шатун. А кроме него, во всём донжоне союзников у Йенса не имелось. Он просто приготовился атаковать, чуть что.
– Брат Йенс? – неуверенно окликнул его Эрих Цапф.
Жуть, какой суетливый малый. Застрельщик успел сбегать к северной четверти периметра, до миротворцев, получить ответ и вернуться на то место, где последний раз видел Арнольда Шмидта. Поразительная скорость.
Оставалось неизвестным, видел Цапф, как Йенс убил Арни, либо же нет. Впрочем, Крёгеру это было и не важно. Так и так персекутору не жить. Егерь остро нуждался во вполне определенных условиях. И вот настал момент, когда сошлись все звёзды.
Молния залила Мёртвый Город белизной. Равновесный Мир как будто смешался на долю секунды с Абстракцией. Гром окатил Восточный Муниципалитет. Тогда-то агент Шаттенхофа повернулся к Цапфу. Эрих даже не сразу понял, что рухнул на спину.
Егерь мигом выхватил кремневый пистолет, заряженный заранее.
Взвёл курок сразу же, поднимая огнестрел на уровень бедра. И пальнул в мгновение ока, заблаговременно наметив для себя, куда целиться.
Пуля угодила бедолаге в живот. Едкий пороховой дым рассеяло мгновенно в дожде. Мимолетный пучок огня заглушило вспышкой молнии.
Эрих кряхтел, хватаясь за свежее ранение. Свою фитильную аркебузу он обронил. К ней не тянулся: смысл так и так был невелик без источника огня. Тем более, что вода затекла в полку, моча порох. Ему даже нечем было ответить Крёгеру.
Что хуже, его ждала гарантированная смерть. Пуле кольчуга из инквизиторского сплава помехой не стала. Свинцовый шарик пробил брюшные мышцы, разодрал кишечник и застрял в почке. Врачебных компетенций, окажись поблизости доктор, не хватило бы, чтоб поставить Цапфа на ноги. Целитель – и тот бы мало что мог поделать.
Силы стремительно покидали застрельщика. Эрих стиснул зубы и посмотрел с осуждением на Йенса. Тот стоял и просто смотрел, как умирает персекутор. Лицо Крёгера казалось маской, лишенной тени эмоций. Цапфу в миг стало ясно: вероломное, как он считал, убийство для егеря ничего не значило.
Это правда. У Йенса на физиономии не дрогнул ни единый мускул. Даже сейчас, когда жертва смотрела ему прямо в глаза. Совесть свою Крёгер давно утопил в пролитой им же реке крови, что текла попутно ему годами. Недаром егеря взяли в Шаттенхоф.
Цапф хотел было что-то сказать своему убийце, хотя бы так дать отпор за предательский выстрел. Но не успел. В ушах у него зазвенело от боли. Кости черепа будто бы трещали по швам. Он потерял сознание, распластавшись в проходе. Ладонь, перепачканная в красном, соскользнула с раны. Потерял Эрих уже немало крови.
И этот готов.
– Пять, – холодно подсчитал Йенс, едва сбросил Цапфа в Мёртвый Город.
Его задача во дворе донжона была выполнена наполовину. Без сучка, без задоринки. Самое долгое и муторное позади. Самое тяжелое и судьбоносное – впереди.
Крёгер оглядел дозорные площадки главного сооружения. Миротворцы, что вели там караул, всё также лениво обхаживались. Несколько персекуторов исчезло бесследно, а им – хоть бы что. Вот уж, кто ненавидел свою службу, и в гробу видал Священную Инквизицию. Безалаберность произрастает из нелюбви к работе.
Действия Йенса остались вне их внимания. Лучше не придумаешь.
Егерь понимал: Шатун по-прежнему зачищал первые уровни, раз те до сих пор не покинули облюбованные места. Так, смиренно дожидались, когда убийца доберётся и до них. Иными словами, всё шло по плану.
Задаром не теряя времени, агент Шаттенхофа бросился к надвратным башням. Если с высоты донжона миротворцы и видели его, то не обращали внимания.
Все знали: Йенс ходит под капитаном Раушем. Ни с тем, ни с другим лучше не связываться. И плевать, что окромя него на стенах никого нет. Причин отсутствия персекуторов здесь тьма тьмущая может быть.
Размышляя об этом, для себя егерь сложил дважды два и понял, как быть. Сценки разыгрывать он терпеть не мог, но ситуация обязывала проявить незаурядную прыть.
– Умные они или глупые, всегда работает, – понимал Крёгер. – Всегда.
Пересёк добрую половину периметра и добрался до северной его четверти. Встал у двери, вслушиваясь, что творится за ней. Непохоже было, что миротворцы пьянствуют или накуриваются вусмерть. Даже специфической травяной вонью не тянуло. Просто коротают время за болтовней ради болтовни.
Сложно сказать, хорошо это или плохо.
Йенс постучался грубо, взявшись за кольцо-ручку. Голоса в сторожке тут же смолкли. Латники напряглись, гадая, кто мог так обнаглеть. Подобную бестактность они терпели только от прямого начальства.
И всё же, задаваться излишними вопросами было бессмысленно: на территории ведь все свои. Значит, надо открыть. Пока они лениво решали, кому придётся идти, Крёгер готовился играть.
Кто-то из миротворцев, бубня по-илантийски проклятия себе под нос, поднял-таки задницу со стула и побрёл к двери.
Амбал приотворил её и озадаченно взглянул на застрельщика из отряда «Цербер». Йенс Крёгер был последним человеком, которого бугай бы хотел увидеть во время караула. Оливковая бандана волкодлака – особая примета, по которой его везде узнавали.
Стало быть, плохи дела. Егеря мог подослать лишь капитан Рауш, оставшийся в донжоне за главного. Волкодлак злобно зыркнул на латника и мановением руки потребовал, чтоб тот не мешался под ногами.
Потупив глаза, миротворец распахнул дверь и впустил егеря внутрь сторожки.
Тот сделал всего шаг. Поймав на себе взгляды всей троицы, стал сокрушаться:
– Что вы тут расселись, как на попойках? Где персекуторы? Почему никто в дозоре не стоит? Если никого на стенах, вы тут какого хера лясы точите?
Экспрессивно и живо, будто настоящий маэстро вышел на сцену.
Всё это егерь выпалил на одном дыхании. Он поверг инквизиторов тут же в замешательство. На них попросту не было лица.
Лишь один проблеял несмело:
– Н-но ведь к нам только что заходил… этот. Как его? Эрих Цапф. С тем же вопросом, собственно…
Глядя на егеря, понял: уж лучше было молчать.
– Хорошо, – допускал, казалось бы, Крёгер. Но по факту оставался неумолим. – Где же он тогда, если не на стенах?
Миротворцы выпучили глаза, переглянулись, ничего не понимая совсем, и вновь поглядели на Йенса.
– Должен же быть. Должен…
Тот взъерепенился:
– Искать! Живо! Хотите на ковёр к Раушу?!
Двое замешкались, не зная, куда деваться. А вот один, самый услужливый, всё-таки подорвался. За доброе качество своё и поплатился в миг.
Он бросился к выходу. Егерь чуть отступил, пропуская его. Но в момент, когда ноги их оказались примерно на одной параллели, пустил в ход руки.
Крёгер с силой пихнул миротворца за стену.
Тот лишь спустя долю секунды понял, что летит навстречу брусчатке. Он взвизгнул протяжно, будто резаная свинья. Затих в миг: падать было не особо высоко.
Нелепая смерть. И что самое паршивое для бедолаги, ему даже не дали шанса отстоять свою жизнь.
Шутка ли, всё произошло в слепом пятне для миротворцев, обходивших дозорные площадки на донжоне. И здесь вероломство егеря обходилось без последствий.
Потому что Йенс всё рассчитал, увидев картину в мельчайших деталях.
Чего греха таить, в моменте агент Шаттенхофа даже испытал некое извращенное удовольствие. Ведь впредь ему не придется танцевать с тремя латниками подряд. Свое преимущество он выбил крайне ловко.
Один бугай стоял рядом с ним, раскрыв рот в изумлении. Второй начал было подниматься со скрипящего стула: понятия не имел, что произошло только что, но сомнений не питал – Йенса надо бить. И бить насмерть.
Легче сказать, нежели сделать.
В тусклом свете одинокого факела блеснул инквизиторский сплав. Егерь мигом затворил дверь. Та отозвалась грохотом. Крёгер с размаху вбил кукри в шею близ стоявшего миротворца. Плоть отозвалась густым чавканьем. Амбал дёрнулся и захрипел.
Тёмная кровь змеилась по доспеху, пачкала пальцы. Алая морось, поднявшаяся из горла, окрасила язык и тыльную сторону зубов.
Йенс одним махом перерезал инквизитору ярёмную вену. На достигнутом не остановился. Выдрал кукри. Ещё сверху удар нанёс.
Голову сорвало с плеч: ни мышцы, ни позвонки не сумели её удержать. Бармицу и топфхельм верзила снял, за что и поплатился. Фонтан отбросило на стену, заляпав багровым. Сам же миротворец по ней сполз прямо под ноги Крёгеру.
Будто обыкновенный гимнастический мяч, голова забилась в угол, еще качаясь.
– Что за херня-а-а?! – взревел последний миротворец в ужасе.
Его боевые товарищи отправились на ту сторону в течение одной минуты.
Одной.
Минуты.
И внутренний голос подсказывал миротворцу: едва ли он продержится дольше, чем они. Амбал только и успел, что натянуть свой топфхельм поверх подшлемника да выставить палаш. У него затряслись поджилки. Отказывался верить, что человек из плоти и крови мог так быстро умертвить двух рослых ребят.
Йенс Крёгер мог – вполне. И ликантропия здесь была не при чем.
Латник всё блеял без конца:
– Не подходи, сука!.. Не подходи!
Увы, это егерю – как об стенку горох.
Йенс накинулся на него, словно дикий зверь. Кукри вернулся в ножны из буйволиного рога. Пальцы же обхватили древко чекана. Им только в путь латы миротворцев дробить. Амбал несмело замахнулся палашом.
Агент Шаттенхофа ушёл вбок, с противным скрипом отставляя в сторону стол и стул. Клюв зацепился за гарду, когда миротворец, несолоно хлебавши, стал уводить клинок назад. Йенс дёрнул чеканом на себя. Палаш вырвало из трясшейся руки бугая.
Следом Крёгер огрел миротворца по ладони молоточком, оттесняя того назад. Попал по пальцам. Здоровяк взвизгнул от боли, попятился назад. На достигнутом егерь не остановился. Бил и бил без конца.
Левая рука. По рёбрам. Колено. Шлем. Предплечье. Другое колено.
На лице волкодлака нельзя было прочитать ни раскаяния, ни сожаления, ни жалости. Янтарные водянистые глаза его остекленели.
Впрочем, и удовольствия как такового егерь не испытывал.
Он был солдатом, причем – хрестоматийным.
Жесткий натиск Йенса латник попросту не смог выдержать. В конце концов, он запутался в собственных ногах и рухнул на спину, будто таракан.
Миротворец кричал и молил прекратить. Но Крёгер в упор его не слышал, полностью отдавшись бездумной расправе. Оставлял на доспехах инквизитора вмятину за вмятиной. Кости под ними ломались, как ни крути.
Латник сопротивлялся, как мог. Но дать волкодлаку достойный отпор оказался не в состоянии. Только кричал, бранился – это поначалу. В конце концов, из-за прорезей топфхельма стали доноситься только всхлипы и стоны.
Стало очевидно: амбал больше не представляет никакой угрозы. Оставлять его, переломанного, здесь было бы чересчур жестоко: даже встать бы не смог. Йенс подарил ему всё-таки милосердный удар. Вервольф развернул в руке чекан и вбил клюв прямо в шлем. Раздался лязг. Череп внутри топфхельма хрустнул. Миротворец обмяк.
– Вот и все. Делов-то, – подбадривал себя агент Шаттенхофа.
Егерь вытянул из шлема чекан и встал над мертвецом, тяжело дыша. Утёр со лба пот и вернул оружие на место. Пробежался глазами по сторожке. Обнаружил искомые тяжелые арбалеты на стойке: таким никакой тропический ливень не помеха. Даже если будет отклонение от заданной траектории снаряда, то минимальное.
– То, что надо.
Он сорвал с кушака обезглавленного миротворца поясной крюк и колчан, битком набитый болтами. Принялся заряжать один арбалет за другим. Их имелось три, тогда как на дозорных площадках Йенс насчитал четырех караульных. Не беда. Крёгер приспустил свою бандану и зажал в зубах четвёртый снаряд.
Когда с приготовлениями было покончено, егерь поднялся на самый верх надвратной башни. Здесь, под открытым небом, он еще внизу заприметил отменную позицию для отстрела последних караульных. Прислоняя к парапету бортами, выложил арбалеты в ряд. Сам чуть присел и занял огневую точку.
Прицелился в первого миротворца, когда тот подобрался к середине дозорной площадки. Нельзя было допустить, чтоб караульные падали камнем вниз: другие сразу догадаются, в чём дело. Тяжелый снаряд без особых усилий пробил кирасу, роняя латника на пол. Йенс целился в сердце, но даже если попало куда-либо ещё в грудь, боец уже не поднимется на ноги.
– Есть.
Отстрелявший своё арбалет Крёгер убрал обратно. Взял второй и повторил. С этим вышло не так гладко. Йенс услышал, как сквозь дождь раздался едва уловимый лязг раскуроченных доспехов.
Быть может, парочка оставшихся миротворцев тоже его услышали, даже сквозь топфхельмы, но навряд ли поняли, что это громыхнуло. Хотя бы приблизительно.
– И так сойдет, – буркнул егерь, хватая последний арбалет.
Последние латники вели караул на параллельных друг другу дозорных площадках.
Как ни крути, удобнее всего снять миротворца, сновавшего поодаль.
Угол, чтобы выстрелить в тело, оказался неудачный. Только иногда Йенс видел мелькавший шлем амбала.
– Дерьмо, – прошипел егерь, не выпуская из зубов снаряд.
Если уж стрелять, в точку метить придётся. Задача усложнялась в разы. Тем более, как поведет себя готовый труп, Крёгер даже не брался судить. Бежать ему до другой позиции не хотелось. Считал, что справится и так.
Наметив необходимое временное окно, егерь выжидал появления миротворца. Тот ходил по кругу, как неприкаянный. Цикл повторился опять. Йенс нажал на спусковой рычаг. Болт улетел с упреждением и настиг топфхельм аккурат в момент появления. Миротворец был нежилец. Инквизитор скрылся тотчас из виду.
– Готов, – резюмировал Крёгер и выдохнул с облегчением.
Он встал в полный рост и принялся натягивать тетиву арбалета, вкладывать болт в паз. Как вдруг его привлёк шум с дозорных площадок донжона. Недовольный, егерь глянул исподлобья, в чём дело. Случилось ровно то, чего следовало ожидать: последний миротворец заметил, его боевых товарищей больше нет. Исчезли разом.
Боец пытался их окликнуть. Естественно, никто не ответил.
– Нет, нет, нет, нет. Не смей! – заклинал его Йенс, продолжая взведение арбалета.
Понятия не имея, что делать в таких ситуациях, латник в ужасе побежал с дозорной площадки вниз. Ещё немного – и он бы скрылся из виду, обязательно предупредил бы начальство. Например, Петефи. Это значительно усложнило бы поимку девчонки.
