Убийство свершилось внезапно. Дрожа всем телом, мальчишка судорожно оглядел задубевшие руки.
Скрюченные пальцы грела кровь матери. Она облепила жирным слоем кожу, будто свежий лак. Блестела в свете тусклого солнца, бившего из окон. Струилась по ладоням и пачкала рукава белоснежной сорочки.
Между жертвой и её сыном были разногласия. Разумеется.
Но такой развязки назревшего раздора отрок не желал. Он не отрывал глаз от красного глянца, видя в нём причины, повлёкшие за собой душегубство.
Отец мальчика давно почил – как и десятки тысяч подданных, его перемолола в труху война с империей. Такова цена независимости.
Войны дерзкой и беспощадной, но оправданной.
Пускай Никсембурги ослабили хватку, предоставив государство молвян самому себе, с облегчением вздохнули все, кроме семьи короля-однодневки.
Гибель героя повлекла за собой постыдную свару, взращенную алчностью и противоречащим пониманием «правильного». По справедливости, единственный сын самопровозглашенного монарха должен был занять престол израненной державы.
У королевы были свои взгляды на негласный закон. Она знала своё дитя, как облупленного. Недостаточно, чтобы предсказать собственный исход…
…но достаточно – уже в отношении страны под началом чахлого, недозревшего, душевнобольного мальца. Тогда как независимая земля нуждалась в крепкой руке хладнокровного венценосца.
Такого следовало искать из близкого окружения мертвого короля. Его друзей – таких же храбрых, но гораздо более осторожных, чем тот, слепой идеалист. Свадьба матери с виднейшим шляхтичем, естественно, привела истинного наследника в ярость.
Впрочем, то были цветочки. А когда пошли ягодки – новые сыновья, один за другим – былую семейную любовь как ветром сдуло.
Стало ясно, как день: плевать королева хотела на нравы подданных, чего и говорить о чаяньях первенца. Видать, с самого начала она его отца ни во что не ставила, а брак их, организованный договором самых могущественных семей Орши, лёг на её жизнь тяжким бременем сухого расчёта.
Как бы там ни было, близился момент, когда принца бы просто стёрли из анналов и без того короткой истории их народа. Мальчик чувствовал близящуюся гибель самой кожей, по которой та издевательски скребла пожелтевшими костяшками.
Дети новоявленного государя росли, наступая забытому принцу на пятки. Тем меньше последний выдерживал напор сгущавшихся над ним туч. Лукавый голос в его голове звучал громче, предупреждая об опасности.
И вот очередная свара об одном и том же положила конец порочному кругу. Прямо в опочивальне, которую теперь мать делила уже с другим.
Мимолётный порыв лютой злобы разделил жизнь принца на «до» и «после». Человек, породивший его и чуть было не убивший, погиб сам. Погиб и очередной плод второго брака в утробе.
Вот только старая рана, увы, не затянулась – к ней только прибавилась новая, куда глубже прежней.
Однако почему-то голос в его голове ликовал, подбадривая:
«Мой милый принц, ты поступил правильно!..»
Кровь матери на руках ни за что не сделает его королём. Даже смерть отчима не обещает ему десятилетия благоденствия с короной набекрень. Скорее, мальчик наконец-то подписал себе смертный приговор.
Свидетели преступления пока не объявились – слуги ещё топают где-то там, в коридорах. За ними – новоявленный король и гвардейцы.
И – это ещё не полный список палачей, ибо…
…едва ли так страшна ошибка тщеславного принца, как пробудившаяся в нём сила, что лишила королеву дыхания.
Он просто коснулся матери в порыве ярости, дабы оттолкнуть от себя, когда та буйствовала, одаривая несмышленыша пощёчинами.
– Ты только мешаешь. Глупец… Глупец!..
Юнец не ожидал, что прикосновение разорвет её, будто ветхий пергамент, – в клочья. Что его обольёт родной кровью с ног до головы, и та осядет на его болезненно-бледной коже, ангельски белой одежде и волосах цвета платины.
А меньше всего мальчик ждал, что из разлетевшихся по покоям кусков мяса поднимутся порослью молочно-белые друзы кварца. Чертовщина в чистом виде, или, по крайней мере, акт пробудившейся зафиромантии.
И первое, и второе являлись чистейшей правдой, сливаясь в третьей истине, которая проливала свет на, казалось бы, шизофрению принца.
Хотелось кричать, но ужас встал у мальчишки комом в горле. Всё тело парализовало перед лицом грехопадения.
Маг принц или нечто большее, не видать ему престола, как своих ушей. Скорее заинтересуются инквизиторы или культисты. Но это потом, всё потом. Ведь их всех перегнала иная, непонятная сила.
Торс королевы, с которого ещё подтекала кровь, отбросило на пять шагов от принца. Казалось бы, его мать скончалась на месте, и уже никогда не подаст признаков жизни. Душа убийцы ушла в пятки, едва он заметил краем глаза, как дёрнулись её губы.
В следующий миг ушей коснулся потусторонний шёпот с хрипотцой:
– Алек…
Изуродованный труп звал его по имени. Нутро застыло свинцом. Любопытство пересилило в юнце страх, и он прошагал к ней нерешительно. До последнего казалось, что принц просто окончательно выжил из ума на почве преступления.
Карие глаза, чей цвет жертва передала убийце при рождении, потускнели и никак не шевелились. Но только миг.
Труп резко перевёл на Алека стеклянный взгляд. Окровавленные губы изогнулись в улыбке, обнажая поалевшие зубы.
Шестое чувство подсказывало юноше: это уже не женщина, подарившая ему жизнь, а порождение Серости. По меньшей мере, так. А на деле…
– Мы с тобой как две капли воды. И всё равно разнимся, – заявило нечто устами королевы.
Принц не отвечал и лишь тяжело дышал. Очень смутно, и всё же он понимал, к чему оно клонит. Чисто подсознательно. В голове его постепенно… прояснялось.
– Будь уверен, – продолжал Пращур. – Здесь у тебя нет иного будущего, кроме краха. Больше нет. Ты страстно желаешь править – значит, на верном пути. Но не держись так за корону предка – ты получишь власть, которая и ни снилась твоему отцу. Я помогу тебе, если пойдёшь мне на встречу.
«Это стоит твоего внимания!» – хихикала Сущность, от чьего девичьего голоса в край содрогнулись хрупкие своды сознания.
– Услышь свою Кровь, Алек.
Сама Смерть протянула юноше руку, желая открыть глаза на спавшую правду. В момент, когда он был достаточно подавлен, чтобы стать ведомым и примерить на себя один из ликов Зла.
В опочивальню ворвались гвардейцы во главе с королём, перегнав поспевавших слуг. Тучный бородатый венценосец встал в дверном проёме, остолбенев от увиденного.
Дружина огибала его, вставая у стенок. Мечи и алебарды устремили свои лезвия на цареубийцу. В их глазах мальчик читал страх перед смертоносными чарами.
Ему было невдомёк: узнай они, кто он на самом деле, духу бы их здесь не было.
– Ублюдок! – взревел король, будто медведь.
Голос его истончился в порыве горя, на пожелтевших глазах выступили слёзы. Он не видел ничего дальше гибели жены.
Шёпот Смерти умолк. Зато внутренний голос бросил юноше небрежно:
«Ты знаешь, что делать».
Гвардейцы медленно, но верно надвигались на мальчишку. Тот расставил руки врозь, из ладоней засквозила молочно-белая энергия. И действительно, парень уже знал, как ему поступить и что из этого выйдет.
Резким движением Алек изогнулся и прислонил руку к полу. По камню заплясали друзы сияющего кварца, расползаясь в разные стороны и поражая гвардейцев. Этаж потонул в воплях, преисполненных страдания.
В Аштуме забурлил ещё один фонтан Крови Пантеона…
Тропический ливень добрался, наконец, до ларданского предгорья.
Над Кампусом засверкали первые молнии. Гул от грома стоял такой, будто артиллерийская батарея пустила залп. Всю местность накрыло куполом дождя.
Серый горизонт стал непроглядно чёрным. Освещали его лишь редкие вспышки света. Непогода охватила весь Город.
«Природа живёт по своим правилам. И дождь приходит лишь тогда, когда тучи уже не могут его удержать. Не всегда вовремя. Сколько же он продлится? Успеем добраться до Корпуса?» – размышлял Альдред, купаясь в ливне.
Вода с неба очищала его тело, омывала душу. Последняя нервозность, вызванная побоищем, сходила на нет. Сейчас, как никогда ранее, Флэю требовалось успокоение. Хотя бы иллюзия безмятежности.
«Гулей впредь можно не бояться. То ли дело Культ Скорпиона. Самой непогоды. Я не представляю, как мы погоним повозки по проселочным дорогам…»
Юстициар молча, вразвалочку направился в сторону студенческих общежитий. Альдред же намеревался возвратиться в столовую.
По пути обратно он глядел в окна, пытаясь высмотреть, где остановились капитан Вальдес и Ингрид с Дорой. Они не зажигали свет, пребывая в полном неведении о судьбе большей части группы.
Если бы троица персекуторов уже вернулась и обнаружила их, там бы наверняка мелькали огоньки, подозревал ренегат. Следовало установить, какая участь постигла Драго, Джаду и Максанса. Особенно он боялся за де Вильнёва: видел ведь, падение у него было крайне жестким.
Капрал обошел столовую по периметру и проник внутрь через главный вход.
Уже с порога инквизитор заметил Узелаца. Неуловимый стрелок тоже получил серьёзное ранение. Правая рука его повисла плетью. Сгорбившись чуть ли не пополам, герват сновал от мертвеца к мертвецу. Он перебирал оружие, пытаясь отыскать хоть какое-нибудь на замену карабину.
Насколько понимал ренегат, ружьё потеряно безвозвратно.
И всё же, Драго выглядел сравнительно бодро. Поодаль глаз Альдреда зацепился за брюнетку. Она сидела у колонны рядом с телом де Вильнёва.
Сержант подобрала к груди колени, уткнулась в них лицом, не желая никого не видеть и не слышать. Ей было нужно время, чтобы оправиться после случившегося.
«Парняга не выжил. Ну зачем он полез к Бегемоту?..»
Флэю стало интересно, как так вышло, что Верде растрогалась из-за гибели Максанса. На неё это было не похоже. Мимолетом капрал встретился взглядом с сокольником. Узелац понимал, о чем думает ренегат, и покачал головой.
Стрелок проковылял к нему и заговорил шепотом:
– Лучше к ней не лезть, сам видишь. Она прикончила Босворта. Максансу переломало позвоночник, так что пришлось и его страдания облегчить. Сержанту. У неё в голове сейчас каша. Нечего лезть под горячую руку.
Драго вздохнул.
– Глупая смерть. Напрасная. «По уму» в Инквизиции никто не умирает…
– Жизнь полна парадоксов, – холодно отозвался Альдред. Будучи репрессором когда-то, он понимал чувства брюнетки. – Одной рукой даёт пощёчину, второй гладит.
– Её это сильно подавило…
Герват увёл взгляд в сторону и часто закивал. Он посчитал фразу Флэя занимательной, фундаментальной даже. В минувшем бою сержант потеряла гораздо больше, чем кто-либо из других, еще живых персекуторов.
Драгоценный шанс восстановить приятельские отношения с Максансом, раз клеветник получил своё. Это как минимум.
Что называется, нет тела – нет дела. И Верде здесь осталась у разбитого корыта. Флэй плохо знал брюнетку, и потому не имел ни малейшего понятия, сумеет ли она взять себя в руки после.
Весть о смерти безнадёжного романтика Альдред воспринял предельно холодно. У них не нашлось времени познакомиться друг с другом основательно. Брат по оружию – не более того. Ещё один герой, павший в борьбе за идеалы Священной Инквизиции.
Его кончина больно ударила только по Джаде. Будто свершилась лишь для неё.
По крайней мере, де Вильнёв уходом своим дал ясно понять: он был настоящим. Круг подозреваемых сузился еще сильнее.
С одной стороны, это к лучшему. А с другой – час от часу не легче. Ведь чем меньше в группе Вальдеса остается людей, тем ближе мимик подбирается к ним с Ингрид. Что хуже, Флэй понятия не имел, какие окончательные цели преследует Неро де Лима.
«Обманываться не стоит. Может, самозванец находится в общежитии, затаился там. А может, прямо у меня под носом. Драго выглядит хуже некуда, ему больно, печется о сержанте. Но это не вычеркивает его из списка подозреваемых. То же самое Джада. Она оплакала Максанса, погналась за Босвортом – и что с того? Мимик будет отыгрывать свою роль до самого конца. Я знаю. Знаю…»
Узелац отвлёк его от тяжких дум, осведомившись:
– Я так понимаю, Торквемада наконец-то помер?
– Да. На выручку пришёл Приам. Ему удалось нейтрализовать Бегемота.
– В жизни бы не подумал, что юстициар может заразиться этой мерзопакостной инфекцией. Они ведь не болеют. Совсем. А отец Гильермо, даже обратившийся, говорил ровно то же, что и при жизни. Жутко это всё-таки.
– Любопытный момент, – согласился Альдред. – Но рационального объяснения природе Бегемота я найти не могу. Это церковный мутант. И зараза на его физиологию наслоилась очень интересным образом. С рядовыми тварями он имел мало общего. Его было практически не убить обыкновенным оружием. Даже химеритом! Проклятье…
Сражение один на один с Торквемадой оставило у капрала неприятное послевкусие. По-настоящему ранить Бегемота он так и не сумел. Инквизиторский сплав защищал и от клинков, и от магии. Остановить Отца Гильермо удалось только благодаря слоновьей силе Приама.
Торквемада… Вот уж достойное детище Прародителя.
Чертей из водостоков, летуна, гренделя можно было убить – вполне реально. А вот Бегемот пал скорее из-за хлипкости собственной, сгнившей плоти. Вот, что пугает.
– Будем надеяться, отец Гильермо – единственный такой экземпляр в Саргузах, – вздохнул Узелац тяжко. Его и самого коробила несостоятельность карабина против зараженного юстициара. – Второй такой нас погубит.
Альдред согласился с ним и, вскидывая подбородок, осведомился:
– Как это произошло? – Он подразумевал раны, которые получил герват.
Драго неловко улыбнулся. Выдержал паузу, почёсывая затылок, и пояснил:
– Наши крысы из «Цербера» постарались. Один подстрелил, второй бросил мне пороховую бомбу. Я устранил обоих. Но уйти из зоны поражения не успел. Вот и все. Рука все еще плохо слушается. Может, через пару часов очухаюсь. Карабин вот жалко…
– М-да-а-а, – протянул капрал, вздыхая. – Досталось же тебе.
– Ерунда, – махал рукой сокольник. Он улыбнулся чуть смущенно. – Я ведь знал, на что подписывался. Надо было меньше щелкать клювом. И может, выбрался бы из воды сухим. Жив, руки-ноги на месте – уже праздник.
– Твоя правда, – не стал спорить ренегат и лишь пожал плечами.
– Вальдес нас уже заждался, по-моему, – отметил Узелац. – Я тогда пока поищу, какое ценное оружие у дезертиров есть. Может, и Джада к тому времени очухается. Пойдем к капитану. Не обрадуется он тому, что должен услышать.
Герват скривил губы в раздражении. Боялся, что командир будет искать виноватых.
– Мне бы тоже не помешало что-нибудь выбрать для себя, – согласился Альдред. – В одной рубахе я гол, как сокол. Это просто чудо, что меня не укусили зараженные.
– Удача от нашего отряда вчера совсем отвернулась, – посетовал Драго, как вдруг улыбнулся вымученно. – А к тебе она еще более-менее благосклонна. Не вешай нос.
Ренегат лишь пожал плечами. Флэй и Узелац разминулись, принимаясь обыскивать покойников. Благо, под ногами валялось столько всего, что их глаза попросту разбегались.
Сокольник быстро определился, что взять на будущее. Он прошёл к останкам Виллема ван Диммена. Подрезал у мертвеца самострел и болты к нему.
И близко не так эффективен, как магазинный арбалет у Альдреда, но Драго и не подумал бы выпрашивать чо-ко-ну: больно гордый.
Впрочем, Флэй бы так и так не дал. Это его трофей.
Покопавшись в сумке у подрывника, стрелок обнаружил компоненты для флюоритовых бомб. Сами сосуды, катализатор, пороховница с фантомной пылью. Он присвистнул, всецело довольный находкой:
– Вот это подарочек, Виллем…
До кучи Драго стащил с тела ван Диммена связку бомб уже пороховых. На подрывах Узелац не специализировался, прекрасно зная, чем чревата эта стезя.
Однако он кое-что знал о взрывах: пиратское прошлое многому его научило. И все же, по лицу его было видно, что от перспектив и рисков стрелок не в восторге.
Это вынужденная мера. И если судьба улыбнется группе Вальдеса, по возвращению в расположение Корпуса он поищет более подходящее оружие для себя.
Как бы там ни было, самому капралу пришлось побегать. Если б было, из чего выбирать, Флэй бы сменил все вплоть до портянок.
Эти у него промокли в воде и крови. Сами сапоги местами порвались: можно было просунуть мизинец в образовавшиеся то тут, то там дыры. Ничего хорошего это обстоятельство не сулило.
– Так… никуда не годится…
Не ровен час, разовьётся грибок, или чего похуже. Больше всего Альдред боялся гангрены, которую однозначно влекут за собой стопы, стертые в мясо. И как назло, найти у мертвецов пару сухих и чистых портянок на замену задачей оказалось не из лёгких.
Обошел и обыскал с десяток трупов, прежде чем раздобыл запасные в подсумке одного из них. Сапоги – новенькие, не истоптанные, целостные – стянул уже с семнадцатого тела.
– А выбирать-то не из чего… – посетовал ренегат.
Переобуваться стоило только после осмотра ног. Тропический ливень шёл день ото дня все обильнее и дольше: оно и немудрено, раз первая декада сезона дождей подходила к концу. Настоящие потопы еще только впереди.
Если патологии уже имеют место быть, излишняя влажность запросто их усугубит.
– Ну что ж…
Альдред сел на стол, поставил ноги на скамью. Снял наголенники, сапоги, портянки, промокшие насквозь и пропитавшиеся кровью. Явил стопы на свет лучины. Вонь стояла сообразная: кожа просто задохнулась. Местами её содрало напрочь, на пальцах пузырились мозоли.
– Душок… моё почтение!
Капрал усмехнулся. По всей видимости, в джунглях он еще легко отделался, раз подобных проблем не имел. Ему повезло оказаться в тропиках, когда стояла засуха.
Он обработал ноги обеззараживающим раствором. Ранки зажгло. Шипя, ренегат наблюдал, как плоть покрывает пена.
– Я как в воду глядел…
Подмазал герметиком и перебинтовал открытые участки плоти. Лишь затем завязал новые портянки. Вдел ноги в чужие сапоги.
– Сухо и тепло. Другой разговор…
Будь его воля, присмотрел бы себе новые штаны. Однако некоторая брезгливость Альдреда порубила голубую мечту на корню. Дыр в своих нет – и ладно.
В то же время от новой сорочки он отказываться не собирался. Его собственная пропахла водостоком и трупной пропастиной, так что без вариантов.
Удалось отыскать сравнительно чистую, ничем дурным не пахнувшую. Винного цвета. Сатиновая. Было не видать, есть на ней кровь или нет. Церковь такие не заказывала Священной Инквизиции. Эту выписали из городского ателье. За свой счет.
– И перед кем только этот франт собрался красоваться?..
Стащил с мертвеца, которому посекло осколками лицо. Бомба ван Диммена.
Расхищение являло собой процесс предельно медитативный. Альдред отдыхал душой и телом, не стесненный угрызениями совести.
Он без особого отвращения тряс трупы на предмет полезностей, даже не задумываясь, как постыдно это выглядит со стороны. Никто и не осуждал. Его больше волновало другое: не притрагиваться к упырям.
Заразившись один раз, Флэй не спешил искушать судьбу повторно. Боялся, как огня, что в следующий раз не найдется никого, кто вытащил бы его с той стороны.
Целую кольчугу, да еще и допустимого размера оказалось раздобыть гораздо труднее. Упыри легко разрывали кольца своими когтями. К тому же, пороховые взрывы и эмиссия эфира деформировала их на раз-два. И все же, Альдреду свезло отыскать подходящую. Её испачкало в натёкшей крови с тел поблизости.
Сняв с мертвеца кольчугу, Флэй вышел с ней на улицу, где промыл под проливным дождем. Просушил, как смог, и надел, подпоясавшись чужим кушаком с золотой пряжкой.
Ему приглянулась миротворческая кираса из инквизиторского сплава с вытравленными узорами. Принадлежала она офицеру, и только потому выглядела побогаче тех, которые выделяли рядовым. В одиночку надеть её оказалось невозможно, так что пришлось прибегнуть к помощи Драго.
Взамен старой портупеи Альдред раздобыл новую. Шлем снимать с головы кого-то из мертвецов и не подумал бы. Его напугали до полусмерти историями о вспышках педикулеза и стригущего лишая, которые прокатились в этом году по Янтарной Башне.
Если уж и брать шлем, то обработанный, из арсенала.
Флэй всегда чувствовал свою уязвимость перед внешним миром и потому боялся болеть, впадая в тревожность при одной только мысли о возможности подцепить что-то.
– О, нет. Лучше просто голову поберегу.
Дело оставалось за малым. Капрал надел пластинчатые наплечники, позаимствованные у кого-то из персекуторов «Цербера», и беспалые кожаные перчатки, любимые застрельщиками Священной Инквизиции.
Ренегат закончил с выбором оснащения. Однако перед ним по-прежнему висел вопрос активной обороны. Можно было сколько угодно надеяться на чо-ко-ну, крис и протазан, каждый из которых использовался по собственному назначению.
И все же, Альдред понимал: ещё одно специфическое оружие для средней дистанции ему не будет лишним. Выбор его пал на молот-клевец, который прекрасно подходил для нанесения дробящих и колющих ударов.
Едва взяв его в руки, Флэй почему-то почувствовал себя гораздо увереннее, чем с протазаном. Хотя именно копья долгое время являлись его любимейшим оружием – наипростейшим, но при этом надежным.
– Арсенал на все случаи жизни, – отметил капрал удовлетворенно.
Между тем Драго уже давно закончил со сборами. Просто стоял на крыльце, ежась непроизвольно. Даром что ливень тропический, теплым его назвать было никак нельзя. Жара, стоявшая днём, сменилась прохладой, влекшей за собой самый настоящий озноб.
Джада долго сидела рядом с телом Максанса. Она не обращала внимание ни на самого Альдреда, ни на шум, который тот производил в своих изысканиях. В себя брюнетка пришла, лишь когда Флэй собрался выйти к Драго на крыльцо.
Ей тоже не помешало бы поменять поломанные ятаганы на иное парное оружие. Вот только среди мертвецов не нашлось еще одного такого танцора с клинками.
Брюнетка выругалась, проклиная специфичность своего стиля ведения боя. Она решила пойти с Равновесным Миром на компромисс, попросту отобрав у трупа саблю.
На Востоке в зависимости от региона оружие именовали «гаддарэ» или «пала».
Флэй взглянул на нее с опаской. Краска уже сошла с опухшего лица сержанта, однако глаза оставались красными, будто печеные помидоры.
Верде смотрела куда угодно, только не вперёд. Неуклюже переставляла ноги, стараясь не наступать на мертвецов. И в целом выглядела потерянно. Еще никогда Альдред её такой не видел.
Ренегат решил рискнуть и тихо позвал её:
– Джада?
Не произнося ни слова, та остановилась и лишь усилием воли подняла подбородок. Веки её слипались, укрывая потухшие изумрудно-зеленые глаза. Драго, услышав капрала, посмотрел через плечо на Флэя, покачал головой неодобрительно, однако не встревал.
– Ты как, в порядке? – осведомился Альдред.
– М? – Сержант и не поняла сразу даже, что спрашивал капрал.
Потом до неё дошло, и она ответила сумбурно:
– Да. Не переживай за меня. Просто… все так навалилось. Одномоментно. И неожиданно. Мне не помешало бы отвлечься. Забыться. Убраться отсюда поскорее. Этот день уже слишком долго длится… и все никак не закончится.
Углубляться в её переживания Флэй не стал, чтобы ненароком раны на её душе не разошлись. Он вздохнул, кивая, и просто резюмировал:
– Да, это верно. Что ж, идем.
– Спасибо, что спросил, – пробубнила брюнетка – то ли из вежливости, то ли действительно была признательна.
Вместе они вышли на крыльцо к Драго. Узелац полюбопытствовал отстраненно:
– Закончили? Больше никому ничего не надо?
– Как видишь, – пожал плечами Альдред.
Брюнетка просто не ответила. Вместо этого она протянула виновато гарроту.
Драго вдруг осенило:
– Так вот, куда она запропастилась. А я уж подумал, теряю хватку…
– Прости, – выдавила из себя Джада. – Она мне была очень нужна. Теперь нет.
– Ерунда, – отозвался морской волк и выставил перед собой руку. – Оставь её себе, отличная вещица. А как вернёмся в Корпус, подрежу ещё одну у канцеляров.
– Смотри сам, – не стала спорить Верде.
– Хорошо. Меня уже изрядно тошнит от этого места, – жаловался герват, поглядывая за себя в столовую. – Еще придумать бы, как инцидент обрисовать капитану.
– Я с ним поговорю, – заверил капрал Флэй. – А вы отдыхайте, пока время есть.
Узелац кивнул ему, проникаясь уважением. Такая перспектива его вполне устраивала. Втроем персекуторы направились в сторону общежитий.