Виктор Ночкин
Кровь Зверя
Часть первая
Смертельные игры
Глава 1
К Барьеру!
Когда до прибытия оставалось минут пятнадцать, Олег поднялся и зашагал к тамбуру. Попутчики проводили его равнодушными взглядами. В вагоне было человек тридцать – самые обычные пассажиры, но переодеваться в их присутствии Олегу не хотелось. В тамбуре стояли трое молодых парней в спортивных штанах и мятых куртках, курили и смеялись. Не годится. Пришлось пройти еще один вагон. Там все та же публика – толстые тетки с корзинами, мужчина с газетой, костлявая девушка в очках, компания не то узбеков, не то таджиков – гастарбайтеры… Позади раздались громкие голоса, Олег оглянулся и увидел, что парни из тамбура идут следом. Неудачно получилось. Шпана ищет развлечения, и он показался подходящей жертвой.
– Эй, ты, слышь?.. – окликнул один из преследователей, белобрысый крепыш на полголовы выше Олега. Под распахнутой курткой у него была белая футболка с какой-то надписью.
Олег ускорил шаг.
– О, гля, узбеки! – перебил белобрысого приятель. – Смотри, дикие совсем, только с верблюда.
– Не, с ишака. – Третий парень тоже принял участие в веселье.
Местные переключились на гастарбайтеров, и Олег решил, что теперь его оставят в покое. До станции недалеко, там все сойдут, ну и конец истории… Но нет – драка началась мгновенно, Олег не успел скрыться в тамбуре. Он окинул взглядом вагон. Ярко-желтые солнечные лучи били наискось сквозь грязные окна. Тетки торопливо крестились и прижимали к себе поклажу, мужчина напряженно уткнулся в газету, будто отыскал там что-то жизненно важное, девушка уставилась в окно… В дальнем конце вагона несколько человек поднялись и суетливо направились к тамбуру, откуда появилась компания хулиганов.
Пятеро приезжих и трое местных парней возились между сиденьями, хрипели, матерились. Потом раздался характерный треск разряда. Местные ходят с шокерами, это дало им преимущество. И полиция не запрещает – рядом с Барьером разрешение на шокер не требуется, хамелеонов-то все боятся.
К такому обороту приезжие были не готовы. Двоих гастрабайтеров вырубили сразу, оставшихся прижали в тесноте, повалили на чемоданы…
Олег тяжело вздохнул, представил, как отругал бы его Захар Иванович, но ничего с собой поделать не мог – ноги сами понесли назад.
Белобрысый парень оглушил электрическим разрядом одного противника и придавил другого к деревянной спинке сиденья. Узбек стиснул его правый кулак с зажатым шокером. Белобрысый замахнулся левым… Олег на ходу ударил портфелем снизу – твердый угол попал белобрысому в челюсть, парень повалился, узбек тут же прыгнул на него, прижал коленями к полу. Костлявые смуглые ладони сомкнулись на шее белобрысого, тот захрипел и попытался оторвать чужака от себя; шокер он выронил. Олег перешагнул через барахтающихся противников, левой рукой ухватил следующего парня за макушку и коротким резким движением приложил его о спинку сиденья. Развернулся и пошел в прежнем направлении, снова аккуратно переступил через узбека и белобрысого, бросив на ходу:
– Полегче, задушишь.
Гастарбайтер не ответил, но хватку на горле парня ослабил.
Наконец Олегу удалось уединиться в тамбуре. Он шагнул за стену, чтобы его не видели из вагона, и поставил пузатый портфель между ног. Напялил парик, поправил торчащие в стороны пряди, извлек из внутреннего кармана очки. И последний штрих – надел поверх куртки мятый плащ, который нес, перекинув через руку. Драка в вагоне уже закончилась – местные сбежали. Один напоследок выкрикнул:
– Мы вас еще достанем, ишаки! Еще встретимся! На пустыре увидимся!
Состав, дребезжа и лязгая, вкатил в тень, в пыльном окне проступило отражение. Олег оглядел свое изменившееся лицо, ссутулился. Из спортивного парня с короткой стрижкой он превратился в лохматого неопрятного ботаника. Годится. Потом в окно ударили солнечные лучи, отражение исчезло, а вскоре в тамбур стали подтягиваться пассажиры. Рядом встал восточный парень, со скрежетом опустил на пол чемодан, перетянутый капроновыми шнурами. Вокруг левого глаза гастарбайтера уже начал расплываться синяк.
Олег сдвинул собственный портфель ногой, освобождая место попутчику. Тот покосился на Олега и неуверенно спросил:
– Эта Лихаслава, правильна?
Похоже, не узнал. Хорошо, если так.
– Лихославль, да. Подъезжаем.
За окном мелькали рыжие бока товарных вагонов, цистерны в черных потеках, сверкающий свежевыкрашенными бортами маневровый тепловоз… Пассажирский миновал стрелку. Пути, забитые товарняком, ушли в сторону, динамик над головой неразборчиво прохрипел название станции, и машинист сбавил ход.
Скрежеща и лязгая, состав замер перед зданием лихославльского вокзала, выкрашенным в розовый цвет. Краска облупилась и выцвела, ее как раз собирались подновить – шестеро рабочих сооружали леса, седьмой неторопливо разматывал шланг. Новенькие белые каски на них казались неестественно чистыми рядом с замызганными спецовками и ватниками.
Олег спрыгнул на перрон и осмотрелся. Из соседнего вагона вышла троица гопников. Один заметно прихрамывал, белобрысый на ходу утирал кровь из разбитой губы. Парни, не оглядываясь, пошли к хвосту поезда. Их остановил полицейский патруль; белобрысый стал что-то объяснять, указывая за спину. Гастарбайтеры сгрузили чемоданы. Тот, что спрашивал о Лихославле, пару раз зыркнул в сторону Олега, но помалкивал.
Пассажиры пробирались мимо груды чемоданов и расходились. Олег, задрав голову, разглядел в толпе Захара Ивановича и двинулся к нему.
– Дядя Захар, это я.
– Олежка? – Захар Иванович сперва удивленно уставился на лохматого очкарика, потом широко улыбнулся и протянул руку. – Ты? Ну, будем жить хорошо, сынок.
– Будем, дядя Захар.
Не выпуская ладонь Олега, он притянул парня к себе, отстранил и снова придирчиво оглядел с головы до ног:
– Я ж тебя не узнал! Богатым будешь… – И тихо добавил: – Если сегодня дельце сладится. Всё при тебе?
Олег приподнял портфель.
– Ну, идем, отведу тебя на постой. Отдохнешь, а я по делам мотнусь часа на два. Ну а после пойдем.
Олег обернулся – теперь полицейские разговаривали с восточными парнями. Вроде бы мирно беседуют, гастарбайтеры выспрашивают дорогу.
Свернули с Привокзального переулка на Первомайскую – Олег по пути разглядывал таблички на домах, запоминал дорогу. Захар Иванович толковал о разных пустяках, рассказывал, как он бывал в Лихославле прежде:
– Хороший городок был, зеленый, спокойный… Сейчас все по-другому.
– Из-за Барьера?
– Ну да. Ты же знаешь, строили в рекордно короткие сроки, а инфраструктура до сих пор еще не налажена. Это же прежде всего дороги, а в Лихославле…
– Асфальтовый завод, – закончил фразу Олег. – Я изучил твои записи, инфу поглядел. Со мной в поезде гастарбайтеры ехали.
– Они до сих пор приезжают. Земляки зовут – на завод, на строительство. На севере города дачные поселки снесли, поставили общаги, там от приезжих черным-черно. Официально называется Лихославль-два, а неофициально – Шанхай. Местные без работы сидят, да еще семьи эвакуированных из Сектора… В общем, обстановка безрадостная.
– В Москве тоже сейчас…
– Э, в Москве! – Захар Иванович махнул рукой. – Там хотя бы видимость порядка поддерживают. А что в таких вот городках у Барьера творится – всем плевать. Этим мы и воспользуемся. Рыбу, Олежка, ловят в мутной воде. Ну, вот и пришли.
Гостиница была построена уже после катаклизма, новое здание. Над стеклянной дверью вывеска: «Заря». Проводив Олега в комнату на втором этаже, Захар Иванович кивнул:
– Располагайся, отдыхай, можешь умыться. Если хочешь, часок поспи… Да, ты не голоден? Тут ресторан вполне приличный.
– Спасибо, я есть не буду. – Олег улыбнулся. – Вечером хочу быть злым и голодным.
– Правильно, и помни: сегодня мы обеспечим твое будущее. Университет ты заканчиваешь, нужно определяться с дальнейшим. Сработаем сегодня как следует – и ты получишь возможность заложить, так сказать, фундамент…
– Дядя Захар, ты не волнуйся. Все будет как надо. Не впервые же! До сих пор у нас все шло гладко.
– А ты не расслабляйся. – Наставник заговорил сварливым недовольным тоном и нахмурился, так что морщины обозначились резче. – Гоча – опасный тип, а его сегодняшний напарник, Дроздевич, еще хуже. Он здесь, знаешь ли, царь и бог. МАС вообще тут всем заправляет, так что если мы слажаем, то и могилы не останется. Были мы – и не стало, помни об этом.
– Я помню, дядя Захар.
– Ну ладно… – Наставник улыбнулся, и морщинки разгладились. – У тебя два часа, сынок.
Когда дверь за Захаром Ивановичем захлопнулась, Олег подошел к зеркалу и посмотрел на лохматого очкарика, совсем не похожего на привычное отражение.
– Не узнал, богатым буду, – буркнул он, глядя в глаза очкарику. – Будем жить хорошо!
* * *
Капитан Алехин приехал в Лихославль на «Фердинанде» – так сослуживцы прозвали «специальное транспортное средство», или коротко СТС, предназначенное для работы под прикрытием. Корпус древнего микроавтобуса, но двигатель и ходовая мерседесовские. Обычно «Фердинанд» использовался для слежки и скрытной переброски оперативников; да, собственно, и сейчас предстояло нечто в таком роде. Санкции МАС на операцию полковник Коростылев не предъявил, и Алехин подозревал, что непосредственный начальник действует по собственной инициативе. Уж очень малые средства были привлечены в этот раз, вся группа – три сотрудника. Алехин, старший лейтенант Делягин и прапорщик Шартьев. Делягин спал, развалившись на сиденье позади, прапор вел микроавтобус и тихо ругался – бранил дороги, погоду, светофоры и шлагбаумы.
Минут сорок простояли на переезде – товарные шли к Лихославльскому АБЗ непрерывным потоком. На переезде потеряли время, а показывать «корочки» и выставлять на крышу мигалку полковник запретил. Это еще раз убедило Алехина, что операция не вполне законна.
Наконец «Фердинанд» вкатился на улицу, и капитан велел:
– Шартьев, сбрось до двадцати. Шеф будет где-то здесь встречать.
С минуту Алехин разглядывал прохожих. Людей на улице немного, старый Лихославль как был провинциальным тихим городком, таким и остался. Жизнь кипела вокруг вокзала и АБЗ, да на севере, где выстроили спальные районы для новых поселенцев… Наконец капитан узнал шефа. Полковник Коростылев в мятой шляпе и сером плаще прогуливался по тротуару, помахивая свернутой в трубку газетой, – ни дать ни взять бухгалтер мелкой конторы или отставник. Коренастый, плотный, среднего роста, с непримечательным лицом. По такому мазнешь взглядом и тут же забудешь, самая заурядная внешность. Не зная Коростылева, ни за что не увидишь в этом невзрачном человеке умного, решительного и смелого офицера, за чьими плечами десятки сложнейших операций.
«Фердинанд», лязгнув подвеской, притормозил.
– Товарищ полковник… – начал было Алехин, открыв окно.
– Отставить звания, – буркнул Коростылев. – Открывай дверь, я с вами прокачусь.
Делягин выпрямился и зевнул. Полковник нырнул в душное нутро микроавтобуса и устроился позади капитана. Старлей зевнул снова.
– Прямо и на втором перекрестке налево, – велел Коростылев. – Товарищи…
Группа притихла, ожидая распоряжений, даже Делягин зевать перестал.
– Не буду напоминать об ответственности, – продолжил полковник, – мы все давали присягу и помним свой долг. Для сегодняшней операции я выбрал вас, потому что доверяю каждому. Однако все-таки скажу: помните, что ошибиться нам нельзя.
– Действуем без санкции? – Алехин наконец решился задать этот беспокоивший его вопрос.
– Санкция устная, – ответил командир. – Если справимся – мы герои. Если нет – мы преступники. Так что работать следует наверняка. Сегодня на карту поставлено многое. Помните, товарищи: мы российские офицеры, и от нас зависит будущее страны. Лихославль – маленький город, но это часть нашей родины. Подумайте: то, что сейчас происходит здесь, повторяется по всей России…
Алехин мысленно выругался – если шеф давит на сознательность, дело совсем плохо. «Фердинанд» свернул, миновал здание городской администрации, отделение связи. Полковник велел снова свернуть, переехали мост через Черемушку, теперь микроавтобус направлялся к окраине.
– Мы у Барьера, – продолжал Коростылев, – здесь епархия МАС, все под ними. Им Родина доверила безопасность, но нам-то ясно, что они – не мы.
«Они – не мы», – мысленно повторил Алехин. «Мы» – это проверенные, надежные, честные, лучшие из лучших. Капитан привык так думать о себе и о своей службе.
– Посмотрите, – говорил Коростылев, – что здесь происходит. Взятки, злоупотребления, уличная преступность. На заводе работают шабашники, бесправные и потому ненадежные. Местные спиваются, опускаются… те самые люди, которых мы обязаны защищать. А кто стоит за этим? Преступники, их покрывает местная масовская администрация. К таким не должно быть снисхождения – помните об этом, когда начнем работать.
– А что за работа, товарищ полковник? – спросил сзади Делягин. – Инструкций нам не дали.
– Сегодня предстоит уничтожить преступную группировку… Уничтожить, товарищи. Никаких задержаний, никакой пощады. Будем действовать жестко, потому что язвы следует прижигать, иначе уже невозможно… Внимание налево. Вывеска «Светлана». Это наш объект.
Пока проезжали мимо указанного полковником здания, Алехин успел разглядеть вывеску и выцветший плакат за стеклом широкой витрины. На плакате симпатичная блондинка с венком из полевых цветов на голове улыбалась, стоя среди березок. Подпись: «Бюро по трудоустройству».
«Фердинанд» прогромыхал мимо «Светланы». Окна соседнего здания были заколочены, позади виднелась ограда строительной площадки. По карнизу шла серая кошка, у окна она остановилась, задрала мордочку и принюхалась. Потом сунулась между серыми досками, которыми был заколочен проем, и нырнула внутрь. Что-то в ее движениях показалось Алехину странным – кошка пропала в темноте заброшенной комнаты слишком быстро, будто марионетка, которую дернули изнутри за ниточку.
– Здесь вербуют девушек, – пояснил тем временем Коростылев, – якобы работать официантками. Демография у Барьера сами знаете какая, желающие находятся. Работа сезонная, но обратно клиентки «Светланы» не возвращаются. Понимаете, что это значит? Кроме того, владелец бюро, некто Гочиев по кличке Гоча, – рецидивист. Агентство «Светлана» не главный его бизнес, это только вывеска, а еще под ним наркотики, вывоз контрафактного биотина, вымогательство, подкуп должностных лиц… Таких людей не исправить, это та самая язва, которую только прижигать. Действуете втроем. Я в этой фазе операции не участвую.
– Там в холле четверо, – заметил Шартьев, – шум будет.
– К началу операции там еще больше людей может оказаться, – «успокоил» командир, – к Гоче прикатит его «крыша», уполномоченный МАС Дроздевич. Кроме деловых отношений, они еще и друзья, постоянные партнеры в картах. Оба любят это занятие. Сколько людей окажется с масовцем, не ясно, но кто-то его сопровождает, это точно.
– Будет шум, – согласился с Шартьевым капитан. Он уже прикинул: масовцев тоже придется «прижигать», а это уже не просто риск, это попахивает спланированным самоубийством. – И все же какие у нас полномочия?
– О полномочиях позже. Вам помогут. Акция начнется внутри в восемнадцать десять, вы будете здесь наготове. Люди из холла побегут в коридор, тогда ваш выход. На втором этаже бойцы Гочи, человек пять – восемь или около того. Точнее сказать не могу, смотря кого и куда отправят с поручениями. Они среагируют на тревожный сигнал в кабинете Гочи, вы встретите их в холле. Потом, капитан, в подвал, к запасному выходу. И еще в девятнадцать ноль-ноль здесь появится группа телевизионщиков. Алехин, дадите интервью. К тому времени все должно быть закончено…
– Вот насчет интервью… – замялся капитан. – Как-то не очень я в смысле говорить…
– Зато внешность подходящая. Главное – никаких проколов, к концу операции противник должен быть уничтожен, это ясно? Вот тогда и предъявите полномочия, назовете себя. Никто, кроме вас, капитан, не должен попасть в кадр. Все события телевизионщики получат в вашем изложении, только в вашем. В случае провала операции – действовать по обстановке, уходить, следов и улик не оставлять. Прапорщик, здесь налево и подыскивай, где встать. Запаркуешь «Фердинанд», и обсудим детали. В этой операции будет несколько фаз, требующих разъяснения. Особенно это касается вас, капитан…
* * *
О прежней жизни – той, что была до катастрофы, – Олег старался не думать, гнал воспоминания, и ему удавалось сосредоточиться на сегодняшнем дне, как учил Захар Иванович. Но сны – иное дело. Ему часто снились труппа, родители… Обычно такие сны приходили перед очередным дельцем – вот и сейчас стоило задремать, как возвратилось все, о чем он хотел забыть. Четырнадцать лет пролетели перед глазами как единый миг непрерывного счастья.
Олег родился в дороге. Отец – гимнаст, мама – ассистент иллюзиониста. Труппа как единая семья, все родные, свои. По вечерам – арена, окруженная сотнями незнакомых лиц, вроде бы разных, но в то же время одинаковых. В каком бы городе ни выступал цирк, маленькому Олегу казалось, что в зале одни и те же зрители. Может, из-за выражения лиц? На их выступлении все улыбались, однако это не делало зрителей своими. Даже дрессированная слониха Ванда была ближе и понятнее, чем эти веселые чужаки. Отец взлетал над ареной, маму, улыбающуюся в обшитом бархатом ящике, дядя Иля распиливал здоровенной пилой… и так всегда.
Настоящая проблема была лишь одна – какую из цирковых специальностей изберет Олег? Он уже большой мальчик, ему скоро поступать в училище. Что именно в цирковое – это без вариантов, тут даже вопрос не возникал. Но на кого он будет учиться? Олег выступал с отцом, был верхним в пирамиде. Потом перестал, потому что подрос и больше не умилял одинаковых улыбающихся зрителей. С лошадьми тоже неплохо выходило. Он кормил хищников, снаряжал чародейскую утварь для Иллариона Игнатьевича, которому ассистировала мама, научился гримировать клоуна Гришу. Выбрать профессию было трудно, потому что все выходило у Олега одинаково хорошо, все удавалось.
Счастье закончилось в единый миг, когда поезд, перевозивший труппу, свалился в реку. Объясняли катастрофу по-разному, ссылались на необычайно сильный Всплеск – он, мол, вывел радиоэлектронику из строя далеко за пределами Барьера. Но объяснения Олег услышал уже потом, а тогда… Страшный удар, темнота в глазах, и вода, подступающая отовсюду. Папа разбил окно и вытолкнул Олега из тонущего вагона; мамину ногу зажали упавшие ящики, отец бросился помогать. Олег запомнил кровь на мамином лице, холод, холод, холод повсюду. Вода в реке была ледяная, дыхание мигом перехватило. Олега течением отнесло в сторону – это и спасло его, как после объяснял Захар Иванович, потому что потом стали рушиться конструкции моста. Черная вода несла обломки и тела…
Захар Иванович ехал в том же поезде, они выжили – только двое из трехсот человек, находившихся в вагонах. Мужчина выбрался на берег и выволок Олега. «Там были и другие, – объяснял Захар Иванович ему в больнице, – но взрослого я бы не смог спасти. Просто не утянул бы. А ты был маленький, тощий, я и схватил именно тебя, сынок. Крепко схватил». Олег пришел в себя на берегу, и первое, что он увидел, было лицо спасителя, склонившееся над ним. И голуби дяди Или – белые в сером небе.
«Мы будем жить, парень, будем жить долго и хорошо, – синими трясущимися губами сказал тогда Захар Иванович, – ты только выдержи сегодня. Только бы сегодня…»
Сон схлынул. Скрипнула входная дверь, Олег встал с кровати.
– Только бы сегодня все прошло гладко, – сказал, входя Захар Иванович, – и тогда мы, сынок… тогда мы заживем! Тогда откроется много возможностей! Только бы справиться сегодня.
– Все будет хорошо, дядя Захар. Будем жить хорошо.
Эта фраза стала у них, выживших в катастрофе, молитвой, приветствием и заклинанием.
Захар Иванович кивнул:
– Ну, собирайся, пора. Детали объясню по дороге.
– Дядя Захар, я же все, что вы выслали, просмотрел, честное слово! И план здания, и ориентировки по персонам…
Наставник не слушал, встал в дверях и глядел строго, пока Олег собирался – напяливал парик, плащ и остальные элементы маскировки. Заговорил Захар Иванович, лишь когда они вышли из гостиницы. Вечернее солнце уже нависло над крышами, поперек улицы залегли широкие тени. Никто не спешил, лихославльцы шагали степенно и важно, ныряя в тень и выбираясь на освещенные участки. Мирный городок, даже не скажешь, что рядом Барьер и что по ночам на улицы выходят ловчие.
– Гоча сперва будет долго трепаться, Олежка. Особенно упирать на то, какая у него грозная репутация, какой он суровый и скорый на расправу, какое у него крутое прошлое. Это для тебя – запугать попытается, чтобы ты думал не об игре.
– Я сохраняю спокойствие и не пытаюсь играть в крутого.
– Правильно. Можешь показать испуг, но немного, не переигрывай. Дроздевич, вероятно, станет помалкивать и делать вид, что наслаждается ситуацией. На самом деле он будет волноваться. В их паре он главный, Гоча – мелкота, Дроздевич его раздавит, если что. Но игра пойдет на территории Гочи, и кругом будут его люди. Да, учти, в комнате, кроме нас, окажется еще кто-то из телохранителей Гочи и, вероятно, кто-то из МАС. Это уже не из-за нас, это от взаимного недоверия наших противников. Обычно такие вопросы решаются иначе: телохранители сидят в соседнем помещении и смотрят на монитор, а камера – у нас. Но…
– Но рядом Барьер, – монотонно забубнил Олег, подделываясь под учительский тон спутника, – время от времени Всплески вырубают электронику.
– Правильно. Олежка, я за тебя волнуюсь, поэтому занудствую. Ты заканчиваешь университет, найдешь себе работу, хорошую, честную, пойдешь по жизни вверх и вверх, но для начала понадобятся средства. Этим мы сегодня заняты. Скоро ты сможешь обходиться без меня, а пока что терпи мои стариковские причуды. И вот еще что…
Они выждали, пока по улице прогрохочет грузовик, пересекли проезжую часть. Захар Иванович заговорил снова:
– И вот еще что. Погляди на этих людей.
– Каких, дядя Захар?
– Вот на этих самых прохожих. Видишь? Это простые, хорошие, относительно честные люди. Наши земляки, наши сограждане. Послушайся меня, не причиняй таким зла больше, чем необходимо. Лучше не причиняй вовсе, стерпи, если что. Это просто люди. Те, к которым мы идем на игру, – совсем другие.
– Не сограждане, что ли?
– Они враги. Если бы таких, как Гоча и Дроздевич, не было на свете вовсе, жизнь только улучшилась бы. Поэтому, когда придет время, не сомневайся и бей без пощады. Помни: они враги, а мы участвуем в военной операции. Необъявленная, но от того не менее жестокая война, Олежка, – она повсюду.
– Зачем вы это говорите, дядя Захар?
– Чтобы ты не испытывал жалости в нужный момент. Только сегодня, понимаешь? Мы возьмем куш, и после этого можешь быть добрым сколько угодно. Этот вечер останется в прошлом, и ничто из прошлого не должно тянуться к твоему будущему. Свидетелей не должно остаться, улик тоже. Придется ликвидировать всех, кто сможет тебя узнать. Дроздевич – хитрая сволочь, он не должен уйти ни в коем случае.
– Но я в маскировке! Парик, очки…
– МАС – это сила. Это самая могущественная сила в России. Через них идет основной поток биотина. Кто держит руку на этом потоке, тот хозяин жизни. Они перевернут страну вверх дном, но найдут тебя… нас. Дроздевич занимает достаточно высокий пост, чтобы задействовать возможности МАС на должном уровне. Дроздевич должен умереть. Остальные тоже. Вот, держи.
– Что это? Билет?
– Независимо от того, что случится со мной, Олежка, ты сядешь в этот поезд и уедешь в Москву. Обещай мне. И ты никогда – слышишь, никогда в жизни! – не появишься в Лихославле.
Захар Иванович остановился, Олегу тоже пришлось сдержать шаг. Наставник пристально смотрел на парня, прямо в глаза, сквозь фальшивые очки, и Олег сказал:
– Обещаю. Что бы ни случилось, я уеду этим поездом.
– Добро. Ну вот мы и пришли. Дом напротив.
Олег поглядел – обычное здание, под крышей темные потеки, но фасад недавно выкрашен, новенькие стеклопакеты, в витрине слегка поблекший под солнечными лучами плакат с изображением блондинки среди березок, над входом вывеска «Светлана».
– Помни, Олежка, – негромко повторил Захар Иванович, – они не люди, они враги. Помни об этом, когда придет время начинать. Ну что, покажем на здешней арене номер из нашего репертуара?
Олег сглотнул, почему-то он ощутил волнение. Никогда прежде Захар Иванович так не разговаривал – жестко, настойчиво. И еще никогда прежде они не готовились убивать. Но наставник уже шагал ко входу в агентство, Олег пристроился на полшага позади. Опередив их на минуту, к зданию подкатил автомобиль. Вылез здоровенный детина, распахнул дверцу, чтобы выбрался начальник.
– Дроздевич, – тихо пояснил Захар Иванович, придерживая Олега за руку. – Подожди, пусть войдет. Не хочу с ним встречаться в холле.
Дроздевич, представительный мужчина в дорогом костюме, вяло махнул рукой, указывая шоферу:
– Отгони в сторону, не торчи перед входом. Идем, Артур!
Последнее относилось к телохранителю. Тот распахнул стеклянную дверь и, пока Дроздевич проходил, оглядывал улицу, вертя головой. Вряд ли что-то могло угрожать его шефу в Лихославле, где Дроздевич царь и бог, но телохранитель исправно выполнял инструкции.
Когда они скрылись в здании, Захар Иванович сказал:
– Теперь пора. Начинаем в восемнадцать десять, не забыл?
Они вошли. Солнце уже скрылось за крышами соседних домов, в холле ярко горели люминесцентные лампы. Здесь было шесть человек. Пожилой мужчина на табурете у входа; двое крепких парней в глубине холла на диване; типичный клерк в очках и в темном костюме – в углу за столом. По другую сторону стола сидели две девушки, брюнетка и рыженькая. Клиентки, догадался Олег, пришли устраиваться на работу.
– Ну что, – клерк, близоруко щурясь, перебрал стопку документов, – с вами, Татьяна, мы закончили. Как видите, совсем несложная процедура. Всего хорошего, мы вас пригласим, как только подберем подходящее место работы. – Он протянул брюнетке часть документов, остальные скрепил степлером и отложил.
Брюнетка встала, одернула слишком короткую, на взгляд Олега, юбку и стала укладывать бумаги в сумку.
Тут пожилой работник агентства поднялся с табурета:
– А, Иваныч! Шеф уже о тебе спрашивал! Это с тобой?
– Со мной, со мной. – Захар Иванович обменялся с ним рукопожатием. Оба улыбались, как давние приятели. – Здоро́во, Петр Кузьмич. Где сам-то?
Олег уже давно перестал удивляться умению наставника заводить друзей в самых различных местах. Вот и этот, вроде бы вахтер или охранник, трясет руку, глядит умильно, как преданный пес. Интересно, сколько бабла ему наставник отвалил, пока дружбу налаживал?
– У себя, как обычно. Масовцы к нему пошли. Темир, проводишь?
Один из парней, плечистый брюнет, покинул диван и сделал приглашающий жест.
Тем временем темноволосая девушка направилась к выходу, а рыженькая пересела на ее стул. В отличие от разбитной брюнетки она выглядела скорее испуганной.
– Так-с… Елизавета Константиновна Шилкова, – забубнил клерк, придвигая другую стопку документов. – Паспорт, будьте любезны, медицинскую карту… Заявление заполните, пожалуйста.
Когда Олег проходил мимо, рыженькая Елизавета Константиновна бросила на него короткий опасливый взгляд и тихо спросила клерка:
– А можно мне аванс получить? Бабушка старенькая, я единственная кормилица, больше некому позаботиться. Мне бы для бабушки, потому что если я уеду…
Больше Олег ничего не расслышал. Сопровождаемые молчаливым Темиром, гости прошли в коридор. Захар Иванович бывал здесь часто, а Олег по пути озирался. Он уже две недели внимательно изучал материалы, которые прислал наставник, – план здания и фотографии будущих партнеров по игре, их краткие характеристики. Захар Иванович называл эти досье «ориентировками». Олегу слово не нравилось – какое-то оно угловатое, старомодное. Но материалы он изучил прилежно.
В кабинете Гочи все было новенькое, аккуратное, как полагается в бюро серьезного предпринимателя. Внешность хозяина плохо сочеталась с офисным интерьером. Гоча был полный, коренастый, рукава красной рубашки закатаны по локоть на волосатых лапищах, под распахнутым воротом тоже топорщилась черная щетина. Дроздевич в дорогом костюме и белоснежной рубашке смотрелся здесь гораздо органичнее. Он по-хозяйски сидел за столом и постукивал сигаретой по полированной поверхности. Гоча расхаживал перед ним и что-то возбужденно доказывал, но, заслышав шаги в коридоре, умолк. Обернулся к входящим, слегка напряженно улыбнулся Захару Ивановичу:
– А, это и есть племянник из Москвы?
Гость представил «племянника». Дроздевич кивнул и назвался:
– Константин.
Артур, телохранитель масовца, расположился в углу. Темир не ушел – остался в дверях, прислонился к косяку и притих.
– Ну а я Гоча, – весело сказал хозяин кабинета.
У них с Дроздевичем, похоже, вышла какая-то размолвка, и Гоча старался не подать виду, что недоволен.
– Мне дядя рассказывал о вас. – Олег оглядел комнату. Он щурился, будто в самом деле плохо видит. Держался скованно, как и полагается столичному ботанику. Вытащил платок, стал протирать очки.
– Нам тоже дядя о тебе говорил, – кивнул хозяин. – Говорил: такой талантливый математик, в деберце сечет. Ни с кем, говорит, два на два играть не стану, только с ним. А почему? Иваныч, я бы тебе партнера нашел. Неужели ты мне не доверяешь? Думаешь, подставу выкачу?
– Олежка – мастер, поэтому ему доверяю больше. Сейчас сам увидишь. – Захар Иванович подмигнул. – С ним играть – это совсем другое дело, не то что меня, старого дурака, раздевать!
– Ну, тогда к столу, не будем откладывать! – Гоча сделал приглашающий жест. – Эх, люблю я два на два, так люблю!
Олег подошел к столу и поставил на него портфель. Когда расстегнул замок, молчаливый телохранитель Дроздевича встал, приблизился и бесцеремонно заглянул через плечо Олега. Вид туго перетянутых резинками пачек долларов его удовлетворил. Усаживаясь, Олег уронил платок и полез под стол – его интересовало, не прячет ли Гоча что-нибудь интересное под столешницей. Входя в комнату, он заметил, что из-под коврового покрытия под дверной косяк ныряют провода в толстой изоляции. Вырубают здесь Всплески электронику или нет, но какая-то сигнализация, видимо, все же установлена. Если провод из комнаты выходит, значит, он куда-то подключен здесь, внутри. Что-то важное тут есть, в кабинете, – даже не стали шнур прятать под облицовку, чтобы всегда можно было протестировать, если что не так. И ожидания оправдались – тот же самый провод поднимался по ножке стола с внутренней стороны и заканчивался небольшой плоской коробочкой рядом со стулом хозяина.
