Виктор Ночкин
Темные пророчества (сборник)
Ночь, дождь, город
Клариссе было не по себе. Скорей всего, из-за дождя… А может, виноват Гвенлин? Кларисса нарочно убралась подальше от его логова, чтобы не видеть и не вспоминать. Гвенлин… Именно Гвенлин сделал ее такой, какова она нынче, подарил новую жизнь, избавил от прозябания в унылом родительском доме… и никогда не забывает напоминать об этом. Да… Подарил новую жизнь? Да жизнь ли?
Вот позавчера нагрянул… как обычно, веселый, улыбающийся, в щегольском наряде. Прикатил в собственной карете с глухими черными шторками на окнах. Следует отдать Гвенлину должное – он не боится путешествовать днем. Не боится нанимать кучера… Он много чего не боится… не то, что Кларисса, которая забилась в темную нору и покидает дом лишь по ночам и не чаще, чем раз в неделю.
Дождь тогда уже лил вовсю, поэтому Гвенлин покинул темное нутро кареты без опаски и, аккуратно переступая изящными башмачками через лужи и грязь, вошел в клариссин дом.
– Ты никак не приведешь жилье в порядок! – вместо приветствия.
Кларисса пожала тощими плечами. Никак не приведет. Точно. Никогда. Повсюду пыль, под ногами груды хлама, мебель рассохлась, углы заплетены паутиной. И что с того? Она большую часть суток проводит в подвале… впрочем, и там не лучше – разве что пыли поменьше. Девушка прекрасно знает, что Гвенлин живет в чистеньком особняке, у него уютно и мебель новая, по последней моде.
– Кларочка, так нельзя! – без укоризны, наставительно, с прежней белозубой улыбочкой.
Отставил стройную ногу, правой рукой картинно оперся о спинку стула. Изящный кавалер. Именно таким он впервые явился перед ней… и сейчас хорош. А она – замухрышка в грязных лохмотьях. Тощая, бледная, волосы стянуты на затылке тряпочкой. Два года назад выглядела получше, но все равно – замухрышка. Золушка из сказки. А Гвенлин – прекрасный принц.
– Кларочка, ты же знаешь, что я питаю к тебе отцовские чувства… в некотором роде. Мне больно видеть, как ты губишь себя!
Что хуже всего – он, возможно, говорит совершенно искренне насчет отцовских чувств. Кажется, Гвенлин в самом деле пожалел деревенскую дурочку… тогда, два года назад. Ей было шестнадцать, отец, овдовев, женился на пышной блондинке, у которой была собственная дочь. И впрямь – история Золушки. Сводная сестрица, годом старше Клариссы, тоже пышная и тоже блондинка, пользовалась успехом, а угрюмая младшенькая… ну, Золушка, точно. Ей постоянно казалось, что отец больше не любит ее, что забыл маму… с этой визгливой толстухой. Должно быть, Кларисса с самого начала была груба с мачехой и сестрицей, чего же удивляться, если семья стала платить тем же… И тут возник Гвенлин – изящный, улыбчивый, остроумный… и главное, понимающий. Клариссу никто не понимал так, как этот милый кавалер. Он всегда появлялся лишь после заката – так романтично! Сперва Кларисса отнеслась настороженно к этому франту, не верилось, что столь симпатичный кавалер по-настоящему интересуется угрюмой девчонкой. Но Гвенлин терпеливо сносил ее колкости, улыбался неуклюжим остротам… Кларисса привыкла, а когда он не являлся – тосковала. Часами высматривала, высовываясь из окошка едва ли не по пояс – не мелькнет ли внизу нарядный камзол?
Как-то постепенно получилось, что она не может обходиться без встреч со странным кавалером… Полуночные беседы стали настоящей жизнью, а днем Кларисса никого не желала видеть – угрюмая, бледная, не выспавшаяся. Девушка ненавидела домашних с их низкими делишками… То ли дело – Гвенлин. Он всегда говорил то, что нужно. То, что интересовало Клариссу по-настоящему. Он понимал.
Девушка не задумывалась, почему он улыбается лишь губами, не показывает зубов. С другой стороны, это тоже казалось утонченным и изящным. Сестрины ухажеры ржали, широко развевая пасти – фу, гадость. Только потом, когда знакомство стало близким, Кларисса поняла, что Гвенлин не хотел, чтобы она раньше времени видела его зубы. Зато теперь он улыбается, демонстрируя клыки.
– Кларочка, тебе следует изменить образ жизни. Изменить коренным образом! У тебя нездоровый вид. Нужно питаться регулярно.
– Ничего, сойдет… – Кларисса так и осталась угрюмым подростком, нравоучения ее раздражают.
Она охотится раз в неделю или еще реже. Ей хватает. Конечно, кожа сделалась сухой и шершавой, под глазами лиловые круги, Кларисса отощала, выглядит отвратительно, Гвенлин прав.
– Ты полагаешь, что сумеешь продержаться дольше, если станешь привлекать к себе меньше внимания? Поверь, это ошибка. Не ты первая, кто так считал. Наш образ жизни сложился за века! Рано или поздно за тебя возьмутся, Кларочка. Ты должна перестать убивать.
– Ерунда, я беру лишь тех, кто не нужен общине – шваль, человеческий сор. И я одна, много ли нужно одной? Зато если появится целая толпа…
– Нет, малышка, это не поможет. Тебе следует создать собственный клан, не убивать каждого… Все так поступают. Кларочка, вспомни, как мы с тобой…
Да, она помнит. Ей отчаянно хотелось понимания, хотелось любви и близости… Об этом мечтают все девочки шестнадцати лет. И однажды она ушла с Гвенлином – ушла, чтоб никогда не вернуться. Ох, как она ошиблась!
– Я помню. Поэтому и не хочу, чтобы еще кто-то стал таким же, как я.
– Мы-то полагали, что ты перебралась сюда, чтобы основать собственную семью, а ты все одна и одна. Кларочка…
Два года назад ей нравилось, когда он звал ее «Кларочкой», теперь это имя ненавистно. Она мечтала о любви, о близости, а теперь обречена оставаться девственницей всю жизнь. Или это не жизнь? Трудно сказать. Зачем ей клан? Зачем ей вообще хоть кто-то? И от Гвенлина Кларисса ушла, чтобы никого не видеть. Он просил остаться, обещал то и это… ей ничего не нужно, Кларисса в состоянии позаботиться о себе!
И ушла, перебралась в этот город. Поселилась на отшибе, охотится раз в неделю, а то и реже. И непременно убивает. Если оставить «надкушенного» в живых, он станет таким, как она. Станет кровопийцей. Потом – еще и еще. Она превратится в главу семьи, все вампиры этого города станут подчиняться девчонке Клариссе, родоначальнице и метрессе. Основательнице колонии. Холодная расчетливая преданность. Никакой любви. Она обречена оставаться девственницей! Навеки – шестнадцатилетняя замухрышка. Проклятый Гвенлин, так обмануть деревенскую дурочку!
Природа рациональна – и потому организм вампира лишен половой функции, эта порода размножается другим способом. Они бывшие женщины и бывшие мужчины.
– Кларочка, послушай меня, никогда не поздно начать заново. Наведи здесь порядок, обзаведись семьей. Питайся регулярно, следи за собой. Поверь, я о тебе забочусь… Кстати, через месяц бал, ты не забыла? Бал и выборы.
О ней он заботится, как же. Рассчитывает, что вновь созданный клан Клариссы станет подчиняться ему и голосовать, за кого укажет Гвенлин. А может, он сам метит в совет? Почему бы и нет. Надеется, что шестнадцатилетняя дурочка будет по-прежнему во всем покорна сказочному принцу.
Гвенлин уехал, а Кларисса потеряла покой. Она даже вышла днем под дождь, а ведь прежде покидала убежище только после заката. Из-за непогоды улицы обезлюдели, и девушка бродила одна… не охотилась, а так… вспоминала. Кларисса проголодалась, но она уже научилась сдерживаться, она умела обуздать голод. Охотиться – только ночью. Зато ночью она никого не настигла на мокрых улицах. Проклятый дождь! Проклятый Гвенлин! Все против нее!
Нынче она тоже выбралась до заката. Тучи, затянувшие небо, позволили бродить без опаски. Кларисса снова увидела красивого мужчину. Статный, подвижный – хорош даже под дождем, укутанный в тяжелый плащ. Он иногда появлялся в городе по ночам, на него приятно было смотреть, Кларисса даже начал считать этого парня кем-то сродни себе… Однажды она видела, как он оглушил здоровенного бородатого толстяка, затащил в подворотню… При виде крови, которая сочилась из разбитой головы бородача, Кларисса едва сдержалась и поскорей сбежала. Она никогда не нападала на тех, кто одет богато, чтобы не навлечь гнев сильных мира сего. Если убивать отребье, то, возможно, Клариссе удастся продержаться достаточно долго. Зачем? Просто продержаться, без цели. За неимением иных перспектив – просуществовать как можно дольше.
И вот сегодня – снова этот красавец. Кларисса с удовольствием отметила, что парень чует ее близость. Он будто ощутил взгляд вампира, огляделся, нырнул в переулок… Ловкий, осторожный! Точь-в-точь, как она! Кларисса отступила в тень и тяжело вздохнула. Если бы она могла любить, непременно влюбилась бы в этого парня. Но – увы!
Кларисса, тяжело вздохнув, отбросила тяжелые мокрые пряди со лба и поплелась в ночь. Как-то неспокойно ей нынче. Возможно, виной тому приезд Гвенлина. А может, затянувшийся дождь, из-за которого невозможно отыскать добычу… или эта встреча с красавчиком. А что, если укусить его? Нет, бесполезно. Ей суждено остаться девственницей…
* * *
Кеннет ничего не имел против дождя. Напротив, дождь частенько мог оказаться полезен. В непогоду на улицах меньше прохожих, стало быть – меньше свидетелей. Дождь смывает кровь, значит, трудней отыскать следы… К тому же все натягивают капюшоны, кутаются в плащи, становятся похожими. С какой стороны ни гляди, способствует…
Однако в этот раз зарядило основательно, льет третий день. Когда такая слякоть начинается летом – это чересчур похоже на знамение. Будто небеса шлют недобрый знак. Все стали нервными, раздражительными, встречные косятся… Впрочем, сейчас Кеннет брел по пустынным мокрым улицам и никого не замечал. Непогода разогнала горожан по домам. Наверняка и в «Треснутой кружке» будет не слишком людно. «Треснутую кружку» Кеннет не любил. Заведение для богатых, которым охота поиграть. Важные господа любят заглянуть в трактир, отведать простой пищи, поглядеть на простой народ… Потрепаться о простых делах…
К демонам! В «Треснутой кружке» не бывает простого народа, ученики ремесленников, грузчики и подмастерья выбирают заведения на окраинах, куда не заглядывает стража. Там дешевое пиво и привычные развлечения. Там беднякам привычно и вольготно. А если что не по нутру, если вдруг стало не вольготно, если не нравится кто – и в рыло можно дать.
А «Треснутая кружка» только подражает по-настоящему веселым местечкам. Здесь другие люди, другие порядки, только случись что – и стража тут, как тут. Цены, кстати, тоже не такие, как на окраине.
Жратва, разумеется, здесь получше… и, покупая пирог в «Треснутой кружке», всегда можно наверняка узнать, что за мясо пошло на начинку. Здесь крысятиной не накормят. Однако Кеннету этот трактир не по душе. Кеннет не привередлив, и всегда при деньгах, однако предпочитает другие заведения. Если бы не работа – не пошел бы в «Треснутую кружку». Но ничего не поделать, – заказчики, все как один, уверены, что именно здесь прилично встречаться с подозрительными типами, вроде Кеннета. Что ж, наемник не против, пусть думают, что угодно.
Кеннет замедлил шаги – странное мимолетное ощущение, будто кто-то глядит в спину из сырой темноты. Ничего определенного… но наемник привык доверять предчувствиям. Что касается предстоящего дельца, сомнения зародились у Кеннета сразу же, едва была названа сумма. Многовато… Но посулили треть авансом, да и человек, который сосватал заказ, был Кеннету давно знаком…
Наемник зашагал медленней, вслушиваясь в шепот капель. Свернул в переулок и отступил в нишу. Снова прислушался – ничего. Похоже, показалось. Иногда шум дождевой воды может сыграть странную шутку со слухом. Кеннет пожал плечами – по плащу скатились струйки. Время в запасе имеется – наемник, прежде чем зайти в «Треснутую кружку», сделал круг, обошел окрестные улицы. Никого и ничего, горожане сидят по домам и ставни заперли. Тем удивительней показалось Кеннету, когда, завершая обход, он заметил незнакомца, бредущего под холодными редкими каплями. Человек плелся, покачиваясь, медленно переставляя ноги, словно наугад. Мокрая ткань облепила сутулую фигуру, и при каждом шаге с промокшей насквозь одежды незнакомца обильно падали капли.
Куда может тащиться этот бедолага поздним вечером в непогоду? Оказалось, в «Треснутую кружку». Когда незнакомец открыл дверь, и на него упал свет горящих в трактире ламп, Кеннет разглядел, что человек одет в лохмотья, сквозь прорехи на мокрую мостовую просочились лучи. Совсем странно. Нищему здешняя жратва не по карману. Интересно было бы поглядеть на его рожу, когда назовут цену. «Треснутая кружка» Кеннету не нравилась еще и потому, что хозяином там был неприятный грубый малый. С наемником-то этот хам не позволял себе лишнего, но Кеннет не раз замечал, как он оскорбляет и унижает тех, кто выглядит не столь внушительно, как рослый плечистый Кеннет. Особенно таких, как нынешний гость – в дрянном дырявом плаще с оборванным краем, висящим неровной бахромой.
Кеннет ускорил шаги и скользнул в дверь следом за чужаком. Тот, неуверенно озираясь, двинулся по пустому залу к стойке, а наемник сел за стол у двери. Немногочисленные гости – а их было в «Треснутой кружке» семеро – провожали взглядами оборванца. Кеннет убедился, что на него не смотрят, и переместился за соседний столик, снова у стены, в тени. Большой нужды в таком поведении не было, он таился по привычке.
Когда незнакомец в рваном плаще приблизился к стойке, Кеннет уже сидел в углу, откинувшись на спинку стула, будто бы уже давно здесь расположился. Мокрый плащ истекал дождевой водой подле наемника… Теперь можно расслабиться, до условленного часа есть время.
Человек в рваной накидке встал перед хозяином трактира, стянул капюшон. Чужеземец – смуглый, волосы черные, густые, вьются прядями, блестят в огнях свечей. Кеннет приготовился глядеть спектакль – сейчас угрюмый бородач, владелец «Треснутой кружки», станет куражиться над бедным чужестранцем. Хотя, возможно, жена заступится. Супруга хозяина – добрая женщина, обычно она на кухне, приглядывает за поварятами, но нынче стряпни мало, и толстуха сидит рядом с мужем – синий чепец торчит над стойкой.
Тот пробормотал едва слышно длинную фразу – Кеннет не разобрал ни слова. Трактирщик раздвинул толстые губы в недоброй ухмылке и хмыкнул. Смуглый добавил несколько слов. Звякнула о полированное дерево стойки монета…
– Молоко хлебать – негоже настоящему мужчине, – пробасил трактирщик. – Не изволит ли ваша милость винца отведать?
Странно, нынче грубиян попытался придать голосу любезные нотки.
– Ну что ты, дорогуша, – сипло возразила хозяйка, – если господину с дороги угодно молочка, я тотчас же подам!
– Так я ж ничего…
Кеннет чуть не поперхнулся вдохом – никогда прежде бородач не бывал вежлив с типами, одетыми как этот южанин. Что с ним? Неужто дождь и в самом деле оказался знамением? Чудеса уже начались!
* * *
Айлу-Фатар очень устал. Второй год длится странствие, и конца не видно. Проклятый чужеземец, укравший бога, не сидит на месте, едва Айлу-Фатару кажется, что вот-вот настигнет обманщика, тот снова пускается в путь… следуя за ним, Айлу-Фатар забредает все дальше на север. Здесь плохо, короткое лето, здесь холодно. Здесь едят нечистую пищу, нравы грубы, а люди, все как один, сердиты.
Айлу-Фатар всегда считался удачливым охотником, но нынче везение изменило ему. Это оттого, что похищен бог-покровитель Лахас. Дома, в родной деревне, наверное, совсем худо, шаман Рам-Тайфад и кузнец Ходон трудятся, не покладая рук, чтобы защитить земляков, но что могут люди, если похищен бог? Они ждут возвращения Айлу-Фатара. Айлу-Фатар старается изо всех сил, исхудал, стал бледен, ходит в чужой одежде, а привычная пища снится каждую ночь… Он вернет Лахаса на родину, но как же он устал!.. А возвращаться с пустыми руками нельзя.
Шаман Рам-Тайфад так и сказал:
– Бога непременно следует вернуть, без него нам – гибель! Кайды заберут всех, одного за другим… Пусть Айлу-Фатар отправляется следом за этими негодными людьми, и возвратит Лахаса! Айлу-Фатар удачлив в охоте, он знает язык северных людей.
И весь народ глядел на Айлу-Фатара, все просили охотника вернуть бога. Тогда он поклялся, что не повернет вспять, пока не завладеет Лахасом. Да и кто же, если не он? Айлу-Фатар – лучший охотник, лучше всех владеет оружием, к тому же он знает северные наречия, частенько нанимался в спутники каравана. Но когда бог похищен – все идет не так, вот удача и отвернулась. Чужеземец, похитивший Лахаса, спешил на север, Айлу-Фатар двигался следом и, хотя расстояние между ним и преследуемым поначалу росло, охотник не сомневался – рано или поздно он настигнет злодея. Сейчас северянин спешит в свою страну, к тому же он не может не догадываться о погоне… но когда он достигнет родных краев, станет не так скор. Рано или поздно он почувствует себя в безопасности, тогда-то Айлу-Фатар и объявится в его доме!
Однако преследование продолжается второй год… кажется, у хитрого похитителя вовсе нет собственного дома. На ночлег он обычно останавливается в странных сооружениях, напоминающих крепости, там живет множество мужчин, наряженных в одинаковые одежды, будто они воины или слуги великого владыки. Иногда похититель поспешно отправляется в путь – и всякий раз в другой город. Пока Айлу-Фатар отыскивает след, подлый вор снова забивается в крепость мужчин, и там его не взять…
Айлу-Фатар устал, ему холодно, здешний климат не подходит охотнику. Скорей бы настигнуть негодяя, отобрать у него Лахаса и возвратиться домой. Домой… Второй год Айлу-Фатар не видит родных. Как там они? А что, если всех забрали кайды?.. Но с помощью бога удастся возвратить всех. Домой… там тепло, там славно… Мысль о теплом юге напомнила охотнику о том, как он продрог и проголодался. Налетел порыв ветра, сорвал с карниза вереницу холодных капель, швырнул в лицо. Охотник провел мокрой рукой по лицу, стряхивая пропахшую ржавчиной воду, и огляделся – перед ним был дом, где кормят за деньги.
Айлу-Фатар ни за что не стал бы заходить в заведение, вроде этого. Здесь всегда подают нечистую пищу, да и норовят обидеть ни за что… Но охотнику нужно было обогреться и подкрепиться. Монеты у него были. Вчера Айлу-Фатар выследил на дороге толстого человека, который вез товары в фургоне, и подстрелил колючкой сонной акации. Нехороший поступок, но уж очень деньги были нужны. Теперь у Айлу-Фатара много металлических кругляшей – и черных, из меди, и серебряных. Еще у толстого человека было три маленьких, блестящих. Эти, должно быть, наименее ценные, хотя и выглядят красиво. Южанин так и не научился разбираться в деньгах, давал всегда наугад…
Войдя в дом, где кормят за деньги, Айлу-Фатар огляделся. Стойка в дальнем от входа углу, за ней двое, мужчина и женщина. Оба – толстые, важные. Позади них приоткрыта дверь, там кухня, оттуда тянет пряным ароматом жареного со специями мяса. Неизвестно, что за плоть подают в этом доме. Вполне возможно, нечистую, запретную. Айлу-Фатар и так много нагрешил – да вот вчера ограбил толстого возницу! Не нужно усугублять вину перед Лахасом новым грехом. Так что мяса он не станет покупать.
Охотник подошел к стойке и попросил:
– Моя кушать, моя очень холодно-голодно. Млека нам…
Толстый бородатый хозяин поглядел так сердито, что Айлу-Фатар на всякий случай поспешил положить перед толстяком блестящую монетку. Вряд ли молоко стоит дорого.
– Млека теплого, брюхо помалу греть…
Должно быть, красивый блеск умиротворил хозяина, так что тот раздвинул толстые губы в притворной улыбочке:
– Молоко хлебать – негоже настоящему мужчине, – пробасил трактирщик. – Не изволит ли ваша милость винца отведать?
К счастью, жена толстяка оказалась сообразительней, быстро сгребла денежку со стойки, пообещала молока и, тряся телесами, удалилась на кухню. Хорошая женщина, красивая… Когда идет, жир на спине волнами перекатывается вправо и влево при каждом шаге. Когда Айлу-Фатар возвратится домой, сразу женится и станет супругу хорошо кормить, чтобы такой красивой сделалась. В деревне Айлу-Фатара девушки тощие, высушенные жарким солнцем, костлявые, будто кайды… Долго жену кормить придется, много охотиться, но чего не сделаешь ради красоты!
Охотник отошел от стойки и сел за стол. Хорошо бы снять промокший плащ, но Айлу-Фатар боялся, что над нижней одеждой северяне снова станут смеяться. И без того все в его сторону пялятся. Особенно вон тот, худой, вертлявый. Да и рослый парень, который вошел следом – тоже косится, хотя и прилично, украдкой. Подошла хозяйка, улыбнулась ласково, поставила перед южанином большую кружку – хорошее молоко, жирное, не стала водой разводить добрая женщина. Еще толстуха высыпала на стол груду разноцветных монет – сдача с маленькой блестящей деньги. Ох, как много-то! Оказывается, светленькая монетка дорого стоит – перед Айлу-Фатаром и меди, и серебра гора! Вот, значит, как…
– Моя благодарить. Хороший хозяйка, – склонил голову охотник.
Потом сгреб монеты в горсть и упрятал под одежду – вертлявый мужчина за соседним столом проводил исчезающие деньги взглядом, Айлу-Фатар заметил! Ох, какие люди здесь… Охотник покачал головой.
– Если что вашей милости угодно, только скажите, я мигом! – пообещала хозяйка и поплыла к мужу.
Айлу-Фатар с удовольствием полюбовался походкой толстухи и осторожно отхлебнул молока. Ай, хорошо… Охотник сделал еще несколько глотков – холод отпускал медленно, тепло разливалось в животе. Тут южанин почувствовал – на поясе ожил кинжал. Оружие, намоленное шаманом Рам-Тайфадом, чуяло приближение Лахаса! Наконец-то повезло! Чужеземец, похитивший бога, здесь, совсем рядом. Значит, не получится отдохнуть в тепле, не удастся нынче Айлу-Фатару насладиться теплым молоком… Ничего, если посчастливится отнять бога у негодного вора – охотник уже через месяц будет греться под южным солнышком в родной деревне и рассказывать удивленным землякам о странствиях по печальным северным краям. Он будет говорить медленно, неторопливо, прихлебывая теплое молоко… и разглядывая девушек. На лучшей он, отважный герой, вернувший бога, потом женится и станет кормить…
Айлу-Фатар тряхнул головой, прогоняя сладкое наваждение, допил молоко, встал, запахнулся в тяжелый мокрый плащ и двинулся к выходу. Едва дверь за южанином захлопнулась, тощий типчик – тот, который жадно разглядывал монеты в руках толстухи – подскочил и устремился следом.
* * *
Джейк всегда был невезучим. Да вдобавок – некрасивым, болезненным, слабым. Ходячее вместилище уродства и порока. Сколько Джейк себя помнил, он был один. Один – против всего мира. Ни родителей, ни дома. С малолетства прислуживал в трактире, вечно мерз и голодал – и постоянно бывал бит, когда пытался воровать. Тощего некрасивого мальчишку не жалели, всякий мог сорвать на нем злость и раздражение… Джейк платил миру нелюбовью. Из трактира он сбежал, овладев двумя премудростями. Во-первых, он научился воровать и лгать с непроницаемым лицом. Во-вторых – ловко увертывался и прикрывал голову, когда его били. Последнее далось непросто – маленького Джейка частенько колотили и, похоже, что-то повредили внутри. У него постоянно побаливало то тут, то там, особенно в непогоду. Зато он мало ел и почти не пил хмельного.
Низкорослый, тощий, но с отвисшим мягким животиком, воришка напоминал паука. Словно паук он замирал посреди сети липких косых взглядов, которыми опутывал любое место, куда бы ни попал… По-настоящему в этом хилом теле жили лишь руки да глаза. Из-за дождя, не прекращавшегося третий день, у Джейка ныли суставы. К тому же в непогоду трудней сыскать пропитание, прохожих мало, толпы не собираются – а поди-ка вытяни кошель у одиночки! Деньги вышли, пришлось экономить… Из-за дрянной дешевой пищи у Джейка разболелся желудок – вдобавок к суставам… Один против всего мира – и, похоже, нынче он проигрывает очередное сражение!
Джейк ненавидел этот дождь, этот город и эту ночь… Единственное местечко, где могла бы улыбнуться удача – «Треснутая кружка», здесь и в дождь собираются люди, подле которых можно поживиться…
Воришка уже второй час нянчил единственную кружку пива, распуская вокруг паутину быстрых внимательных взглядов. Все напрасно! Ни один из посетителей трактира не походил на добычу паука Джейка… И вдруг – о чудо! Иноземец! Тощий, запуганный, в оборванном плаще. А под мокрыми лохмотьями – денежки. Джейк видел, как толстуха вручила этому парню горсть мелких монет, этакая сдача выходит разве что с золотого! Смуглый южанин показался Джейку прекрасным подарком судьбы. Словно сказочная фея – какие, говорят, наблюдают за всяким человеком – вспомнила о несчастном страдающем Джейке, решила наконец-то взяться за дело, да и привела в «Треснутую кружку» набитого серебром и золотом чужестранца.
Воришка аккуратно допил последний глоток и покинул заведение следом за южанином. Снаружи, конечно, было совсем темно, но Джейк разглядел сутулую спину чужака – тот медленно, но целеустремленно удалялся от трактира. Прикинув, куда держит путь южанин, Джейк заспешил в переулок. Предстояло обогнать иностранца, чтобы столкнуться с ним на перекрестке, выполнить работу и скрыться. Если все пройдет, как надо, Джейк сможет переждать непогоду в тепле, денег будет вдоволь.
Проваливаясь в лужи, скользя на мокром булыжнике, воришка свернул на параллельную улицу и припустил бегом. По пути он на всякий случай осторожно выглянул из подворотни – чужеземец все так же мерно шагал сквозь дождь, направляясь к центральной площади. Джейк снова побежал. За два квартала до площади он свернул и остановился, переводя дыхание. Сквозь мерный шум дождя уже слышались шаги незнакомца. Когда плеск воды под башмаками южанина приблизился, Джейк устремился навстречу. Едва не столкнулся с чужеземцем, поскользнулся на мокром булыжника и, чтобы удержаться на ногах, вцепился в лохмотья незнакомца. Ладонь ловко скользнула под мокрую ткань – туда, где позвякивали монеты…
– Прощения прошу… ой!
Джейк так и не сообразил, что произошло. Он еще успел почувствовать боль – палец наткнулся на острое… а потом стало темно. И тихо. Джейк не слышал дождя, не чувствовал, что сползает в холодную лужу… Южанин аккуратно отцепил левую руку воришки от полы драного плаща, пробормотал что-то по-своему… но Джейк не смог бы разобрать слов, даже если бы знал язык Айлу-Фатара. Он уже ничего не слышал.
* * *
Айлу-Фатар удивился, что не слышал шагов незнакомца, свалившегося навстречу из мокрой темноты. Как можно охотнику быть таким беспечным? Должно быть, он слишком торопился, повинуясь зову. Кинжал, спрятанный под лохмотьями, трепетал и звал спешить – чуял, что похищенный Лахас близко. И впрямь, бог Айлу-Фатара совсем рядом и даже сумел уберечь беспечного почитателя. Южанин перевернул бесчувственное тело и с удивлением узнал того самого мерзкого человека, что пил за соседним столом в «Треснутой кружке». Выходит, этот покинул дом, где кормят, вслед за Айлу-Фатаром и поспешил, чтобы устроить засаду?
Но бог защитил – не иначе, волей Лахаса коварный человек наткнулся на колючку сонной акации, спрятанную под плащом, и погружен теперь в беспамятство!
Айлу-Фатар оттащил бесчувственного Джейка с середины улицы и усадил спиной к стене. Потом быстро вознес благодарность Лахасу – великий бог рядом, ему хорошо слышно, как благодарит верный Айлу-Фатар. Южанин снова опустил ладонь на рукоять кинжала – металл нагрелся и заметно трепетал. Сильно намолил оружие шаман Рам-Тайфад! Сколько лун минуло, а кинжал по-прежнему чувствителен.
Охотник поправил плащ на безмолвном Джейке – хоть и скверный человек, но все же не годится ему мокнуть, если есть плащ… Потом Айлу-Фатар двинулся в дождь, повинуясь настойчивому зову кинжала.
Через два квартала южанин вышел к площади. По ту сторону открытого пространства высился большущий дом с широкими окнами. На втором этаже между неплотно пригнанных ставней пробивались узкие полосы света, будто размытые редким дождиком. В доме не спят – и кинжал зовет туда. Айлу-Фатар не решился пересечь площадь и двинулся вокруг, держась поближе к зданиям, окружающим площадь. Охотник то и дело бросал взгляд на скупо освещенный фасад большого дома – не покажется ли похититель? И верно, когда Айлу-Фатар уже завершал обход, из чрева здания в ночь упал яркий свет. Распахнулась дверь. Южанин приложил растопыренную ладонь к груди, так сердце заколотилось – среди людей, выходящих на площадь, он узнал приземистую фигуру обманщика, который унес Лахаса из деревни. Долгий путь Айлу-Фатара близится к завершению.
Охотник пересек последнюю улицу, отделявшую от большого дома, и затаился, прижимаясь к влажному камню стены. В прямоугольнике света он различал четыре фигуры – две высокие и широкие, а две поменьше. Самая короткая – похититель.
– Итак, я надеюсь на вас, отче, – важно произнес один из крупных мужчин.
– Не извольте сомневаться, ваша светлость, – самодовольно откликнулся коротышка, укравший Лахаса, – не впервой. Все сделаем быстро. Нам не привыкать! Обезвредим, скрутим и доставим сюда, в ратушу. Посидит в подвальчике, а как тучи разойдутся, так и костерчик на площади соорудим. Прилюдно, значит, чтобы страх в народе унялся, чтобы все видели. Только погодки бы подходящей дождаться, чтоб городские на площадь пришли.
– Хорошо, – кивнул тот, которого назвали светлостью. – И когда же вы собираетесь выйти на охоту?
– В полночь, ваша светлость! Самое времечко для всякой нечистой силы. В полночь и пойдем.
Айлу-Фатар слышал в голосе обманщика подобострастные нотки, но похититель знал себе цену и заискивал не чересчур. Еще бы – у него в кармане Лахас! Человек с богом в кармане – большой человек!
– Хорошо, – повторил важный господин, – надеюсь, завтра мне доложат о том, что вы вернулись с добычей. Желаю успеха!
Потом большой человек повернулся и, не слушая благодарностей и уверений в почтении, изливаемым вслед похитителем бога, зашагал прочь. Айлу-Фатар вжался в стену и постарался слиться с камнем. Трое прошли мимо – впереди мужчина среднего роста, за ним – двое рослых. За углом хлопнула дверь, коротышка возвратился в здание. Значит, в полночь он отправится на охоту? Айлу-Фатар сжал дрожащую от близости Лахаса рукоять оружия. Терпение, терпение! В полночь, сказал коротышка. Стало быть, и Айлу-Фатар тоже начнет охоту в полночь. Ветер донес слова, произнесенные низкорослым пешеходом:
– …В «Треснутой кружке», ваша светлость…
* * *
Троица вошла в трактир – первым тот, что пониже ростом, потом двое крупных мужчин. Невысокий разглядел в углу Кеннета и двинулся к наемнику. Спутники шли следом. Кеннет молча наблюдал за пришельцами. Первый остановился перед столом и поздоровался.
– Здравствуй, Лайош, – кивнул Кеннет, – это и есть обещанные клиенты? Обычно мои услуги требуются парням помельче, а они выглядят так, будто и сами все умеют.
