Андрей Максимов
Януш Корчак: Жизнь до легенды
Глава третья
Театр
1
Вот уж с чем у нас совсем не ассоциируется Корчак – так это с театром, правда?
А зря… Жизнь человека по имени Януш Корчак началась с театра (точнее, с драматургии). Последнее, что сделал этот человек до того, как его отправили на мучительную смерть – поставил театральное представление.
Увы, мало кто обращает на это внимание. И мне представляется – напрасно…
Театр, театральность были для нашего героя важны.
Впрочем, давайте хотя бы начнем по порядку.
2
Итак, окончив русскую гимназию, Генрик Гольдшмит в 1898 году поступает на медицинский факультет Варшавского университета, избрав профессию педиатра.
Однако он собирается продолжать писать: нашему герою нравится прятаться от этой жизни за буквы и собственную фантазию.
Никто и никогда не сможет объяснить: почему человек вдруг начинает сочинять. Почему однажды ему становится совершенно необходимо рассказывать о важном с помощью листа бумаги? Почему, уходя из шумных компаний, молодой человек возвращается в свою темную комнату и начинает придумывать что-то, погружая себя в удивительные, фантазийные миры?
Начинал наш герой, как всякий уважающий себя писатель, со стихов. Печальных и лиричных – как и положено молодому человеку. Про любовь, которая не задалась.
В чем-то, конечно, подражал Мицкевичу, которого читал в свое время с табуретки. Но честно пытался найти свой голос. Как умел.
Надо заметить, что Гольдшмит легко ходил к издателям, редакторам журналов, не испытывая по этому поводу никаких комплексов. Брал написанное и шел предлагать. А может быть, время такое стояло на дворе, когда никому не известный писатель мог запросто прийти в журнал со своими творениями.
И вот Гольдшмит принес в журнал стихотворение, которое, разумеется, называлось «Элегия»: любовно-патетическое творение о трагической любви.
Генрик стоял перед издателем и читал – эмоционально, страстно, по-актерски. И вот, когда он выкрикнул: «Позвольте в тесный сойти мне гроб!» – издатель спокойно ответил: «Позволяю. Сходите».
Молодой поэт обиделся. «Элегию» забрал. Видимо, он сам к тому времени уже начал понимать, что стихи получаются у него не очень хорошо. Во всяком случае, с того момента стихов больше не писал – перешел на прозу: очерки, пьесы, повести…
3
Первую статью под названием «Гордиев узел» постеснялся подписывать собственным именем, поэтому использовал псевдоним.
Тогда еще не было Януша Корчака – появился Ген, который безо всякого стеснения принес свою первую статью в журнал «Шипы».
О чем же пишет Ген – он же Гольдшмит – в «Гордиевом узле»?
По сути, эта статья – крик души молодого человека, который возмущается тем, что взрослые занимаются чем угодно, только не воспитанием своих детей.
Детский врач, который в качестве журналиста сотрудничает с журналом, где пишет про педагогику…
Медицина, литература – журналистика, педагогика…
Три дороги, по которым наш герой будет умудряться идти одновременно, и, что самое удивительное, – не сбиваться при этом с пути, открывая клады, которые и сегодня нам необходимы.
«Гордиев узел» написан довольно иронично (что позволило некоторым исследователям даже называть эту статью «юмореской»). Такой стиль, видимо, нравился редактору «Шипов», и он предложил молодому человеку писать в его журнал свою колонку.
Что Ген-Гольдшмит с удовольствием и делал. Некоторое время колонки Гена выходили в «Шипах» и имели определенный читательский успех.
Закончилось сотрудничество с «Шипами» тоже занятно.
Генрик принес очередную статью, в которой были такие слова: «Больше всего я озабочен тем, как улучшить жизнь детей». Редактор попросил автора найти иной рупор для своей озабоченности, ибо «Шипы» был журнал в большей степени развлекательный.
Дело, думаю, было не столько даже в последней статье, сколько в том, что Ген-Гольдшмит утомил редактора своими бесконечными рассуждениями о педагогике.
Тогда Генрик начал печататься в «Голосе» – более, как сейчас бы сказали, демократическом издании, которое к тому же имело отношение к Летучему университету – учебному заведению в Варшаве, которое, конечно, достойно отдельного разговора.
«Но при чем же тут театр?» – спросит меня внимательный читатель. И будет прав. Впрочем, читатель прав всегда.
Да простят меня редакторы серии «ЖЗЛ», в рассказе о театре в жизни нашего героя я немного нарушу хронологию. С театра началась жизнь Януша Корчака, театром закончилась.
Хочется объединить все это в одну, пусть даже – отчасти – вставную историю.
Однако это важная «вставка»: и метафорически, и биографически, и, самое главное, смыслово.
4
Думаю, если бы Корчаку сказали, что театр в его жизни сыграет пусть и не большую, но весьма и весьма символическую роль, – наш герой очень бы удивился.
Вот что говорит о театре персонаж одного из рассказов Януша Корчака:
«Что такое театр? Самая обыкновенная ложь, рассчитанная на легковерного зрителя. Некий господин, неврастеник, эротоман, желчный брюзга или сценический проповедник берет какой-то факт, и, разделив его на части между несколькими людьми, так командует, так манипулирует ими, что в конце концов докажет, что все так, как ему приснилось. Актеры говорят так, как ему хочется, а если вдруг кто запамятует, ему подсказывает, чтобы, упаси Бог, он не сказал чего-то от себя. И если бы только говорили, нет, они притворяются, что это их мысли, что они так чувствуют»[32].
Мне кажется, это как раз тот случай, когда автор спрятался за героя. Очень жесткий, злой, но при этом весьма искренний текст.
Между тем именно театру, точнее конкурсу молодых драматургов, Корчак обязан появлению своего знаменитого псевдонима.
А дело было так.
Редакция газеты «Курьер Варшавский» объявила конкурс молодых драматургов. Значимости драматургическому соревнованию придавало еще то, что оно проходило под патронажем знаменитого Игнатия Яна Падеревского.
Падеревский – личность невероятно яркая и абсолютно уникальная, думаю, не только в польской, но в мировой культуре.
Представьте себе известного пианиста, который вдруг начинает писать музыку и становится знаменитым композитором. Ну ладно. В конце концов, история знает такие случаи.
Но впоследствии пианист и композитор превращается в премьер-министра и министра иностранных дел! Музыкант – руководитель правительства, как вам такой поворот?
Впрочем, это случится позже. Однако в 1898 году Падеревский – личность яркая, заметная, и тот факт, что он курирует конкурс для нашего героя, конечно, важен.
Для конкурса Генрик Гольдшмит пишет свою первую пьесу «Куда?». Текста не сохранилось, но кое-что об этом произведении известно.
Это история семьи, во главе которой стоит Отец – человек с расшатанной нервной системой. У него два сына и дочь. Дети живут своей жизнью, родители им не очень интересны.
Отец пытается сохранить семью. У него не получается, в результате он сходит с ума, семья распадается.
Итак, еще одна история про сумасшедшего. И про невозможность и бессмысленность семейной жизни. И та и другая темы будут важны для нашего героя всю жизнь.
Судя по всему, пьеса была написана жестко, и поднималась до уровня метафоры.
Для того чтобы написанное оценивалось объективно, пьесы на конкурс принимаются исключительно под псевдонимами.
Дальше – как гласит очередная легенда о нашем герое – взгляд Генрика падает на книгу, которая лежит у него на письменном столе: Юзеф Крашевский «История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери меченосца».
В ту же секунду Генрик Гольдшмит выводит на титульном листе пьесы «Куда?» – Янаш Корчак.
А потом – опять же, если верить мифу, – наборщик в типографии совершает ошибку, набрав Януш вместо Янаш.
Почему сам Корчак впоследствии никогда не пытался исправить эту ошибку – никто не объясняет. Факт остается фактом: псевдоним Януш Корчак остался у Генрика Гольдшмита на всю жизнь.
Что же это за роман и что за герой, в честь которого Генрик Гольдшмит взял себе новое имя?
Роман Крашевского до сих пор очень популярен в Польше, что же до Янаша Корчака – то это, наверное, вообще один из самых положительных и, соответственно, любимых героев мировой литературы: добрый, решительный, сильный, верный…
Корчак взял псевдоним не просто по имени героя романа – книги, случайно оказавшейся у него на столе. Он назвался в честь любимого народом персонажа. Не логично ли предположить, что из скромности он сам поменял одну букву имени, а не пенять на неведомого наборщика?
Впрочем, как было на самом деле, мы никогда не узнаем.
Новое имя принесло удачу. В конкурсе участвовало 80 пьес, работа Януша Корчака была отмечена наградой.
Конкурсный комитет писал в своем отчете: «„Куда?“ – драма в четырех действиях, задумана интересно и умно. <…> Автор прибегает к средствам, которые на сцене до сих пор, пожалуй, не применялись. Юноши открыто беседуют с девушками на наиболее рискованные темы; девушки не только не краснеют, но и весьма живо отвечают им; на сцене появляется молодая проститутка, постоянно пребывающая в доме терпимости, со всеми атрибутами, характеризующее ее социальное положение; со сцены часто раздаются грубые, некрасивые слова. <…> …творческий почерк выдает автора способного, имеющего все данные для художественно-театральной работы»[33].
Вот с какой пьесы начал будущий великий педагог. Жесткий разговор молодого человека со своими сверстниками. Напомню, что Корчаку в это время 20 лет, и он только что поступил в Варшавский университет учиться на педиатра.
Сценической истории пьеса «Куда?» не имела. Текст ее, как я уже сказал, утерян.
Но она сыграла в жизни нашего героя важнейшую роль: подарила ему, а значит, и нам знаменитый псевдоним.
Януш Корчак – не путать с Генриком Гольдшмитом – родился, благодаря театру, благодаря драматургии.
Впрочем, ему еще только предстояло родиться, стать тем Янушем Корчаком, которого все уважают и любят.
И дело тут, мне кажется, не только в том, что Гольдшмит хотел отделить себя-врача от себя-писателя.
Мне кажется, Януш Корчак – был еще и персонаж жизни, в которого надо было превратиться, кем необходимо было постепенно стать.
5
Через несколько лет Януш Корчак написал пьесу «Сенат безумцев». И она уже имела свою сценическую историю: была поставлена в октябре 1931 года.
Зритель спектакль не принял. Исследователи в связи с этим не обращают на «Сенат безумцев» особого внимания. А зря.
Когда читаешь «Сенат безумцев», совершенно отчетливо понимаешь: если бы наш герой не был столь сильно увлечен идеями педагогики, а продолжал писать пьесы, это был бы абсолютно своеобразный, ни на кого не похожий драматург. И сегодня наверняка говорили бы, что он открыл какие-нибудь новые горизонты в драматургии.
Ближе всего, как ни странно, абсолютно практичный человек Януш Корчак приблизился к драматургии абсурда.
Не могу не заметить, что самая знаменитая пьеса театра абсурда «В ожидании Годо» Сэмюэля Беккета написана в 1948 году, поставлена в 1953-м. То есть через двадцать с лишним лет после «Сената безумцев». Классик абсурдизма Эжен Ионеско писал в середине ХХ века, тоже через двадцать лет после Януша Корчака.
Так что так получается, что будущий великий педагог открыл жанр театра абсурда, но, увлеченный другими делами, не стал его продолжать.
Почему «Сенат безумцев»? Тема сумасшествия не дает покоя Корчаку: действие пьесы происходит в сумасшедшем доме.
Впрочем, действия, как такового нет, как почти нет его в большинстве пьес Ионеско или Беккета. Мир драматурга Корчака создается не сюжетом, не интригой, и даже не действием, а взглядами разных людей.
По сути, «Сенат безумцев» – это череда монологов необычных людей, имеющих странные характеры и, мягко говоря, – своеобразный взгляд на мир.
Послушаем для примера монолог одного из персонажей с «говорящим» именем Грустный брат.
«Грустный брат. Вы страстно желаете понять этот шум слившихся отголосков, звуков, гулов, плачей, стонов и грохотов, этот мрачный гомон современной жизни? Ведь надо же мне отважиться и причинить вам эту боль, братья и сестры?.. В какой отрезок угрюмого правремени броситься, призрак какого прародителя вызвать?»[34]
Это только начало шестистраничного (!!!) финального монолога пьесы.
Шесть страниц странного парадоксального текста…
Корчак не хотел овладевать искусством создания правильного, классического драматургического произведения. Его волновало не это, но – слова, мысли, выводы. Его интерес – не люди, участвующие в каких-то событиях, и закручивающие интригу, но взгляды людей, их позиция, которые выявляются не через поступки, а непосредственно через текст.
Вот еще один персонаж «Сената безумцев».
«Биржевик. <…> Сегодня полезный гражданин – это как раз вор. А честные люди – это мёртвый капитал. Вокруг них нечего было бы и делать. Вор создает движение в делах, разнообразит жизнь, дает людям занятие. Одни думают, что бы такое сделать, чтобы не украли, другие следят за тем, чтобы вор заплатил сполна, третьи выслеживают, ищут, преследуют, четвертые судят, пятые держат в заключении, чтобы не сбежал и выпускают подышать свежим воздухом. Вы думаете, мудрая Америка придумала сухой закон, чтобы люди не пили водку? Нет. Просто там было слишком мало воров, и именно поэтому они и не впускают честных людей»[35].
Если сравнивать любое произведение Корчака – например, «Король Матиуш Первый» и «Сенат безумцев» – становится понятно, что Корчак-писатель сознательно выбрал ту манеру повествования, в которой впоследствии работал.
Он ушел от абстракции к конкретике. От эзопова языка – к прямому разговору. О Матиуше мы еще, разумеется, поговорим подробно, но вообще удивительно: вроде бы, сказка, а при этом все выводы – среди которых немало и социально-политических – четкие, понятные, однозначные.
Януш Корчак не являлся писателем, для которого достаточно было бы писать, что называется, в стол. Как и большинство творческих людей, он был человек в достаточной степени тщеславный. Поэтому, когда первую пьесу, несмотря на награду на конкурсе, никто не поставил, а вторая не имела зрительского успеха, – он перестал заниматься драматургией.
С моей точки зрения – напрасно.
У Корчака-драматурга есть одно безусловное преимущество: смелость и безоглядность. Он работает как бы вне законов, а именно такие театральные писатели и создают собственные законы, которые для последующих поколений становятся нормой. Вспомните тех же Беккета и Ионеску…
Не думаю, что кто-то из них читал «Сенат безумцев», но шли они его путем, создав новый жанр в драматургии. Драматург Януш Корчак лишь прикоснулся к нему… и пошел заниматься другими делами.
Мне вообще кажется: одна из примет гения – творческая расточительность.
Но это так, к слову.
6
Итак, Януш Корчак начался с того, что Генрик Гольдшмит нашел псевдоним для своей первой пьесы. Начался с драматургии.
Последнее, что сделал Януш Корчак перед страшной казнью – поставил спектакль с детьми в Варшавском гетто.
Первый – он же последний – спектакль случился 18 июля 1942 года, меньше, чем за месяц до казни Корчака и его воспитанников.
Корчак ставит пьесу Рабиндраната Тагора «Почта». Это очень грустная история про смертельно больного мальчика по имени Амаль.
Амаль хворал настолько серьезно, что не мог подниматься с кровати: наблюдал жизнь в окно комнаты, вспоминал о прошлом; мечтал о будущем, которого, скорее всего, у него не было…
Вот, что пишет зритель спектакля: «Юный Амаль мечтает о свободе, хочет убежать в далекий мир, в горы, к ручью, хочет пасти корову, радоваться солнечным лучам, целовать цветы, слушать пение птиц. Но бессмысленное строгое распоряжение врача приковало его к мрачной комнате; наглухо закрытые ставни не пропускают в нее ни осеннего тумана, ни солнечных лучей, ни других признаков жизни»[36].
Спектакль заканчивался тем, что за Амалем приходил Ангел Смерти и уводил его в страну Смерти.
Постановка спектакля требует времени. И вот несколько недель воспитанники Дома сирот – вечно недоедающие, голодные, к тому же живущие в постоянном страхе, – работали над такой пьесой.
Корчаку не хотелось делать вид, будто его воспитанники живут в радости. Он взял пьесу, чье настроение и сюжет соответствовали настроению его воспитанников. Можно даже больше сказать: он решил поставить пьесу, которая – пусть в немалой степени метафорически – рассказывала детям про них самих.
К тому же вспомним, что Корчак не боялся смерти. Он считал, что любой человек, даже самый маленький, должен научиться спокойно встречать Ангела Смерти – того самого, что пришел за Амалем. Смерть – это не мрак, а свобода.
Корчак был убежден: рассуждения о жизни и смерти, и главное, о бессмертии – это, что столь необходимо воспитанникам Дома сирот именно тогда, когда они находятся в гетто.
На спектакль приглашались узники гетто – все, кто хотел, мог прийти.
Были сделаны специальные приглашения, на которых написаны слова польского поэта Владислава Шленгеля:
«Это больше, чем испытание – это зеркало души.
Это больше, чем чувство – это обострение опыта.
Это больше, чем представление – это работа детей».
В сущности, в трех поэтических строках Шленгель написал все самое главное о спектакле.
После финала зрители долго хлопали и не отпускали юных артистов. Плакали, казалось, все.
Пройдет чуть больше двух недель, и газовая камера Треблинки откроет свои ворота для Корчака и его воспитанников.
7
А теперь смотрите, что мы имеем.
Написав свою первую пьесу, Генрик Гольдшмит придумал псевдоним, с которым его узнал весь мир,
Последнее, что сделал Януш Корчак на земле – поставил со своими учениками спектакль.
Театр – как начало пути.
Театр – как финал жизни.
Театр – как выбор того языка и того стиля, от которого надо отказаться.
Как так? Почему?
Такой вот парадокс жизни. Жизненная странность.
При желании можно, конечно, придумать какие-нибудь метафоры, образы и так далее.
Театр дарит жизнь новому человеку – Янушу Корчаку.
Театр – как пролог к подвигу, гибели, самоубийству Януша Корчака.
Между двумя этими событиями – долгая, парадоксальная, интересная жизнь.
Стоит ли еще что-то добавлять?
Глава четвертая
«Летучие» знания и отказ от любви
1
Как правило, пишущие люди любят говорить красиво. Наш герой – не исключение.
Поступив на медицинский факультет Варшавского университета, Януш Корчак заявил: «Итак, буду не писателем, а врачом. Литература – это слова, а медицина – дело»[37].
Красиво…
Что же тотчас пошел делать тот, кто сказал такие красивые слова?
Ответ нам уже известен: писать пьесу «Куда?».
2
Кто же таков Януш Корчак в 1898 году, в самом конце XIX века?
Талантливый человек, который с детства настолько любит писать, что без этого занятия не мыслит своей жизни. Причем особенно интересуют двадцатилетнего писателя и публициста проблемы детей. Его дебют в литературе оказался успешным: он получил премию на конкурсе, проходившем под патронажем одного из самых известных людей Польши.
Почему этот человек не пошел учиться на педагога – вроде бы понятно: некуда идти. Но почему – именно на медика?
А на философа мог бы?
Мог.
А на филологический?
Запросто.
На любой факультет, который дает знания о человеке.
Он пошел учиться медицине, относясь к ней не столько как к науке о лечении человека, сколько как к науке о познании его.
Корчак считал, что самое большое влияние оказал на него еще один писатель-врач Антон Павлович Чехов. Почему? Вот ответ Корчака: «Из писателей я больше всего обязан Чехову – гениальному диагносту и социальному клиницисту»[38].
Понимаете? Он оценивает любимого писателя с помощью медицинских терминов. Медицина для него вообще – способ оценки.
Это не означает, что Корчак был плохим врачом – он лечил до конца жизни, в том числе и в фашистском гетто.
Однако интересно, что в Доме сирот дети называли врачом соратницу Корчака Стефанию Вильчинскую и, когда возникали проблемы, за медицинской помощью бежали к ней, а не к нему. Дипломированный врач доктором не воспринимался. С директором детского дома решали вопросы более глобальные.
Конечно, наш герой получил определенные медицинские знания, с которыми потом прошел три войны. Но медицина никогда не стала и не могла стать главным делом жизни. Она всегда проигрывала литературе, а потом и педагогике, сначала – де-факто, а потом и де-юре, когда он возглавил Дом сирот и официально порвал с врачебной практикой.
Сам Корчак признавался, что медицина помогает ему заглянуть внутрь человеческой личности. Он был убежден: именно с помощью врачевания можно разобраться, почему один ребенок ведет себя так, а другой иначе.
Медицина – как способ познания людей.
Однако Януш Корчак прекрасно понимал: тех знаний, которые дают ему в главном университете страны недостаточно. К тому же они очень специальные, узкие.
По счастью, тогда в Варшаве уже вовсю работал Летучий университет, и любознательный Корчак, разумеется, направился туда.
3
О Летучем университете председатель Совета министров, знаменитый граф Сергей Витте, говорил, что таким учебным заведением может гордиться любой народ.
Что ж это за университет-то такой, со странно-романтическим названием «Летучий»?
Мы с вами ведем речь о конце XIX – начале ХХ века. Это время, когда женщины еще не довели до победы свою борьбу за равноправие: скажем, им запрещалось учиться в высших учебных заведениях. Если Богу будет угодно, то я напишу про Марию Монтессори – еще одного великого педагога – так вот она, как я уже говорил, была первой женщиной, которой разрешили поступить в Медицинскую школу при Римском университете. Случилось это в 1893 году.
Женщины продолжали бороться за возможность обучения, им хотелось получить подлинное образование. Желание естественное и понятное.
И для особ женского пола начали тайно организовывать на конспиративных квартирах подпольные курсы, дабы помочь им получить образование.
Обучение было негосударственным, то есть неподцензурным, поэтому не удивительно, что им заинтересовались и мужчины. Да и вообще интересно: что же такое делают подруги на конспиративных квартирах.
Количество учеников и преподавателей увеличивалось. Все это начинало требовать серьезной организации.
И тут на сцене появляется Ядвига Щавиньская-Давидова – как раз одна из тех дам, которые тайно получали образование.
Ядвига понимает: все эти конспиративные занятия надо объединить и организовать. Она составляет программу свободного, не государственного, подпольного университета.
Так возникает невиданное доселе учебное заведение.
Университет назывался «Летучий», потому что постоянно менял места дислокаций. Более того, студентов просили приходить по одному, чтобы полиции было сложнее их выследить.
Давидовой Ядвига Щавиньская стала потому, что вышла замуж за Яна Давида – знаменитого польского ученого, одного из первых психологов, который, в частности, начал заниматься экспериментальной психологией с детьми.
Дальше все организовалось понятно и просто. Давид приводил своих друзей – серьезных ученых, которые задавали высокий уровень преподавания.
Ядвига занималась организацией всего процесса.
Летучий университет процветал.
4
Занятия в Летучем университете – дело серьезное, длятся по 8—11 часов. Тем не менее наш герой успевает учиться в Летучем, познавать медицину в Варшавском университете, а в свободное время – где он только его берет? – еще и писать.
Летучий университет только называется немного романтично, а на самом деле – это серьезное учебное заведение: несколько блоков дисциплин, известные преподаватели, сложные семинары и лекции. Все это тайно перемещается в пространстве города с квартиры на квартиру.
Удивительно, но за все время существования университета не нашлось ни одного человека, который бы выдал товарищей, привел на занятия полицию. Власть никогда университету не угрожала.
Преподавателей Летучего университета объединяла безусловная любовь к Польше (напомню: тогда она входила в состав Российской империи), необходимость говорить о ее прошлом и думать о будущем. Какие бы ни изучались предметы, всегда находилось время порассуждать и поспорить о судьбе своей страны, и это, разумеется, очень нравилось студентам.
Среди тех, кто учил Корчака, были люди выдающиеся. Например, историк Тадеуш Корзон – автор многочисленных учебников и статей, один из первых польских марксистов, переводчик «Капитала» на польский язык. Выдающийся социолог и антрополог Людвик Крживицкий. Профессор Брюссельского, а потом Колумбийского университета Манфред Кридль. Член Польской академии знаний, профессор Игнаций Хшановский.
Перечень, конечно, можно продолжать, но главное: в Летучем университете работали лучшие. Преподавание здесь принципиально отличалось от того, что видел наш герой в Варшавском университете.
Ему казалось, что в формально главном университете страны никто не занимается постижением сущности человека. Все здесь весьма походило на гимназию: вызубривали параграфы учебников, отвечали преподавателям. Но когда наступило время практики, выяснялось, что никто не знает, как вести себя с больными.
Кроме того, в течение двух лет существовала обязательная военная подготовка, которая казалась нашему герою делом совершенно бессмысленным, однако отнимала кучу времени.
Учиться становилось нестерпимо скучно. Заставлять себя ходить на занятия удавалось все реже. В результате наш герой окончил курс обучения не за пять лет, как было положено, а за шесть. Но, слава Богу, окончил.
Другое дело – Летучий университет. Совсем иной уровень преподавателей. Совсем иной уровень обсуждений. Постоянно идет речь о будущем страны, и главное, о том, что ученый может сделать для этого будущего. Проблемы науки пересекаются с вопросами социальными. Идет живой разговор искренних людей – и преподавателей, и студентов.
К тому же Ян Давид издает журнал «Голос», который читает – как сейчас бы сказали – либерально настроенная интеллигенция. Понятно, что Корчак не может пройти мимо этого журнала, начинает писать и туда.
Учеба в Летучем университете доставляет удовольствие, но и она заканчивается. Наш герой имеет два высших образования.
Для любопытных сообщу, что судьба Летучего университета была вполне благостна: он легализовался в 1905 году, а потом превратился в Свободный польский университет.
Всего Летучий университет окончили пять тысяч студентов. Среди самых известных всегда называют двух: нобелевского лауреата Марию Кюри и Януша Корчака.
Судьба же самой Ядвиги Щавиньской-Давидовой оказалась более печальна: в 46 лет она испытала ужасную депрессию, в результате которой покончила жизнь самоубийством, бросившись на дно бетонного колодца.
5
Был ли наш герой революционером, который борется, скажем, за свободу Польши? Многие исследователи считают именно так.
Если мы говорим о практической работе, то – нет.
Если о взглядах, то – да.
Существует такой тип революционера, про который снимали фильмы при советской власти. Он грабит банки, на украденные деньги покупает бомбы и устраивает всякие покушения… или идет агитировать за революцию… или темной ночью пробирается на конспиративную квартиру, где все решают: как и какую надо устроить революцию…
Все это весьма революционно, но к нашему герою не имеет отношения.
Он – теоретик.
Не устану повторять: Януш Корчак был мизантропом. Взрослая часть населения планеты его раздражала, причем создается ощущение, что чем старше он становился, тем больше раздражала.
Поэтому, естественно, он не возражал бы против каких-нибудь встрясок для этих неприятных взрослых людей.
Другое дело, что какой-либо программы или тем более стремления идти на баррикады у нашего героя не существовало.
К тому же Корчак был слишком занят. Учеба в Варшавском университете отнимала как раз меньше всего времени. Но – сотрудничество с «Голосом», написание более эпохальных вещей, необходимость посещать занятия в Летучем университете…
Все это, конечно, отнимало очень много времени и сил.
6
«А любовь? – спросит любопытный читатель. – Молодой же человек! На любовь время не тратилось?»
И будет прав. Любопытный читатель всегда прав в своем стремлении что-то узнать.
Корчак вспоминал, что с семи до четырнадцати лет он был вечно влюблен, причем все время в разных девочек.
Такие всплески чем заканчиваются?
Правильно: серьезной любовью.
Серьезную любовь звали Зося Налковская, она была дочерью одного из профессоров, учивших Корчака.
Зося была красива, умна и томна. Короче говоря, имела все качества, необходимые для того, чтобы молодой человек начал сходить по ней с ума.
Как и положено первой любви, постепенно она начала занимать все мысли нашего героя, и главное, чем больше фантазировал Корчак, тем более необходимой для его жизни казалась ему профессорская дочь. Как любой влюбленный молодой человек, он не просто придумал жизнь с Зосей, он уже проживал ее.
Говорят, наш мозг не всегда отличает реальность от фантазии. Во всяком случае, мозг влюбленного – точно.
Дело оставалось за малым: сделать Зосе предложение.
Корчак долго решался. Наконец выбрал, как ему казалось, подходящий момент.
Но как только он начал говорить, Зося его перебила:
– Я дала слово Леону.
Это были страшные слова.
Леон Рыгер – подающий надежды поэт, друг Генрика. Понятно, что ни о какой борьбе за сердце девушки, когда речь идет о ближайшем друге, быть не могло.
Как в еще не написанной песне: «Таков закон: третий должен уйти».
Корчак ушел, чтобы не встречаться с Зосей более никогда.
7
Видимо, любовь к Зосе стала не только первой, но и последней любовью Януша Корчака.
Однажды молодой человек, полный сил и страстей, принимает решение непостижимое и удивительное. Самое поразительное, что следует ему всю жизнь.
По сути, речь идет об обете безбрачия.
«Раб не имеет права иметь детей. Польский еврей под царским гнетом. Это подействовало на меня, как самоубийство. Силой воли и упорством шел я через жизнь, которая казалась мне беспорядочной, одинокой и чужой. Сыном стала мне идея служения детям и их делу (курсив мой. – А. М.)»[39].
Мы уже говорили, что наш герой – как всякий писатель – любил изъясняться красиво, и вовсе не всегда его слова соответствовали тому, что было на самом деле.
Но здесь – все иначе. По сути, это клятва, которую Януш Корчак не нарушал никогда.
В молодом возрасте он отказался от того, что составляет, если не суть, то непременную часть жизни практически всех его ровесников. Отказался от любви. От семьи. От детей.
Он оправдывал это тем, что у раба не может быть детей.
Жутковато. Красиво. И абсолютно непостижимо.
Мне – отцу троих детей и четырежды женатому человеку – не понять этого никогда. Даже пытаться не буду.
Однако обратим внимание на характер нашего героя: дав обет безбрачия в молодом возрасте, он ему следовал всю жизнь.
Слухи, конечно, ходили всякие – не могли не ходить. Но, сказав однажды, что в его жизни не будет семьи, он следовал этому обещанию всю жизнь: семьи у него не было.
