Андрей Миллионер
Любовь на Лазурном берегу
Алиса смотрела на алый силуэт. Краска стекала по стене, как кровь, но в этом был странный смысл. Она молча взяла тонкую кисть, обмакнула в золото и провела линию над головой человека – луч света, разрывающий кровавый фон.
– Тогда дайте ему солнце, – прошептала она. – Даже если не верите, что оно существует.
Марк выронил кисть. Его дыхание спуталось, и на мгновение Алисе показалось, что он протянет руку, чтобы коснуться её лица. Но вместо этого он резко отшатнулся, как обжёгшись.
– Закончите к вечеру, – бросил он, исчезая в глубине кофейни. – После шести здесь бродят пьяные туристы. Любят портить красивое.
Алиса хотела что-то крикнуть ему вслед, но дверь уже захлопнулась. Она вздохнула и присела на ящик с красками. Её пальцы сами потянулись к карману – там лежал смятый листок из его блокнота, который она незаметно оторвала прошлой ночью. Строчки, обведённые в рамочку:
ни правды, ни прощения, ни тебя…""Спросишь, почему молчу? Боюсь, мой голос разобьёт тишину, а из осколков не смогу собрать
Занавесочка на окне кофейны дёрнулась. Алиса улыбнулась про себя – он смотрел. Конечно, смотрел.
К полудню фреска ожила. Между красным силуэтом и золотым лучом она добавила стаю чаек, выложив их крылья перламутровыми ракушками, собранными на пляже. Когда тени начали удлиняться, дверь «Прилива» распахнулась с треском. На пороге стояла рыжеволосая девушка в косухе с нашивкой «Виски & Рок-н-ролл», держа в руках две бутылки пива.
– Эй, новенькая! – она ухмыльнулась, протягивая Алисе одну из бутылок. – Лика. Соседствую через два дома. Слышала, ты Марка заставила расчувствоваться. Он у тебя чуть ли не стихи читал!
Алиса покраснела, принимая пиво. В окне кофейни мелькнула тень – Марк определённо слушал.
– Он только рычал, как раненый тюлень, – фыркнула Алиса громче, чем нужно.
– О, это уже прогресс! – Лика плюхнулась на тротуар, прислонившись к фреске. – Обычно он просто хлопает дверью перед носом. Кстати, – она понизила голос, – если найдёшь его старые стихи про семью… Не вздумай вслух цитировать. Он того парня, который их нашёл, чуть не утопил в кофейном жмыхе.
– Лика, – рык из-за двери заставил девушку вскочить. – Твой бар горит. Или нет ещё?
– Ой, всё, всё, бегу! – она подмигнула Алисе, сбрасывая песок с джинсов. – Заходи вечером. Расскажу, как он в юности на маяке признания в любви писал. Буквами в два метра ростом!
Марк хлопнул дверью, но Алиса успела заметить, как его уши покраснели. Она засмеялась и добавила к фреске последнюю деталь – у ног человека на утёсе появился крошечный якорь, точь-в-точь как тот, что лежал у неё в кармане.
Когда солнце коснулось горизонта, окрасив стену в оранжевое, Марк вышел наружу. Он молча поставил рядом с Алисой кружку дымящегося капучино – с пенкой в виде сердечка.
– Это случайно, – буркнул он, глядя куда-то в сторону маяка.
– Конечно, – Алиса пригубила кофе. Сахар. Он добавил сахар.
– Завтра, – он замялся, поправляя очки. – Если придёте… Можете начать другую стену. Ту, что со стороны причала.
– Там же ваша табличка «Не рисовать под страхом смерти»?
– Я передумал. – Он повернулся к ней, и в последних лучах заката его глаза вдруг стали теплее. – Смерть подождёт.
Он ушёл внутрь, оставив дверь открытой. Алиса допила кофе, смахивая неожиданную слезу. На стене, под её фреской, кто-то мелком написал:
"Спасибо".
Возможно, турист. Или ветер. Или он.
А вечером, когда городок погрузился в сон, в окне кофейны снова горел свет. Марк сидел за столиком с ракушками, в его блокноте рождались новые строки – о художнице, которая рисует свет поверх его теней.
Краски и слова
Краски и слова
Утро начиналось с тумана. Он стелился по крышам, пряча рыжие черепицы и флюгеры, будто городок стыдился своего прошлого. Алиса шла к «Приливу», держа в руках коробку с кистями и красками, которые купила вчера в единственном магазине канцтоваров. На витрине там висел пыльный плакат: «Вдохновение – как прилив. Не жди, лови волну». Она поймала. Теперь несла её в руках, как нелепый подарок судьбы.
Кофейня была закрыта, но дверь оказалась приоткрыта. Алиса заглянула внутрь – Марк спал, склонившись над столиком у окна, его лицо прижато к раскрытому блокноту. Рядом стояла пустая бутылка виски. Она хотела уйти, но заметила, что на странице под его щекой нарисован её профиль – углём, небрежно, но узнаваемо. Сердце ёкнуло, как пробка от шампанского.
– Вы вообще когда-нибудь спите в кровати? – не удержалась она, ставя коробку на стойку.
Марк вздрогнул, блокнот упал на пол. Он вскочил, поправил очки и тут же нахмурился, заметив её взгляд на рисунке.
– Это не… – он резко захлопнул тетрадь. – Вы пришли работать или шпионить?
– И то, и другое, – Алиса достала банку с золотой краской, тряхнула её. – Вы же сами предложили стену у причала. Или уже передумали?
Он промолчал, потянулся к кофемашине. Рукава его рубашки были закатаны, обнажая татуировку – координаты, выведенные готическим шрифтом. Алиса запомнила цифры: 43.7° с.ш., 7.3° в.д. Позже она погуглит. Позже узнает, что это точка в море, где десять лет назад затонул паром «Ангелина». Тот самый, чьё имя выцвело на борту рыбацкой лодки у её дома.
– На причале ветрено, – он поставил перед ней чашку какао с зефиром. Не эспрессо. – Если унесёт в море – спасать не буду.
– Не придётся, – она откусила зефир, оставив след пудры на губах. – Я плаваю как…
– Как гиря, – он ухмыльнулся, впервые за всё время. Улыбка преобразила его лицо, сделав моложе, беззащитнее. – Видел, как вы вчера за якорем лезли. Топором бы лучше плыли.
Алиса засмеялась, и Марк замер, будто звук застал его врасплох. Потом отвернулся, бормоча что-то про «идиотов-оптимистов», и вышел наружу, хлопнув дверью. Но через минуту вернулся с лестницей и ворчливым: «Держите, а то упадёте и засудите».
Стена у причала оказалась ещё больше, чем та, что у входа. Серый бетон, иссечённый трещинами, будто шрамами. Алиса провела ладонью по шершавой поверхности – холодно, грубо, живое. Она закрыла глаза, представляя, как превратит её в гимн морю: бирюзовые волны, дельфины, выпрыгивающие из пены, и где-то вдалеке – маяк, чей свет пробивается сквозь туман.
– Вы заснёте стоя? – голос Марка заставил её вздрогнуть. Он стоял рядом, держа два термоса. – Кофе. Чтобы не уснула и не разбилась.
– Спасибо, – она взяла термос, их пальцы ненадолго соприкоснулись. Его рука была обожжена – старый шрам от кофемашины, как позже объяснит Лика. – А вы… останетесь? Поможете?
Он фыркнул, но не ушёл. Сел на парапет, наблюдая, как она набрасывает контуры углём. Ветер трепал его чёрные волосы, сдувал окурки с тротуара в воду. Молчание между ними было уже не колючим, а мягким, как пенка на капучино.
К полудню Алиса закончила эскиз. Марк подошёл ближе, изучая рисунок. Его бровь дернулась, когда он увидел маяк – точную копию того, что стоял на краю мыса.
– Здесь не будет маяка, – сказал он резко. – Закрасьте.
– Почему? – Алиса повернулась, улавливая дрожь в его голосе. – Он же часть пейзажа.
– Закрасьте, – он схватил банку с краской, но она перехватила его руку.
– Марк, – её голос звучал тише волн. – Это просто рисунок.
Он вырвался, отступив на шаг. Глаза горели, как угли.
– Вы везде лезете со своими красками, думая, что всё можно переписать? – он ткнул пальцем в стену. – Маяк – это не «просто рисунок». Это место, где…
Он не договорил. Развернулся и зашагал к кофейне, оставив следы мокрых ботинок на песке. Алиса смотрела ему вслед, сжимая кисть. Лишь через час она заметила, что на стене, рядом с эскизом маяка, он нарисовал чёрной краской крест. Маленький, почти незаметный.
Вечером Лика затащила её в свой бар «Якорь». Внутри пахло деревом, пивом и чьей-то несбывшейся мечтой. На стене висела гитара с разорванными струнами.
– Маяк, – Лика поставила перед Алисой рюмку текилы. – Там погибли его родители. Паром «Ангелина» разбился о скалы. Марк должен был быть с ними, но остался у друзей. Выжил. Теперь считает, что украл их жизни.
Алиса выпила залпом. Огонь в горле не смог перебить холод в груди.
– Почему он не сказал…
– Потому что вы рисуете его боль, – Лика перевесила ноги через стул. – А он, как тот дурак, верит, что если спрячет воспоминания в чёрный ящик, они не взорвутся.
Ночью Алиса вернулась к стене. При лунном свете крест казался раной. Она достала золотую краску и превратила его в крылья чайки, взлетающей к маяку. Рядом вывела: «Простите». Не зная, кому – ему или себе.
Утром Марк стоял у стены. В руке он сжимал её набросок, найденный в кофейне – Алиса изобразила их обоих: он с блокнотом, она с кистью, а между ними мост из слов и красок. На обороте было написано: «Море стирает следы, но не память».
– Вы… – он обернулся. Глаза были красными, будто не спал. – Почему чайка?
– Потому что они всегда возвращаются, – она подошла ближе. – Даже если их гонит шторм.
Он протянул ей листок – стихотворение, переписанное аккуратным почерком:
Превращая в паруса…»«Я роняю слова в бездну, Они становятся волнами. Ты ловишь их кистью,
– Это… черновик, – он поправил очки. – Не смейтесь.
Алиса взяла листок, их пальцы снова встретились. На этот раз он не отдернул руку.
– Я нарисую ваш маяк, – сказала она. – Но только если вы нарисуете со мной.
Он молча кивнул. Когда они начали, его первая линия дрогнула. Но к полудню на стене уже светился маяк – не мрачный, а тёплый, с огнём, который не гаснет даже в самой густой тьме.
К вечеру фреска ожила. Маяк сиял золотыми бликами, а волны у его подножия, написанные смесью бирюзы и серебра, казалось, шевелились от ветра. Марк стоял в метре от стены, сжимая в руке кисть, как нож. Его мазки были резкими, угловатыми, будто он вырезал правду из камня. Алиса наблюдала, как он добавляет тени к скалам – чёрные, глубокие, но с проблесками лазури в расщелинах.
– Ты рисуешь, как пишешь стихи, – заметила она, смешивая на палитре оттенок заката. – Рвешь, а потом склеиваешь.
– Не анализируй, – буркнул он, но уголок губ дрогнул. – Это не твоя стена.
– Наша, – она ткнула кистью в его сторону, оставив розовое пятно на рукаве его рубашки. – Смотри, испачкала. Теперь придётся снять.
Он фыркнул, но не стал стирать краску. Вместо этого провёл линию вдоль её фрески – тропинку от маяка к морю, такую узкую, что по ней мог пройти только один человек.
– Зачем? – спросила Алиса, разглядывая тропу. – Там же обрыв.
– Чтобы помнили, что шаг в сторону – падение, – он отступил, оценивая работу. – Не всё можно исправить.
– Но можно выбрать, куда шагнуть, – она подошла вплотную, их плечи почти соприкоснулись. – Ты же сам написал: «Слова становятся волнами». Может, пора перестать бояться воды?
Он резко повернулся, и Алиса почуяла запах кофе и горечи. Его глаза метались между ней и фреской, словно он застрял в ловушке собственных мыслей.
