Андрей Пржездомский
За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году
Глава 3. КГБ России: обратный отсчет
19 августа 1991 года, утро.
Москва. Крылатское
Прохладная водяная струя, бьющая из душа, приятно покалывала кожу, освежала и бодрила. После ночного сна это давало дополнительный заряд энергии и настраивало на активный лад. Был понедельник, и впереди у Андрея ожидалась напряженная неделя. Впрочем, наверное, не менее напряженная, чем предыдущие.
Последние месяцы Орлов работал почти без выходных, и вчерашнее воскресенье, которое он провел дома, было приятным исключением из правила. Вчера вечером была чудесная погода, удивительно тихий августовский вечер, и они с женой и детьми с удовольствием погуляли по Крылатским холмам, любуясь великолепием открывающейся картины: залитой ярким солнечным светом столицей, которая отсюда была видна как на ладони, буйной, не потерявшей еще своей летней свежести зеленью, причудливым пейзажем холмов и горок, между которыми змеилась олимпийская велодорожка.
Сквозь плеск воды Андрей слышал привычное движение за дверью. Оля тоже встала и приступила к своим каждодневным хлопотам на кухне. Оттуда едва доносились звуки музыки – жена не любила заниматься домашними делами в тишине. Послушаешь радиопостановку, какой-нибудь концерт, новости, наконец, – и работа вроде спорится, и время за готовкой пищи и мойкой посуды проходит быстрее.
Интенсивно растирая себе спину мочалкой, Андрей услышал какое-то однообразное бормотание – видно, диктор читал последние известия. И тут в дверь ванной комнаты раздался сильный стук:
– Андрей! Андрей! Открой скорее! Передают по радио!
– Да что там передают такое? Я уже почти закончил, сейчас выхожу! – прокричал Андрей, понимая, что жена хочет привлечь его внимание к какой-то показавшейся важной новости. Держась за стенку, он изловчился и повернул ручку защелки, затем снова встал за шторку, отгораживающую пространство над ванной. Оля тут же приоткрыла дверь. Сразу потянуло прохладным воздухом.
– Что там, Оль?
– Андрюш, по-моему, Горбачева сняли. В общем, «заболел» или что-то такое… Слушай сам, я прибавлю звук!
Андрей тем временем выключил душ. Из приемника на кухне доносился необычно серьезный голос диктора: – «…руководствуясь жизненно важными интересами народов нашей Родины, всех советских людей, заявляем: Первое. В соответствии со статьей сто двадцать семь, часть третья, Конституции СССР и статьей два Закона СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» и идя навстречу требованиям широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе, обеспечения законности и порядка, ввести чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР на срок шесть месяцев с четырех часов по московскому времени девятнадцатого августа 1991 года…»
Когда Андрей вышел из ванной комнаты, диктор уже заканчивал читать «Заявление Советского руководства», подписанное вице-президентом Янаевым, премьер-министром Павловым и первым заместителем председателя Совета обороны Баклановым. Почти в каждом предложении звучала непривычная для уха аббревиатура «ГКЧП[52]». Это, доселе неведомое, слово резало слух, принося с собой тревогу и неуверенность.
ДОКУМЕНТ: «В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем своих обязанностей Президента СССР на основании статьи 127.7 Конституции СССР вступил в исполнение обязанностей Президента СССР с 19 августа 1991 года.
Вице-президент СССР Г.И. Янаев.
18 августа 1991 года» (Указ вице-президента СССР Г.И. Янаева.18 августа 1991 года).
– Оля, что-то мне не верится, что у Горбачева так резко ухудшилось здоровье! Такой шустрый был все время! Мне кажется, это что-то другое. Может быть, даже военный переворот.
– Да вот и я думаю, еще ж недавно по телевизору показывали, как он с Бушем встречался… Не мог он так быстро заболеть! А может, его… – Оля сделала недвусмысленный жест рукой, как будто провела ножом по горлу.
– Ты что? – Андрей испуганно посмотрел на жену. – Мне надо срочно ехать на работу! Там разберемся. Но чувствую, что все это очень серьезно.
– Давай позавтракай, я уже чай вскипятила…
– Нет, нет, Оля, не могу! Надо срочно ехать. Иваненко, наверное, уже там! Сумку мою дай… «тревожный чемодан»!
Андрей рванулся к телефону. Последовательно набрал несколько номеров и односложно переговорил с несколькими абонентами. При этом разговор был предельно коротким. Последнему он позвонил Славе Бабусенко, начальнику Отдела правительственной связи, совсем недавно влившемуся в состав Российского комитета.
– Алло, Слава? Ты где?
– Дома пока.
– Понятно. Ты радио слышал?
– Да.
– Срочно надо на работу.
– Выезжаю, – не задавая лишних вопросов, ответил Слава.
– Правда выезжаешь?
Вопрос Орлова озадачил Бабусенко. Он в свою очередь спросил его:
– А что, у меня есть какие-то другие варианты?
– Нет, – как-то странно, будто задумавшись, ответил Андрей. – Просто некоторые сомневаются…
Андрей быстро оделся, сделал несколько глотков горячего, только что заваренного чая и, крикнув детям: «Ребята, пока!» – быстро пошел к двери.
– Взял бы хоть пару бутербродиков с собой. Там поешь!
– Там неизвестно, что творится… Поем, не беспокойся!
Жена проводила Андрея до лифта. Перед тем как сесть в него, он привлек ее к себе, обнял, поцеловал в шею.
– Не волнуйся, все будет в порядке! Я позвоню!
Последние слова заглушил стук смыкающихся дверей. Андрей посмотрел на часы. Они показывали семь пятнадцать. Уже набирал обороты день девятнадцатое августа, ставший переломным событием не только в жизни майора Орлова, но и в жизни всех людей громадной страны, простирающейся на два континента. Начался обратный отсчет времени, отпущенного для спасения страны от хаоса и катастрофы.
ДОКУМЕНТ: «Соотечественники! Граждане Советского Союза! В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час обращаемся мы к вам! Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность! Начатая по инициативе М.С. Горбачева политика реформ, задуманная как средство обеспечения динамичного развития страны и демократизации общественной жизни, в силу ряда причин зашла в тупик. На смену первоначальному энтузиазму и надеждам пришли безверие, апатия и отчаяние. Власть на всех уровнях потеряла доверие населения…
Воспользовавшись предоставленными свободами, попирая только что появившиеся ростки демократии, возникли экстремистские силы, взявшие курс на ликвидацию Советского Союза, развал государства и захват власти любой ценой…
Страна погружается в пучину насилия и беззакония…
Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР полностью отдает себе отчет в глубине поразившего нашу страну кризиса, он принимает на себя ответственность за судьбу Родины и преисполнен решимости принять самые серьезные меры по скорейшему выводу государства и общества из кризиса…
Призываем всех граждан Советского Союза осознать свой долг перед Родиной и оказать всемерную поддержку Государственному комитету по чрезвычайному положению в СССР, усилиям по выводу страны из кризиса…» («Обращение к советскому народу» Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР. 19 августа 1991 года).
19 августа 1991 года, утро.
Москва. Метро. Филевская линия
«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Кутузовская», – с дребезжанием объявил магнитофонный голос, двери с привычным грохотом захлопнулись, и поезд тронулся с места.
Андрей стоял у двери, облокотившись на боковую стойку сиденья, хотя это было не очень удобно. На Филевской линии метро, которая большую часть пути проходила на поверхности, платформа была то с правой, то с левой стороны, и стоять у дверей не мешая проходу практически не получалось. Но в это довольно раннее время пассажиров было еще немного, все заходили в вагон и выходили из него не спеша и не толкаясь. Последние дни лета еще продолжали дарить москвичам тепло и солнце, радость отпускного отдыха и дачного сезона, возможность облачаться в легкие рубашки и платья. На станциях «Пионерская» и «Филевский парк» в открытые двери врывались запахи леса и трав, создавая иллюзию, что вы едете не по Москве, а среди березовых рощ и хвойных лесов, зарослей кустарников и заливных лугов.
Среди пассажиров не чувствовалось никакого волнения, вызванного происходящими событиями. Они, как обычно, расселись по сиденьям, и каждый занялся своим «делом» – кто смотрел на мелькающие за окном пейзажи, кто читал журнал или книгу, кто просто дремал под стук колес, покачивая в такт головой. Несколько работяг в спецовках, похоже, возвращались домой после ночной смены. Старушка с большой плетеной корзиной, заботливо покрытой марлей, везла на рынок нехитрый урожай со своего дачного участка. Подполковник-танкист, одетый в полевую форму и держащий в руке дипломат, наверное, ехал в свою академию, чтобы затем отправиться на командно-штабные учения. В вагоне почти не было видно школьников и студентов, которые во все остальные сезоны года составляли чуть ли не половину всех пассажиров.
«Может быть, они ничего не знают?» – подумал Андрей. Но как бы в опровержение этого предположения один из сидящих рядом работяг, продолжая, видимо, начатый ранее разговор, громко сказал, обращаясь к своему товарищу:
– Правильно! Этого Горбача давно надо было… Болтает все! Перестройку эту затеял!
Тот, к которому он обращался, только кивнул головой, соглашаясь со своим соседом. Третий, до того безучастно смотревший в окно, тоже поддержал товарища:
– А-а! Какая перестройка!
Чувствовалось, что они были слегка в подпитии. Видно, в конце смены приняли где-то по стакану и теперь ехали по домам.
– Слышь, Михалыч! Про перестройку-то знаешь?
– Чего?
– Анекдот такой. Сначала – перестройка, потом – перестрелка, а затем – перекличка! Понял?
– Так чё сейчас, перестрелка, что ли, будет?
– Может, и перестрелка, кто его знает. Раз чрезвычайное положение, то скоро в Москве войска будут. Вот тебе и перестрелка!
– Ельцин их не пустит! – сказал Михалыч. – Он знаешь, какой крутой мужик!
– Крутой! А у них, у этих, как их…
– ГКЧП! – подсказал другой.
– Да, ГКЧП! У них-то и КГБ, и МВД, и спецназы всякие! Это тебе не фунт изюма! А у демократов чего? Одна болтовня!
Пассажиры вагона, до того как-то совершенно безучастно слушавшие полупьяную трепотню, теперь внимали говорившим. Даже дремлющий пожилой мужчина проснулся и стал с интересом прислушиваться к их болтовне. Потом, улучив момент, когда работяги, наверное уже выложив все, замолчали, веско сказал:
– Мужики! У Ельцина тоже кое-что есть. Не сомневайтесь! У него даже своя милиция есть! Да что милиция! Свой КГБ есть!
– Ну это ты, дядя хватил! КГБ у нас один. Тот, который Крючков возглавляет. А он, между прочим, член этого самого… ГК… ГКЧП! Радио слушать надо! Понял?
Слушая попутчиков, Андрей горько усмехнулся: «Похоже, они не менее осведомлены, чем мы, кадровые сотрудники органов госбезопасности. Правда, об этом ГКЧП никто ничего не слышал до сегодняшнего утра». Это действительно было так. То ли решения готовились в исключительной тайне и в них не посвящались даже руководители высшего звена, то ли не срабатывали какие-то механизмы передачи указаний и распоряжений. Но факт остается фактом: ГКЧП свалился как снег на голову практически всем сотрудникам органов госбезопасности. Да и не только им, а всему населению СССР.
ИНФОРМАЦИЯ: «Меня терзала мучительная мысль: …Почему мне никто не сообщил о принятых важнейших решениях в жизни страны, затрагивающих задачи обеспечения государственной безопасности… Почему я, председатель КГБ республики, член коллегии КГБ СССР, оказался поставлен в такую ситуацию, что лишен всякой информации о событиях в Москве? Мне не доверяет Центр или происходит что-то сверхнеожиданное? …Телефонные аппараты всех видов связи молчали… Офицеры приемной председателя КГБ СССР соединить меня по ВЧ-связи с Крючковым отказались, мотивируя это тем, что он проводит совещание…» (Н.М. Голушко, Председатель КГБ Украины. «В спецслужбах трех государств». Москва, 2009 год).
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: «Дней за двадцать до ГКЧП Владимир Александрович Крючков собрал руководящий состав центрального аппарата КГБ СССР по обсуждению оперативной ситуации в стране. Из зала задали вопрос:
– Товарищ генерал армии, как вы думаете, сумеет КПСС удержать власть?
– Неужели у вас есть сомнения?…Запомните все: на ближайшие двадцать лет я не вижу никакой силы, способной изменить политическую ситуацию в стране.
Какая повязка была у Председателя КГБ на глазах? Или велась игра? Но почему тогда он не доверял людям, с которыми трудился бок о бок? Не повел за собой?» (С.Н. Алмазов, старший инспектор Инспекторского управления КГБ СССР. «Налоговая полиция: создать и действовать». Москва, 2000 год).
На «Кутузовской» работяги вышли из вагона. Наверное, они все-таки ехали не по домам. Может быть, в общежитие, может быть, в пивбар попить пивка, а может, куда еще. Они ушли, а слова, прозвучавшие в ходе затеянного ими разговора, повисли в воздухе, сея тревогу и сомнение в душах людей.
ИНФОРМАЦИЯ: «Судьба страны решалась в Москве. Это был верхушечный переворот. А с верхушечным переворотом можно было бы бороться, если бы была воля и хоть какая-нибудь стратегия… Но ведь у них не было ничего! Понятно, что они не хотели кровопролития, но рассчитывали, что под страхом демократы сдадут свои позиции… Они ошиблись, потому что оппозиция чувствовала свою силу и поддержку населения… Как можно такое объявлять, как можно народ оповещать, что создан орган, который будет руководить всеми процессами, когда ничего этого не было! Что можно сделать серьезного, если страх овладел ими самими… Я считаю, объявление ГКЧП – это ошибочное решение…» (С.Е. Мартиросов, старший инспектор Инспекторского управления КГБ СССР).
Орлов, слушая все эти разглагольствования, только сейчас отчетливо понял, какая опасность таилась в происходящем для него самого. Ведь он являлся сотрудником возникшего всего около трех месяцев назад Комитета государственной безопасности РСФСР. Не прав был один из работяг. К этому времени в нашей стране было уже два КГБ: союзный, который возглавлял генерал армии В.А. Крючков, основной участник ГКЧП, и российский, председателем которого был генерал-майор В.В. Иваненко, подчинявшийся, помимо Крючкова, Президенту России.
За окном мелькали товарные и пассажирские составы, стоящие на подъездных путях к Киевскому вокзалу, бетонные заборы, хозяйственные постройки, какие-то сооружения, относящиеся к путевому хозяйству. Ведь здесь к линии метро вплотную примыкали пути Киевской железной дороги. Если бы не зеленые пятна кустов и деревьев, все выглядело бы очень неприглядно и бесцветно, производило впечатление хаотического нагромождения самых разных предметов, составляющих непременные атрибуты всякой железной дороги.
Андрей смотрел на это мельтешение, как будто пытался уловить какую-то закономерность в этом хаосе, усмотреть в беспорядке логику организации транспортных потоков одного из самых крупных вокзалов столичного города. Он смотрел на все это, а у него перед глазами проносились события минувшего года, круто повернувшие жизнь старшего инспектора Инспекторского управления КГБ СССР майора Орлова и заставляющие его теперь тревожиться не только о будущем своей страны, но и о своей собственной судьбе.
Орлову казалось, что после той памятной командировки в Душанбе зимой девяностого года прошла целая вечность. За это время страну трясло, словно она разваливалась на куски. Рушилось и рассыпáлось в прах то, что доселе казалось незыблемым, несокрушимым. Многотысячные митинги на улицах и площадях советских городов, шахтерские забастовки, массовые беспорядки и столкновения на национальной почве в Закавказье и Средней Азии, штурм советскими войсками Вильнюсского телецентра, «парад суверенитетов» союзных республик, развал Варшавского Договора[53] и СЭВа[54], объединение Германии, съезды народных депутатов, полную трансляцию которых смотрела вся страна, введение постов и избрание президентов Союза и республик, мэров городов. Но это было лишь прелюдией к все возрастающему противоборству, а если точнее сказать, к смертельной схватке между Горбачевым и Ельциным. За первым стояли годы перестройки, когда вместо желанного для всех обновления жизни наступила форменная вакханалия, усилилось неверие людей во власть и ее способность вывести страну, как тогда говорили, из «исторического тупика», когда разочарование стало все больше и больше уступать место озлобленности и ненависти. За вторым была надежда на обретение новых ориентиров в жизни, открывающих путь к «утраченным ценностям», богатству и свободе, призрачная надежда на то, что, отказавшись от прошлого, можно сразу шагнуть в очередное светлое будущее, теперь уже капиталистическое.
ИНФОРМАЦИЯ: «Мы видели, что творится, мы понимали, что совершено предательство. Более того, в отношении Михаила Сергеевича Горбачева у меня лично еще в конце 1988 года сформировалось твердое убеждение, что он – предатель, что он предает интересы нашей державы, что он ведет Союз к развалу… Мне тогда на стол ложились серьезные оперативные материалы, и я знал, что действительно происходит в стране…» (Е.М. Войко, старший инспектор Инспекторского управления КГБ СССР).
ИНФОРМАЦИЯ: «…Горбачев ходил по канату между реформаторами, которых когда-то сам привел к власти, и коммунистами, сторонниками жесткой линии, убежденными, что он был ответственным за крушение старого порядка в Восточной Европе и сокращение своей собственной власти. Советский лидер уже давно утратил контроль над темпами перемен, и его перестройка выглядела устаревшей и малопривлекательной даже в глазах многих его сторонников» (М. Бирден, руководитель отдела ЦРУ США. «Главный противник». Москва, 2004 год).
ИНФОРМАЦИЯ: «Когда началась перестройка, большинство сотрудников органов КГБ восприняли ее с воодушевлением… У меня был настрой на демократическую работу органов госбезопасности, чтобы не было галочек-палочек для отчетности, чтобы не было показухи… У меня был тогда девиз: «За свободный труд свободного оперработника!» Чтобы к нему стали относиться с большим доверием. Поэтому я делал выбор в пользу демократии…» (В.Б. Ямпольский, председатель КГБ Чувашии).
Бескомпромиссная борьба между слабеющим союзным руководством и набирающим силу, поддерживаемым большинством народа руководством России привела к тому, что постепенно центр власти в стране стал перемещаться из Кремля в Белый дом. Ну и конечно же, новая власть, озабоченная обеспечением суверенитета России, не могла обойтись без собственной службы государственной безопасности. Можно считать это парадоксом, но в системе КГБ до сих пор существовали территориальные органы во всех союзных республиках, кроме РСФСР. Все краевые и областные управления госбезопасности подчинялись непосредственно КГБ СССР, во главе которого стоял член Политбюро ЦК КПСС В.А. Крючков, и естественно, Б.Н. Ельцин, последовательно «отбирающий» одно за другим властные полномочия от ненавистного ему «союзного центра», не мог не прийти к реализации идеи создания Российского КГБ.
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: «Я тогда был заместителем начальника Центра общественных связей Управления КГБ по Москве и Московской области. Мы знали, что формируется Российский комитет, и воспринимали это нормально. Правда, у нас, в Московском управлении, говорили, что на НАШЕЙ базе будут создавать КГБ России. Раз наш начальник Прилуков является зампредом КГБ, то в конечном итоге именно наше Московское управление станет КГБ РСФСР. А зачем создавать что-то еще? Есть центральный аппарат КГБ СССР и самое крупное управление. Вполне логично. Мы тогда только об этом и говорили…» (А.В. Олигов, начальник Отдела общественных связей КГБ России).
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: «Я думаю, что установка образовать самостоятельное подразделение правительственной связи в рамках КГБ РСФСР принадлежит Ельцину. Он понимал, что это – инструмент управления… У нас же некоторые руководители, ортодоксально настроенные в вопросе формирования новых структур КГБ… опасающиеся, что появится альтернативная структура, да, не дай бог, эффективная, активно сопротивлялись созданию нового подразделения…
Меня пригласил начальник Управления правительственной связи Беда и сказал, что я должен буду возглавить Отдел правительственной связи КГБ РСФСР. «Я надеюсь, что вы будете патриотом нашего управления и будете проводить наши интересы». Я ответил, что не вижу никакого антагонизма… Тогда я еще не понимал о чем идет речь… Они чувствовали, что Советский Союз рано или поздно погибнет… а развивающееся подразделение правительственной связи КГБ России фактически заменит Управление правительственной связи КГБ СССР…
Я военный человек. Мне сказали: «Надо!» – и я пошел. Так я стал начальником Отдела правительственной связи КГБ РСФСР» (В.Н. Бабусенко, начальник Отдела правительственной связи КГБ России).
Работая в Инспекторском управлении, Орлов, разумеется, знал, какие острые баталии развернулись по поводу образования новой структуры безопасности. Он знал также и то, что «демократы», лихорадочно подбирающие кандидатуру на должность ее руководителя, остановили свой выбор на генерал-майоре Иваненко, заместителе начальника Инспекторского управления КГБ СССР.
ДОКУМЕНТ: «Тов. Иваненко Виктор Валентинович… генерал-майор – 15.04.91 г…
Число, месяц и год рождения – 19.09.1947.
Место рождения – дер. Кольцовка Ишимского района Тюменской области. Национальность – русский. Образование – высшее. Окончил (когда, что) – в 1970 году Тюменский индустриальный институт. Специальность по образованию – автоматика и телемеханика…
Имеет ли партийные взыскания – не имеет.
Какими орденами и медалями ССССР награжден – орден Красной Звезды – 1985 г., 5 медалей.
Семейное положение – женат, жена Иваненко Людмила Ивановна 1946 г.р., дочь – Светлана 1968 г.р., дочь – Марина 1971 г.р., дочь – Надежда 1982 г.р.
Трудовая деятельность и военная служба…
1990–1991 – заместитель начальника Инспекторского управления КГБ СССР.
1991–1991 – прикомандирован к Государственному комитету РСФСР по обороне и безопасности.
1991–1991 – первый заместитель председателя Комитета государственной безопасности РСФСР с возложением исполнения обязанностей председателя КГБ РСФСР…» (Кадровая справка формы № 3 на В.В. Иваненко).
Андрей не мог похвастаться приятельскими отношениями с Виктором Валентиновичем. Во-первых, они были в разных «весовых категориях»: один – старший инспектор в звании майора, другой, можно сказать, его начальник в звании генерал-майора, правда назначенный на свою должность совсем недавно. Во-вторых, Андрею почти не довелось близко контактировать с Иваненко. Тот курировал территориальные органы, а Орлов занимался анализом оперативной и социально-политической обстановки и подготовкой обобщающих документов по отдельным проблемам. Впрочем, однажды, когда Андрей готовил очередную шифровку об оперативной обстановке накануне какого-то массового митинга, им пришлось неоднократно общаться. Наверное, именно тогда Иваненко обратил внимание на вдумчивого и добросовестного сотрудника, у которого неплохо получалось готовить серьезные документы, которые периодически ложились на стол Председателя КГБ СССР. Потом при встречах Андрей не раз ловил на себе одобрительный и, как казалось ему, изучающий взгляд Иваненко.
«Когда он первый раз заговорил со мной о Российском комитете? – пытался вспомнить Андрей. – Наверное, это было где-то в начале весны девяносто первого, когда я закончил работу над докладом Верховному Совету».
Это было очень почетное, но одновременно и трудное задание. Однажды Лео Альфредович вызвал Орлова к себе в кабинет и, как всегда, в своей бесстрастной манере сказал ему:
– Андрей, тебе есть поручение. Очень ответственное. Ты же знаешь, готовится закон о КГБ. Так вот, принято решение – подготовить подробный доклад о работе Комитета госбезопасности и представить его в Верховный Совет СССР, для того чтобы с ним могли ознакомиться все депутаты. Это будет делаться впервые за всю историю органов.
– А сколько у меня времени? Ведь это, я так понимаю, будет достаточно объемный документ.
– Да, страниц сто… Я думаю, у тебя пара месяцев для этого есть.
У Андрея сразу появилась масса задумок, как лучше изложить материал, какую форму повествования избрать, до какой степени довести его детализацию. Работа была интересной и в определенной степени творческой. Лео Альфредович очень внимательно и доброжелательно помогал Орлову, но в основном заниматься докладом приходилось ему самому. Наиболее трудным было «выколачивание» и компоновка материала, потому что для подразделений КГБ было совершенно непривычным «приоткрывать» завесу над своей деятельностью, хотя совершенно понятно, что в новой системе отношений спецслужба, при всей скрытности ее деятельности, уже не может быть «вещью в себе». Власть в лице парламента должна быть информирована о ее деятельности и уверена в том, что она не может быть использована в антиконституционных целях.
Андрей работал над докладом с большим подъемом, даже с некоторым упоением. Ведь результаты его работы должны были не только докладываться на самый верх в Комитете госбезопасности, но и стать предметом рассмотрения на Верховном Совете страны. А то, что к подобному материалу будет проявлен очень большой интерес, он не сомневался. Поэтому дня ему явно не хватало и заканчивал работу он только тогда, когда чувствовал уже полное опустошение, когда голова уже была не способна что-либо воспринимать и тем более формулировать какие-нибудь новые идеи. Приходил домой он очень поздно, когда дети уже давно спали, и только Оля ждала его, читая книгу или сидя у телевизора.
Наконец, настал день, когда доклад оказался на столе первого заместителя Председателя КГБ Гения Евгеньевича Агеева. За всю свою предшествующую службу в Комитете Андрей не знал в лицо почти ни одного руководителя своего ведомства. Пожалуй, более или менее близко ему довелось увидеть только Крючкова и его первого заместителя Бобкова, да и притом только на больших собраниях в клубе Дзержинского, когда там подводились итоги года и производилось награждение личного состава. Филипп Денисович Бобков даже однажды побывал в «Прогнозе», где тогда работал Орлов, провел совещание, расспросил сотрудников о их проблемах.
Председатель КГБ СССР Крючков, правда, один раз на памяти Андрея собрал коллектив Инспекторского управления, чтобы представить ему нового начальника, назначенного вместо Сергея Васильевича Толкунова. Тогда это вызвало нечто вроде шока у большинства сотрудников управления.
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: «Совещание проводилось в зале коллегии. За большим столом сидят Крючков, Толкунов, зам по кадрам и… знакомый нам Игорь Алексеевич Межаков, который был тогда председателем КГБ Чечено-Ингушетии. Все поняли, о чем идет речь. Выступает Председатель, говорит какие-то слова про Толкунова, характеризует Межакова, как нового начальника Инспекторского управления КГБ СССР.
…Откровенно говоря, меня и моих коллег поразило это совещание, которое проходило как бы в отрыве о того, что творится на улице… Выступал Крючков в традиционном стиле, как будто в стране ничего не происходило… Об усилении агентурно-оперативной работы, о совершенствовании планирования и качества инспекторских проверок… Мы с сидящими рядом коллегами переглянулись… Кто-то предложил: «Может быть, встать и спросить, как нам действовать в условиях, когда вся страна бурлит, на площадях митинги, призывы к смене власти? Что делать нам, чекистам? Дайте, хоть указание, как поступать, чтобы не накалять обстановку!» (С.Е. Мартиросов, старший инспектор Инспекторского управления КГБ СССР).
Кабинет Агеева, тоже первого заместителя Председателя КГБ СССР, размещался на одном этаже с Инспекторским управлением, и Орлов, проходя мимо него, каждый раз думал о том, что за этими дверями решаются исключительно важные вопросы обеспечения государственной безопасности. Его воображение рисовало людей, склоненных над столом, на котором разложены карты, агентурные сообщения, шифровки, сводки наружного наблюдения и какие-то другие документы. Они, эти люди, взвешивая все «за» и «против», принимают единственно верное решение – захватить вражеского агента с поличным, пресечь деятельность шпионской резидентуры или провести захват иностранного разведчика во время осуществления им тайниковой операции. Словом, так, как это ему представлялось по фильму «Место встречи изменить нельзя».
Как-то Андрей, проходя по коридору, услышал, как кто-то полушепотом сказал:
– Агеев! Агеев идет!
Сначала Орлов увидел, как сотрудники, находившиеся в коридоре, замерли, став по стойке смирно, и уже потом обратил внимание на приближающуюся фигуру высокого человека в черном костюме и крупных роговых очках. Он шел быстрой и уверенной походкой. Его шаги были четкими и твердыми. Андрей тоже встал спиной к стене там, где его застало это необычное событие, и, вытянув руки по швам, внимательно смотрел на большого начальника. Тот, не обращая ни на кого внимания, проследовал в другой конец коридора, по-видимому направляясь к лифту, который должен был его спустить вниз, прямо к подземному переходу в другое здание. Председатель КГБ СССР к тому времени размещался уже в новом, сравнительно недавно построенном здании, стоящем рядом с «Детским миром».
ИНФОРМАЦИЯ: «Основные вопросы Толкунов согласовывал с Гением Евгеньевичем. Он полностью поддерживал все начинания по совершенствованию работы органов госбезопасности… Агеев был один из тех, как говорил Толкунов, кто критическую ситуацию в стране прекрасно понимал. Но он был заместителем Крючкова и в общем-то ничего не мог предпринять…» (С.Е. Мартиросов, старший инспектор Инспекторского управления КГБ СССР).
СПРАВКА: «Агеев Гений Евгеньевич (1929–1997). До 1965 г. на комсомольской и партийной работе в Сибири… В 1965–1973 гг. работал начальником управления КГБ по Иркутской области. В 1973–1974 гг. – начальник управления кадров КГБ при Совете министров СССР. В 1974–1981 гг. – секретарь парткома КГБ. В 1981–1983 гг. – начальник 4-го (транспортного) управления КГБ СССР. Заместитель председателя КГБ СССР в 1983–1990 гг., первый заместитель председателя КГБ СССР с августа 1990 г. по август 1991 г. Народный депутат РСФСР с 1990 г. (полномочия сняты в связи с арестом). В сентябре 1991 г. был арестован по обвинению в участии в государственном перевороте, в начале 1992 г. освобожден по болезни» («Энциклопедия секретных служб России». Москва, 2004 год).
