резкий скрип
веток –
рас-трескался воздух,
как тонкое орг-
стекло,
в каждой трещинке
корчится голос,
как тихая поступь корней,
но
шаги их все чаще,
чаще, чаще,
и вибрирует грань…
дыханья
зеленых мундиров,
и углубляясь в безмолвную
чащу,
маршируют деревья –
стволы о-пушек –
вдаль, вдаль, вдаль…
диагноз грозен – запущенная
осень.
В сквозном пожелтевшем дворе
сыпется с неба
морзянкой
дождь –
отчаянно слезятся капли –
точно точки
зрения,
сливаясь в падении в слитки
тире,
ветки деревьев
бьет озноб,
издавна вызубрив азбуку
Морзе –
ме-рзнут, мер-знут, мерз-нут…
Отверстие.
Еще! –
Наверстываю книгу –
вместо луны – дыра –
сквозняк эмоций –
Моцарт
сонату исполняет
при свеч-
ах!
Дрожу блаженно
средь вельмож,
я вхож к ним,
ведь они – лишь
тени…
ярко-красный фасад
закабален балконами,
окна взяты в квадрат –
как в кавычки закованы,
с крыши ржавой кровлей
каркает кар-
низ,
листья с коркой крови,
как перья пикируют
вниз,
я жду тебя у киоска (почти на самом углу),
где мост накинут хлестко
ошейником на Неву,
но не сдержать течения,
сбивающего с ног –
как видно, фантазия гения –
не для воды поводок,
предвижу – кого-то раню,
вызвав чесотку рук,
на реплику «Не Северянин…»
отвечу: «Разве Питер –
юг?»
Набережной обрежу
желчь отражения
крон.
Осень прилежно жалит
себя как скорпион…
мутное марево лета,
деревья куда-то бегут,
стела к небу воздета,
хлещет площади
кнут!
Навстречу ринулся дом,
в нем голосит лифт,
бро-сил-ся в ноги
пол,
каждый этаж – всхлип!
Рас-пахну-та настежь
дверь,
шар-ахнулась тесная
комната,
скомканной тенью стены –
поверь!
Люстра – в поту,
потолок сбит с толку,
гулко пульсирует в сиром
мозгу,
как пу-зырь-ки полюстрово –
стол чуть не столкнул!
На нем – оргия, путч
и лихорадка бумаг!
На белом конверте (не в такт) –
чер-ной ос-пой
сургуч…
жалят, жалят, словно
осы
желтые листья
осени,
сжали жадные губы
лица солнечных
лис…
Низкое-низкое небо
покры-лось коро-
стой ночи,
снимите митинги ливней
с Невских карнизов –
прочь!
ветер втирает блики в очки,
ветер пускает в глаза
пыль,
и набирает очки в почти
выигранной схватке
со мной,
демон-стративно терзает
газеты,
пере-вора-чивает вверх
дном:
урны, киоски, автомо-
били,
душит в борцовских объятиях
дом…
чувство такое, как будто избили,
а в ушах – как с истерео-
фонической ленты –
восторженных листьев апло-
дис-менты…
без тебя
вымирают звуки,
без тебя
угасают краски,
без тебя
опускаются руки,
без тебя
вместо лиц – маски,
без тебя
стены стынут от скуки,
без тебя
с пере-боями солнце
вос-ходит, как
сердце:
без тебя, без тебя, без тебя…
неторопли-вой гремучей
змеей
в грудную клетку за-пол-зает
время –
татуи-ров-анная ртуть!
Тяжелое безжалостное бремя!
Оно пуль-сирует
тоской –
холо-дно-й, черной, скользкой –
не уснуть!
Круги
перед глазами – словно узорчатые
кольца…
сплошной терра-риум
в задохшейся груди…
и бьется, бьется, бьется
сердце –
яростной мангустой…
красная кнопка звонка
налилась, как клоп –
вот-вот лоп-нет –
к ногтю! – откройте!
В воздухе звонкие брызги крови
бьются, свернувшись в капельки
дроби,
гулкого эха
шальная шрапнель
по бара-банным жжет пере-
понкам! – откройте!
По стенам – вены проводов,
ка коридоры насмотрелся вдов-оль –
поперек и вдоль! –
это какая-то коррида –
только углы вместо быков…
ори хоть «Да!», хоть «Нет!» -
голосовые связки – тоже нервы
(петлею виселицы стис-кивают горло) –
не рви… не рви… нервишки!
Отк-рой глаза!
Прерви молчание, иначе
тихой сапой
вылезет
слеза…