Андрей Сергеевич Терехов
Прощай, детка, прощай
– Церковь? – морщится лейтенант. – Всех грехов не замолишь. Грешить не перестанешь. Дело в красивом преподбном? Хоть причешись!
– Пасха. Всего лишь Пасха завтра. Не будь брюзгой, – Гвендолин хихикает и на прощание целует отца в обветренную, подобную восковой бумаге щеку. Фигура девушки тает в летней ночи, а с лица лейтенанта сползает его призрачная улыбка. Он превращается в крупного, растроганного медведя. Увы, через четыре часа и семнадцать минут, это лицо затянет тревогой, потому что Гвендолин не Золушка и к двенадцати не вернется.
Не вернется к часу ночи.
Не вернется к двум.
Лейтенант Шакелфорд, словно механическая машина, поднимется тогда с постели, наденет очки и отыщет номер мистер Бельмора в записной книжке. Узнает, что Гвендолин с директором не встретилась – "может, передумала, Портер, я из-за нее в кино едва не опоздал", – и поедет к церкви.
Давайте и мы сядем в "фермерский" пикап лейтенанта. Посмотрим, как ветер качает пальмы в ночи и мчит мимо нагой луны чернильные тучи. Постойте. Что это? Там, кварталах в двух от церкви, напротив пустыря? Вот и Шакелфорд, кажется, заметил желтый "Бьюик" дочери. Лейтенант аккуратно паркуется и выходит из пикапа. Нет, не дергайтесь: мы останемся внутри, чтобы не мешаться. Понаблюдаем сквозь ветровое стеклом за тем, как Шакелфорд открывает желтую, с черной полосой дверцу "Бьюка" и в свете маленького фонаря осматривает салон.
Лейтенант вернется к нам через семь минут. Бледный и тревожный – он с трудом растянет губы в милой улыбке и направит пикап к Святому сердцу. Обстучит старинные двери, пока из пристройки не появится заспанный Дуайт Паркер. Он двадцати семи лет от роду, он ведет службы в церквях всего округа, он безмерно красив и носит очки в тяжелой роговой оправе так, будто это терновый венец.
-… девушка с неким личным вопросом, да. Ушла в половине восьмого, – скажет преподобный Паркер. Снимет очки и потрет глаза смешно забинтованным большим пальцем. – Да, кажется, так.
Шакелфорд снова вернется к желтому "Бьюику" дочери, снова осмотрит салон. Откроет багажник, капот; опустится на корточки и заглянет под днище.
– Если ты собираешься в место, то доедешь прямо до него? – скажет он себе и проверит стрелку топлива. – Так ведь? Не на пустырь!
Бак окажется полон, а Шакелфорд – на грани отчаяния. Увы, как бы ни было бесчеловечно, но мы оставим лейтенанта в этой ветреной ночи, на этом пустыре. У гнетуще-пустой машины Гвендолин.
***
Два дня минуло, мы уходим по проселочной дороге на северо-запад от Мак-Сентона. Боюсь, вам придется дома хорошенько отмыть вашу обувь от местной красноватой пыли, но цель уже близка.
Во-он там. Видите бирюзовую туфлю в рытвине? Нет-нет, руками не трогайте. Пройдем еще ярдов двести и заметим сумочку. Оп-ля! Оставьте ее на месте. Теперь посмотрите налево: в ветвях сумаха развевается на ветру бирюзовый шарфик. Туфля, сумочка, шарфик – вы оценили?
Через полчаса этот натюрморт оценит банкир из Невады. Он поднимет сумочку и вытащит кораллового оттенка помаду, пакетик "травки" (дети цветов, что с них взять), мятное печенье и водительское удостоверение на имя Гвендолианы Шакелфорд.
Еще через пару часов со стороны Мак-Сентона появится полицейская машина, из которой выйдут лейтенант Шакелфорд, вышепроехавший банкир и двое сержантов.
К этому моменту лейтенант уже отметет версию бегства: он и Мерфи не самые строгие родители, а из вещей Гвендолин ничего не пропало; лейтенант с горькой улыбкой уже напишет сам себе заявление о пропаже; лейтенант уже раз шесть попросит отца Паркера рассказать, что спрашивала перед исчезновением Гвендолин, но преподобный окажется неумолим:
– Тайна исповеди, мистер Шакелфорд.
Летейнант уже допросит бывшего парня Гвендолин – Рода ван Бунна, который приедет в новенькой черной рубашке и помятых бежевых брюках и которого Шакелфорд проучил пятью годами ранее за распускание рук. Род поклянется, что счастлив с новой девушкой и другого ничего не хочет:
– Мне, конечно, нравилась ваша дочь, но мне плотские утехи куда больше по душе, чем бесконечные разговоры о Всевышнем.
К сегодняшнему утру Шакелфорд приготовится к худшему. Вообще эти два дня не пройдут для лейтенанта даром: он осунется, сгорбится, похудеет, но мило улыбается – что бы ни происходило и что бы ему не говорили.
Видите? Шакелфорд с идиотской радостью смотрит на шарфик дочери в руках полицейского сержанта, хотя понимает, что беда даже не у порога – беда вошла в дом и черным крепом затягивает комнаты.
***
Отправимся в управление и присядем на пластиковые стулья у стены. Отдохните – ноги у вас наверняка гудят после такой прогулки. Жарковато? Включите вентилятор. Лейтенант появляется одновременно с закатным светом: усталый, в пыльной одежде, с лихорадочным блеском в глазах. Он и еще две бригады обыскали дорогу и окрестности, но ничего не нашли.
Сейчас Шакелфорд подойдет к телефону, возьмет трубку и после размышлений положит обратно. Ему не под силу поговорить с женой. Еще не раз лейтенант потянется к аппарату, но так и не позвонит, и Мерфи узнает о зловещих находках от соседей. Да, от соседей, потому что горожане прослышали об известиях и организуют помощь в поисках. Гвендолин на самом деле любят в Мак-Сентоне. Вы убедитесь в этом, если выйдете за мной из управления, пересечете площадь и поднимитесь на башню городской мэрии, где без отдыху гудит ветер и громогласно щелкают старинные часы. Отсюда видно, как далеко внизу по пустырям, полям и паркам идут цепочки людей, как водолазы ныряют на дно оросительных каналов и вытаскивают на берега потерянные вещи. Да уж, тревожно – в городе только и разговоры, что о пропавшей Гвендолин, что ищут ее семьдесят восемь человек и что это самая масштабная операция в округе за двести лет.
