Русский XIX век значим для нас сегодняшних по меньшей мере тем, что именно в это время – в спорах и беседах, во взаимном понимании или непонимании – выработались тот общественный язык и та система образов и представлений, которыми мы, вольно или невольно, к счастью или во вред себе, продолжаем пользоваться по сей день. Серия очерков и заметок, представленная в этой книге, раскрывает некоторые из ключевых сюжетов русской интеллектуальной истории того времени, связанных с вопросом о месте и назначении России, то есть о ее возможном будущем, мыслимом через прошлое.
Во второй книге серии основное внимание уделяется таким фигурам, как Михаил Бакунин, Иван Гончаров, Дмитрий Писарев, Михаил Драгоманов, Владимир Соловьев, Василий Розанов. Люди разных философских и политических взглядов, разного происхождения и статуса, разной судьбы – все они прямо или заочно были и остаются участниками продолжающегося русского разговора.
Автор сборника – ведущий специалист по русской общественной мысли XIX века, старший научный сотрудник Academia Kantiana Института гуманитарных наук БФУ им. Канта (Калининград), кандидат философских наук Андрей Александрович Тесля.
Книга меня разочаровала. Интересного в ней немного: кое-какие очерки о людях из части 3, а особенно понравились очерки о городах. Где-то половину книги занимают перепечатанные из разных мест рецензии автора на разные книги, и они ужасны, в том смысле, что почти нечитабельны. Я просто поразилась, насколько меняется стиль в рецензиях. Взять очерки о городах или о Гончарове: хороший язык, читаешь с удовольствием. Как рецензия – всё, начинается какой-то кошмарный «наукояз» в худших традициях совка, дико скучный и нечитабельный. Да еще предложения иной раз на полстраницы и более – вот зачем это? Дочитаешь до конца фразы и уже забудешь, что было в начале и к чему это все вообще. Уж на что я привыкла к чтению всякой научной литературы, в т.ч. плохой по языку, но это даже для меня оказалось слишком. Вот над этим примечанием я просто зависла, приведу его здесь как образчик стиля: Впрочем, здесь речь идет о сложных сюжетах, которые при краткой формулировке трудно отобразить, поскольку историческая санкция действует опосредованно и в большинстве случаев чувствительными к отсутствию легитимации со стороны науки окажутся такие зоны памяти, которые испытывают недостаток легитимности совсем по другим параметрам, в то время как исторически отвергаемые воспоминания, имеющие иные источники легитимности или, по крайней мере, не вызывающие напряжения, не испытывают сколько-нибудь ощутимого давления с позиций, опирающихся на историческое знание.Капец. И это не самая длинная и заверченная фраза в этой книжке )) В общем, лучшее, что в книге есть, это очерки о городах, все остальное я могла бы не читать и мало что потеряла бы.