Андрей Валерьевич Грачёв
Серые камни красной планеты
Джо Лэнг умер совершенно внезапно, во сне. Помню, как сам я проснулся от нехарактерной суеты вокруг, криков, споров и ругани. Это был первый такой день на чужой планете, когда двенадцать профессионалов не знали, что им делать. Лэнг лежал неподвижно в своём спальнике с лёгкой улыбкой на бледном безмятежном лице. Игорю Павловичу оставалось только констатировать смерть и разводить руками. Эрик передал на Землю печальные известия, и мы в тишине сгрудились вокруг терминала в ожидании ответа. Не знаю, о чём думали тогда мои коллеги, но я думал только об одном. Мы здесь менее двух лет, впереди ещё восемь, а у нас остался один врач и на пару рабочих рук меньше. С этого момента страх вернулся и больше не уходил никогда.
Я очень любил выходы наружу, меня часто брали с собой в походы потому, что именно я отвечал за всю разведку местности, работу с гаджетами и сложной электроникой. Я следил за тем, чтобы компрессоры «прыгунков» исправно работали, запускал, управлял полётом и искал после приземления эти реактивно-пневматические разведчики. Атмосфера Марса очень разряженная и зарядка баллонов газом до нужного давления занимала уйму времени, но зато прыгали они на реактивной струе высоко и давали отличную картинку местности с высоты. После хождения по линии понедельника, или среды, было приятно просто побродить по несложному рельефу марсианской равнины. Главное – далеко не отходить от своих. Бывало, правда, что приходилось – у всех своя работа. Моя, вот, собирать дроны. А они, бывает, нет-нет, да отклонятся от курса и жмякнутся в сотне-другой метров от точки сбора. Приходится топать одному, пока коллеги заняты своими делами. И вот тут может стать очень не по себе, особенно, если теряешь прямую видимость со своими, оставаясь наедине с Марсом. Здесь-то накатывает понимание, что ты не в горном парке на горе Тейде, не гуляешь по берегам изумрудных озёр Рускеалы. Ты в полной власти скафандра, который один сейчас решает – жить тебе или погибнуть вдали от дома. Сразу вдруг все мелочи обретают значение, все звуки трущихся складок, шипение системы вентиляции, собственное дыхание. Ты вдруг забываешь всё, чему научился за не полных два года на этой планете и вспоминаешь то ощущение только что вылупившегося из спускаемого аппарата птенца. Делаешь всё очень медленно и осторожно, внимательно смотришь под ноги. Но в шлеме раздаётся негодующий голос Клауса, по-русски с тяжёлым тевтонским акцентом спрашивающего, чего ты так долго – и сердце возвращается в рабочий ритм, ты снова становишься собой. Ведь ты не один.
Нельзя сказать, что мы совсем не двигались в направлении автономной марсианской колонии, но это не было главным приоритетом нашей миссии. Нам надо было просто прожить эти десять лет и улететь домой. А сменщики уже пускай построят здесь город-сад, рожают детишек и объявляют независимость. Шучу, конечно – в таких местах начинаешь особенно сильно любить и далёкую Родину, и семью, и вообще род людской. Какая уж тут независимость. Вон, Эрик даже женился межпланетно – красавица Стэйси стала нам всем доброй подругой, чей голос регулярно рассказывал нам последние новости, доводил вводные и опрашивал на предмет тревог. Но похитить её сердечко повезло именно блондину. С другой стороны – никакой катастрофы не случилось, никто никого из-за женщины не поубивал. Может и зря нас сюда всех однополых заслали, ну да им там виднее.
