Андрей Васильевич Попов
Амбал Лешенька
– Куда уходит детство?
– В какие города
– И где найти нам средство,
– Чтоб вновь попасть туда?
Пела за стеной жалостливым голосом Алла Борисовна. Голос, приглушенный межкомнатной перегородкой, постепенно вытаскивал меня из сладкого плена утреннего сна. Я слышал эту песню впервые. Вслушиваясь в слова, я лежал на старой железной кровати в студенческом общежитии, боясь вызвать своим неловким движением скрип растянутых пружин и этим заглушить нежный голос певицы. Лежал и мне, вот прямо до слез, было себя жалко. В этот момент я прямо физически чувствовал, как уходит это самое детство. Может не само детство, но что-то светлое и беззаботное. И будто оно, это что-то, остановилось в дверях, оглянувшись в последний раз, посмотрело в глаза и, чуть кивнув, стало растворяться, оставляя после себя душный запах цветущего лоха** и свежесть прохладной воды с канала. Так всегда пахли мои летние каникулы, которых уже не будет никогда. Я, было, чуть не заплакал во сне, но тут бешено задребезжал будильник…
– Андрей, вставай! Давай быстрее в буфет, ребята просили занять очередь. Автобус обещали прислать пораньше.
… Учебный год второго курса в нашем институте всегда начинался с поездки в колхоз. Первого сентября мы пришли не на занятия, а уже сразу с рюкзаками и сумками, полностью готовыми к отправке на полевые работы. По традиции нас отправляли в Джанкойский район на уборку винограда. Коротая время в ожидании автобусов, мы затеяли небольшой волейбольный турнир прямо перед входом в родную альма-матер. Пробиваясь в финал соревнования, мы пропускали один автобус за другим, и вот когда, наконец, протрубили победные горны, оказалось, что победители и проигравшие остались одни. Все болельщики и симпатичные болельщицы, из-за которых-то на самом деле и затевалось это волейбольное ристалище, уехали. Одного автобуса не хватило, и нас пообещали отправить на следующий день. Утро следующего дня началось для меня песней про уходящее детство и из-за этого растрепанными чувствами, ведь я буквально накануне вернулся из дома, проведя почти месяц в родном городке. И запах лоха, и журчащая прохлада канала, и танцевальная площадка, на которой я провел весь свой девятый класс, и оставшиеся в городе друзья – все это уже тогда навевало на меня еще непонятную грусть. Прямо как на вокзале, когда поезд трогается, а ты смотришь через вагонное стекло на знакомые лица. Вот они вроде рядом, но на самом деле они уже далеко-далеко. И сегодня вдруг все стало на свое место: детство окончательно ушло, под песню знаменитой певицы.
Но, долой ностальгию! Возле здания института нас уже ждал старенький колхозный ПАЗик. Поездка на двести километров растянулось почти на целый день, превратившись в целое путешествие с заменой колес и постоянным доливанием воды в перегревавшийся радиатор. Попали мы в нужный колхоз только вечером, когда наши сокурсники уже возвращались с поля на ужин. Жить нас определили в колхозное общежитие, в пяти километрах от центральной усадьбы, в селе Соленое Озеро. Общежитием являлся старый татарский дом, стоящий прямо у железной дороги.
Утром следующего дня мы с удивлением узнали, что руководство колхоза не знает, что с нами делать. Полевые бригады были уже сформированы, под них были закреплены руководители, а самое главное транспорт. И в этот самый транспорт мы уже не помещались. Все разъехались по своим полям, только мы пятеро остались стоять у правления колхоза как неприкаянные. По прошествии некоторого времени поняв, что никому до нас нет никакого дела, мы стали изучать прилегающие окрестности. И тут, из распахнутых настежь ворот какого-то предприятия, нас окликнул представительный мужчина:
– Хлопци, добрый день! Так это вы лишние студенты?
– Ну, да! Мы студенты.
– Я директор консервного завода. Зовут меня Иван Михайлович, можно просто Михалыч. Будете числиться у меня на заводе. С председателем я уже все обговорил.
Так мы стали работать на консервном заводе, который выпускал консервированные овощи и соки. Отдельный цех выпускал плодово-ягодное вино, так называемую «шипучку». Основную работу мы должны были выполнять на складе готовой продукции, а также иногда нас могли бы использовать в качестве подручных, то есть принеси, подай, подержи. Руководителем нашим на складе был Алексей, которого все почему-то звали не иначе, как Лёшенькой. То ли завсклад, то ли рабочий. Невысокий, невзрачный молодой мужчина непонятного возраста, при знакомстве, пожал нам руки не всей кистью, а щепотью, еле-еле, словно боясь дотронуться. У него даже борода не росла. Постоянно улыбающееся лицо его было гладким, как у ребенка. Он очень стеснялся нами не только руководить, но даже разговаривать. В первый день мы отгрузили всего двадцать ящиков с трехлитровыми банками томатного сока в какой-то детский садик и выдали в винцех с десяток мешков сахарного песка. При этом нам закрыли норму, то есть мы заработали наравне со всеми, кто работал в поле. Ну прямо не работа, а рай земной. Но, как говорится, все самое интересное было впереди.
Как-то в воскресенье, в свой единственный выходной, когда мы бездельничали в нашем общежитии, к зданию подъехал директор завода. Зайдя в комнату и поздоровавшись, он молча присел на краешек кровати и виновато посмотрел на нашу пятерку.
