– Хорошая звёздочка, хорошая, – проговорил настолько фальшивым, доброжелательным голосом, что самого аж перекосило от отвращения. Раньше так даже с кошками разговаривать не приходилось.
– Посиди здесь немножко, – продолжил тем не менее. – Поиграй, попрыгай, порезвись. Скоро твой папочка придёт, будь он неладен, заберёт своего маленького монстрика. Уж и не знаю, на кой чёрт ты ему понадобилась.
Звезда мгновенно втянула в себя лучи-щупальца, вновь обратившись в шар. Он высоко подпрыгнул и сильно ударился об пол – явно сильнее, чем того требовало земное притяжение. Видимо не зная законов физики, отскочил не вверх, как полагается, а ринулся по совершенно немыслимой траектории прямо в лицо опешившего Максима. Да так стремительно, что тот и руки поднять не успел для защиты. Со скоростью камня, пущенного пращей, странный мяч врезался в лицо человека, сбил его с ног и мгновенно облепил голову толстым слоем серебристой массы. Не в силах закричать или даже просто вдохнуть, Максим судорожно задёргался на полу, стараясь обеими руками содрать с лица липкую массу, освободить хотя бы рот… С таким же успехом можно было попытаться разорвать пальцами поверхность воды. Изогнувшись, Максим предпринял ещё одну слабую попытку освободиться, но мысли уже сворачивались в тусклый ком, руки стали мягкими, точно пластилиновыми, и беззвучно упали на пол. А мозг, не получая живительного кислорода, просто отключился.
Едва человек затих, серебристая субстанция заструилась по безвольно размякшему телу, забралась под одежду, растянувшись по коже тонкой, маслянистой плёнкой и вскоре поверженный охранник превратился в серебряную статую – точную копию самого себя. Однако, на этом процесс не закончился. Плёнка пришла в движение, вспенилась миллионами пузырьков, словно закипела. Образовавшаяся пена втянулась внутрь человека через поры кожи, точно вода в пересохшую губку. Не прошло и десяти секунд, как всё было кончено. На коже Максима не осталось и следа неизвестного вещества.
Неожиданно, безжизненное тело пришло в движение, грудная клетка подскочила, вспучиваясь, словно кто-то изнутри бил по ней, делая искусственное дыхание наоборот. Это повторялось до тех пор, пока Максим не сделал первый самостоятельный, всхлипывающий вдох. Он даже сумел слабо пошевелиться, веки дрогнули, но на то, чтобы открыть глаза, сил уже не хватило.
В этот момент не менее десятка полицейских, азартно перекликаясь, ворвались в лабораторию, мгновенно и очень профессионально рассредоточились по всему помещению, тщательно осмотрели каждый уголок. Их трофеями оказались: пёстрая, вонючая лужа на полу, да валяющийся без сознания охранник.
А пожарным и вовсе работы не нашлось, зря только бесконечные кишки брезентовых рукавов раскатывали. Впрочем, готовность продемонстрировали, а это никогда не повредит.
Максим открыл глаза и обнаружил себя лежащим на странной, какой-то допотопной кровати. Металлические дужки, густо закрашенные белой краской, хрустящие звуки панцирной сетки при каждом, даже лёгком движении… Вот уж не думал, что подобные раритеты ещё где-то сохранились. В музее, разве что, но было бы странно проснуться в музее. Есть подозрение, что там уже не просыпаются.
Огляделся. Белые стены, белый потолок, высокий, тощий штатив с капельницей, омерзительный, сладковато-приторный запах каких-то микстур. По всему выходит – больница. Поёрзал голой спиной по белой простынке и облегчённо выдохнул – очнуться на металлическом столе с биркой на ноге было бы… Да, было бы.
Прислушался к молодому, крепкому организму, который до сего дня жалоб не подавал, и с неудовольствием поморщился. Состояние отвратное, страшно подумать, чтобы набок повернуться; попытаться встать и вовсе верная смерть. Поднатужился, выудил из памяти воспоминания о происшествии на работе и даже такое лёгкое напряжение мозга отозвалось вспышкой дикой, физической боли – точно кто-то пнул с разбегу по дурной башке. Хотя, может и пнул. Поди знай, коли не помнишь ни черта.
Долгое, бесконечно-долгое время провёл в мечтах о болеутоляющем. Вторая попытка оказалась удачнее, даже получилось встать. Осторожно, стараясь не дёргать без нужды головой, огляделся. Понятно, что больничная палата: типовая мебель, занавесочки из разряда лишь бы были… Единственная особенность – кровать в палате одна, а значит не городская больница и не районная. В тех так роскошествовать не станут, как минимум ещё три койки впихали бы. Благо и место есть, и соответствующий опыт имеется. Мельком глянул в окно – парк. Старый. Именно старый, а не старинный: неухоженные деревья с ветками во все стороны едва ли не до земли, толстый слой листьев на земле, пожалуй, не один год тут копятся. Куда это меня занесло? – удивился Максим, но задумываться не стал, намерился до двери прогуляться.
Тут же обнаружилось, что из одежды на Максимовом теле имеется лишь то, что досталось при рождении. Правда в роддоме, когда мать родила, такой вид не смущал, но с тех пор времени изрядно минуло. Глянул вниз и смущённо хмыкнул. Повзрослел, чего уж там. Не грех бы и накинуть что-нибудь. Пошарил пытливым взглядом по небольшой, чистенькой палате, но своей одежды не нашёл. Да и вообще никакой одежды, хоть бы халатик застиранный подложили. Пришлось содрать с кровати простыню и обернуться ею на манер римской тоги. При этом синий, больничный штамп с расплывающимися буквами оказался аккурат на груди и свёл на нет всю торжественность одеяния. Максим сконфуженно попытался затолкать его под складку, озадачился, разобрав огрызок слова «…хранения», и совсем уж было решил плюнуть, но не успел.
В палате бесшумно, точно соткались из воздуха, появились два посетителя. Один, высокий, крепкий мужчина с выдающимся, орлиным носом и недобрым взглядом холодных, серых глаз, Максиму хорошо знаком. Руководитель Службы безопасности Корпорации. Даже если и есть, что к этому добавить – уже не требуется. Должности достаточно.
Второй, толстячок с маленькими глазками за толстыми стёклами очков, заведует какой-то лабораторией и до сегодняшнего дня Максима не интересовал. Один из тех, кто ходит по специальному пропуску, через специальную дверь и с охраной даже здороваться не обязан. Впрочем, не очень-то и хотелось.
Максим покачнулся и, чтобы не упасть, крепко ухватился за дужку кровати. Голова гудит, словно с добротного перепою, во рту появился кислый, противный привкус – как будто там со вчерашнего ужина какой-то фрукт протух. Помотал головой, точно очумелый, молодой бычок на лугу, и наконец разогнал белёсую, мутную пелену перед глазами.
Первым делом разглядел, что посетители одеты в серые, одинакового кроя костюмы – своеобразные визитки Корпорации. Но, конечно, костюмчики совсем не те, что у обычных сотрудников. Вроде тот же покрой – ан нет, не тот. И материальчик потоньше, и пошито с душой. Не абы как, лишь бы не развалились. Оба одновременно улыбнулись, словно по команде, или заранее сговорились. Один тонко и хищно, другой маслянисто-приторно, и сердце Максима сжалось в предчувствии надвигающейся беды. Не те люди, чтобы охраннику улыбаться. Их в этой палате и вовсе быть не должно.
Как и предполагал, первым заговорил шеф – начальник, как-никак.
– Ого! – воскликнул бодренько. – Ты уже на ногах? А мне сказали серьёзно нахлобучило, не меньше суток бревном проваляешься. Здоровяк, хвалю.
Опасения Максима усилились многократно, едва из ушей кипятком не выплеснулись; голова закружилась и тело повело в сторону, норовя брякнуть об чистый линолеум на полу. Удержался. Мазнул взглядом по суровому лицу начальника СБ, тут же глаза ресницами прикрыл от греха подальше. Что-то насквозь фальшивое прозвучало в неестественно-добром голосе шефа. Никогда так раньше не разговаривал, да и сейчас не задалось. Через силу с непривычки-то.
– Ну давай ближе к делу, – перестал мучить себя начальник и изобразил деловитость. – Я просмотрел записи видеонаблюдения, всё мне в твоих действиях понятно, кругом красавчик, премию и медаль. Ну, премию-то уж точно. Вот только то, что происходило в блоке Б, а самое главное – в лаборатории 18, нигде не зафиксировано.
– Я не просто так туда полез! – поспешно подхватился Максим и для пущей убедительности прижал к груди ладонь.; кстати, и треклятый штамп рукой прикрыл. – Я должен был войти! Я объясню.
– Не стоит, – легкомысленно отмахнулся шеф. – Я уже во всём разобрался. Просто расскажи, что произошло в лаборатории? Ты видел нарушителя? В кого ты стрелял?
Максим потёр ладонями отчего-то повлажневшее лицо, словно силился вспомнить подробности, а на самом деле мучительно решал задачу: о чём рассказывать? О задумчивой звезде, которая превратилась в мяч и хорошо поставленным, боксёрским ударом отправила его в нокаут? Нет уверенности, что фасон смирительной рубашки придётся по вкусу, да и рукава там, говорят, длинноваты. Для взяточников тюремные робы надо с такими рукавами шить. Чтобы, пока ладошку выпростаешь, пайку уже мимо пронесли.
А если не о звезде, то о чём? Не сегодня, так завтра уж точно, его проверят на детекторе лжи. Всё по закону, есть такой пункт в контракте. У служащего не может быть секретов от родной Корпорации, мы все одна семья!
– Я… – протянул неуверенно, словно нехотя. – Я не очень хорошо помню.
– Ты это брось, – с досадой пресёк шеф его беспомощное блеяние. – До того момента, когда с тобой что-то случилось, ты всё должен помнить хорошо.
И усмехнулся настолько зловеще, что у Максима захолонуло в груди и сердце отчаянно трепыхнулось, словно в последний раз. Самое страшное, что начальник особо и не старался, обычная его усмешка, даже не самая впечатляющая. Максима передёрнуло, точно на сквозняке.
– Когда я вошёл в лабораторию, там был шар на полу, – выпалил решительно и почувствовал, как скатился камень с плеч. Дальше рассказ уже складно пошёл, точно по писаному, да хорошо смазанному.
– Небольшой такой шар, как футбольный мяч, при этом живой и очень самостоятельный. Я как только его увидел, сразу понял, что не было никакого нарушителя, а сканер отреагировал именно на этого… На это.
Что-то с глухим стуком упало на пол, зацепив по пути дужку кровати и пару раз кувыркнувшись в воздухе. Максим дёрнул головой, сам чуть не грохнулся, и увидел, что на полу валяется шикарный, серебряный портсигар, который до этого бесцельно вертел в руках, откровенно скучающий толстяк. Похоже, ничего интересного он от охранника услышать не рассчитывал – и вдруг услышал, аж ручонки свело. Взглянув на лицо пухлого руководителя, Максим подивился, как быстро оно успело измениться: посерело и постарело, хотя мгновение назад розовеньким отсвечивало, как у весёлого младенчика. Щёки дрябло обвисли, словно бока сдувшегося воздушного шарика, а глаза округлились, налились отчаянием и тоской, как у побитого, дворового пса.
– Я сразу же хотел выйти и заблокировать выход, – на всякий случай взялся оправдываться Максим, – но шар прыгнул и ударил меня по лицу.
Тихо скрипнула входная дверь, в образовавшуюся щель сунулась здоровенная, лысая голова телохранителя. Он профессионально оценил обстановку, никаких угроз не учуял и вопросительно глянул на шефа. Тот досадливо отмахнулся, и голова исчезла.
– Сильно ударил тебя этот шар? – со странной обречённостью в голосе спросил толстяк.
– Очень, – как можно убедительнее ответил Максим. – Так вдарил, что дух вон. Пришёл в себя уже здесь.
Шеф СБ тяжело вздохнул и покосился на толстяка. Тот уже отошёл от странной новости, даже улыбаться начал, но выходило это как-то натянуто, через силу. Лучше бы уж и не пытался.
– Значит, ты из револьвера в этот шар влупил? – уточнил шеф уже не глядя на Максима – словно что-то понял для себя и совсем потерял интерес к разговору.
– Ну, в общем да, – неуверенно подтвердил Максим, чувствуя, как подкатился к горлу тоскливый ком и замер там, точно пробка. Равнодушие, внезапно появившееся во взгляде начальника, оказалось самым плохим из того, что могло случиться. И не смотрит уже, не улыбается; в окно уставился с таким интересом, точно ему там фокусы показывают.
Вновь скрипнула входная дверь, Максим нервно дёрнулся, но в этот раз зрелище оказалось поприятнее. Спиной вперёд вошла в палату пухленькая медсестра в кургузом халатике, втащила за собой столик на колёсиках, лихо вильнула задницей и развернулась в сторону Максима. Фыркнула недовольно.
– Больной, у вас постельный режим! Вы почему на ногах?
Максим покорно плюхнулся на кровать, как есть замотанный в казённую простыню. Медсестра недовольно покосилась на посетителей, те на её неудовольствие не обратили внимания. Возмущаться не стала, себе дороже.
– Руку давайте, укол будем ставить.
– Куда? – наивно уточнил Максим.
– В руку, – терпеливо повторила медсестра, ловким, отработанным движением перехватила жгутом руку выше локтя и нацелилась хищным, шприцовым жалом в беззащитную Максимову вену.
Через несколько минут подняла симпатичное, пухленькое лицо, кровь под кожу хлынула щедро, щёки загорелись – хоть прикуривай. Ну, или яичницу жарь, тут уж на любителя. Уставилась на Максима несчастными, голубыми глазами.
– Да что ж такое-то? – воскликнула недоуменно и оглядела присутствующих отчего-то виноватым взглядом. – Это ж кожа не человеческая, а… носорожья! Никак проткнуть не могу.
– Приходилось носорогов протыкать? – серьёзным голосом осведомился шеф.
– Не приходилось, – злобно фыркнула девица, враз виноватиться забыла. – А вот такие пациенты попадались, да.
– Вы нашего паренька до смерти не запытайте, пожалуйста, – тихо и ласково попросил толстячок. – У нас к нему ещё вопросы есть. А вот как закончим – он весь ваш. Только дождитесь, пока мы подальше отъедем, я крики очень не люблю.
– Вот зачем вы издеваетесь? – со слезой в голосе воскликнула медсестра. – Я ведь от души стараюсь, как лучше, а вы…
– Действительно, зачем вы так? – мягко укорил коллегу безопасник. – Я вот наоборот, думаю девушке работу предложить.
– Какую работу? – нахохлилась та и зыркнула с подозрением.
– Вы справитесь, – заверил шеф. – Мне пяти минут хватило, вашу квалификацию оценить.
Девушка прищурила красивые, голубые глаза и уставилась на него. Видно, есть что сказать девчонке, да вот жаль нельзя. Начальники кругом, плюнуть не в кого. А в Максима, вроде, не за что.
– У нас ведь люди не всегда добровольно информацией делятся, – доверительно поведал безопасник. – Из кого-то и силой добывать приходится. У вас бы хорошо получилось.
Демонстративно-медленно оглядел поджавшую губы девчонку и покачал коротко стриженой головой в подтверждение своих слов.
– Тут ведь главное с любовью! Когда человека со злобой мучают – он и сам злобой наливается, вроде как легче ему от этого становится. А когда тебя с любовью пытают… Ох, упаси боже от такой напасти.
Медсестра громко фыркнула; Максиму показалось, что её пухлые губы оторвались и в угол улетели. Ухватила столик и с грохотом удалилась в коридор, а толстячок подвинул к Максимовой койке лёгкий, пластиковый стул, уселся, повертелся, поудобнее устроился.
– Расскажите нам об этом шаре поподробнее, – попросил Максима ласково, не по-начальничьи. – Всё, что сможете вспомнить.
* * *
Высокое начальство смилостивилось минут через сорок выматывающей душу беседы. Да нет, допроса, чего уж там! Максим проводил уходящих начальников тоскливым взглядом, откинулся на подушку и прикрыл глаза. Ну хоть на этом-то всё? В палату заглянула знакомая медсестра, по-дружески подмигнула и с сочувствием, молча покачала светлыми локонами. Максим слабо улыбнулся в ответ – поблагодарил как смог. Сейчас он в полной мере осознал значение фразы – чувствовать себя, как выжатый лимон. А ведь это странно. Времени с момента происшествия в лаборатории прошло изрядно, с каждой минутой должно становиться легче. А не тут-то было! Ощущение такое, словно неведомая, злая сила поворачивает ручку мясорубки, одновременно пропихивая безвольное Максимово тело в приёмную воронку. Проворачивает медленно, с чувством, с расстановкой, с пониманием. Похоже, удовольствие от процесса получает.
Вышагивая по пустым, гулким коридорам больницы, два начальника не проронили ни слова. Здоровенных шкафов-телохранителей, точно бесплотных духов, бесшумно метёт следом, а им говорить и вовсе не полагается. На улице безопасник приглашающе махнул в сторону своей машины, оба, не спеша в неё уселись; охрана, не задавая вопросов, плотненько набилась во второй автомобиль. Есть разговоры, которые лучше даже случайно не слышать, уж им ли не знать.
– Дмитрий, – по-свойски глянул на безопасника учёный. – Ничего, что я к вам по имени? Я всё-таки вдвое старше.
Собеседника покоробило от такой змеиной хитрости. Себе всё разрешил, а ему о возрасте напомнил, чтобы не забывался. Вдвое старше он…
– О чём разговор, Казимир Францевич! – дружелюбно улыбнулся в ответ. – Конечно.
– Вижу, что-то спросить хотите? Уже можно, посторонних нет.
А то я без тебя не вижу, – мрачно подумал начальник СБ, спешить с разговором не стал, закурил и выдохнул клуб сизовато-белого дыма в приоткрытое окно. Дал себе время обдумать вопрос.
– Врёт? – спросил наконец. – Упустил взломщика и теперь надеется отбрехаться, сказку про белого бычка рассказывает?
– Каким образом он мог упустить взломщика? – ненатурально изумился учёный и чуть шевельнул уголками пухлых губ – издевательски, конечно. – Есть же видеозаписи, ни на одной взломщик не зафиксирован. Как же он сбежал? По какому пути? Испарился, что ли?
– Мы не знаем, каким путём он в лабораторию попал, – напомнил Дмитрий и криво усмехнулся. – Вот тем же путём мог и уйти. Повторю вопрос: врёт? Упустил?
– Конечно упустил, – неожиданно спокойно согласился толстяк, однако не удержался, выплеснул всё, что в душе накопилось, перебродило и вызрело. Даже какой-то нездоровой багровостью налился, словно его удар хватил – как нередко с толстяками и случается. Раздражённо хлопнул пухлой ладошкой по пластику перед собой, и собеседник болезненно сморщился, точно оплеуху схлопотал. Чай не служебная машинка-то, своя, родная. Уж сколько раз зарекался на ней на службу ездить!
– Да только не взломщика он упустил, – уточнил учёный, избавившись от груза эмоций, – а нашу новейшую разработку. Единственный экземпляр, между прочим. Хуже того – опытный образец!
Шеф СБ поперхнулся дымом, закашлялся и уставился на толстяка слезящимися глазами.
– Так значит охранник не врёт? – выдавил сквозь влажный, никотиновый кашель. – Почему же биообразец не был промаркирован, как все остальные? Как вообще все организмы в здании, в конце концов? Ведь без метки сканер принял его за чужака.
– А вот потому, – Казимир Францевич примерился было нанести ещё одну пощёчину машине, но на этот раз Дмитрий оказался начеку, не допустил, перехватил шаловливую, учёную руку. – Не было ещё вчера вечером в лаборатории никакого биообразца. Он исхитрился вырасти за одну ночь из пробирки, причём я даже не знаю из которой. Ваш громила перебил лабораторную посуду, а в разных пробирках и составы были разные. Мои сотрудники дышать над ними боятся, а ваш… охранник, как слон в посудной лавке, ей-богу!
Безопасник выдохнул и потёр пальцами переносицу. Точно орёл когтем клюв почистил.
– Но записи-то у вас сохранились, – рассудил спокойно. – Ведутся же протоколы: поэтапно, пошагово, на каждый опыт, вообще на каждое движение. От начала и до конца. Повторите всё с самого начала и будет вам счастье.
– Да в том-то и дело, что не вырастает ничего, – досадливо поморщился учёный. – Сколько уж комбинаций перебрали, сколько протоколов этих зря исписали. Вот и сейчас никто ничего особенного не ждал. Просто начали новую серию опытов, а тут…
Тоже шумно выдохнул, но переносицу тереть не стал. Там очками и так уже до мозоли натёрто.
– Понимаете, нужна была какая-то причина, чтобы запустить процесс. Что это было? Температурный режим резко сменился? Колбу кто-то случайно встряхнул? А может раззява-лаборантка волос в колбу уронила? Что послужило катализатором? Что стало триггером?
Дмитрий с опаской глянул на учёного. Похоже, человеческого языка тому перестало хватать, скоро совсем на свой тарабарский перейдёт и всё, грош ему цена, как собеседнику. Но промолчал, конечно.
– Вырос только один биообразец, – горько заключил Казимир Францевич, словно у него вместо денежного дерева одна копейка вызрела. Прищурился, точно заплакать собрался.
– Все остальные превратились в никчёмную лужу на полу. Мы же теперь даже исходных данных не имеем!
– Да не расстраивайтесь вы так, – увещевающе проговорил Дмитрий. – Главное, что есть результат, а мячик ваш мы поищем. И найдём в лучшем виде, с нашими-то возможностями.
– Пф-ф! – презрительно отмахнулся толстяк. – Не смешите меня. Клоун не ваше призвание. Поймать его можно было только в нашей лаборатории, да и то, есть сомнения в успехе. А теперь как вы это себе представляете? С каким сачком за ним по городу бегать?
Дмитрий длинно выдохнул, продемонстрировав профессиональное терпение, сделал вид, что не заметил издёвку. Но запомнил, конечно. По большому счёту, только что с его плеч съехала не гора даже – целая горная гряда. Теперь точно известно, что чужак в здание не проникал, а значит он, человек, отвечающий за безопасность Корпорации, абсолютно чист перед богом, людьми и Дирекцией. Аки ангел, а значит можно перевести дух и успокоиться. Вот бы ещё наплевать на проблемы Францевича, с лабораторией его вместе, но тут соскочить не выйдет. Устранять последствия ночного происшествия и отлавливать сбежавший биообразец всё равно поручат ему, начальнику СБ. Но есть разница! Одно дело героически спасать Корпорацию от последствий чьих-то ошибок, и совсем другое – свою грязную попку отмывать. Своя чиста, душа спокойна.
Помолчал, вроде как с мыслями собрался, а когда заговорил вновь, в тихом голосе появились вкрадчивые нотки.
– А кстати, что это за шарик такой? Он может быть опасен? Охранника-то он вырубил, хоть и не убил.
– Это секретная информация! – толстяк с возмущением уставился на Дмитрия и даже вновь багроветь начал, на глазах превращаясь в рыхлый, перезревший помидор. – Вот уж не думал, что придётся объяснять это вам.
– Была секретная, – даже без положенного сейчас сарказма хмыкнул тот. – А нынче эта информация шляется неизвестно где, и неведомо кому может в руки угодить. Интересно, а специалисты Медицинской Ассоциации смогут понять, что это такое, попади она им в руки?
– Господи, – округлил глаза толстяк. – Шар ни в коем случае не должен оказаться у них!
Кажется, о такой возможности самоуверенный учёный задумался только сейчас. И она его всерьёз ужаснула. По-настоящему, без дураков.
– Они же работают в этой области параллельно с нами, – проблеял беспомощно. – Только вот успехов у них кот наплакал… Как и у нас, впрочем. Один раз получилось, да и то, не пойми что, не пойми как.
В это время, с грохотом и шумом двигателя, возле машины тормознул грузовик. Из окна крохотной на его фоне легковушки была видна лишь часть исполинского колеса, а рёв мощного двигателя вполне мог оглушить на расстоянии и в сотню метров. Дмитрий поспешно вцепился в клавишу, стекло издевательски-медленно поползло вверх, но салон уже успел наполниться отвратительной вонью сгоревшего топлива. Пропустив кого-то на дороге, рычащее чудовище сорвалось с места, оставив после себя беснующуюся в воздухе пыль, копоть и тяжёлый запах соляры. Оба человека в машине вздохнули с облегчением, а вынужденной паузы учёному хватило, чтобы принять решение.
– Так с чем мы всё-таки имеем дело? – мягко, но настойчиво повторил вопрос шеф СБ. – Не забывайте, мне нужно поймать это странное создание, а значит, я должен знать всё.
– Ох-хо-хо… – протянул толстяк и глянул на собеседника с большим смущением. – Ну, если совсем просто – это биологический регулятор и координатор деятельности организма человека на клеточном уровне. Огромное количество биопроцессоров, объединённых в единый квазиорганизм. Каждый из них внедряется в отдельно взятую клетку и руководит её деятельностью.
– И это вы называете простым? – поражённо воскликнул безопасник. – Лично я вообще ничего не понял.
– Это неважно, – вздохнул учёный. – Ну, а теперь я должен вас убить. А вы меня. Машину потом вместе сожжём.
– Машину мою в покое уже оставьте! Всё бы вам жечь… И тем не менее, без шуток: как всё это возможно? И зачем?
– Это было самое простое объяснение, – снисходительно хмыкнул Казимир Францевич. – Начни я использовать научные термины, вы решите, что я над вами издеваюсь.
– Я уже так решил, – нехотя признался собеседник и покосился на толстяка. – А разве нет?
– Нет, – серьёзно заверил учёный. – Постараюсь уж совсем просто… Чтобы даже вы… В смысле…
– Не майтесь вы уже, – решительно пресёк Дмитрий его словесное ёрзанье. – Переспрошу, если что.
Учёный с сомнением покосился на безопасника и пожал пухлыми плечиками.
– Задача этого организма в организме – защита жизни и здоровья носителя. То есть человека. Как от внешних факторов: жары, холода, травм, так и от внутренних проблем: проникших инфекций, отравлений, зарождающихся болезней. Если совсем просто – это биологический телохранитель человека.
Казимир Францевич выпрямился и, насколько было возможно, свысока глянул на Дмитрия, высокомерно блеснув стекляшками очков. Однако, взрыва восторга не дождался.
– И что? – недоуменно пожал плечами тот. – Всё, что вы перечислили, совершенно обычное дело, с которым организм и так справляется, без вашей помощи. А иначе мы давно уже вымерли бы от элементарной простуды. Как мамонты.
– Мамонты вымерли по другой причине! – авторитетно заявил учёный.
– Чем докажете? – немедленно усомнился безопасник, скосив на него смеющийся глаз.
– Не сбивайте меня с мысли, – попросил Казимир Францевич, поняв, что над ним просто подшучивают. А ведь чуть было доказывать не взялся, по привычке.
– Проблема в том, что организм справляется именно, что с элементарными угрозами. Да и то не всегда, с трудом и с помощью медикаментов. А каково ему придётся, если хлебнёте, скажем, чаю с цианистым калием?
Вкусно причмокнул пухлыми, влажными губами и как-то особенно по-доброму глянул на Дмитрия. Тот поёжился. Надо запомнить на будущее: ничего не пить в лаборатории! Даже если сами угощать станут. Ну их, очкариков добродушных.
– Я могу подробно описать последствия этого, имел неудовольствие наблюдать когда-то.
– Вы хотите сказать, – медленно проговорил безопасник, – что ваш биорегулятор справится даже с таким отравлением?
– И не подумает! Он его просто не допустит. Ни одно потенциально опасное вещество не сможет проникнуть внутрь организма. Оно будет немедленно заблокировано и разложено на безопасные элементы; при невозможности – просто выброшено наружу. То есть вас, Дмитрий, элементарно вырвет тем самым чаем.
– Расхотелось мне уже вашего чаю, – недовольно буркнул тот. – Да не очень-то и хотелось.
– Не смею настаивать. Так вот, то, что всё-таки попало на слизистую – не всосётся. Биорегулятор отдаст соответствующую команду.
– Умный парнишка, – покачал головой Дмитрий, но, вспомнив что-то важное, встрепенулся. – А как же раны?
– Понимаю. Раны, это для вас куда интереснее с профессиональной… так сказать. Здесь проще. Любой организм обладает способностью к регенерации, в той или иной степени. Ведь затягиваются же у нас раны новой тканью.
– У ящерицы хвост отрастает, – со знанием дела подтвердил собеседник.
– Вот! Регулятор максимально ускорит этот процесс, а также сведёт к нулю риск заражения.
– А если в теле пуля? – безопасник едва заметно вздрогнул. То ли вспомнил что-то, то ли просто представил. Пистолетик-то не сильно прячет, рабочий инструмент, как ни крути. И у его вероятных противников инструменты не хуже.
– Пулю выдавят наружу всё те же клетки, – деловито продолжил рассказ Казимир Францевич. – Им легко это сделать, используя раневой канал. Когда их много и они объединены выполнением одной задачи – о, сложно представить, на что они способны! Могут, например, обнаружить раковую клетку и обезвредить её.
Шеф Службы безопасности молча полез за очередной сигаретой, искоса поглядывая на учёного. Уже чиркнув зажигалкой, вдруг замер, забыв погасить слабый, синенький огонёк. Похоже, посетившая его мысль оказалась действительно шокирующей.
– Да ведь это же крах всей нынешней системы здравоохранения! – воскликнул поражённо. – Ввели тебе регулятор при рождении и можешь забыть про врачей!
– Вот именно, – расплылся в довольной улыбке учёный. – Дошло, наконец? И крах не только системы здравоохранения, но и много сопутствующего: фондов медицинского страхования, фирм по производству медикаментов и медицинского оборудования, лечебных курортов…
– Фармакологии вообще конец, – покачал головой Дмитрий.
– Практически умрёт профессия врача и масса сопутствующих. Останутся немногие. А ведь это миллиарды высвободившихся средств. Триллионы!
– А мы, часом, не вымрем вместе с остальными? – поостерегся Дмитрий.
– Нам-то как раз ничего не грозит, – успокоил его довольный толстячок. – Мы будем единственными производителями биорегулятора на Земле. И цены тоже будем устанавливать мы. Один укол новорожденному – и готова страховка на всю жизнь. Понятно, что стоить это будет весьма… Весьма! Но какой родитель в долги не влезет и последние штаны с себя не снимет ради здоровья и безопасности своего чада? Вот почему Медицинская Ассоциация, конкуренты наши, пойдут на всё, чтобы заполучить эту технологию. Победитель будет только один, остальные в утиль. А ведь у нас она уже исправно работает.
– Но-о-о… – понятливо протянул Дмитрий. – Как всегда есть но.
– Имеется камень преткновения, куда без него, – нехотя спустился учёный с небес на землю, потянул из кармана скомканный, цветастый платок, утёр влажное лицо. – Дело в том, что биорегуляторы – чужеродные в нашем организме тела и он их вполне предсказуемо отторгает. Этих регуляторов в организме должно быть много, очень много; больше, чем вы можете себе представить. Это не проблема, они умеют размножаться, но не успевают!
– Ага, – понятливо хмыкнул безопасник. – И все плоды работы отправляются прямиком в канализацию.
– Туда, – грустно подтвердил учёный.
– Но ведь в последний-то раз что-то получилось?
– Получилось, – вынужденно согласился Казимир Францевич. – Только неизвестно что. Биологические связи, безусловно, заработали, масса биорегуляторов превратилась в единый организм, как и задумывалось… Ещё бы знать, благодаря чему это получилось? И уж вовсе непонятно, как этот квазиорганизм может существовать без организма-носителя? Он же сначала должен к чему-то прикрепиться…
Учёный поморщился, словно его любимый ученик не оправдал надежд учителя, и вообще пошёл не в ту сторону.