Анна Данилова
Слезинка в янтаре
Все действующие лица и события в этой книге вымышлены
© Дубчак А. В., 2017
© ООО «Издательство «Э», 2017
Принцесса
– Смотри, у нее даже глаза открыты. Так и хочется еще раз сфотографировать.
– Успокойся уже. Это опасно. Пойдем скорее отсюда. Не знаю, как ты выдерживаешь, – меня уже воротит от запаха чеснока.
– А я бы смотрела и смотрела… Вот она, настоящая Тисульская принцесса. Глаза голубые, волосы рыжие. Платье из какого-то фантастического белого кружева. И раствор волшебный, не поймешь, какого цвета – не то голубой, не то розовый. Но зрелище по-настоящему завораживающее. Красавица. Инопланетянка. Сколько же она пролежала в этом мраморном гробу?
– Восемьсот миллионов лет.
– От таких чисел голова кружится. Невероятное что-то. Может, мы слишком торопимся отсюда уезжать? Ты только посмотри на нее!
– Поехали, говорю! Не сходи с ума! Мы должны исчезнуть до того, как пещеру завалят. Все, забудь уже эту историю, как страшный сон.
– Трус ты, понятно?
– Главное – вовремя поставить точку.
– Трус! Трус!
Он подошел к белому мраморному гробу, который возвышался на розоватой каменной подставке и был подсвечен мощным фонарем, – его установили на выступе одной из стен. Опустил прозрачную крышку. Раздался звонкий стеклянный звук, и сразу за ним наступила тишина. Зловещая, опасная.
Его спутница стояла совсем близко от мраморного гроба и смотрела на девушку на самом его дне как загипнотизированная.
Резкий свет фонаря мазнул по стенам пещеры, слоистая каменная поверхность засверкала в его луче. Человек с фонарем схватил спутницу за руку и потянул за собой. К выходу, к свету.
Валентина
– Мне кофе американо и тарталетку с ягодами.
Кофейня «Мой шоколад» («My chocolate»), где я работала, была в то время практически моим домом. В уютном заведении звучала ненавязчивая музыка, пахло свежим кофе и ванилью. Нашими посетителями были люди спокойные и небедные. Еще одно несомненное достоинство этого места заключалось в том, что здесь имелись довольно просторные подсобные помещения. Хозяину удалось выкупить особняк в самом центре Москвы. В маленькой подсобке с диваном и узким шкафом я иногда оставалась ночевать.
Причины? Иногда мне просто нужно было перекантоваться: с одной квартиры я уже успевала съехать, другую пока не могла найти. Квартиранткой я была не слишком дисциплинированной, могла отдать ползарплаты за новое платье или косметику, и тогда на жилье не оставалось и меня просто-напросто выставляли за порог. С вещами. Бывало и так, что я ночевала в кафе из-за мерзкой погоды. Ночью в дождь или в метель мне совсем не улыбалось ехать через всю Москву в свою дешевую конуру в спальном районе. Гораздо приятнее было, оставшись в кафе одной – похрапывающий охранник в гардеробе не в счет, – принять душ и нырнуть под одеяло, чем тащиться до метро, чтобы утром в такую же слякоть или метель ехать обратно на работу. Будь я не одна, конечно, я мчалась бы к метро сломя голову. Но только ни мужа, ни даже парня, ради которого стоило изменить свои привычки, пока не намечалось, а потому я жила как хотела, стараясь создать для себя максимальный комфорт.
Мне было двадцать, впереди вся жизнь, я была свободна и даже по-своему счастлива. Конечно, мне бы не хотелось всю жизнь работать на чужого дядю и разносить кофе с пирожными. Моей мечтой было собственное экскурсионное бюро, вот только мечта эта оставалась недостижимой, в чем я прекрасно отдавала себе отчет. Никаких исключительных способностей, чтобы зарабатывать своим умом или талантом, у меня нет. Что ж, это означает, что, скорее всего, я, не получив образования, буду сначала разносить кофе, потом, годам к сорока, мыть посуду в том же кафе, а ближе к шестидесяти – драить там же полы. Удачный брак мог бы изменить мою судьбу. Но опыт замужних подруг, которым брак не принес ничего, кроме разочарования, был у меня перед глазами. Признаться честно, я не была уверена, что так уж хочу связывать свою судьбу с кем-то.
Оставалось жить каждым днем, встречая его с улыбкой, и радоваться тому, что я работаю в таком красивом месте и доставляю нашим посетителям радость.
Конечно, зарабатывала я не так уж много, всего тридцать тысяч, десять из которых надо было отдавать за жилье, а на остальные двадцать как-то существовать. Большим плюсом в моей работе было еще и то, что я всегда была сыта и даже, если после работы все-таки ехала домой, могла прихватить кое-что поесть. Само собой, мне иногда перепадали чаевые, что тоже было неплохо. У нас, конечно, просто кофейня, где заказывают напитки и сладости, а не дорогой ресторан с алкоголем и деликатесами, где платят щедрые чаевые. Зато здесь ко мне никто не приставал и не трепал нервы. Опыт работы в подобном заведении у меня имелся, и я до сих пор с содроганием вспоминаю одного посетителя, мерзкого пьяного парня с рябым лицом, который чуть не изнасиловал меня в своей кабинке.
– Торт «Опера» и чай с лимоном.
Я записывала заказы маленьким карандашиком и, ловко лавируя между столиками, разносила ароматный кофе, чай, пирожные. На мне была форма – черная узкая юбка и кофейного цвета блузка с белым кружевным воротничком. Туфли-лодочки на небольшом каблуке ступали по толстым коврам неслышно. Все бы хорошо, только спина к вечеру начинала болеть, и еще ныли суставы, особенно в плечах.
На двери зазвенел колокольчик. Вошел посетитель, один, без спутницы, что само по себе у нас было странно. Нет, есть, конечно, мужчины-сладкоежки, которые заглядывают в наше заведение, чтобы съесть кусок вишневого штруделя или клин наполеона, – в сущности, это и есть наши самые приятные постоянные посетители, и это именно они платят хорошие чаевые, и всех их мы знаем и встречаем, как старых знакомых.
Но этот был мне не знаком, да и сел он сразу в самый темный угол зала, так что я даже не успела разглядеть его лицо. Высокий и худой – он даже силуэтом не напоминал ни одного из наших постоянных посетителей. Это был мой столик, и я направилась принимать заказ, мысленно прикидывая, что этот гость мог бы заказать. Скорее всего, салат и водку. Время от времени к нам заглядывают и такие вот типы – им все равно, где выпить и закусить или просто переждать непогоду, согреваясь алкоголем. Некоторые заходят к нам выпить исключительно по географическому принципу – это жители нашего района, желающие пропустить рюмку-другую после работы. Те же, кто пьет много и долго, проводят вечера в барах по соседству.
Я подошла к столику, и сердце мое остановилось. На меня смотрел тот самый мужчина, который в пьяном виде набросился на меня на прежнем месте работы – в дорогом ресторане с отдельными кабинками. Девушки-официантки, как правило, со временем привыкают к разного рода неприятным ситуациям, которые случаются по вине подвыпивших клиентов. Здесь и пьяные придирки, и приставания, и острые конфликты – все, что следует проглотить, чтобы сохранить работу. Я тоже успела ко многому привыкнуть и научилась улаживать конфликты. Знала уже, как успокоить клиента, находила нужные слова. Но этого мужчину я запомнила на всю жизнь.
Не сказать что он был очень уж опасен, дело не в этом. Да, он набросился на меня, когда я принесла ему очередную порцию виски, повалил на диван, стал срывать с меня одежду. Мужчины иногда срываются, превращаясь в животных, женщины это знают и презирают их за это. Но в случае с этим типом главное было не в том, что он делал, а в нем самом. Отвратительная внешность: крупный нос с прыщами, толстые влажные губы, маленькие, глубоко запавшие глаза. И еще какой-то рыбный запах, исходящий от него и вызывающий отвращение до спазмов в горле. И это при том, что выглядел он вполне респектабельно: дорогой костюм, ботинки, золотые перстни на пальцах и прочие мелочи, указывающие, что человек богат.
На этот раз на нем были джинсы и черная рубашка. Он смотрел на меня так, как если бы много лет искал, как своего единственного опасного врага, и вот наконец нашел. Прожигал меня немигающим взглядом темных маленьких глаз.
– Привет.
Я даже отшатнулась от него.
– Тебя зовут Валентина, это я помню. – Он с усмешкой взглянул на бейджик, приколотый к моей блузке. – Я и фамилию узнал – Юдина. Я прав?
– Что будете заказывать? – Я старалась сохранять спокойствие.
– Водку и салат.
– Вы выбрали, какую именно водку и какой салат?
– Все равно.
Повернулась, чтобы уйти. Он прошипел мне в спину:
– Мне еще никто не отказывал, поняла?
Я замерла, понимая, что вот сейчас он скажет что-то еще, что окончательно выведет меня из равновесия. Какую-нибудь гадость. И точно, он назвал мой адрес. Даже номер квартиры.
– Сюда я больше не приду, а вот домой к тебе загляну. Уже сегодня. Так что готовься.
Я бросилась на кухню. Сердце мое колотилось, я чувствовала, как на лбу выступила испарина. Это был страх. Он понимал, что здесь, в «Шоколаде», не сможет ничего сделать, не то это место, да и кабин отдельных у нас нет. А вот подкараулить меня дома – легко.
Заказ я передала подружке Сашке, а сама постучала в кабинет шефа. Мягкий и улыбчивый Миша, как мы его между собой называли, Михаил Борисович Пелькин встретил меня удивленно приподнятыми бровями. Так он задал немой вопрос: что случилось?
– Мне нужно срочно уехать. По семейным обстоятельствам.
– Да пожалуйста! – Он улыбнулся, развел руки. – Хоть сто порций!
Конечно, почему бы меня не отпустить, тем более что я почти живу в кафе. Я кивком поблагодарила его, вызвала такси и уже через полчаса поднималась на лифте к себе. У меня был план. Конечно, покупку пальто придется отложить до лучших времен, но чего не сделаешь ради спокойствия и даже безопасности.
В моей телефонной книге был один номер, который я хранила про запас. Он принадлежал пожилой даме, которая сдавала комнату на Цветном бульваре. Вернее, она ее не сдавала, поскольку боялась, что жильцы окажутся людьми непорядочными и даже опасными. Но вот мне, как она выразилась, могла бы сдать хоть на всю жизнь. Дама, ее звали Людмила Николаевна, была нашей постоянной посетительницей, большой любительницей эклеров. Испытывая ко мне симпатию, она время от времени устраивала праздники и для меня – заказывала целую коробку пирожных, чтобы потом подарить мне.
В какой-то момент ее скучное вдовство перестало быть таким унылым: появились радостные хлопоты, связанные с рождением правнуков-близнецов. Пришлось моей Людмиле Николаевне запереть свою двухкомнатную квартиру на Цветном бульваре и переехать к внуку в Столешников переулок. Там она жила уже четыре года. В то время у ее подруги шел ремонт, она освободила одну из комнат и предложила той пожить у нее. Ремонт длился почти год. Наконец, подруга съехала и посоветовала Людмиле Николаевне сдавать комнату, все-таки центр.
Моя знакомая благодаря состоятельному внуку в деньгах не нуждалась и сдавать комнату не спешила. Я с превеликим удовольствием воспользовалась бы ее предложением и раньше, тем более что квартирная плата была такой же, но для этого нужно было расплатиться с нынешней хозяйкой – я задолжала ей за целых четыре месяца.
И тут вдруг эти угрозы. Сумма, отложенная на пальто, могла бы ускорить дело. Я созвонилась с Людмилой Николаевной, получила ее согласие на переезд, потом встретилась с хозяйкой и уладила все с ней. Оставалось только быстро упаковать вещи.
Но здесь случилось нечто непредвиденное.
Перед тем как покинуть квартиру, нужно привести ее в порядок. Я принялась за уборку. В очередной раз выйдя с мусорным ведром, я услышала откуда-то сверху, где находился последний, технический этаж, всхлипывания. К тому, что в лифтовую шахту подкидывают новорожденных котят, которые орут там, запертые, пока за ними не приходит лифтерша, чтобы спасти их и раздать, я привыкла. Но это был человеческий плач. Похоже было, что всхлипывает ребенок.
Я поставила ведро, поднялась на один пролет и увидела на подоконнике особу лет восемнадцати в длинной юбке и теплой кофте – в июльскую-то жару! Спутанные длинные волосы закрывали половину ее узкого лица.
– Эй, ты чего плачешь?
Я подошла к ней совсем близко. Она не была похожа на наркоманку или алкоголичку, но была явно нездорова.
Вместо ответа она заскулила еще громче и закрыла лицо руками. Везет мне на таких горемык. По весне подобрала в метро избитого бомжа – уж очень обильно кровоточила рана на его голове. Сначала хотела вызвать «Скорую», достала уже телефон, но бомж застонал и попросил никуда не звонить. Промычал сквозь выбитые зубы и кровавую пену, что не хочет проблем с полицией. Не оставлять же человека на улице!
Нет, конечно, я не сумасшедшая, чтобы подбирать всех бомжей Москвы и тащить к себе. Но что-то в нем было такое человеческое, жалкое, что я помогла ему подняться и привела к себе, тем более что живу я недалеко от метро. Грязный, дурно пахнущий, избитый, в крови… Брр. Промыла ему рану на голове – там была большущая шишка с кровоподтеком, глаз заплыл. Потом сделала примочку с крепким чаем, как могла что-то там залила йодом, забинтовала, скормила ему таблетки универсального антибиотика, который в свое время вылечил меня от вирусной простуды, напоила чаем с малиной и уложила спать. Красть у меня было нечего, скромные золотые украшения и деньги я спрятала в надежном месте.
Бомжа звали Вадимом. Возраст его я так и не определила – уж очень он был заросший и бородатый. Во сне он стонал, бормотал что-то тарабарское, понять эту речь было невозможно. Я с трудом сдерживалась, чтобы не вызвать «Скорую». Однако стоило представить себе, как вот такого, больного и израненного, его бросают в камеру, как сомнения мгновенно исчезли. Я решила подержать его у себя несколько дней, пока что-нибудь не прояснится.
Первые двое суток Вадим отсыпался. Я приезжала с работы, кормила его бульоном, пирожными из нашего кафе, поила целебным чаем и молоком, даже читала ему на ночь детские сказки – почему-то решила, что они помогут ему забыться и уснуть. По утрам я настоятельно уговаривала его поесть в мое отсутствие и уходила на работу. Так продолжалось несколько дней. Жилец мой ничего о себе не рассказывал, молчал и, судя по всему, сильно переживал, я бы даже сказала, был потрясен случившимся. Не исключено, что после побоев он забыл собственное имя.
Однажды случилось то, что должно было случиться. Он исчез. Я вернулась, открыла дверь и сразу поняла, что его нет. Какая-то особенная тишина стояла в квартире. А еще пропали деньги. Не все, конечно, а те отложенные на хозяйство, что я хранила в шкафчике на кухне, – пара тысяч рублей, не больше. Вот и вся история.
Девушка ничего не ответила, но как-то подобралась вся, сжалась, словно в ожидании удара.
– Тебе плохо? Может, «Скорую» вызвать?
Почему я должна ей доверять? Мало ли странных личностей обитает в Москве. Может, она в самом деле больна, но не исключено, что это просто мошенница, которая пытается втереться в доверие к первому встречному.
– Пойдем ко мне.
Сейчас, когда я вот-вот покину эту квартиру навсегда, я ничем не рискую. Денег нет, брать у меня нечего, квартира стоит пустая. Зато есть возможность услышать очередную драматическую историю. Сказать, что я коллекционирую такие истории, было бы грубо и неправильно. Хотя, с другой стороны, как еще назвать эту жажду услышать как можно больше жизненных историй, чтобы когда-нибудь написать настоящий роман? Тем более что мысленно я написала их уже десятки.
Она перестала всхлипывать и сползла с подоконника. На белой краске остался смазанный кровавый след.
– Эй, что это?
Она, пошатываясь, смотрела на меня. В глазах стояли слезы.
– Все понятно. – Я взяла ее за руку и потянула за собой. – Рассказывай, что с тобой. Изнасиловали? Хотели убить? Криминальный аборт? Выкидыш?
– Сделала аборт, мой парень выгнал меня из дома. Все.
История оказалась короткой и не очень-то интересной.
– Так тебе некуда идти? Родителей нет?
– Мать есть, но она меня убьет, если узнает. Она предупреждала, что не надо с ним связываться.
– Как ты оказалась здесь?
– Шла мимо, дверь в подъезд была открыта, я и зашла.
– А что в этом районе делаешь?
– Мой парень живет в соседнем доме. Я вернулась из больницы, хотела отлежаться, а он пришел, набросился на меня. – Она коснулась рукой своего носа, и я только тогда заметила, что он слегка припух, а из одной ноздри тянется бурая ниточка подсохшей крови.
– А зачем аборт сделала? Почему ребенка не оставила?
– Да ненадежный он. Ладно, пойду я.
– Куда?
– Не знаю.
Она сделала порывистое движение, чтобы встать, но ее куда-то повело, и она упала прямо к моим ногам.
Так в моей жизни появилась Оля. Моя ровесница. Девушка из молдавской деревни, для которой у судьбы не нашлось ничего лучше, чем работа на текстильной фабрике в Подмосковье – одной из тех многочисленных фабрик, где шьют «итальянские» простыни и полотенца.
Как было не позаботиться о ней? Я дала ей но-шпу, накапала валерьянки, чтобы успокоилась, а потом взяла с собой в квартиру на Цветном бульваре.
Ольга
Она мне так ничего и не объяснила. Говорит, мол, просто познакомься с ней. Найди способ ее разжалобить, пусть она сама захочет взять тебя под свое крыло. Придумай что-нибудь такое девочковое, женское, чтобы она поставила себя на твое место и захотела тебе помочь. Веди себя естественно, сама поверь в историю, которую придумаешь, и живи с ней, как если бы это была правда.
Это будет единственная ложь между вами. В остальном же будь с ней откровенна. Расскажи о себе, о своей фабрике, о том, сколько тебе там платят, вернее, не платят.
Но главное – расположи ее к себе. Сделай ее желания, пристрастия, цели своими. Она такая же лимита, как ты. Приезжая, работает официанткой в кафе, парня вроде нет. Смотри внимательно, чем она интересуется, что ей нравится. Может, книги любит читать, так и ты тоже читай. Или коробки салфетками обклеивает, декупаж называется, сейчас все этим занимаются. И ты научись. Вы должны стать настоящими подругами, близкими людьми. Ты не глупая, у тебя получится. Когда я пойму, что время пришло, я расскажу тебе все.
– Она что, моя сестра? – пыталась угадать я.
– Какая еще сестра? Дело вообще не в ней. Говорю же: расскажу, когда придет срок. Никто не знает, когда это случится. Но ты не думай ни о чем таком, живи себе как жила и не забивай голову лишними вопросами.
Девочковое, женское. Я придумала аборт и парня-тирана, от которого не хотела иметь ребенка. Надо же, сработало. Конечно, я тогда понятия не имела, что мне так крупно повезет и что в день нашего знакомства Валентина привезет меня в самый центр Москвы, на Цветной бульвар. Мы вообще могли упустить ее из виду.
Помнится, в тот день я от стыда старалась на нее не смотреть. А еще я так нервничала, что у меня носом пошла кровь, что было очень кстати. Пусть думает, что меня ударил любовник.
В тот момент я, конечно, не знала, что события станут развиваться так быстро. Да что там, я сама не ожидала, что я, не очень общительная и разговорчивая, так легко сумею установить контакт с незнакомым человеком. Кто бы мог подумать, что совсем скоро я перестану смущаться и отводить глаза. Выходит, я действительно поверила в существование парня и аборта. Да что там, у меня весь вечер болел низ живота, как будто мне на самом деле сделали операцию. Только кровь, которой нужно было испачкать белый подоконник, была не моя. Пришлось купить в магазине кусок сырой печени и перед входом в подъезд как следует вымазать юбку.
– Значит, тебе негде жить? Ладно, поживешь со мной. А там видно будет.
Валентина оказалась очень милой и доброй. Она не навязывала мне свое общество, понимала, что мне сейчас не очень-то хочется говорить. Весь оставшийся день она занималась обустройством нашего нового жилья. Для меня же самым удивительным было то, что я вот так, совершенно случайно, повинуясь приказанию матери, в один миг обрела и подругу, и квартиру в центре Москвы. Пускай это была не наша квартира, все равно, она была просторной и роскошной. Я уже не говорю о том, что куда приятнее делить жилье с ровесницей, чем с мамой.
– Ты лежи спокойно, а я уберу, – сказала Валя, распаковав все свои чемоданы, сумки, пакеты и узлы. – Надо вымыть полы, а потом я заварю чай и перекусим.
Вещей у нее было вроде и немного, но квартира уже через час приобрела такой вид, как будто она жила здесь всю жизнь. Круглый столик в углу оказался завален альбомами, книгами, рулонами бумаги, забрызганными коробками с акварелью, даже нотами. На письменном столе появились сразу два ноутбука, планшет и керамический горшок с ручками, карандашами и кистями. Шкаф мгновенно заполнился куртками, плащами, какими-то цветными балахонами, свитерами и джинсами. На туалетном столике выстроились в ряд флаконы и баночки с кремами, в ванной на полочке собралась целая коллекция шампуней и средств по уходу за волосами. Квартира словно проснулась, наполнилась звуками – шорохами, тихой музыкой, льющейся из ноутбука (что-то классическое, красивое и печальное), плеском воды из кухни, звоном чашек.
Валентина сходила в магазин и принесла целую связку апельсинов и курицу. На плите закипала вода для бульона.
Хоть я и многое о ней знала, приходилось задавать вопросы, иначе моя осведомленность могла вызвать подозрения. Она отвечала коротко, думая о чем-то своем, иногда и вовсе невпопад.
– Официанткой в кафе.
– Съехать пришлось из-за одного маньяка, который меня преследует. Надеюсь, теперь не найдет.
– Не знаю, может, и обращусь в полицию.
– Рисую.
– Это пирожные из кафе. Ешь. Завтра еще принесу.
– Бумага для акварели.
– Немного играю на гитаре и фортепиано.
– Люблю, когда много апельсинов. Я их рисую, а потом ем.
Спали мы, судя по всему, на хозяйских простынях. Думаю, раньше эту квартиру вообще не сдавали, а Валентину пустили сюда исключительно по дружбе. Должно быть, здесь жила благополучная, счастливая семья. Это ощущалось в самом духе квартиры, но были еще безделушки, семейные фотографии – люди ушли, а часть своего счастья оставили нам. В такой квартире, хотелось быть честной, чистой, везучей, любимой.
Но я не была честна с Валентиной с самой первой минуты знакомства. Получается, я была мошенницей. Мошенница с завязанными глазами. Тогда я не знала, какую цель преследовала моя мать, настаивая на нашем знакомстве. Понятно было, что из этой дружбы она собирается извлечь какую-то выгоду. Вполне возможно, целью была как раз хозяйка этой квартиры. Может, мама положила на нее глаз?
Нет, моя мать не мошенница. Она так много пережила в жизни, что я заранее все ей прощаю. Из последней своей истории она чудом выбралась живой.
Всегда, когда я думаю о матери, воображение рисует заснеженную остановку где-то на окраине Москвы. Мороз, мы сидим на большом чемодане, прижимаемся друг к другу и умираем от холода.
