Анна Евгеньевна Суменкова (ISSA)
Проклятие левого ботинка
Экстра 3. Про Сумин и Ченчен
.
– Давай назовём их Ченчен и Сумин. Гадалка подобрала много имён, но эти…
– Тогда наши девочки разделят добродетели ума и искренности2, – Улыбнулся мужчина, нежно убирая за ухо жены прядь волос. Девочки, словно поняв смысл разговора и предчувствовав свои судьбы, разразились громким плачем.
По прошествии ста дней3 родители повезли близняшек к той гадалке, которая выбирала имена. Люди всегда хотят узнать больше, чем им положено. Иногда это вытекает в искушение судьбы. Кто знает, что произошло бы, если бы в тот день гадалка проснулась на час позже и не успела вернуться домой к приходу семьи. Но, как говорится, в истории нет места «бы» и «если». Всё случилось так, как было предначертано той же самой судьбой, которую прочитала гадалка, разрубив отношения между близняшками.
– Вам нельзя одевать девочек в одинаковое. Нельзя, чтобы они жили похожие жизни, иначе одна заберёт судьбу другой и тогда вторая может умереть. Вам нужно воспитывать этих детей так, будто они не близнецы.
Мужчина и женщина тревожно переглянулись. Гадалка продолжала размашистым почерком расписывать цифры и иероглифы на чуть помятой желтоватой бумаге.
Озвученные судьбы нисколько не тревожили гадалку, зато заставили родителей занервничать. Что же им делать? Они произвели на свет двух похожих, как капли воды, девочек, а теперь им говорят, что кто-то из них может умереть?!
– Что же нам делать? – женщина, крепко прижимая к себе Сумин, еле сдерживала слёзы. Пухленькая малышка, прижавшись к тёплой материнской груди, мирно посапывала.
Гадалка закрыла глаза и, откинувшись на спинку деревянного стула из тёмного дерева, откинула голову назад. Блики ламп запрыгали по её бледной тонкой коже.
– Старшая выйдет замуж за богатого мужчину и будет жить в достатке. Младшая может забрать её судьбу и не обрести своей.
Гадалка понятия не имела, какая из девочек родилась раньше, для гадания она использовала только год, месяц и день, пренебрегая основами гадания, для которого требовалось ещё и астрономическое время. Можно ли было считать, что предсказание вышло недостоверное? Кто знает.
Старшей, родившейся раньше, была Сумин. Именно ей гадалка предсказала выйти замуж за богатого мужчину, поэтому, ухватившись за эту мысль, родители взращивали её как оранжерейный цветок, который не знал ни ветра, ни грозы. Младшей же, Ченчен, оставалось довольствоваться теми остатками родительской любви, которые оставались после Сумин. Родители не видели в этом никакой проблемы, думая, что дают детям одинаковое количество любви.
Ченчен же чувствовала, что что-то не так, но не могла понять что именно. Она росла в таких условиях с самого младенчества и никак не могла понять, отчего ей так хочется задирать сестру, отчего хочется свалить на неё вину за разбитую вазу, отчего хочется забрать её самую красивую куклу… Сумин, как будто ничего не замечала. Она, привыкшая к такой расстановке чувств, даже не думала, что её сестру посещают подобные мысли.
В конце концов мысли Ченчен стали превращаться в действия. Всё началось с того, что в подростковом возрасте она стала воровать вещи Сумин. Потом переняла некоторые её привычки. В итоге дошло до того, что Сумин, раздражаясь от подобного копирования, стала куда более нервной. Только тогда родители заметили происходящее. Отец, испугавшись, что сбывается сказанное гадалкой, предложил на некоторое время отправить Ченчен к бабушке. Во время этого разговора Ченчен рыдала в комнате Сумин.
– Я просто хочу быть такой же, как ты, – Ченчен вкладывала в эти слова все свои чувства: разочарование, непонимание и боль, но Сумин никак не могла её понять. Почему Ченчен хочет быть, как она? Разве они и так не одинаковые?
– Ты не должна становиться похожей на меня, – Качала головой Сумин. Она, сидя на своей кровати, возвышалась над Ченчен, сидящей на полу. Даже в этот момент, не в силах остановить катящиеся по щекам слёзы, сидя на полу, Ченчен ощущала себя ниже, чем сестра. Ниже во всех смыслах, которые только можно придать этому слову.
Сообщение о скорой отправке к бабушке, выбило почву из-под ног Ченчен. Сумин же, поджав губы, хмуро исподлобья смотрела на родителей. Она тоже хотела поехать к бабушке. Почему её никуда не отпускали? Почему держали дома, делая за неё практически всё, принимая за неё практически все решения?
Ченчен не могла противиться словам родителей, поэтому, глотая слёзы, собирала сумку. Она не знала, сколько времени проведёт в другом доме, поэтому старалась взять разные вещи. Может ли быть такое, что родители решили избавиться от неё навсегда?
В соседней комнате Сумин, уткнувшись лбом в колени, беззвучно плакала. Солёные слёзы насквозь пропитали домашние штаны. В этот момент Сумин задалась вопросом: почему родители любят Ченчен больше, чем её? Почему позволяют выходить из дома и принимать решения самостоятельно? Сумин захотелось поменяться с Ченчен телами. Несмотря на то, что они выглядели практически одинаково, в эту секунду ей подумалось, что Ченчен всё же чем-то превосходит её…
Экстра 4. Про Шона.
В тот момент, когда Шона добровольно-принудительно привлекли выступать на каком-то мероприятии в университете, Шон понял, что у него нет приличных ботинок. Кеды, кроссовки и тапки – вот, что находилось в его шкафу. Какие-то официально выглядящие туфли или ботинки? Такого в его шкафу не водилось.
Лучший друг Шона мучился с грибком ногтей, поэтому просить у него туфли Шон не решился, а больше спрашивать ему было не у кого. Тогда Шон решил отправиться на поиски заветных не очень дорогих и не очень старых ботинок по секонд-хендам и комиссионным магазинам.
Удача улыбнулась Шону не сразу, но улыбнулась. За прилавком комиссионного магазина стояла грузная женщина и, подводя губы помадой, не обращала никакого внимания ни на покупателей, ни на кассу: приходи, кто хочешь и бери что хочешь.
Шон, выбрав понравившиеся ботинки, подошёл к кассе и неловко кашлянул.
– Здравствуйте.
Женщина ещё пару раз провела по губам помадой, хотя, казалось бы, на губах оказалось уже слишком много яркого пигмента, и только потом, лениво отложив зеркало и помаду, посмотрела на покупателя. Шон, почувствовав на себе недовольный взгляд, ощутил себя так, как будто ворвался в дом этой женщины и угрожал расправой её собаке.
Женщина записала ботинки в учётную книгу.
– Это всё?
Шон кивнул и протянул нужную сумму денег. Женщина её даже не пересчитала, а закинула в кассу, после этого протянула пакет с ботинками Шону.
– Спасибо, до свидания.
Женщина ему не ответила, снова взяв в руки зеркалу и помаду. Шон содрогнулся, увидев, как колпачок от помады улетел куда-то под кассу, но что было дальше наблюдать не стал, поспешив уйти.
В день икс – день выступления – Шон при параде, надев те самые ботинки и деловой костюм, готовился к выходу на сцену. Сцена в их университете была средних размеров, а актовый зал вмещал около ста человек. Перед таким количеством людей Шону ещё никогда не приходилось выступать, поэтому он, нервничая, сжимал в ладонях микрофон и планшетник с текстом.
– Давай, иди, – Девушка с последнего курса, организующая всё это действо, подтолкнула Шона между лопаток и приободряюще улыбнулась. Шон хотел улыбнуться в ответ, но почувствовал, что вышло криво.
Первым пунктом было приветствие, вторым – дурацкие вопросы к публике, третьим – объявление темы, четвёртым – объявление первого номера. Первыми выступали девушки с первого курса с каким-то замысловатым танцем. Шон в этом не очень разбирался, поэтому смысл танца остался для него загадкой.
Вечер мог бы продолжаться в таком прекрасном темпе и дальше, если бы не одно «но». Была то судьба или безалаберность сотрудников хозяйственной части, но софиты, висящие в два ряда, внезапно натужно заскрипели. Никто не успел опомниться, как громоздкая конструкция с натужным визгом и лязгом покосилась, оторвалась от потолка, чуть покорёжилась куда-то в сторону и в одно мгновение рухнула вниз. Будь Шон сверхчеловеком, он успел бы отбежать в сторону или вообще не вышел бы на сцену, но, к сожалению или к счастью, Шон таковым не был. Металлические рейки с яркими лампами рухнули, придавив тело Шона к деревянной сцене, почти разрубив его пополам. Сцена обагрилась горячей кровью, а зал наполнился густыми воплями.
Шон умер сразу же. На его лице отобразилось такое непонимание, что каждому, кто тогда бы посмотрел в его лицо, на ум пришёл бы один вопрос: «Почему?». Обычное «почему?», на которое можно было дать столько разных ответов, но ни одного правильного.
Потому что правильного ответа не было.
