Анна Фурман
Мерцание
Ложечка звякнула о край фарфоровой чашки из свадебного сервиза, пожалуй, и правда слишком громко.
– Даже то, как человек пьёт чай…
«…многое говорит о нём. Возможно ли, что для передачи информации не нужны ни время, ни пространство, ни оптоволоконные кабели, ни спутники? Что если вся информация уже существует в бесконечной вселенной?»
Сделав ещё пару кликов мышкой, Ребекка придвинулась ближе к экрану. Желание коснуться Патрика было невыносимым. Она ощущала этот порыв покалыванием на кончиках пальцев, будто стоит лишь протянуть руку, и монитор исчезнет, растворится, а вместо холодного пластика Ребекка кожей почувствует тёплое, живое… Конечно, всё это было иллюзией.
«Бекс спрашивала меня, почему мы не можем вообразить любую реальность и жить в ней, раз уж все мы нули и единицы. У меня есть два ответа. Либо кто-то запрограммировал нас видеть то, что нужно видеть, либо мы сами запрограммировали себя».
Зажмурившись, Ребекка подалась вперёд. Она попыталась представить себе иную реальность. Ту, в которой Патрик не просто говорящая картинка. Секунда. Одна, две, три…
– Это так не работает, Бекс.
Она отпрянула от экрана. Патрик смотрел прямо на неё.
– Это не магия… – Видео автоматически сменилось. – «Кажется, я напал на след…»
Ребекка нажала стрелку «назад» и отмотала в конец – «…либо мы сами запрограммировали себя». Ещё раз, ещё и ещё. Видеоряд обрывался.
«Люди неправильно понимают мерцание. Это не знаки того, что будет, не ответы на то, что нас волнует, совсем нет… Мерцание – это информационные вспышки, которым достаточно импульса мысли. Иногда они пробиваются через ткань мироздания. Они сами формируют пространство. Если бы мы только могли выйти за рамки привычного, отогнуть край».
Ребекка поёжилась. Солнце за окном медленно, но верно исчезало за горизонтом, воздух остывал, а Патрик никогда не жаловал ковры – слишком много пыли. Босыми ногами она прошлёпала по паркету в спальню и, порывшись в комоде, извлекла старые шерстяные носки мужа. Узкие ступни Ребекки утопали в них, но ничего теплее она не нашла.
На другом видео Патрик выглядел, как городской сумасшедший: огонь в глазах, растрёпанные волосы, заляпанная кетчупом рубашка. Именно таким Ребекка полюбила его однажды. От этого Патрика за версту несло безумием, но не больше, чем обычно.
«…если я прав, – он метался по лаборатории, беспорядочно тыча в доску с расчётами, – моё имя войдёт в историю. Мои дети будут гордиться мной. – Патрик замер, даже грудь перестала вздыматься. – Но всё же, если я прав, моим детям лучше никогда этого не видеть. Но я должен увидеть… Я должен… разобрать часы».
Значит, он всё-таки хотел детей. Эта новость кольнула Ребекку в самое сердце. Она поёрзала на стуле. Курсор застыл на иконке последнего файла в формате mp4.
«Я видел. Я был… там. Я заглянул на изнанку».
Патрик был сам не свой. Он не бегал по комнате в исступлённом возбуждении. Его голос дрожал. Лицо приобрело синеватый оттенок. Казалось, Патрика вот-вот стошнит.
«Мерцание… теперь оно везде. Оно… оно настоящее… Я слышу. Я знаю. – Речь становилась обрывистой, словно сам Патрик генерировал помехи. – Я хочу… нет. Не хочу. Не хочу возвращаться туда. Нет никакого порядка… и смысла тоже».
Он принялся крушить лабораторию, как заведённый повторяя: «Порядка нет…» Агония продолжалась не меньше пяти минут: книги одна за другой с глухим стуком падали на пол, бумаги трещали в руках Патрика. Когда же он наконец успокоился, снова заговорил:
«Мне нужно уточнить ещё кое-что… Я уничтожу информацию. Я сотру её… отовсюду. Но если что-то уцелеет… Пожалуйста, не открывайте симуляцию. Так не должно быть… нас не должно быть… меня… – он начал заикаться, но в последний момент собрался и посмотрел в камеру ясным, незамутнённым взглядом: – Не открывайте».
Тяжело дыша, Ребекка навела курсор на крестик в правом верхнем углу.
– Бекс, – Патрик снова обращался к ней, будто в прямом эфире. – Не открывай.
Она часто заморгала, пытаясь прогнать наваждение, но на мониторе мигала лишь чёрная заставка.
Какого черта? Может, всё это было игрой? Притворством? Может, он ошибся в расчетах? Нет. Мозги, скользкие, хлюпающие мозги, которые Ребекка держала в руках были настоящими. Всё было по-настоящему.
Здесь, в кабинете Патрика, в их доме – Ребекка знала это наверняка – хранился ещё один шлем. Точно такой же, какой Патрик использовал в лаборатории.
Ребекка принялась греметь дверцами шкафов.
– Где же ты? Где ты спрятал его, поганец?! – Она скользила по гладкому дереву, как по льду, разбрасывая содержимое полок и ящиков. Безликая, всепоглощающая ярость охватила Ребекку. Она не понимала, что за этим стоит, но злилась. Ужасно злилась… на математику, на чёртово мерцание, на Патрика, на саму себя. – Я всё равно узнаю правду.
Едва Ребекка произнесла это вслух, шлем свалился ей в руки, с верхней полки, вместе с парой книг в мягких обложках.
– Хорошо. Просто отлично.
Упавшие книги «вылупились» на неё кричаще яркими обложками: «Чего не стоит делать, когда ждёшь ребёнка» и «Просто сделай это: история Nike от основания до наших дней». Ребекка рассмеялась и сплюнула прямо на пол.
– Ах, значит так?! Ну держись, сраное мерцание! Люди неправильно понимают знаки, да, Патрик?! Сейчас посмотрим! Если ты, то и я тоже!
Она уселась обратно в кресло, натянула шлем и решительно, не сомневаясь ни секунды, открыла последний, загадочный файл.
***
Время потеряло счёт, значение, смысл. Когда Ребекка, тяжело дыша, отбросила шлем, солнце уже заглядывало в окно нежно-розовыми лучами рассвета. В комнате по-прежнему царил кавардак – разбросанные вещи валялись на полу, являя собой странную, хаотичную систему. И всё же, что-то изменилось. Губы Ребекки дрожали. Она не слышала ни собственного дыхания, ни надрывной трели телефона. Первым звуком, который пробился к ней сквозь эту жуткую тишину, был голос Патрика. С трудом сфокусировав взгляд на источнике шума, она подпрыгнула и отскочила от стола.
– Я же говорил… – Его голова была такой, какой Ребекка видела её в последний раз. Патрик лежал на полу с наполовину стёсанным черепом. Отверстие, из которого шёл звук, сложно было назвать ртом. – Я предупреждал тебя…
Ребекка хотела закричать, но не сумела – что-то стальными тисками сжимало её грудь и горло. Она могла лишь жадно хватать воздух, как умирающая рыба. Пространство мерцало.
Через миг картинка сменилась. На этот раз Патрик был жив. Он стоял напротив, улыбался и тянул к ней руки. Ребекка нерешительно шагнула навстречу – Патрик заключил её в объятия. Тёплый, мягкий, пахнущий хвоей и морским бризом.
