полная версия

Анна Кимова
Паблик [Публичная]

Полная версия

3.

– Елена Платоновна, проходите! Игорь Константинович вас ждет.

В моей голове зазвучали слова отца: «Чтобы найти выход – сделай выдох». Я выдохнула. Легче не стало. Что ж, пути назад все равно нет. Сейчас я зайду в кабинет и увижу его. И… встану в бойцовскую стойку Лены Маяк. Ты же знаешь, Леночка, что если это потребуется для дела, то ты и Игорю съездишь наотмашь по сонной. Ты сможешь, Ленок. Сказано – сможешь, значит, сможешь.

Он сидел в кресле с жесткой деревянной спинкой, поднятой в максимальное верхнее положение. Да, похоже, за три года, что мы не виделись, Игорь не утратил своих привычек. Он, черт возьми, был в форме.

Я вспомнила, как однажды спросила его, почему он всегда сидит как на мачту натянутый. Игорь ответил:

– Чтобы быть успешным – надо быть здоровым.

– И как же твое здоровье связано с тем, что тебя натянули на мачту?

– Эх, несмышленыш… Я в строю двадцать четыре на семь, из которых четырнадцать на семь я сижу. Моя мачта сидела, сидит и будет сидеть во главе ТВ1 еще долгие годы. Она будет греть сиденье генерального даже тогда, когда все мои замы, развалившиеся в своих креслах как матросы после опохмела и мечтающие меня подсидеть, отправятся к Нептуну кормить рыб. Потому что осанка – это признак долголетия. И характера.»

О-о да, он все еще был в форме. Пара глаз-маслин, черных как самые черные из его дел, встретилась с моими глазами, стоило мне появиться на пороге кабинета. Сердце в груди замерло. Леночку Маяк пригвоздила к дверям самая убийственная сила природы – архимозг. Он сидел в своем дурацком деревянном кресле как на мачту натянутый и буравил меня своим пронзительным взглядом. Человек, гений которого был для меня непревзойденным и по сей день. Но вместо того, чтобы думать, как я должна буду впервые превзойти его, я рассматривала роскошный Бриони, сидящий на его обладателе как влитой. Игорь нисколько не изменился: он выглядел элегантно и просто, без пафоса. Будто пошел в первый попавшийся магазин и купил второй подвернувшийся костюм. Я же знала наверняка, что он забрал его у портного после двух примерок и финальной подгонки. Да, Пресс остался прежним… Но и я, похоже, не изменилась. Передо мной сидел самый желанный в мире мужчина. Снова в ушах зазвенели слова отца. «Чтобы найти выход – сделай выдох». Я выдохнула. Опять без эффекта…

– Кого я вижу! Три лета, три зимы? Ну здравствуй, Ленок-электрошок!

– Шело́м!

Игорь поцокал языком по нёбу:

– Запрещенный прием. Пусть наши предки спят спокойно. Имя им – «вечность». А мы-то с тобой пока еще здесь, в насущном дне.

– Вот-вот. И в этом насущном дне меня зовут Елена Платоновна Маяковская. Всякие там Ле́нки и Ленки́ остались в прошлом. А, значит, и и́м имя «вечность».

Игорь улыбнулся самой люциферской из всех своих улыбок. Он внимательно смотрел исподлобья.

– То есть ты мне предлагаешь называть тебя Еленой Платоновной? И что, даже по старой дружбе исключения не сделаешь?

– Сделаю. Тебе позволено называть меня просто Еленой.

Он улыбнулся шире.

– Что ж, я это запомню. И обязательно зачту тебе как-нибудь, когда будет удобный случай.

– Уж не забудь. Так я присяду?

Он медленно опустил веки, а затем так же медленно поднял их снова.

– Так и хочется пригласить тебя присесть ко мне на коленки, но ты, вероятно, по делу. А жаль!

– Ага, – сказала я, садясь в кресло напротив него.

– Ага – по делу, или ага – жаль?

Я заглянула в самые дебри его глаз и, немного помолчав, сказала:

– Что-то в воздухе запахло сказкой… Игорь Константинович, выключайте мылодраму, она уже три года как перестала со мной работать.

Игорь рассмеялся, а затем резко посерьезнел.

– Просто, Еленочка, ты стала слишком взрослая. Излишне солидная. Куда деваться бедному мужику, если он в твоем присутствии только об одном и думает, как бы не оплошать.

– Может, Игорь Константинович, это вам только кажется? Зачем судить обо всех мужиках по себе?

– Причем здесь я, мой котик. Это всего лишь общая картина. Набросал ее тебе для лучшего понимания. В порядке бесплатной консультации. Как в старые добрые времена, так сказать. Меня ведь никогда не покидает чувство сопричастности к жизням тех, кого я когда-то вскормил.

– Ой, как приятно! А я думала, ты скажешь: «кого я когда-то отымел».

– Фу, как грубо! Ты же знаешь, милок, я на дух не перевариваю такую безвкусицу. Оттого мы с тобой и разошлись.

– Я думала, что мы с тобой разошлись оттого, что я для тебя стала слишком старой. Твоя категория – до девятнадцати и младше. А уж двадцать пять плюс так вообще унизительно.

– Что ты, зайчик, дело не в этом. До девятнадцати и младше – это, конечно, всегда целесообразно. Но в случае с тобой я бы вполне мог сделать исключение. Подобное ведь тянется к подобному. Просто ты переросла все границы. А это не располагает ни к флирту, ни к чему-то более приятному. Мылодрама, как ты выразилась, с тобой возможна только в одной форме: ожидания, когда мужику намылят шею. А это не то, к чему он стремится в жизни, пойми. Даже если он полный кретин. А я к их числу никогда не относился.

Теперь он смотрел без намека на интерес. На меня был устремлен циничный взгляд человека, который включил хронометр, отсчитывающий отведенные на мой визит секунды. Когда они истекут, Игорь без тени сомнения закроет за мной дверь. Настало время действовать. У меня в запасе был только один выстрел, которым я должна была угодить прямиком в циферблат. Только если секундомер остановится, я смогу включить свой счетчик. Или – проигрыш. Раз и навсегда. Лена, прекращай мечтать о нем, он вычеркнул тебя из своей жизни. Значит, ты тоже должна это сделать.

– Скажи мне, Игорь, я когда-нибудь заходила на твою территорию?

В его глазах мелькнула искра задора, бровь слегка дернулась, но в следующую секунду эмоции уже были стерты.

– Ты для этого слишком умна. А ум в тебе все же превалирует над нахрапом. По крайней мере, до сих пор превалировал.

– Ты – мастер не отвечать на поставленные вопросы. Но тебе придется ответить.

– Не бери меня на пушку, рыбка. Боеприпасов не хватит.

– Зачем мне это? Сам ведь знаешь, что пушка – не главное оружие. Так все же ответь.

– Хорошо. Я не против, если ты решишь, что мы играем по твоим правилам. Нет, солнышко, ты никогда не заходила на мою территорию. Потому что прекрасно знаешь, что делать это – себе дороже.

– Хорошо, что ты признал этот маленький ничего не значащий фактик. Итак, я на твою – не заходила. Тогда почему ты заходишь на мою?

Он сделал недоуменный вид.

– О чем ты, ласточка? В этом болоте есть что-то твое?

– Да, Игорь, и ты прекрасно это знаешь.

– Как я могу знать то, чего нет. Это, радость, все твои иллюзии.

– Так вот о нахрапе… Ты же меня знаешь. Лучше, чем кто бы то ни было. Знаешь, как мне трудно сдерживать этот нахрап. Знаешь, что случается каждый раз, когда он все же вырывается из-под контроля. Я побеждаю. Всегда. Зачем нам с тобой воевать? Не будет ли проще для нас обоих, если ты просто признаешь факт, что часть акватории твоего болота уже давно освоена мною?

– Птичка, тебя слегка занесло…

– Нет, Игорь. Ты можешь продолжать делать вид, что ничего не происходит. Отшучиваться, называть меня издевательскими обозначениями…

– Ласковыми именами, куколка!

– … но это не изменит расстановки сил на шахматной доске. Не тот случай. Если ты сейчас не остановишься, то мне придется объявить тебе войну. Чем она кончится – одному богу известно…

– Не произноси имени Господа всуе. Тем более, что из твоих уст это звучит сверхъестественно. Отдает дьявольщиной…

– … возможно, победа останется за тобой. Но могу победить и я. Или мы просто уничтожим друг друга. Неужели тебе так сложно усмирить свою гордыню? Ведь ты все прекрасно понимаешь.

Он, наконец, замолчал. Тогда я выстрелила второй раз.

– Оставь свою затею с робоженщинами.

– Может, сразу попросишь отписать тебе пол земного шара?

– Не руби сук, на котором сидишь, Игорь. В конечном счете этот замысел и тебе не пойдет на пользу.

– Елена Платоновна, тебя заносит. И сильно теперь уже. Учи своих недоделок из авксомской коллегии, с ними у тебя выходит. Папу с мамой, если получится. Своих мальчиков – фаворитов-наездников. Но не забывай, всему, что ты знаешь, тебя научил я. Не думай, что ты меня переросла. То, о чем ты сегодня думаешь, когда-то давно было задумано мною. Если я по доброте душевной и позволяю тебе развлекаться, то это не значит, что моя душа добра безгранично.

Он на миг замолчал.

– Войну ты мне объявишь?! Лучше с озоновыми дырами повоюй. Или с летоисчислением. В обоих этих случаях у тебя будет меньше шансов, что пупок развяжется.

– Идея с робоженщинами – это ящик Пандоры. Даже ты не в состоянии справиться с теми последствиями, которые могут наступить, если этот ящик открыть. Я знаю, ты думаешь, что на твой век тебе хватит сил, чтобы удержать все под контролем, а дальше – хоть трава не расти. Но что, если в этот раз ты просчитаешься?

– Оборот «что, если» оставь для паблик-ло клиентуры. На них это производит впечатление. В моем лексиконе таких оборотов нет.

– И какие же в твоем?

– Знаешь, как я в студенческие годы сдавал экзамены? Приходил на очередную сессию после ночной попойки, в голове звенело, глаза слипались. А какая-нибудь дежурная зубрилка подходила ко мне и спрашивала, готов я или нет. Когда я говорил, что не готов, она бросала на меня взгляд свысока. Сочувствующий такой. В нем одновременно отражались презрение и жалость. А потом спрашивала: «Игорь, а как же ты сдавать собираешься?». Так вот я всегда отвечал одно и то же: «Что-нибудь придумаю».

Он умолк и жестко посмотрел на меня.

– И всегда придумывал. Сначала на экзаменах, а потом и в жизни. Всегда. А где сейчас эти зубрилки? Со всеми их заученными знаниями… Которые абсолютно неприспособленны к жизни.

– А куда ты денешь многочисленных фотомоделей, которые тебя до сих пор неплохо кормили?

– Не надо выдавать желаемое за действительное, Ленок. Это я их кормил. Все они – пшик, пустое место. Гонору – вагон, а пользы как от козла молока. Давно надо было разогнать всё это безмозглое стадо.

– Игорь, восемьдесят процентов из них – мои клиенты.

– Прими мои соболезнования. И да, можешь выслать письменную благодарность. Не обязательно, приурочивая к праздникам. Я рад сделать для тебя что-нибудь приятное круглый год.

Я вскочила с места.

– Игорь, оставь свой юмор. Вчера ко мне явилась Ольга Позёркина, а точнее, влетела в приемную как ураган. Она несколько минут металась по кабинету и истошно орала, пока я не начала сквозь ее ор разбирать слова. Не догадываешься, о чем я?

– А что тут догадываться? Позёркина стала первой. Но скоро это коснется и всех остальных.

– Так ты все подтверждаешь? Игорь, если ты, и правда, собрался воплотить в жизнь этот проект, то ты просто сумасшедший! Ольга Позёркина, Аглая Мала́я, Тося Нимфе́мбл – это же клиентура уровня топ-20! Самые удойные из самых убойных! Ты хочешь оставить меня без заработка? Хорошо, ну ладно я… А кто следующий? Ведь если запустить этот процесс, то фотомоделями он не ограничится. За ними потянутся Эвелина Слабопоющая, Федор Актёрик, Ирина Балерина. Пирамида рухнет! Ты понимаешь, что сравняешь с землей весь псевдокультурный пласт? Не боишься, что сам ляжешь под его обломками?

– Не боись, Электрошок! Шквал пройдет наискосок.

Я не удержалась и рявкнула.

– Игорь! Прекрати этот фарс!

Его голос прозвучал так зловеще тихо, что я тут же пришла в себя:

– Фарс?

Он медленно поднимался из кресла. Непроизвольно я слегка попятилась назад.

– Это второе слово после «Бога», которое для тебя заказано.

Он смотрел с угрозой. Я похолодела.

– Елена Маяк – это и есть фарс. А я – Бог. Не просто местный божок. Я – главный авксомский Творец. Не забывай. Я создал тебя по образу своему и подобию, но не стоит заблуждаться, что ты поэтому стала мне равной. Читай Библию. Вспомни, что стало с созданиями, которые посчитали себя уподобившимися своему создателю. И не повторяй их ошибок.

Он медленно надвигался на меня, а я смотрела на него взглядом загипнотизированного кролика. Мои ноги приросли к полу. Игорь подошел вплотную.

– Я наделил тебя теми чертами, которые посчитал нужными. Тем, к чему ты была наиболее склонна. Мы с тобой очень похожи, мне всегда это нравилось. Ты мне подобна, это да, но ты лишь мой образ. Тебе, Лена, никогда не будет дано узнать, что именно содержится внутри.

Он поцеловал меня. Я онемела от страха и возбуждения. Мое сердце бешено заколотилось. Когда Игорь отстранился, он сгреб своей огромной пятерней мои волосы и оттянул их назад. Я стояла молча, не издавая ни звука. Глаза мои расширились, на шее заколыхалась маленькая жилка.

– Не пытайся играть против меня. Я просто отключу тебя от питания, поняла? Мне это не доставит удовольствия. Изгонять своих детей из Эдема всегда неприятно. Но если возникнет такая необходимость, я не стану размышлять.

Он провел свободной рукой по моей щеке. Я почувствовала, как Игорь постепенно ослабил хватку. К корням волос прилила кровь, от них побежало тепло, спускаясь вниз пьянящей волной. Оно потекло по шее, затем ниже и вот, уже достигло живота.

– Лучше делай то, чему научилась лучше всего: играть на моем поле. Я позволил тебе думать, что часть его принадлежит тебе…

Растопыренной ладонью Игорь схватил меня между ног. Он сжал пальцы.

– Но ты зазналась… – Пресс смотрел с желанием. – А зазнаек надо или уничтожать, или ставить на место. С тобой я предпочитаю сделать второе. На первый раз.

Рывком он прижал меня к стене. Я смотрела в упор, как это делает кролик, смотрящий в пасть удава, который собирается его поглотить. Удав принялся поглощать меня…

…

– Все же ты – одно из лучших моих творений, котёнок, – сказал Игорь, когда все кончилось. – Поэтому ты у меня на особом счету.

Он вытерся салфетками, застегнул ширинку и сел обратно в кресло.

– Тебе всего-то и надо, что помнить, кто в доме хозяин. И радоваться, что тебе позволяют в нем жить.

Он умолк. Я продолжала стоять возле стены. Коленки мои слегка дрожали.

– Все твои клиенты – только на первый взгляд твои, мой малыш. Тебе просто давали такую возможность – думать, что кто-то из них твой клиент. Они – пешки, а, значит, не могут быть ничьими клиентами. Это лишь фигуры на шахматной доске, как ты выразилась, нужные лишь пока длится игра, для которой они предназначены. Но сейчас настало время для новой партии. И потребность в них всех отпала. Что ты дрожишь как осиновый листок? Радуйся, что ты пока не входишь в их число. А если будешь хорошо себя вести, то и не войдешь.

Я подняла на него взгляд. По моей правой щеке потекла горячая слеза.

– Я даю тебе еще один шанс. На новую партию. В которой ты будешь не одним из игроков, а организатором. Ведь выигрывает не тот, кто победил, а тот, кто решает, кто победит. Вы, несмышленые, до сих пор этого не понимаете. Даже ты, ангелочек.

Слеза покатилась по второй моей щеке.

– Хватит распускать нюни, а то я разозлюсь и передумаю.

– Я понимаю, что ты хочешь мне предложить… Это мерзко.

– Не смеши меня. Твоя шкура для тебя все равно дороже всего. К тому же тебе не впервой.

Он умолк. Я вытерла слезы. Игорь бросил на меня мимолетный взгляд и снова заговорил:

– Я знаю твое реальное к ним отношение. При первой возможности сотрешь их с лица.

– Дело не в моем отношении. Дело в том, что я должна буду отказаться от своих слов, рискнуть репутацией. В жизни каждого человека должны быть какие-то принципы, какая-то мораль…

– Главное здесь слово – «какие-то». Аморальная мораль – это тоже мораль, моя детка.

– То, что ты хочешь от меня, выходит за пределы даже самой аморальной морали.

– Значит, ты снова будешь первооткрывательницей. Ты же это обожаешь – пройти там, где еще не ступала нога человека. Но решать тебе. Или ты становишься флагманом моего нового проекта, его главным рупором, или идешь в расход вместе со всеми своими клиентами, коллегами и коллегиями. Даю тебе один день на размышление. Завтра вечером сообщишь лично, я буду на своей подавксо́мной вилле. Буду ждать, карамелька, с нетерпением ждать.

В его глазах снова мелькнула искра вожделения. Но он резко моргнул.

– А пока пошла вон.

4.

Я никогда не испытывала такого унижения. Он навалился на меня огромным весом своей пресс-машины, нажал на кнопку и начал сдавливать. Чем сильнее он сжимал меня в тисках, тем большее удовольствие я испытывала. Игорь уничтожал меня, вырывал с корнями гордость, дробил на осколки все мое существо, но чем более жестоко его действия отзывались в моей сжимающейся от боли душе, тем ближе я подходила к черте максимального физического удовольствия. Это было парадоксально: ужасная душевная боль отзывалась упоительной сладостью в теле. Он снова полностью овладел мною.

Мысль об этом отозвалась во мне приступом тахикардии. Сердце колотилось так, словно я вот уже сутки бежала марафон. Я задумалась. Делать было нечего. Он снова прав: для меня такое не впервой. Сколько раз в жизни я меняла друзей на врагов, когда того требовали обстоятельства? Если вдуматься, кто есть друг и кто есть враг, когда в мире давно стерты четкие границы всему? Да, это теория Альберта Э. по версии Елены Маяк: все в мире относительно настолько, что даже не зависит от точки наблюдения. Я на этом собаку съела. Но почему на этот раз мне так противно? Уж не потому ли, что я просто не хочу признаваться самой себе в том, что Игорь снова сделал меня по полной программе? В тот самый момент, когда я себе надумала, что сама вот-вот его сделаю…

Думай, Лена, думай. Весь сыр-бор из-за робоженщин. Может, Игорь прав, и это не так опасно, как мне кажется? Нет, все именно настолько опасно. Думается мне, что это начало конца устоявшегося мира … Я вспомнила вчерашний разговор с Ольгой Позёркиной…

… – Ты прикинь, Лен, прихожу я на съемки, а дверь в студию закрыта. Я подумала еще про себя, что они тут, видимо, совсем офигели. Я́ пришла, а у них там ни хрена не готово! Где такое свинство видано? Оля Позёркина в жизни никого не ждала больше двух минут, не то, чтобы прийти на сессию и уткнуться в закрытую дверь! Ну я давай кричать, ломиться, естественно, бить ногами. Ну ты понимаешь мое состояние… Короче я им там показала кузькину мать… Так что ты думаешь? Фонд презрения! Ни одна собака не отозвалась.

Ольга продолжала сновать по кабинету туда-сюда.

– Я еще молчу о предыстории этого безобразия… Как они вместо моего счастливого семнадцатого этажа поселили меня на шестнадцатом, как моему Наполеону Бонапарту вместо его любимых консервов из новозеландского тунца навалили какого-то левого норвежского лосося, как маска для сна была не из атла́са, а из бархата и еще куча всяких мелких пакостей… Как в таких условиях вообще можно нормально настроиться на работу? Тут даже кокаин не помогает!

Ольга подошла к столу, налила себе минералки и попыталась влить в себя жидкость, но у нее плохо выходило. Стекло клацало о ее бело-голубые зубы, изрядная часть жидкости проливалась на ковер.

– Кароч… Звоню я, значит, своему агенту, сходу не по-детски на него, значит, наезжаю, чтобы сразу было ясно, кто тут главный, а он мне, знаешь, что говорит, Лен? – Ольга вылупилась на меня взглядом истерички. – Что мой контракт аннулирован, а сессию в данный момент уже отрабатывает другая модель.

– Подожди, Оля, не горячись. Объясни нормально, как другая, если им нужно было твое лицо?

– А так! Глу́цис сказал, что вместо меня с ними теперь работает какая-то модель-робоженщина. Я вначале подумала, что этот старый хрен шутит и просто решил меня позлить, но потом по его тону поняла, что он был абсолютно серьезен. Эти уроды из Стар-Моделс аннулировали мой контракт под предлогом того, что я регулярно нарушаю технологическую дисциплину, что б им, сволочам, пусто было… Они сами-то поняли, что имели в виду? Технологическая дисциплина! Что это за термин такой новый?!

– Не отвлекайся. Нарушаешь технологическую дисциплину и …

– И поэтому они на совете директоров приняли решение о том, что с сегодняшнего дня начинают сотрудничество с дочкой холдинга «Транс-Восприятие номер один», с агентством по внегендерному внедрению. Если коротко «ВиВиМо́удел». Я эту тему зазырила и просто обалдела! Этот вивимоудел предлагает агентствам в аренду оборудование. А именно роботизированные человекообразные устройства, похожие на реальных людей, которые могут выполнять весь спектр команд для позирования фотографу в качестве модели. Понимаешь??? Весь спектр! Эти ублюдки хотят сказать, что их ублюдская кукла-робот сможет заменить на площадке саму Ольгу Позёркину? Они там вконец, что ли, себе мозги кокосом изнюхали?

– Так, подожди, подожди… «Транс-Восприятие один», говоришь…

– Ну да!

– А что модель, она, значит, уже на площадке?

– Так я тебе об этом и говорю, Лен! Это же дискриминация личности! Я уже молчу о нарушениях норм публичного права. Если мы найдем доказательства того, что они меня так вот без предупреждения слили, да еще и, заменив на какую-то куклу, так мы с тобой их так прижмем, что они до конца дней будут мне безакционные дивиденды выплачивать!

– Значит, эта робоженщина, которую они взяли с сегодняшнего дня в аренду, у нее что, твое лицо?

– Видимо! Мы ведь часть материала уже отсняли, так что им не было смысла заваривать эту кашу сейчас, в разгар проекта, если бы у них не было моего лица. Они могли замутить все после завершения съемок.

– Понятно. Ты поезжай пока к себе. Я соберу информацию и подумаю, как мы будем действовать. Ты права, у нас все карты на руках, это одиозный случай дискредитации прав публичной личности. Но надо подумать, как разыграть эту комбинацию с наибольшей выгодой. Я дам тебе знать…

…

Я легла в ванну, наполненную угольной водой. Ее содержимое вздрогнуло, приняло меня в себя и сомкнулось. Когда черная топь превратилась в гладь, я запрокинула голову и посмотрела в зеркальный потолок. Цвет воды снова напомнил об Игоре. Мне требовалось очищение, уголь был как нельзя кстати. Чтобы стать белоснежной, всегда нужно сначала испачкаться, иначе конечный эффект никого не впечатлит… Я думала, что, принимая свой любимый сорбент, мне, как всегда, станет легче. Но сегодня я испытывала противоположные чувства: будто купалась в Игоре, а он еще сильнее в меня проникал. Мысль об этом снова привела меня в состояние возбуждения. Моя рука потянулась туда, где еще недавно побывал он. Завтра мы увидимся снова…

… По полу разлились черные лужицы. Да, сегодня Леночка хорошо отдохнула, принимая ванну… Называется, абстрагировалась от мыслей об Игоре!..

Я вспомнила, как еще два дня назад выстраивала в своей голове образ нашего с ним разговора, какие аргументы готовила и какими вескими они мне в тот момент казались. Я была уверена, что положу его на лопатки, как никогда и ни в чем в жизни. А в итоге он меня отымел…

… После ухода Позёркиной я сделала несколько звонков. Только тогда у меня в голове сложилась полная картина. В своей безгалстучной беседе с гендиром модельного конгломерата Стар-Моделс, Игорь Константинович Пресс предложил последнему замутить маленькую революцию. Иннокентий Валентинович Бессонный уже давно жаловался Игорю на то, что сложившаяся в течение последних десяти лет система взаимоотношений между агентством и его контрактниками (и, в особенности, контрактницами) доводит его до белого каления. Вроде как агентство – это всесильный хозяин, а контрактники – лишь работники по найму, но зачастую все было наоборот. Становясь известными, модели обзаводились рекламодателями, влиятельными покровителями и просто фанатами, в результате чего начинали понукать хозяином, диктуя свои правила и требуя повышенных гонораров. Самые зловредные из них – контрактницы из топ-5 во главе с профессиональной истеричкой Позёркиной, в последние годы настолько зажрались, что Кеша даже перестал нормально спать. Едва ли не каждую ночь Иннокентию звонили его замы и сообщали, что кто-то из «физкульт-привет пятёрки» опять что-то отчубучил. Из трубки доносилось: «Иннокентий Валентинович, физкульт-привет!». И Кеша сразу понимал, о чем пойдет речь.

Игорь рассказал о своем давнем замысле – робоженщинах. Он собирался в ближайшее время его опробовать, тем более что прототипы себя неплохо показали. В случае успеха он хотел найти своей идее более широкое применение.

Сам Иннокентий Валентинович и его сын Валя входили в число любителей посещать деловые посиделки Платона Макарыча Маяковского, так что с Валей я была знакома давно и глубоко. А поскольку тот от всего сердца любил «играть со мной в конструктор» и при этом был один из самых болтливых пестиков, то нетрудно догадаться, откуда после нескольких телефонных звонков в моем распоряжении оказалась подробная сводка разговора между его отцом и Игорем Прессом.

Игорь посоветовал Иннокентию нанести первый удар по Позёркиной. Это должно было снять спесь с оставшихся физкульт-приветниц. Пресс предвидел два варианта развития событий: либо Бессонный впоследствии заменит на робоженщин всю пятерку, либо на примере Позеркиной ее участницы поумнеют и присмиреют. На создание четырех робоженщин с лицами Малой, Нимфембл, Авксом-Блоцкой и Звездуновой ему потребовалось бы полтора месяца, так как Игорь не хотел форсировать переход на промышленные масштабы производства. Сначала надо было запустить процесс, а уж потом налаживать конвейер. Но при удачном запуске проект можно было доработать до кайфа за каких-нибудь три-четыре месяца, и тогда замена неугодных контрактниц занимала бы всего каких-то два-три дня. Таким образом, сроки проектов агентства не сдвигались, а их эффективность возрастала в разы: стоимость аренды одной модели-робоженщины за сессию составляла десятую часть от стоимости гонорара реальной модели-дивы.

Сначала Бессонный сомневался. Скандал с Позёркиной стал бы слишком громким событием, и в случае провала проекта это грозило бы агентству колоссальными убытками. Но когда Пресс показал ему прототип, и Иннокентий самолично узрел его возможности, он сдался. Началась документальная подготовка.

Оценив весь расклад, я быстро раскумекала, как мне стоило действовать. Это был реальный шанс на то, чтобы заставить Игоря потесниться на авксомском информационном троне. Ставка Пресса, безусловно, была на внезапность. Их с Бессонным операция застала публичное сообщество врасплох. Но он допустил один просчет: влез в зону моих интересов, забыв о том, что вопросы юриспруденции – это мой конек. Я тоже собиралась действовать быстро. Пока в распоряжении Игоря было всего несколько прототипов. Произвести количество, достаточное для завершения всех ныне действующих проектов Стар-Моделс, можно было не раньше трех месяцев. За это время я должна успеть капитально разворошить этот муравейник.

Четыре звонка – и более пятидесяти фотомоделей уровня топ-100 скоро будут в курсе: над ними навис дамоклов меч потери работы, ведь Стар-Моделс расторгает контракты в одностороннем порядке, заменяя моделей на некие роботизированные человекообразные устройства. Еще один звонок – и на штаб-квартиру Стар-Моделс скоро обрушится медийный шквал: более десятка независимых информационных агентств устроят осаду возле их здания. Последние два звонка – и «КАЮК», «Консолидированная авксомская юридическая коллегия», в лице двух (помимо меня) самых значимых его членов, тоже были в курсе дела. Что ж, Ленок, ты поработала на славу! Тебе потребовалось каких-то пять минут, чтобы спустить контрреволюционный рычаг. А революционеру номер один – Игорю Константиновичу Прессу – теперь придется считаться с твоим мнением… Сколько он готовил свою операцию? Месяц, год, десятилетие? А ты справилась за пять минут. Садись, Леночка, пять!

… Как же я заблуждалась. Думала, что, явившись к нему на следующий день, буду диктовать свои условия, ведь он загнан в угол: пресса беснуется, фотодивы на баррикадах, а над ним повисла туча в виде судебного процесса если не века, то десятилетия. Но я просчиталась: Игорь подготовился к нашей встрече лучше моего. Для этого ему, наверное, даже не пришлось никому звонить. Пресс заранее знал, что у меня ничего не выйдет, ведь стоит ему взяться за меня, и весь мой план растворится в его энергетике. Он снова повернул время вспять и теперь будет использовать его в своих интересах. А я, разворошив муравейник, в конечном счете обратила все против себя, ведь, принимая условия Игоря Пресса, я должна буду принять на себя агрессию каждого отдельного муравья. А вместе они сила.

Все мои теперь уже бывшие клиенты, коллеги… Друзья, а точнее сказать подельники… Теперь мы станем поделывать наши делишки по отдельности друг от друга – наши дороги навсегда разойдутся.

Мне стоит радоваться, ведь я всегда считала себя выше толпы и хотела схлестнуться с достойным соперником. И вот, наконец, возможность. Играть на одном поле с таким, как Игорь, стать соратниками. Но возможно ли это? Сможем ли мы бежать в одной упряжке? Ведь однажды из этого уже ничего не вышло…

Эх, Лена, Лена, какая же ты глупенькая! Одна упряжка? Как ты могла вообразить такое? У Игоря и в мыслях нет играть с тобой на равных. Он всегда выражал свои мысли предельно четко, и этот раз не стал исключением: он – Бог, а ты лишь его творение. Ты никогда не станешь ему равной. Ну что ж, Господь Авксома, пусть так. Быть отброшенной на обочину жизни все равно не для меня. Я не знаю, блефовал Пресс или говорил правду, но мне и не нужно это знать. Я инстинктивно чувствую, что он силен. Игорь сильнее меня. Я просто это знаю. Без доказательств и объяснений.

Мне не пришлось долго думать. Без сомнений, теперь я ненавидела его. При этом ко мне впервые пришло осознание всего масштаба силы, которая была в нем заключена. Я не могла противиться ей, по крайней мере, пока. У меня не было иного пути, кроме как подчиниться.