полная версия

Анна Кимова
Паблик [Публичная]

Полная версия

5.

– Елена Платоновна, теперь прошу вас высказаться.

Я встала. Моя плюгавая оппонентша недоуменно огляделась по сторонам, открыла рот, чтобы что-то сказать судье, но та не дала ей этого сделать:

– Жалобщик, сядьте. Свою позицию вы изложили. Теперь очередь стороны уклониста.

Она села. Тогда вступила я:

– Уважаемый суд, рассмотрев заявление жалобщика, а также подробно ознакомившись с материалами дела, я прихожу к выводу о том, что ее требования не только необоснованны, но даже аморальны. Жалобщик, пользуясь громким именем моего клиента, хочет создать прецедент, а это уже просто выходит за рамки морали. С моей точки зрения мораль – это столп, на котором зиждется все наше общество, и покушение на сложившиеся его устои равнозначно преступлению против общества, против человека. Варфоломей Иванович Мя́сник – не просто врач. Позволю себе заметить, это доктор с большой буквы. Интересы пациента для него всегда стояли во главе угла, что он неоднократно демонстрировал в прямом эфире, проявляя самоотверженную любовь к ремеслу и беззаветную ему преданность. Конечно, у всех случаются ошибки, но не зря в наш оборот плотно вошли такие мудрые высказывания, как «человеку свойственно ошибаться» и «не ошибается только тот, кто ничего не делает». А ведь врачебная практика это вам не какая-нибудь теория. Это мы с вами можем себе позволить рассуждать об эфемерных материях, философствовать, так сказать, теоретизировать. А врач – это человек дела, летописец реальности. Его задача – спасать жизни, а фундаментом этого процесса является искреннее, неподдельное желание помогать людям.

Я бросила взгляд на плюгавую. Она смотрела на меня, разинув рот. Так и хотелось сказать: «Закрой рот, муха залетит!». Но я сдержалась и лишь едва заметно ухмыльнулась.

– Теперь что касается жалобщика. Она обратилась к многоуважаемому Варфоломею Ивановичу со вполне рядовой проблемой: вирусные бородавки на поверхности стопы. Подчеркиваю: жалобщица пришла к светилу авксомской медицины, к величине кожной науки нашего города с такой мелочью. К нему идут с саркомой, а она с бородавками пришла. Это раз. Но наш почтенный корифей не открестился от страждущей, ведь лечить людей – это его долг, серьезность заболевания пациента для него не главное, он – альтруист, он не гонится за славой. Помогать, значит, помогать! Варфоломей Иванович взялся за дело рьяно, со страстью, как и привык это делать всю свою жизнь. В прямом эфире, на глазах у миллионов зрителей он применил к жалобщице типичный метод, один из распространенных в практике, уместный при данном заболевании и принятый сообществом хирургов-кожеведов. Никаких экспериментов он не ставил. Это два. Он сработал профессионально, жалобщик была признательна доктору, даже расчувствовалась в прямом эфире. Он, кстати, стал одним из наиболее кассовых в сезоне и жалобщик, наконец-то, получила минуту славы, что, видимо, и являлось ее итоговой целью. Это три.

Я сделала паузу, чтобы еще раз насладиться выражением лица плюгавой.

– И вот спустя год после трансляции жалобщик подает этот удивительный по своему бесстыдству иск, в котором обвиняет многоуважаемого Варфоломея Ивановича чуть ли не во всех смертных грехах! Он-де мясник не по фамилии, а по своей сути. Кстати, такие заявления тоже не добавляют доверия к жалобщику. Ведь человек не выбирает себе фамилию, она дается ему от рождения… Он-де не предупредил ее о последствиях, хотя о каких последствиях он должен был предупреждать, если сам о них не знал? Он-де не врач, а дилетант и не может называться кожеведом, раз не знает о последствиях банальной операции. На это у меня тоже припасен аргумент: даже самому знающему врачу не дано знать об индивидуальных особенностях организма каждого своего пациента. Это жалобщик должна была перед операцией предупредить доктора о таких последствиях. Из-за них не только ухудшилось ее здоровье, из-за них возникли проблемы в жизни большого специалиста, который сейчас, вместо того чтобы помогать людям, вынужден сидеть в зале судебного заседания. Я уже не говорю о тени, брошенной на его репутацию.

Я посмотрела на судью. Она сидела с невозмутимым видом.

– Подвожу итоги. Первое. Аргумент жалобщика об альтернативных методах лечения является несостоятельным, так как метод, примененный к ней, считается в подобных случаях рекомендуемым. Ее утверждение о необходимости индивидуального подхода к каждому пациенту также не вызывает доверия, ведь система научных парадигм и методологий лечения, годами формируемая медсообществом, существует неспроста. Лучшие умы медицины не спят ночами не только, чтобы сделать методы лечения более совершенными, но и чтобы при этом докторам не приходилось каждый раз изобретать велосипед. Второе. Аргумент жалобщика о том, что площадь раны, возникшей в результате операции, была неадекватна характеру заболевания, также не может быть принят судом в расчет. Во-первых, жалобщик не имеет медицинского образования. Она профан в данной области и не может рассуждать о том, как следует проводить оперативные вмешательства. Во-вторых, в деле отсутствуют нотариально заверенные материалы, которые фиксировали бы объем кожного поражения до и после операции, так что сделать выводы об адекватности оперативного вмешательства не представляется возможным. Третье. Появление повторных бородавок на поверхности рубца спустя шесть месяцев после операции не свидетельствует о профессиональной несостоятельности хирурга: этот аргумент со стороны жалобщика также не выдерживает критики. Такое случается. Иммунная система пациента не всегда срабатывает, и хирург не может повлиять на данный процесс. Он и так сделал все, что мог – вместо одного сантиметра кожного покрова иссек десять, чтобы бородавки уж наверняка больше не появились. Но они, к сожалению, возникли. Однако, хирург не Господь Бог, он не может ручаться за иммунитет пациента. Четвертое. Аморальное поведение жалобщика в части ее желания воспользоваться чередой возникших случайностей, обусловленных индивидуальными особенностями организма, повлекших ухудшение ее здоровья, воспользоваться в корыстных целях, на мой взгляд, нельзя оставлять безнаказанным. Жалобщик хочет нажиться на моем клиенте, пытается втоптать в грязь его доброе имя. Прошу суд не оставаться равнодушным к данному акту дискредитации публичной личности, квалифицировать данный процесс как равносостязательный и применить к жалобщику меры пресечения, принятые для подобного рода процессов.

Судья помолчала. Она перевела взгляд на плюгавую и сказала ей:

– Жалобщик, ваши контраргументы.

Доходяга поднялась с места. Голос ее дрожал.

– Ваша честь, прошу меня извинить, я несколько шокирована речью уклониста, целиком и полностью состоявшей из демагогии. Напротив, свою доказательную базу я выстроила на вполне конкретных фактах, но уклонист перевернула все с ног на голову. Неужели наша судебная система работает именно так? И вы позволите назвать белое черным, а черное – белым?

– У вас есть что добавить по существу дела?

– А разве я не по существу добавляю? Больше всего в прозвучавшей речи мне понравилось, цитата: «человеку свойственно ошибаться». Это истина. Но на что нам закон, если он не встает на защиту того, чьи интересы ущемлены в результате врачебной ошибки? Врач – не банальная профессия, от его ошибки зависит качество жизни пациента, поэтому он должен нести за них ответственность. Паблик-ин-ло заявляет, что уклонист отрезал мне на стопе кусок ткани в десять раз больший, чем следовало во избежание рецидива. Тем не менее он наступил. Вопрос: раз возможен рецидив, зачем было отрезать в десять раз больше? Это ли не является аргументом в пользу моего утверждения, что уклонист – мясник не по фамилии, а по своей сути?.. Паблик-ин-ло ссылается на то, что в деле отсутствуют нотариально заверенные материалы картины до операции и после нее. Вопрос: вы перед каждой операцией ходите к нотариусу? Зачем нужно подтверждение, если пабли-ин-ло сама признает, что хирург отрезал в десять раз больше? Ведь, говоря, что «человеку свойственно ошибаться», она тем самым подтверждает, что ошибка была. И потом никак не могу понять… причем здесь нотариус, если все зафиксировано в прямом эфире… Паблик-ин-ло заявляет, что хирург не предупредил меня о последствиях, потому что сам о них не знал. Вопрос: неосведомленность хирурга о возможных последствиях операции – признак профессионализма? Это первая операция в его практике? Разве не ясно, что если вырезать прямо под опорной костью стопы кусок ткани размером со спичечный коробок, то человек долго не сможет ходить? Мне же при этом обещали, что все придет в норму через пару недель, поэтому я и согласилась… Паблик-ин-ло заявляет, что ко мне был применен оптимальный метод – иссечение лазером. При этом она ссылается на документ института имени Курвиле́нко, в котором говорится об оптимальности этого метода. Таким образом, она в качестве доказательства использует внутренний документ той организации, которую представляет. А судья этот документ принимает. Вопрос: суд считает эту бумагу допустимым доказательством?.. Паблик-ин-ло заявляет, что нельзя принимать в расчет наличие альтернативных путей лечения. Но я выяснила, что вирусные бородавки поддаются лечению лучевым способом, который абсолютно безболезнен и не оставляет никаких следов. Вопрос: хирургической практики уклониста было недостаточно, чтобы оценить ущерб от операции и назначить иной способ лечения? Сравнивая два метода: первый, после которого у пациента образуется глубокая рана, а через несколько месяцев на том же месте опять появляются бородавки, и второй, после которого не наступает вообще никаких последствий и бородавки исчезают навсегда – какой из них является более предпочтительным? Но паблик-ин-ло сваливает все на мое здоровье, которое, между прочим, до злосчастной операции было в порядке. Она говорит об индивидуальных особенностях моего организма. Каких именно? Не припомню, чтобы в материалах дела были какие-то данные о наличии у меня таких особенностей. Может, она хочет сказать, что если бы ей сделали такую операцию, то она через три недели стала бы бегать как козочка?

– Жалобщица, или говорите по существу, или я больше не дам вам слова. Здесь судебное разбирательство, а не бытовая разборка.

– Прошу прощения! То, что можно Елене Платоновне – нельзя простым смертным. Она может фабриковать нелепые обвинения, а я не имею права называть вещи своими именами. Мой главный аргумент в данном процессе – огромная рана, несовместимая с возможностью нормально ходить – теперь обращен против меня самой. Выясняется следующее: я ходила на костылях спустя год после операции потому, что просто рана расположена в таком месте. Она не зарастала, потому что на нее опирались. Вопрос: по какому поводу мы все здесь собрались? Кто мне эту рану нанес? Происходящее можно описать одним предложением: «Вода мокрая потому, что она вода, а вода она потому, что мокрая». Но это уже не важно… Важно, что у меня индивидуальные особенности. Их, и в самом деле, две. Борьба за справедливость и поиск правды. Как выяснилось, они очень мешают жить. Ведь, решив поискать правды и справедливости, я угодила в гораздо больший переплет, чем когда попала под нож хирурга-мясника.

– Жалобщица, достаточно! Вы не сообщили суду ничего нового, а лишь повторили изложенные ранее факты. Все они давно изучены судом и учтены. Елена Платоновна, вам есть что добавить?

– Нет, уважаемый суд. Кроме того, что, на мой взгляд, авксомская система урезонивания дофигаумных – одна из самых совершенных в мире. Уверена, что исход данного процесса будет полностью соответствовать мировым стандартам. У меня все.

– Что ж, тогда я оглашаю решение. Жалобщица, что вы стоите как истукан, суд вас выслушал, займите свое место.

Доходяга села. Судья обратила свой взор на бумагу, лежащую перед ее глазами.

– Рассмотрев материалы дела по заявлению Умнóвой Валерии Валерьевны, агроинженера колхоза «Мира и добра», к Мясник Варфоломею Ивановичу, хирургу-кожеведу института имени Курвиленко, суд решил: метод, примененный к лечению у жалобщика вирусных бородавок стопы одобрен сообществом хирургов-кожеведов, а, значит, является допустимым. Сделать вывод об адекватности объема, примененного к жалобщику оперативного вмешательства, не представляется возможным, так как отсутствуют данные о первичном объеме кожного поражения, зафиксированные должным образом. Требования жалобщика в части затрат на лечение подтверждения в ходе судебного разбирательства не нашли: данных о том, что затраты были произведены на объективное лечение нет. Требования жалобщика в части компенсации морального вреда в размере, указанном в заявлении, обратно пропорциональны объему ответственности, которую жалобщик обязан понести за попытку создания судебного прецедента. Жалобщик, как проигравшая в равносостязательном процессе сторона, обязан выплатить данную сумму уклонисту в счет морального вреда, который был ему нанесен вследствие участия в данном процессе.

Судья подняла глаза на плюгавую.

– Сторонам все понятно?

Доходяга встала с места:

– Повторите так, чтобы хоть что-то можно было понять.

– Вы, жалобщик, участвовали в равносостязательном процессе. Это означает, что и вам, и стороне уклониста были даны абсолютно равные возможности для доказательства правильности своей позиции. Вы – проиграли. Поэтому груз расходов в полном объеме ложится на вас. Вы обязаны выплатить уклонисту весь объем заявленных вами требований, то есть ту сумму, которую указали в заявлении. Сколько там миллионов? Не помню, ну посмотрите, в решении будет указано. Срок исполнения вновь возникших обязательств – двадцать четыре часа, с двадцать пятого часа пойдут пени, по пять процентов от общей заявленной суммы за каждый час просрочки. Реквизиты для оплаты также будут указаны в решении. Дело закрыто.

Судья ударила молоточком. Доходяга застыла на месте.

6.

Когда я входила в здание с надписью «Система урезонивания дофигаумных» над входом, мысли в моей голове путались. Надо было настроиться на процесс, хотя, что, собственно, было на него настраиваться? Все ясно как белый день. Сегодня здесь, в одном из авксомских судов, я защищала интересы известного в городе хирурга-кожеведа, заведующего кожным институтом имени Курвиленко и автора одного из наиболее популярных балаганов о медицине «Скажу – как отрежу». Дело было простенькое как три тугрика, да еще и жалобщица попалась больно умная. Она излучала такую уверенность в собственной правоте, что было одно удовольствие за ней наблюдать. С точки зрения закона аргументы у нее и впрямь были железные, но ее наивные убеждения, что в системе урезонивания кто-то еще обращает внимание на закон, не просто веселили, но даже немного обескураживали. Ну ведь над входом тебе табличку повесили, дура, только и оставалось, что прочитать внимательно, так нет же, она упрямо падала в яму под названием «защита своих прав». И вот сегодня намечалась развязка, при которой она доскребет до самого центра земли своим уже изрядно ободранным задом. Поразительно, что на этом свете еще не перевелись умственно отсталые, которым до сих пор невдомек как работает система. Хотя куда ей, в ее колхозе «Добра и мира»… Мало того, что они там, видимо, все глубоко на анаше, так, похоже, еще и за пределы ограждения ни разу не выползали. Так и сидят за забором и целыми днями курят. Отсюда и все их добро – они просто никогда не бывали в реальном мире. Из этого вытекало только одно умозаключение: с оппонентшей мне повезло, и расправиться с ней будет совсем нетрудно. Так что было не так уж страшно, что я никак не могла сконцентрироваться на предстоящем процессе. Все мои думы были устремлены за пределы здания, ведь после суда меня ждала встреча с Игорем…

И все же я попыталась сосредоточиться. Итак, Леночка, попробуй отвлечься и подумай о деле. Я стала вспоминать его подробности.

Варфоломей Иванович Чеку́шка был личность незаурядная. Он долго ходил в институте имени Курвиленко в лаборантах, но это странным образом не помешало его стремительному взлету, когда пришло время. Большой любитель выпить, спортсмен-налейболист, он был балагур и юморист, а поэтому душой любой ординаторской. Сверхъестественная способность водить дружбу со всеми и вся и непостижимый запас продукции алкопромышленного комплекса делали его любимцем дядь, тёть, бабушек, и дедушек. Он был всеобще бесконфликтен и широко многоклановен. Подковерные игры не только никогда не интересовали Варфоломея Ивановича, но даже будто бы растворялись в нем как капля в пол-литре. Он гасил дрязги объемом своего оптимизма. Главными целями его жизни были хорошенько выпить, потравить анекдоты и весело провести время на работе, по возможности не работая.

Однажды его приметила одна из ключевых фигур в институте. Большой человек смекнул, что в условиях тотального недоверия всех ко всем трудно выбрать лучшую кандидатуру на пост медиа-образа института. Что нужно зрителям? Запоминающаяся внешность, искрометный юмор и неподдельный оптимизм, которого всем сейчас так не хватает. А в этом алкаше-верзиле последнего было хоть отбавляй. Что нужно большому человеку? Благодарность по гроб жизни, преданность и клановая толерантность. Всего этого можно было добиться одним взмахом дирижерской палочки. Варфоломей Иванович был назначен бессменным медиа-образом института Курвиленко.

Однако, возникал ряд загвоздок. Как известно на свете нет идеала, и в каждом конкретном случае возникают свои подводные камни. Первой проблемой, причем не самой острой, было беспробудное пьянство новоиспеченной звезды. Но кто у нас на ТВ не пьет? Не пьет, так нюхает, не нюхает, так булки раздвигает, все не без греха. Большие люди к этому давно привыкли, такая у них работа. Второй проблемой, уже посерьезнее, стало его тотальное незнание профессии. Немудрено, ведь Варфоломей Иванович никогда не был хирургом. Он пятнадцать лет оттрубил лаборантом. Но и это было не самое страшное. На то ведь оно и транс-восприятие, что с его помощью любую информацию можно исказить до той смысловой ипостаси, какую и требуется вложить в умы зрителей. Так что имиджмейкеры, сценаристы и психоправы и с этой проблемой в основном справлялись. Но возникло третье затруднение, открывшееся только после того, как процесс уже был запущен. Варфоломей Иванович настолько проникся хирургией, что это превратилось в его страсть на грани с болезнью. Оказалось, что его хлебом не корми, а дай что-нибудь отрезать. А так как у нас в транс-восприятии фамилия делает личность, Варфоломея Ивановича быстро переименовали. Так он и стал мясником.

Институт Курвиленко – контора небедная, так что возникавшие периодически проблемы, связанные с излишним рвением главного их тв-хирурга, обычно решались без лишнего шума, а его разрывающий все шаблоны балаган о медицине, особенностью которого было то, что В. И. проводил хирургические манипуляции непосредственно в прямом эфире, приносил большим людям из института достойную прибыль. Но иногда Варфоломея Ивановича все же немного заносило. Так произошло и в случае с плюгавой.

Выпуск балагана «Скажу – как отрежу» на тему «Бородавку в отставку» стал одним из самый рейтинговых за последнее время. Выбирая жертв выпуска, Варфоломей Иванович кинул клич в зрительский зал, и вскоре на сцене в шеренгу выстроились десять человек. Одной из них и стала плюгавая – женщина лет сорока пяти. Накануне съемки ее отправили из колхоза в столицу, чтобы закупить оборудование для обработки агрокультур. В гостинице, где она остановилась, ее приметил коллектор, всучивший бесплатный билет на балаган одного из лучших врачей Авксома. Похоже, что доходяга была ни в зуб ногой, что такое балаган. Видимо, колхоз находился где-то за чертой цивилизации, и у них там не было передатчиков, другого объяснения я не нахожу. Кто в наше время может не знать, что такое «балаган»?

Плюгавая по простоте душевной стала отвечать на вопросы Варфоломея Ивановича, сообщила, что у нее действительно есть на стопе небольшие бородавки и что они вроде даже немного побаливают и иногда мешают ей ходить, но она, работая в полях по двенадцать часов на дню, и ни к такому привыкла, так что не придавала этой проблеме большого значения. Она долго рассказывала о жизни в колхозе, восторженно распиналась о любви к своей работе, единстве человека, природы и животных и прочей пурге в этом роде, сорвала аплодисменты зала и остановила на себе выбор нашего спиртуоза. Он предложил облегчить ее страдания, сообщив, что проблема не стоит и выеденного яйца, что он прооперирует колхозницу прямо в эфире, и через три недели та будет бегать по своим необъятным полям как алкаш за опохмелкой. Но доходяга оказалась кремень-бабой. Она не хотела обременять светилу своими малозначительными проблемами и отказывалась до последнего. На протяжении битых десяти минут ее уговаривали всем залом. Решающим аргументом стало высказывание гения хирургии о том, что каждый патриот, не щадящий живота своего ради блага родины, обязан заботиться о своем здоровье, ведь именно от этого в конечном счете и зависят его успехи на ниве нашего общего дела – возвеличивания русской земли. Причем я готова поставить на кон свой лучший остров в Карибском море, что он верил в каждое слово, которое в тот момент произносил. Наш бухалтер так и остался большим добряком. Ну а то, что руки у него растут из соседнего вино-водочного, это уж дело второстепенное. Главное, чтобы человек был хороший.

Варфоломей Иванович уложил плюгавую на кушетку, взял в руки лазер, попросил дать крупный план и поставленным движением истинного любителя своего дела оттяпал бабенке жирный кусман прямо под косточкой. Доходяга лежала котелком вниз и была под анестезией, поэтому она пребывала в полном неведении о том, что величина авксомской хирургии сотворил с ее ногой. После операции Мясник обработал рану, наложил бинт, так что счастливая обладательница варфоломеевской печати смогла насладиться зрелищем только при первой перевязке, то есть уже у себя в колхозе.

В своем заявлении в суд она постаралась на славу. История ее злоключений заняла десять листов убористого шрифта. Вкратце она выглядела так: четыре месяца доходяга в основном прыгала на одной ноге. На пятый – сквозь ярко-розовую рубцеватую кожу проступили подружки-бородавки. На шестой – под тонким слоем новой кожи возник волдырь, и горемыка стала ходить на ребре стопы. Восьмой месяц ознаменовался выходом на поверхность сосудистой сетки. Десятый – появлением трофической язвы. Двенадцатый – хождением на костылях. В институте Курвиленко, куда она обратилась через полгода после операции, ошибки в действиях хирурга не усмотрели и посоветовали плюгавой мазать рану мазями. Она ходила по каким-то врачам, а в результате ее повторно прооперировали, что и решило проблему. Оказалось, что из-за манипуляций нашей хиропьяни, по краям раны образовался жесткий рубец, стянувший травмированный участок кольцом. Это сдавливало рану и вызывало постоянные разрывы. Как только рубец срезали, проблема разрешилась. Но плюгавая не угомонилась. Года физических мук ей показалось недостаточно. Она решила, что раз даже такой никчемный специалист, как Варфоломей Иванович может называться доктором, то она-то уж точно сможет. Доходяга решила заделаться врачом и начала лечить систему. А система к лечению не восприимчива.

Я посмотрела на часы. Было пора подниматься в зал.

…

По окончании заседания я вышла на свежий воздух и снова ощутила прилив возбуждения. Скоро. Осталось всего несколько часов, и я снова увижу Игоря. Чем кончится наша встреча? Одному богу известно… Только ему… Игорю.

…

– Что замерла? Подойди ближе.

Я снова вросла в пол. Игорь смотрел на меня своими буравами. Из его подмышек выглядывали головы двух девиц. Видимо, они едва начали, вода в джакузи еще не успела подняться высоко. Это давало мне возможность разглядеть все детали: и подробности тел проституток, и то, что Игорь был на взводе.

Он скомандовал:

– Раздевайся, залезай к нам.

Я отрицательно покачала головой.

– Да, куколка, да.

Ноги снова приросли к полу, и я продолжала стоять на том же месте.

– Не заставляй меня повторять. Или ты предпочитаешь небольшую ротацию? – Он посмотрел зловеще. – В соседней комнате трое парней. Горячих, все как ты любишь. Да к тому же я и сам еще кое-что могу.

Он рявкнул:

– Залезай, я сказал!

Дрожащими руками я скинула платье и медленно подошла к джакузи. Постояв несколько секунд, шагнула в воду и опустилась на дно напротив него. Игорь взялся за мою голову и потянул ниже. Я поддалась, но тут же из горла вырвался всхлип, мои губы задрожали. Я не смогла… Леночка Маяк сидела на карачках перед возбужденной плотью главного божества ее жизни и глухо рыдала.

– Пошли прочь! – крикнул он проституткам.

Они быстро вылезли из джакузи и удалились. Игорь взял меня за подбородок.

– Значит, любишь меня… Со сколькими мужиками и бабами ты занималась групповухой, а? Признавайся. Мне ты можешь сказать.

Я дернула головой, что есть мочи. Пальцы Игоря впились в кожу с еще большей силой. Я вскрикнула, теперь уже от боли, и снова попыталась вырваться. Но он привлек меня к себе настолько близко, что глаза его теперь были всего в паре сантиметров от моих.

– Что же тебя так оскорбило в этот раз? – Он смотрел на меня с выражением сильного вожделения. – То, что это теперь предлагаю сделать я?

Он поцеловал меня.

– Хочешь эксклюзива? Будет тебе эксклюзив, не ной. Ты послушная девочка, так и быть не отдам тебя парням. Моя дрянь…

Он снова поцеловал меня.

– Моя самая любимая дрянь…