Он упирается локтями в колени, кладёт на руки тяжёлую голову. И ведь, правда, как мелочь в детдом отправить? Юлька его с того света проклянёт. Похороны ещё организовать надо. Чёрт!
Сашка глядит на него исподлобья, от еды отказывается. Он со злостью бросает ложку в суп, на скатерть попадают жирные капли.
– Ну и голодай! – настроение отвратное. Салаги какие-то денег у начальника заняли, а ему идти долг выбивать.
– И буду! – девчонка вздёргивает подбородок, сверкая глазищами серыми, совсем как у покойной Юльки. У Серёги они синие – в отца, а сестра унаследовала цвет от матери.
Таращится волчиком. Не взрослым хищником, совсем щенком: опаслив этот взгляд, недоверчив, точно ждёт подлянки какой от него. Не плачет ведь, пусть, наверное, и должна. Это ведь нормально: реветь, когда теряешь близких.
– Одна сегодня будешь. Никому дверь не открывать. Понятно? – наказывает строго, потирая колючую щетину.
Мелкая вскакивает со стула и, громко топая, убегает к постели. Ему кажется, что жизнь станет чуточку проще, когда начнётся школа. Сейчас июль, каникулы. Серёге уже тошно от её постоянного присутствия. В его маленькой квартирке просто нет места для других людей.
***
Его уже ждут у подъезда пятиэтажки, где проживает должник. Он выбивает нож из рук первого, ударяет под дых, мальчишка со свистом выпускает воздух из лёгких, согнувшись пополам.
– Эй, мужик, отвали от него! – рявкает второй, заходя за спину.
Серёга следит за движениями. Салаги совсем: ни опыта за плечами, ни мозгов, ни согласованности в действиях. Ему после службы оно не страшно. Страшно другое: когда бомба разрывается в метре от тебя, а товарища собирают по частям, вынимая осколки. Когда нет времени оплакивать почившего солдата, потому что их таких будут ещё десятки, потому что, зазевавшись, легко станешь одним из тех, кто отправится домой в гробу… если будет, что отправлять.
– Ты Суслов? – спрашивает долговязого парня пропитого вида, тот часто мотает головой, явным отрицанием подтверждая догадку. Описание он получил от начальника за пару дней до. – Деньги давай. Тебе по-хорошему говорили, просили люди добрые. А ты что?