Анна Ремез
Стражи белых ночей
– Что же тут смешного? – удивился папа.
– Милый, рисовали питерские наводнения многие, и очень выразительно. А тут почти шарж. Во всяком случае, есть ирония. Думаю, что и в музей-то картина попала только после революции. А ещё внизу картины стихи странные, зловещие какие-то. Ну а ты как, заяц? – мама обняла Ксюшу.
– Музы покинули меня…
– Зато моя Муза-Пуза пришла вовремя, – сказал папа и кивнул на Ксюшу. – Она мне такую идею хорошую подала. Может, всё-таки пойдёт по моим стопам.
Это была любимая тема разговоров папы с мамой: по чьим стопам пойдёт Ксюша. Хотя обоим уже было понятно, что ни те, ни другие стопы её не привлекают.
Ночью Ксюше не спалось. Возможно потому, что это была самая длинная и самая белая ночь в году. Пришла Пуся и долго топталась на одеяле, мурлыча. А потом устроила генеральное умывание с чмоканьем. Поворочавшись с полчаса, Ксюша всё-таки задремала.
…За окном что-то зашуршало. Ксюша села на кровати. Да нет, никакой кровати и в помине не было. Вокруг плескалась вода. «Как вода попала на четвёртый этаж?» – подумала Ксюша и встала. Холодно. Вдруг Ксюша увидела, что над столом поднялся карандаш и полетел прямо на неё. Она отскочила. Карандаш, острый, как осиное жало, развернулся и ринулся к ней снова. Из углов послышался шёпот: «Нарисуй! Нарисуй!» Карандаш завис у неё над головой. Она протянула руку, взяла его и зачем-то подошла к окну, хлюпая по воде. Окно вроде бы уже было не окно, а большой прозрачный лист бумаги. И Ксюша стала рисовать, удивляясь неожиданной лёгкости. Но что именно она рисовала? Дерево? Нет! Мачту? Нет, не мачту! Шпиль, а на шпиле – Петруху! Надо же, как похоже он получился, удивилась Ксюша. И ноги смешно болтаются! Только холодно! Вода! Всё выше, выше!!! Наводнение! Надо позвать маму! Мама!!!
…Это был сон! Наверное, повлиял мамин рассказ про картину. Ксюша посмотрела на будильник. Было без пятнадцати три. «Завтра буду как сонная тетеря», – подумала она, вылезла из постели и босиком подошла к столу. Там по-прежнему лежал чистый лист бумаги. Сон навёл её на мысль: «Зачем рисовать людей? Там есть ещё и собор, и всякие чудища – химеры, например. Химер я ещё не рисовала».
Ксюша взяла перо, забралась на стул с ногами и принялась за дело. Силуэт получился на удивление быстро и точно. Вот остроконечные крылья, вот сгорбленная спина, большие лапы с когтями вцепились в каменный карниз… Штрих за штрихом на бумаге проступало довольно страшное существо. Но Ксюша пока не видела, каким оно будет, да и не думала об этом. Вообще ни о чём не думала, просто старательно штриховала. Нарисовала тень под крючковатым носом, обвела злобно поджатые губы, выделила острые скулы… Через несколько минут рисунок был почти готов. Ксюша очнулась и подняла лист над столом. Ещё ни разу в жизни работа не давалась ей так легко. «Неужели это я нарисовала?»
Химера испугала бы любого, даже преподавателя живописи. Ксюша подумала, что она странным образом похожа сразу на всех чудовищ из страшных сказок и фильмов. Но было ещё что-то… Ксюша внимательно вгляделась в рисунок. В сером ночном свете перьевые штрихи словно бы двигались, перетекая друг в друга, как рябь на телевизоре, который забыли выключить…
Ксюша обвела впадины глазниц.
Вдруг ей показалось, что Химера смотрит на неё, хотя сами глаза ещё не были нарисованы. Захотелось бросить рисунок и убежать. «Глупости. За химеру поставят “пять”, надо только закончить. Но это можно и завтра. Это можно и завтра-а-а…» Ксюша сладко зевнула. «Надо поспать. Пуська, подвинься. Какого цвета у химер глаза? Всё. Спать. Завтра-а-а…»
Ксюша повернулась на бок, вытянула ноги, положила руки под щёку.
Что-то чавкнуло. Пуся открыла глаза. Вскочила. Шерсть встала дыбом. Кошка выгнулась дугою и одним прыжком очутилась на столе. Через минуту она уже спала. И не слышала, как деревянную поверхность царапнули когти… Лязгнули зубы…
* * *
– Зайчик, вставай! Если хочешь пойти со мной, у тебя есть полчаса.
Над кроватью склонилась мама.
Ксюша резко встала и почему-то сразу пошла к письменному столу.
– Пуська, ну это же свинство! Где моя химера?
Пуся ничего не ответила и отвернулась.
– Я тебе сто раз говорила не таскать рисунки. Где она? – Ксюша встала на колени и заглянула под стол, потом легла на живот и подползла под свою кровать. Химеры не наблюдалось. Зато Ксюша нашла зеркальце и программу передач на первую неделю мая, покрытую той самой пылью, которая, если оставить её лежать, со временем может стать основанием культурного слоя и впоследствии представлять интерес для археологов.
Нечто подобное любила говорить мама. Со своей диссертацией она так занята, что даже не заставляет Ксюшу мыть пол под кроватью. Куда Пуся могла деть лист бумаги? Между шкафом и столом слишком мало места, а больше и негде искать.
– Пуся! Ну что ты натворила? Я ночью мучилась, я же её уже почти дорисовала, – Ксюше стало до того обидно, что она кинула в Пусю газетой. Пуся чихнула, печально взглянула на письменный стол и удалилась.
Ксюша села на пол и посмотрела в пыльное зеркальце. Ей стало грустно. Сперва ЗПТ, теперь химера… «Невезуха», – подумала она, разглядывая себя. Вот если бы у неё волосы были, как у Заревской. Красивые, блестящие, пышные. А то что это за волосы! Только и остаётся, что хвостик делать с такими волосами. Прямые и растут не пойми как. Глаза, говорят, красивые. А что в них такого? Никто не может решить, какого они цвета. Петруха говорит – зелёные, папа говорит – серые, мама – болотные. Лицо тоже так себе. Почему не как у мамы? Мама – красавица. Может, попросить у неё тени и помаду на первое сентября? «Суперстойкую». Тьфу ты!
Через пятнадцать минут Ксюша, одевшись, умывшись, причесавшись, подтянутая и грустная сидела за кухонным столом. Перед ней стояла тарелка с гречневой кашей быстрого приготовления. Её папа ещё два года назад рекламировал: «Пятеро нас за столом оказалось. С нами у мамы забот полон рот. Но ей на помощь пришла фирма “Парус” – вкусная каша без лишних хлопот!»
Ксюша неохотно водила ложкой в тарелке. Химера пропала! Ну не приснилось же ей это всё, в самом деле. И какие у химер глаза, интересно? Коричневые, как эта каша?
– Зайчик, ты идёшь?
– Ой, мамочка, я же забыла Петрухе позвонить.
– Хорошо. Не торопись. Через час я жду вас обоих у главного входа.
Ксюша стала набирать номер, глядя на красивый настенный календарь, выпущенный специально к юбилею Петербурга. На июньской странице была помещена фотография с видом Адмиралтейства. Нева, два Сторожевых льва, проплывающий «метеор». Радио «Голос Петербурга» сообщило: «Сегодня, двадцать второго июня, в воскресенье, синоптики обещают ясную погоду, без осадков, температура воздуха плюс двадцать два – двадцать четыре градуса».
– Алло! Петруха, привет!
Глава III
Самая короткая ночь
Бело вокруг – белы дома, бела река,
всё – от Фонтанки до предместий…
Ночь белая, ты отложи дела пока,
Давай пойдём, побродим вместе.
Булат Окуджава. «Плывут дома, как корабли…»
Направо тянулась знакомая улица с огоньками фонарей, лишними в белой ночи. С другой стороны виднелось то, что раньше не попадало в поле зрения – пустой Невский проспект и, чуть дальше, силуэты деревьев в Екатерининском саду. Совсем не удивляясь тому, что произошло, она впервые в жизни потянулась. Ах, как приятно! И ещё разочек! Но тут же лапы заскользили по гладкому камню, и она с трудом удержала равновесие. Ведь ей ещё ни разу не приходилось этого делать. Но получилось. Теперь надо спрыгнуть. Вон там, внизу чёрный мраморный шар. Как он красиво блестит от текущей по нему воды. Почти все, кто проходит мимо, пытаются его крутить, хотя тяжёлый шар вертится сам по себе.
Где-то пробило три часа. Пора! Она закрыла глаза, оттолкнулась, и уже через секунду крепко стояла на ногах. Оказывается, совсем не больно, даже весело. А теперь попробуем пойти. И… раз! Кто бы мог подумать, что это так просто!
«Всё-таки, зачем же они его крутят? Интересно. Только посмотрю и побегу».
Она обогнула фонтан и остановилась прямо перед шаром.
Тихо журчала вода.
Она подняла лапу и тронула шар. «А-ай! Что это? Холодно, скользко! Так вот она какая, вода. Бр-р!!! Хорошо, что обычно я не чувствую капель дождя. Фу, как неприятно!»
Выскочив из фонтана, она поспешила вдоль по улице, на которой прошла вся её короткая жизнь. Вокруг было много интересного – витрины, за которыми тянулись целые ряды пакетов, бутылок и свёртков, подворотни с чёрными окнами в глубине, светящиеся цифры на часах…
– Зря тратишь время! – вдруг сказал кто-то.
От неожиданности она подскочила и тут же угрожающе зашипела, готовая броситься на неизвестного врага и разодрать его в клочья. Вгляделась в пустоту летнего кафе, где днём шкворчат на раскалённых сковородах сосиски, пирожки с мясом и бифштексы.
На одном из столиков что-то маячило.
– Тихо, тихо, что это ты? Не бойся, я тебя не трону, – сказало «что-то» и, выйдя в бледный круг фонарного света, превратилось в серого кота с вздёрнутым хвостом, огромными усами и наглой физиономией.
Какой конфуз! А она-то подумала, что это…
– А ты подумала, что это Фотодог? Не беспокойся, он уже усвистал. Так нёсся! Кстати, нам тоже нужно двигать.
Она ответила как можно презрительнее:
– Мы, кажется, не знакомы.
Кот усмехнулся.
– Я тебя знаю. Позволь представиться. Елисей. Герой великой войны с крысами. Ежедневно с удовольствием наблюдаю за тобой.
– Ах, это вы…
– Да, старушка. Я стою на доме напротив. А как тебя зовут?
«Старушка? Что он себе позволяет? В высшей степени некультурный тип!»
– Василиса. И попрошу вас не «тыкать».
Елисей и усом не повёл.
– Пошли, я знаю дорогу.
– Удивили! Дорогу знают все.
Она задрала хвост и гордо прошествовала мимо.
– Василиса! Пойдём вместе, а? Веселее будет.
Елисей пристроился рядом и побежал с ней лапа в лапу.
– Наверное, ещё есть новенькие, кроме нас и этой колбасы на ножках.
– Колбасы на ножках?
– Фотодога.
Они пробежали мимо будки с надписью «Блины», обогнули её, миновали маленькую площадь с фонтаном, свернули налево и помчались к мосту.
* * *
«Мамочки! Ужас-то какой. Ноги, куда вы бежите? Ох, как страшно! И чего не сиделось? Вскочил, помчался куда-то. Три часа как пробило, так на меня и нашло! Хоть бы кустик, чтобы схорониться! Одна вода везде. Ноги вы мои, бегите быстрее. Ах ты, вспомнил! Мы ведь на встречу бежим. Мы ведь звери маленькие, нам сказали, мы и побежали. Ох! Мост. Так я и знал, что тут мост. А кто это там стоит чёрный? Вдруг волк?! Уф! Это просто ящик какой-то. А я-то думал – волк! Ой, ещё один мост! Какой длиннющий! Не ходите туда, ноги! Не ходите, я сказал. Вот, уже ноги собственные не слушаются. Зачем, собственно, мы туда бежим? Всего-то на сорок пять минут. Хорошо, что только один раз в сто лет…»
– Эй, косой! Чего трясёшься?
«Мамочки!»
– Куда ты смотришь? Голову-то подними! Я здесь!
– Ой!
– Что, я такой страшный?
– Нет. Я подумал, вы – сова.
– Сова? Хе! Не беспокойся, совы тоже там будут. А я Чижик по прозвищу Пыжик. Знаю, знаю, прозвище глупейшее. Но что поделать, положение обязывает.
– А вы откуда будете?
– Как откуда? С Фонтанки я.
– Где это?
– Тут рядом. Ты, значит, тоже новенький?
– Откуда вы знаете?
– Да мечешься вдоль ограды, сразу ясно, не знаешь, куда идти. Давай налево и до конца. Я же сказал – налево!
– Извините, это всё нервы.
– Стой, раз-два. Кру-угом!
Заяц послушно повернулся и застыл перед распахнутыми воротами. Впереди, насколько хватало глаз, тянулась тёмная аллея.
– Т.т. уда?
Чижик-Пыжик присел на ограду и почесал клюв.
– Туда, брат.
Заяц прижал уши к спине и ступил на дорожку.
* * *
В это время четыре длинные, чёрные, страшные змеи ползли по Каменноостровскому проспекту.
– Как ты ссссказала, сссессстра?
– Я сссказала «тоссскливый»…
– Я бы сссказала «тусссклый»…
– Сссерый, сссумрачный…
– Безрадоссстный город…
– Душшшно…
– Поссспешшшим…
– Всссе ссспят.
– На моссст…
– Опасссно!
– Тишшше!
– Слышшшишшшь?
– Шшшшшш… – навстречу медленно поднялась огромная змеиная голова.
Большая змея покачнулась и открыла чёрную пасть:
– Ссспокойссствие. Ползите сссюда.
Змеи, словно загипнотизированные, последовали за извивающимся чудовищем, соскользнули, шурша, в воду Лебяжьей канавки и через секунду потекли по газону Летнего сада.
* * *
Голубь, дремавший на одной из голов квадриги Аполлона, вдруг вздрогнул, отчаянно замолотил крыльями и шарахнулся прочь. Он впопыхах взлетел на венец покровителя искусств и посмотрел вниз. За всю свою голубиную жизнь ему не приходилось видеть ничего подобного.
«Куда? Откуда? Куда? Откуда?» – загундосил он в недоумении.
Его привычное место между ушами огромного коня на крыше Александрийского театра вдруг ожило… Голубь взлетел…
Под ним шевелилась огромная тёмная масса.
– Тал, старина, ты ничуть не изменился!
– И ты всё такой же красавец, Терп.
– Привет, Мельп.
– Привет, Эрат.
– Какая сегодня чудесная ночь. Даже лучше, чем в прошлый раз.
– В такую ночь к поэтам прилетают Музы. Грешно спать!
– Надеюсь, что поэты всё-таки спят. Не хотелось бы снова кого-нибудь напугать, а, Тал?
– Всё не можешь забыть события столетней давности, Терп?
– Забыть? Тот господин точно на всю жизнь запомнил. Ха-ха-ха! – заржал Тал.
– Тал, ты неисправим. Смотри, чтобы сегодня без твоих выходок.
– Старый зануда Мельп… Поторопитесь, братья, время до сих пор никто не отменил.
– Вот и дверь!
– Осторожно!
– Береги ноги, Мельп!
– А ты голову, Тал!
– Ох, и не люблю я винтовые лестницы. Развернуться негде.
Квадрига Аполлона маршем спустилась по пожарной лестнице знаменитого театра и вышла на площадь Островского. Через минуту кони оказались на Невском. Было начало четвёртого.
Уже с полчаса над городом висел неправдоподобно белый густой туман. Висел клочьями, то там, то сям.
Страдавший бессонницей бизнесмен Вятский выглянул в окно и никого не увидел. Неудивительно, Невский будто покрыли взбитыми сливками.
«Странно, – подумал бизнесмен, – кому пришло в голову в такой туман кататься на лошадях?»
Стук копыт раздавался отчётливо. Под окнами Вятского он усилился… и постепенно стал удаляться… Невидимые наездники явно направлялись в сторону Летнего сада.
Если бы не туман, Вятский мог бы разглядеть четырёх огромных коней, которые двигались по тротуару, вертели головами и заглядывали в витрины. Движения скакунов были легки и грациозны, на стройных шеях и спинах блестела узорчатая золотая упряжь.
* * *
– Ты ли это, старая мохнатая колода?!
– А, косолапое чудовище, здорово!
– Ну, смотри, я тебе в этот раз бока-то намну!
– За сто лет силёнок, небось, поубавилось.
– Эх, шкура ты нечёсаная, рад тебя видеть!
– Дай лапу, Топтыга!
– О-о-о! Ну, кто кого? А? Давай кости разомнём!
– Нет времени. Надо бежать.
– А как чудно-то стало, братец! Всё блестит, сверкает, – сказал один из медведей, озираясь по сторонам.
– Деревьев нет, однако. Городская жизнь! Чуешь?
Медведи замерли. В десяти шагах от них, за непроницаемым слоем тумана, стояли трое юных роллеров и озадаченно пялились на белое облако посреди Разъезжей. Рома, Илья и Стас, уставшие после ночного катания, уже закончили свой маршрут и теперь собирались разъехаться по домам.
– Чё за фигня? – спросил Рома.
– Покатили в объезд, – предложил Илья.
– Да ну! Проедем здесь, – сказал Стас.
– Так не видно ни фига! – возразил Рома.
– Фигня! – сказал Стас и въехал в туман.
Рома с Ильёй переглянулись. Им совсем не хотелось переломать ноги. Стас исчез, в наступившей тишине было слышно, как гремят об асфальт его ролики. Вдруг громыхание прекратилось. Через секунду улица огласилась воплем:
– А-а-а-а!!! Мама!!!
Стас, как ошпаренный, вылетел из тумана, пронёсся мимо друзей, чуть не сбив их с ног, и не останавливаясь, покатил по улице. Рома и Илья решили не выяснять, что его так испугало, и рванули за ним. От усталости не осталось и следа.
Догнать Стаса удалось только за Большой Московской.
– Чё?! – спросил Рома.
– Там медведь был! Настоящий! Клыки – во!
– Ещё скажи – слон! – не поверил Илья.
– Сам ты слон! Посмотрел бы я на тебя, если бы ты нос к носу с медведем столкнулся, – надулся Стас. Впрочем, ему и самому уже стало казаться, что зверь просто померещился.
Домой роллеры покатили всё-таки в объезд.
Медведи тем временем продолжали свой путь.
– Косолапый, зачем напугал парнишку?
– Я не пугал. Я ему улыбнулся.
– Этакое рыло!
– Ладно, ладно. Всё равно мальчонка к утру всё забудет.
– Шу, смотри. Вон они. Свернули направо. Вон уже и Фонтанку видать. Давай, поднажми, старая телега!
* * *
– Мне страшно.
– Не говори ерунды, ты же лев.
– Ну и что?
– Львам не бывает страшно. Львам бывает не по себе.
– Не по себе мне бывает, когда я вижу тяжело больных людей. А сейчас мне страшно.
– Чего ты боишься?
– Не чего, а кого. Боюсь здоровых людей. Пьяных боюсь. Боюсь, что меня обидят, накричат, пнут ногой.
– У тебя больное воображение. Ты же лев! Львов не могут просто так, за здорово живёшь, пнуть ногой.
– Мне грустно. Столько несчастий, болезней вокруг.
– Надо спешить. Мосты разведут. Их свели всего на пятнадцать минут.
– Что толку от нас? Мы никому не можем помочь.
– Мы охраняем. Мы сторожим. Мы – Стражи.
– Люди болеют и умирают. А здоровые – жестоки и равнодушны. Мы не можем их охранять от них самих.
– Слушай. На эту тему лучше поговорить со львами-философами. Они всё объяснят. Про равновесие добра и зла в мире.
– Что это за крик? Какой радостный! Чему радоваться ночью?
– Тому, что родился. Здесь же Родильный дом, забыл, что ли? Родился новый человек. В самую короткую ночь года.
– Здорово! У нас никто не рождается. Только умирают.
– Неправда. И выздоравливают. Помнишь, позавчера старушка выписалась? Её с цветами встречали. Ну что ты ноешь? Видишь, мы уже на набережной. Скорей, через Дворцовый!
– Эй, Покровские, привет! – сверху что-то скользнуло и огромной тенью спланировало вниз.
– Привет, Орёл!
– Ребята! Вы опоздали. Мосты развели.
– Я так и знал. Мне страшно. Я не умею плавать.
– Я вас перенесу. Вы – маленькие, лёгкие. Только по очереди. Одного, потом второго.
– Мне страшно. Стра-а-а…
Орёл не стал выслушивать бесполезное нытьё. Он крепко сжал в сильных лапах тело маленького (никак не больше бульдога) льва и взлетел. Через пару минут маленький лев стоял, покачиваясь, на гранитном парапете Дворцовой набережной. От быстрого полёта у него закружилась голова.
– Стра-а-а…
Не успел он как следует до дрожать, как рядом опустился его брат-близнец.
– До скорой встречи, Покровские. Торопитесь.
Орёл взмыл вверх и исчез в туманной дымке.
Два маленьких льва, неизвестно зачем много лет назад поставленные в саду Покровской больницы, заспешили. Оба чувствовали, что с каждой секундой силы их увеличиваются. Лапы напружинились, шеи окрепли, гривы разгладились и распушились. С огромной скоростью львы неслись вдоль Невы, напоминая гончих псов.
Глава IV
Церемония
Оттого, что стали рядом
Мы в блаженный миг чудес,
В миг, когда над Летним садом
Месяц розовый воскрес…
Анна Ахматова. «Стихи о Петербурге»
Василиса вошла в сад вслед за Елисеем, и за её спиной тут же сомкнулась стена тумана. Деревья стояли неподвижно, среди ветвей кое-где просвечивало небо. За чёрным силуэтом вазы серебрился пруд, у дальнего берега сгрудились большие белые птицы, они встревожено хлопали крыльями и мотали головами на длинных шеях.
Василиса и Елисей двинулись по аллее. Из глубины сада доносился разноголосый гул, туда-сюда сновали какие-то тени. По левой дорожке сада двигались львы! Друг за другом промелькнули четверо и скрылись впереди за деревьями. Василисе стало немного не по себе, и она замедлила бег. «Чего я боюсь? Это же просто большие кошки». Вдруг что-то тёмное пронеслось сверху, задело ветки и скрылось там, откуда доносились голоса. Елисей заметил, что новая знакомая отстала, и остановился.
– Страшно? – довольно ехидно спросил он. – Давай быстрее, осталось немного. Эй! Осторожно!!! Сзади!!!
Василиса едва успела отскочить в сторону. Мимо неё протопало что-то огромное и тяжёлое. Над дорожкой поднялась пыль. Василиса сжалась в комочек. Осторожно открыла один глаз.
Тут сзади снова что-то зашумело, и показались двое белых коней. Они шли в ногу, одинаково наклонив головы и в такт мотая из стороны в сторону длинными волнистыми хвостами. Василиса переводила взгляд с одного на другого. Абсолютно одинаковые! Поравнявшись с Василисой, кони остановились и повернули к ней длинные узкие морды. Василиса на всякий случай выпустила когти.
– Вот, значит, кого теперь… Ну-ну… – сказали в один голос кони и неторопливо двинулись дальше. Над дорожкой опять взвились симметричные облачка пыли.
Василиса и Елисей переглянулись.
– Что они хотели этим сказать?
– Не знаю. Судя по всему, они здесь не первый раз. Пошли за ними.
Василиса покосилась направо. По дальней дорожке вдоль канала шла собака. О, это хуже, чем львы!
Следы ботинок, копыт и лап вели на круглую площадку, по обеим сторонам которой стояли две белые статуи. Василиса и Елисей пошли дальше. Вдруг с постамента одной из статуй что-то сдвинулось и взвилось вверх.
– УУХ-ХА-ХА!
Большая Сова зависла над ними, распластав крылья.
– Здравствуйте, – сказала Василиса.
Сова посмотрела на неё жёлтым глазом с узкой прорезью зрачка посередине, сказала: «УУХ-ХА-ХА!» и полетела вперёд.
Они миновали ещё несколько статуй. Разноголосый гул, который постороннему напомнил бы утро в зоопарке, приблизился и окружил Василису и Елисея плотным кольцом. Но, в отличие от постороннего, они легко различали в рёве, ржании и писке обрывки разговоров.
– Пришли, – шепнул Елисей. Он почти встал на цыпочки (да-да, коты и это умеют), чтобы увидеть, что происходит за пышными кустами, но в этот момент над их головами нависло тумбообразное копыто. Секунду оно висело в воздухе, а потом вдруг врезалось в зелень живой изгороди, и его обладатель, огромный тучный конь, попёр напролом через ломающиеся с хрустом ветки. После этого Елисею уже не нужно было вставать на цыпочки: на месте куста зиял широченный проход. Они пришли на Место встречи Стражей Города.
– Смотрите, кошки!
– Ой, котятки!
– А эта, какая огромная!
– Гав-гав!!! Гуляете сами по себе?
Василиса и Елисей остановились как вкопанные. По меньшей мере, сотня глаз – зелёных, жёлтых, чёрных, величиной со сливу и с виноградную косточку – уставилась на них со всех сторон. На секунду молчание повисло над Местом встречи, и даже бронзовый Крылов, казалось, отвлёкся от сочинения басни.
– Кошек, что ли, не видели? – шепнул Елисей.
– Я думаю, здесь раньше не было кошек, – сказал тихий мелодичный голос позади.
Василиса оглянулась. «Так вот кто “огромная”!»
– Урсула из Университета. Памятник подопытным кошкам.
Эта «подопытная» кошка могла сбить с ног любого из них одним ударом лапы. При этом она смущённо переминалась на месте и дружелюбно помахивала хвостом.
– Василиса, Малая Садовая.
– Елисей, мы вот с ней – соседи.
– Как я рада, что я здесь не одна. Столько незнакомых морд! Одних львов – не сосчитать!
– А вот ещё один наш сосед. Видишь, там, рядом с медведем? Это Фотодог. Гадкий тип, – шепнула Василиса.
Фотодог подпрыгивал на одной из скамеек, чтобы дотянуться до уха высокой худой собаки, которую Василиса недавно видела на дорожке. Собака хмуро смотрела в их сторону. Рядом с ней сидели, нахохлившись, орлы, лежали два льва. Их шерсть кое-где была в проплешинах, гривы свалялись, а в пастях явно не хватало зубов. Другая пара львов сидела, потупив глаза, и то один, то другой тяжело и скорбно вздыхал. Львов на самом деле было очень много. Неудивительно, львы – самые популярные Стражи во всех городах мира.
Василиса заметила, что животные собираются небольшими группами.
Недалеко от неё, почти под копытами большого важного коня, нервно озирался голубь. Василиса не любила голубей, поэтому отвернулась и стала изучать другую часть площадки. Там верблюд, наклонив голову, разговаривал с ящерицей, которая металась из стороны в сторону. Беседа, однако, была приятной: и верблюд, и юркая ящерица улыбались друг другу. На спине у верблюда висела расстёгнутая дорожная сумка, на которую косился тощий каурый конь с растрёпанной гривой. Он, очевидно, никого здесь не знал, и, пытаясь казаться непринуждённым, с остервенением жевал ветку и громко чавкал.
Кони-близнецы стояли за памятником и перешёптывались, намеренно не замечая шестерых довольно нервных скакунов, которые прыгали, игриво покусывали друг друга и громко, весело ржали, закидывая головы на мускулистых шеях.
Рядом торчали из кустов два огромных зада с вихляющимися хвостами: быки, чуть не затоптавшие Василису на аллее, не заботясь о манерах, щипали траву.
Три совы – бурая и две серые – сидели на ограде памятника и вертели головами.
Журавль стоял, вытянувшись в струнку, пощелкивал длинным клювом, и явно не желал ни с кем общаться.
Красовались друг перед другом ещё несколько коней, похожих и разных одновременно. Василиса пересчитала их: ровно одиннадцать.
Добродушно пихались, порыкивая, медведи. Их северный собрат, белый, небольшого роста, тоже, наверное, новенький, сидел на земле и чесал голову.
От множества ног и хвостов у Василисы зарябило в глазах, поэтому нахлынувшая толпа львов, одинаковых до последнего завитка на гриве, показалась ей обманом зрения. Елисей пихнул её в бок и шепнул:
– Как же они различают друг друга?
Словно в ответ на его вопрос, львы быстро расселись, создав живую ограду вокруг Места встречи, и один из них зычно рыкнул:
– Р-Р-РАС-СЧИТАЙСЬ!!!
– Первый!
– Второй!
– Третий!
– Четвёртый!
– Неужели нельзя обойтись без шума? Мы не на плацу, – сказал толстый конь, проломивший кусты.
– Кажется, он тоже из новых, – заметила Василиса.
– Не похоже. Слишком заносится, – возразил Елисей.
– Десятый!
– Ой! – мяукнула Урсула. – Простите, пожалуйста, я вас не заметила.
– Двенадцатый!
– Ничего, ничего. Не замечайте меня и дальше, п-пож-ж-жалуйста.
– Кто там пищит? – Елисей сунул голову в куст. – Ну, дела, это ж заяц!
– Умоляю вас, не к-кричите так! Если меня увидит вон т-та сова…
– А как тебя зовут?
– Меня все 3-з-зайцем зовут. Или Косым.
– Косой! Это мне нравится, – засмеялся Елисей.
– Да не кричите вы, он и так дрожит, как осиновый лист! – буркнула Василиса.
– ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ!
– Никого не потеряли? – ехидно спросил сверху Чижик-Пыжик, приземляясь на спину последнему льву.
– Бррррысь, малявка! – огрызнулся тот. Чижик-Пыжик тут же спикировал на куст, под которым сидел Заяц.
– Дамы, разрешите представиться…
– Дамы уже знают, как тебя зовут, – сказал Елисей.
– Конечно! Я же самая популярная птица в этом городе. Впрочем, что я всё о себе? Сейчас нас будут посвящать. Волнуетесь?
– А это не больно? – тихо спросила Урсула.
– Волков бояться – в лес не ходить. Ха-ха-ха!!!
Урсула и Василиса возмущённо фыркнули. На площадке тем временем почти не осталось свободного места. Все скамейки были заняты. Около памятника собрались четверо коней, в том числе толстый, они тихо разговаривали друг с другом. Лев с прилизанной гривой, который пристроился рядом с Василисой, сказал другому льву:
– Чего тянем?
– Змей нет.
– Как всегда! Эти гады считают, что приползти вовремя – ниже их достоинства. Главный мог бы и не соблюдать приличия.
Василиса повернулась ко львам и спросила:
– Извините, а кто здесь главный?
Вместо ответа львы вытянули лапы, один левую, а другой – правую и показали на одного из коней рядом с памятником. Он действительно выглядел по-царски: его спину покрывала алая попона с золотыми кисточками, уздечка сверкала драгоценными камнями, пышный хвост спадал волнами до самой земли. Василиса удивилась:
– Но ведь царь зверей – лев?!
Львы переглянулись с ехидными ухмылками, и один из них сказал:
– Так то у настоящих.
И Василисе ничего не оставалось, как довольствоваться этим исчерпывающим ответом. В этот момент на Месте встречи появились новые морды. Львиные. Наглые.
– Хай, пипл! – сказал один из пришельцев.
– Тьфу! – повернул голову Верблюд, – они что, не местные?
– Не может того быть. Лишь Стражам града Петрова открыт сюда путь, – покачала головой ящерица.
– Короче, кто тут, как бы, рулит? – продолжал вожак львиной компании.
– Кто рулит? Причём здесь руль? – удивился Покровский лев.
Над Местом встречи повисло молчание. Главный конь посмотрел на пришедших исподлобья и громко спросил:
– Вы хотите узнать, кто стоит во главе Стражей города?
– Ну, типа да.
– Все Стражи равны, поскольку не власть объединяет их, а Предназначение. Но право старшинства обязывает меня руководить на каждой из встреч, а также принимать в Стражи тех, кто за прошедший век пополнил наши ряды. Пьетро – моё имя.
Новые львы слушали, приоткрыв пасти. Казалось, было слышно, как со скрипом ворочаются их мысли.
– Дык в чем, типа, фишка-то? – спросил главный.
– Терпение, – и Пьетро отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Новые львы с бурчанием стали искать себе место. Его уже почти не осталось. Тогда они недвусмысленно дали понять Фотодогу, тощей собаке и старым львам, что надо потесниться.
– Бесстыжие. Стариков не уважают, – прошептала Урсула.
Старые львы вздохнули и с кряхтением перебрались на землю. Но остальным Стражам совсем не понравилось поведение пришельцев, и к скамейке подошли несколько крепких львов. Хвосты яростно заметались туда-сюда, послышалось рычание.
– Сейчас будет драка, – сказал Елисей.
– Ставлю на новых! – оживлённо вскричал Чижик-Пыжик.
Пьетро также повернулся к нарушителям спокойствия.
– Вы не знакомы с нашими порядками, – сказал он громко, – Стражи уважают друг друга и существуют в мире и согласии. Извинитесь перед философами.
Новые львы огляделись. Численное преимущество явно было не на их стороне. Даже совы и ящерица осуждающе качали головами. Словно набедокурившие школьники, грубияны понуро сползли со скамейки. Их вожак недовольно посмотрел на Пьетро.
– Сорри, – буркнул он, и ни на кого не глядя, направился в другой конец Места встречи. Свита потянулась следом.
– Одни проглатывают обиду, другие обидчика, – усмехнулся один из львов-философов и снова занял место на скамейке.
– Где же ползучие твари? – проворчал толстый конь.
– Что, Алессандро, не царское это дело – ждать? – съехидничал другой, стройный и щеголеватый.
– Не дерзи, Николя.
Пьетро посмотрел на своих собратьев и покачал головой. Императорские кони тряхнули гривами.
– А вот и твари, – сказал Николя.
Василиса обернулась. Из травы сверкнул холодный презрительный взгляд. Кошку затрясло. Захотелось срочно оказаться на своём обычном месте. И пусть бы даже кидались монетами.
– Шшш-ссс-шшш-ссс-шшш, – в круг вползали пять чёрных змей. Одна, во главе, была особенно безобразной и устрашающе огромной.
– Здравссствуйте, – с противоположной стороны площадки поднялись ещё три змеиные головы.
