Анна Ремез
Стражи белых ночей
– Нам вас не хватало, – сказал Пьетро и кивнул в знак приветствия.
– Только их нам и не хватало, – буркнул Елисей.
Василиса услышала позади в кустах тихий стук. Это стучали зубы Зайца.
* * *
– Нынешняя встреча, друзья мои, особенная. Нашему городу исполнилось триста лет. Он жил, и он живёт, благодаря нам, его верным Стражам, – так начал свою речь Пьетро. Василиса почувствовала, что она не чужая здесь, и гордость наполнила всё её существо. – У каждого из нас есть своё место, своя история и свой творец. Именно от наших творцов к нам перешли знания о том, как устроен этот мир, потому что, создавая нас, они отдали нам часть своей души. Эти частицы душ живут в нас, ежедневно рождая удивительное настроение, состояние, атмосферу. Люди называют это душой города. Сегодня мы посвящаем в Стражи тех, кто за прошедшие сто лет появился на улицах Петербурга. В мире у каждого города есть Стражи, живущие по своим законам. По закону Петербурга раз в сто лет мы оживаем на один час в ночь после летнего солнцестояния. Но этот час вмещает гораздо больше, чем час жизни обычных зверей. Чтобы Посвящение могло пройти без помех, для нас раз в сто лет время будто замедляет свой бег.
Пока мы есть, городу ничто не грозит. Мы стареем, кто-то из нас иногда гибнет от всякого рода причин. Нас могут переставлять или прятать (почти все повернулись и посмотрели на толстого коня Александра III), но пока большинство из нас в городе, пока наши мраморные или бронзовые тела остаются частью городской среды, Санкт-Петербург будет жить и процветать. Я не могу не напомнить новым членам нашей большой семьи, что почти шестьдесят лет назад наш город подвергся чудовищной опасности полного уничтожения.
Многие братья пострадали от осколков снарядов, мин, от сырости и плохих условий содержания. Нас закапывали в землю, заколачивали в ящики. Но мы выжили, и с нами выжил наш город. Мы должны быть там, где нас поставили. Любое изменение, как правило, вызывает необратимые последствия. Иногда, к сожалению, правители города оказываются недостаточно образованными. Многие Стражи испытали на себе бесконечные перемещения и неудачные реставрации. Вслед за этим начиналось разрушение, обнищание, запустение. К счастью для города, нас достаточно много. Мы – печати, скрепляющие время и пространство, мы хранители того, что зовётся духом города, – и он обвёл Место встречи мудрым, полным достоинства взглядом.
Василиса видела, что все Стражи с почтением внимают Пьетро. Даже новые львы, казалось, забыли про то, что им следует быть «крутыми», и заслушались, склонив курчавые головы.
– Вот это да! – прошептал Елисей.
– Сегодня мы особенно рады видеть среди нас новых Стражей, – продолжил Пьетро. – Сейчас каждый из вас будет посвящён, и таким образом связан с городом навечно. Совы, всё ли готово для церемонии?
– УХХ-ХА. СОСУД НЕПОДХОДЯЩИЙ.
Сова со статуи Афины в Летнем саду указала крылом на бутылку из-под пива, стоявшую под одной из скамеек.
– «Заневское», – прочитал Елисей.
– Сто лет назад бутылка из-под сельтерской была, – сказал лев с прилизанной гривой.
– Что ж, сосуд – не главное, – ответил ему брат.
– Новые Стражи, встаньте в ряд и назовитесь, – скомандовал Пьетро.
Василиса, Елисей и Урсула осторожно подошли и сообщили свои имена. Выпятив грудь, пружинящей походкой подкатились Новые львы («Мы это, с улицы Танкиста, как его там… типа, эээ… Хрустицкого!»), прилетели два орла («Кинотеатр “Прометей” и сквер у Никольского собора!»), Чижик-Пыжик поспешил присоединиться к ним («А я с Фонтанки, если кто не знает!»). Нервно фыркая, прискакал каурый конь («Тихорецкий, чавк-чавк, проспект, памятник Чавкаеву, чавк… Чапаеву!») и, засмущавшись, уставился в землю.
Другой конь, красивый и статный, с достоинством подошёл и встал рядом («Памятник Александру Невскому!»). Пьетро кивнул ему. Журавль печальным взглядом окинул соседей и прощёлкал: «Колокол мира. Памятник жертвам Нагасаки». На толстых коротких ножках пришлёпал Фотодог и протявкал свой адрес, и с ним худая собака с улицы Академика Павлова, присоединились несколько львов из разных районов города. Наконец, переливаясь в траве, четыре змеи вползли в ряд и свернулись клубками.
– Сссад. Соссседи сссобачьи, – представилась за остальных трёх крайняя змея и кивнула на худую собаку.
Низенький Сердитый лев с Суворовского, который оказался рядом с четырьмя сёстрами, поджал хвост.
Последним подошёл толстый конь Александра III.
– Все здесь? – на всякий случай спросил Пьетро.
– Нет, есть ещё кое-кто! – воскликнул Чижик-Пыжик, сорвался с места и подлетел к кусту. – Косой, вылезай!
В ответ куст затрясся.
– Выходи, маленький Страж. Тебя никто не тронет, – сказал Пьетро.
Из листвы показалась белая морда с дрожащими усами. Оглядевшись, Заяц в два прыжка очутился рядом с кошками. Василиса ободряюще ему кивнула.
– Заяц. То есть памятник Зайцу, ну, в общем, Косой я, то есть Петропавловский. То есть я не из крепости, я под мостом, нет, у моста, в общем, недалеко тут. Вот… – тут он понял, что не в меру разговорился и замолк, прижав уши к спине.
– Очень приятно, – кивнул ему Пьетро. – Ну что ж, теперь самое главное.
Старая Сова взлетела на голову Крылову и ухнула три раза. Кони начали отбивать копытами ритм. Василиса почувствовала, как дрожь пробирает её от ушей до кончика хвоста. Елисей ухмылялся, но было видно, что он тоже волнуется. А Урсула и вовсе приникла к земле. Василиса обвела взглядом толпу Стражей. Показалось, что один из медведей ей улыбнулся, или просто оскалился, определить было сложно. Конь Чапаева поднял голову и от напряжения стал чавкать ещё громче. Чижик-Пыжик, чистивший пёрышки, высунул клюв из-под крыла и сделал вид, что он весь внимание.
Орёл схватил когтями бутылку и, тяжело взмахнув крыльями, поднялся в воздух. Было видно, что за мутным стеклом что-то плещется.
Кони били копытами. Раз, два, три. Раз, два, три… Василисины глаза сверкнули. Она именно сейчас поняла, вернее, почувствовала, что это стук всех сердец в саду. В этом самом прекрасном саду в мире!!! Раз, два, три… Раз, два, три…
– Я, Пьетро, принимаю вас, рождённые в двадцатом и двадцать первом веках, в Стражи города. Испейте воды из старой реки, на которой стоит Петербург, и познайте всё, чего не знали до сих пор.
Все задрали головы и открыли пасти и клювы. Орёл медленно полетел над «новобранцами», роняя по капле из бутылки каждому на язык.
На вкус вода оказалась отвратительной. Василиса с усилием проглотила её и в тот же миг увидела, что площадь перед памятником, заполненная Стражами, начинает искажаться, словно водная гладь, в которую бросили камень. Дёрнулся вверх, вырос до невероятных размеров Пьетро, его сбруя сверкнула где-то над деревьями. Затем он вдруг сжался, стал чуть больше Елисея. Львиные морды вокруг свернулись в одну большую рыжую спираль и развернулись снова, растянулся, как гармошка, бесконечный частокол конских ног…
А потом исчезло всё, и Василиса осталась одна на берегу огромной буйной реки. По ней плыли корабли с белыми парусами. Вдалеке, на острове, виднелась маленькая церковь. Звонил колокол, возвещая миру о рождении нового великого города. На глазах Василисы река оделась гранитом, на берегах выросли прекрасные дворцы, а над ними в небо протянулись кресты и шпили. Потом Василиса увидела широкую дорогу и две повозки, столкнувшиеся на ней. Ямщики что-то кричали друг другу, а лошади, должно быть, ржали, но ничего не было слышно из-за колокольного звона. Дорогу в мгновение ока обступили дома, она покрылась чешуйками мостовой, всюду зажглись огни, нарядно одетые люди заспешили по своим делам. Василиса узнала Невский. И снова всё стёрлось. Колокол зазвонил печально, надрывно. Она увидела, что по улицам бредут по колено в воде люди и лошади, рушатся прекрасные здания и падают деревья. Колокол теперь уже не звонил, он кричал, он созывал, он приказывал. Не колокол, нет, набат. Она видела, как всё вокруг становится красным от огня и полотнищ красной ткани, разбивались окна, летели в костёр иконы, церкви оседали, превращаясь в руины. И вот уже была зима, по чёрному от дыма небу шарил луч прожектора, в стенах домов появились пробоины, самолёты с крестами на хвостах ревели изо всех сил, но и они не могли заглушить колокольный звон… Снова очистилось небо, зазеленели деревья, появились новые здания, и под разведёнными мостами поплыли белые теплоходы… И снова что-то изменилось. Нет, не в пейзаже, в атмосфере города. Опять шли люди, кричали, но колокол звонил не так тревожно. Выросли новые церкви, а на куполах старых вновь засверкали кресты. Василиса увидела всех Стражей, каждого на своём посту, и мастерскую, где она появилась на свет, шар-фонтан, своё осиротевшее местечко на Малой Садовой. Звон колокола, теперь нежный и серебристый, плыл высоко над крышами домов. Это звучало сердце Петербурга. И Василиса растворилась в городе… Она была одновременно и в кораблике на шпиле Адмиралтейства, и в трещине на асфальте, в опорах Большеохтинского моста, на дне фонтана перед Казанским собором, в проводах, сетью опутавших город, в красном кирпиче Новой Голландии, в крыле ангела на Александрийской колонне, в решётке Михайловского сада… И в теле маленького пушистого зверька, сердце которого было готово разорваться от любви к этому восхитительному и пугающему, надменному и гостеприимному, старинному и юному городу.
Глава V
Тревожное утро
…По парку по травке в горку
топает скульптура.
Генрих Сатир. «Единоборство»
Никто из новых Стражей, занятых путешествием во времени, не мог видеть, что происходит на Месте встречи. Обычно, то есть сто и двести лет назад, ничего особенного и не происходило. Несколько минут церемонии проходили в разговорах: Стражи вспоминали прошлое города, обсуждали его настоящее и готовились к возвращению на свои места после того, как Пьетро произнесёт Заклинание Цепи. Но сегодня случилось что-то странное. На Стражей напало непреодолимое желание… Поспать минутку-другую. Это было более чем подозрительно, если учесть, что Стражи никогда не спят.
Прежде чем Пьетро понял, что творится неладное, его веки сомкнулись, и голова свесилась вниз. Через секунду все храпели, фырчали и сопели.
– Быть по сему, – услышала Василиса свой голос, и открыла глаза.
– Ты это видела?! – воскликнул Елисей и даже замурлыкал от избытка чувств.
Василиса кивнула. Теперь она любила всё в этом городе, даже своего нахального соседа.
– Почему все спят? – спросила Урсула.
Василиса огляделась и увидела, что Стражи, кроме новеньких, застыли на своих местах. Глаза их были закрыты, они храпели, сопели и сонно урчали.
– А где поздравления, где фанфары? – возмутился Чижик-Пыжик.
– Нашли время спать, – зарычал Сердитый лев.
– Это так и положено? – удивился Конь Чапаева.
– Церемония явно нарушена, – сказал Алессандро.
– Ссспят! Сссёстры, проссснитесссь!
В этот момент где-то пробило пять часов. Василиса вздрогнула. Этого не может быть! В пять они уже должны сидеть на своих местах! Сердце опять заколотилось: раз, два, три… раз, два, три…
Пьетро поднял голову, встрепенулся.
– Ужасное видение… – пробормотал он.
– Пьетро, я видел кошмарный сон! – вскричал Николя.
– И мы тоже! – заржали Кони-близнецы.
– Шёл дождь, всё скрылось под водой, небо было словно горелый хлеб! Ужасно, – заохал лев-философ.
– А мне виделось, что по Неве плыл кораблик с Адмиралтейства. И вокруг было пусто, словно до Рождения города, – сказал 23-й безбородкинский лев.
– Братцы, мне снилось, что будто потоп, а на крыше дома стоит девочка, совсем малютка, плачет и машет медвежонком плюшевым, – расстроился Топтыга.
– Неужели мы все видели один и тот же сон? Не к добру это, – покачал головой нытик Покровский.
– А я словно бы узрела, что сбылось проклятие: стало Петербургу пусто, – пискнула ящерица.
Если бы кони могли хвататься за голову, то Пьетро несомненно это бы сделал.
– Это был не сон. Мы не превратились! Мы не стали памятниками! Мы живые, но и не настоящие, никому не нужные существа! Без Стражей город погибнет через три дня. Такое уже случалось: Стражи ожили, но не превратились обратно. Я никогда не думал, что это произойдёт у нас.
– Где это было, Пьетро? – в один голос спросили кони-близнецы.
Пьетро вздохнул, потупился и тихо, словно против воли, ответил: – В Атлантиде.
Над Местом встречи повисла тишина. Василиса почувствовала, как шерсть становится дыбом. Конечно, они все знали об Атлантиде. Это знание было получено не от их творцов: люди ведь уверены, что уход под воду прекрасного острова – не более чем легенда. Но Стражам известна истинная причина гибели атлантов. Стражи Атлантиды не вернулись на свои места. Неизвестно, по какой причине это случилось, но цепь разорвалась, и Атлантида была обречена. За три дня она исчезла с лица Земли. И никто, никто не смог этому помешать.
На глазах у Василисы выступили слёзы, сердце словно сжала холодная каменная лапа. Стало страшно, очень страшно.
Где-то вдалеке закаркали вороны. Настоящие вороны.
Воздух заколебался, стал слоистым, вязким, поплыл, как в жару. Памятник Крылову вдруг замерцал жемчужно-серым цветом, и на его пьедестале, среди рельефных зверей, стало медленно проступать какое-то изображение. Чёрные линии, сверкая, сливались в неясные контуры и обрастали густой чернильной тьмой. Появился странный силуэт, и постепенно, как печать на камне, прорезались когтистые лапы, изогнутый хвост и большие крылья. Стражи застыли на месте, скованные ужасом. Над памятником повисла воронка темноты. Неясный рисунок постепенно стал чётким.
На Стражей пустыми глазницами смерти смотрела Химера. Плоская, нарисованная и в то же время живая.
Василиса почувствовала себя маленькой и беспомощной. Холодный крюк впился в голову, и в ушах зазвучал чужой шёпот. «Стражи, слушайте. Столетиями я ждала этого! Наконец совпало всё – день, час, человек и место. Лишь раз в сто лет, самой короткой ночью в году мой образ может возникнуть в невинной душе ребёнка. Я – разрушение! Искусство, красота спасут мир? Бред! Никакое искусство не спасает от войн, краж, болезней, от пьяных драк и автомобильных аварий. Всё, что построено в этом городе, уродливо от начала до конца, ибо построено назло природе. Я – природа! Вода – начало и вода – конец! Погибали целые цивилизации, не то что какой-то жалкий провинциальный городишко! Он уйдёт под воду на закате третьего дня! Навсегда!»
Шёпот прекратился. За мгновение небо над Крыловым очистилось, и Химера исчезла, словно её и не было.
Несчастные Стражи молчали. Всё происходящее настолько не укладывалось в голове, что даже смотреть друг на друга животные не решались. Прошло несколько минут. И вдруг послышался странный, незнакомый звук. Это урчали их собственные животы. Голод! Самое неприятное последствие превращения в «настоящих». В течение волшебного часа он никогда не ощущался. А что бывает после этого часа?
«А ведь, пожалуй, у этого Чижика-Пыжика под пёрышками найдётся кое-что», – подумала Василиса. Подумала и тут же одёрнула себя: как не стыдно! Журавль под взглядом Сердитого льва нервно переступал с одной длинной ноги на вторую. Быки перестали жевать, подняли головы из кустов и увидели, что все львы смотрят на них с нескрываемой нежностью. На всякий случай они повернулись к обществу лицом, то есть мордами, и выставили вперёд острые рога. Новые львы подвинулись поближе к верблюду, перешёптываясь о том, много ли мяса в «этой фигне» у него на спине, а совы стали как-то нехорошо поглядывать на ящерицу.
«Мамочки! Вот это влип так влип! Бежать отсюда надо. Ножки мои, родные, давайте-ка, не подкачайте».
– Заинька, ты куда это? – спросил Семнадцатый, дружелюбно улыбаясь целой обоймой острых клыков.
Достаточно было одного резкого движения, одного взмаха когтистой лапы, чтобы Летний сад превратился в идеальное место для съёмок передачи «Дикая природа». Но Пьетро, разумеется, не дал животным инстинктам Стражей взять верх над разумом.
– Если кто-то из здесь присутствующих собирается напасть на своего собрата, – он обвёл Место встречи таким укоризненным взглядом, что все сразу почувствовали себя, если можно так выразиться, последними свиньями, – то пусть знает, что, сделав это, он лишит жизни и себя. Предатель исчезнет и будет всеми забыт. Мы сейчас должны думать о том, что делать, чтобы предотвратить катастрофу. Мы – не какие-нибудь звери, – это слово он произнёс с явным чувством превосходства, – для которых главное – полное брюхо. Помните себя! Мы обязательно найдём пропитание, но не ценой жизни собратьев.
– Хорошо тебе говорить, – проворчал под нос Сердитый лев, – сам-то травой наешься.
– Оставаться здесь опасно. Уже утро. Люди испугаются львов, и может произойти непоправимое. Теперь мы живые, а значит, смертные. Спрятаться за пределами города тоже нельзя, мы должны быть недалеко друг от друга, чтобы в нужный момент произнести Заклинание Цепи.
– В какой момент? – ляпнул Чижик-Пыжик.
Пьетро серьёзно посмотрел на него и сказал:
– Мы должны спасти город. Скроемся и будем думать.
– Тьфу! Куда же нам идти? – спросил Верблюд.
– А я знаю, я знаю! – заверещал Чижик-Пыжик, – рядом с моим местом есть заброшенный дом. Это совсем близко. Мы там засядем и будем разрабатывать план. Вперёд!
Протяжный крик пронёсся над Летним садом. Звери замерли.
– Мы забыли про Обезьяну, – сказал Пьетро, – а ведь она одна из самых почтенных Стражей нашего города. Её надо предупредить.
– Я сссейчассс ссскажу, – голова одной из змей поднялась над травой.
– О чём предупредить? – спросил Елисей.
– О том, что произошло, и о том, что нам придётся оставить её здесь одну.
– П-п-почему? – затрясся Косой.
– Волей своего создателя она прикована цепью. Поэтому не сможет пойти вместе с нами.
– Сссобщщщила ссстарушшшке, – раздалось шипение прямо у ног Пьетро. Василиса шарахнулась.
– Вы ссс нею сссверссстницы, сссмешно, – прозвучало в ответ.
– Не ссспорю, ссесстра.
– Сссс… – голова Главной Змеи появилась высоко над землёй. Василиса окаменела от ужаса. Показалось, что змея взлетела.
– Ссславно. Полззи сссюда, сссессстра.
И тут обнаружилось, что все змеи сидят в сумке на верблюжьем боку.
Василиса с благодарностью посмотрела на Верблюда. Представить себе, что под лапами то и дело будут оказываться змеи, было выше кошачьих сил.
– Кто сверстницы? О чём они говорили? – кошачье любопытство всё-таки взяло верх. Вопрос был обращён к ящерице.
– Змея, сообщившая весть Обезьяне, самая старшая из всех змей. Она с Петровских ворот Петропавловской крепости, со статуи Минервы. Умная!!! Между прочим, я тоже оттуда, – в словах ящерицы прозвучала нескрываемая гордость.
В верблюжьей сумке свободного места не нашлось, поэтому ящерица проворно забралась приятелю на спину и устроилась между горбами.
* * *
Стражи отправились к указанному дому, реконструкция которого была «заморожена» года три назад. Туман поглотил набережную Фонтанки. Звери гуськом, парами и по одиночке, шли за летящим впереди Чижиком-Пыжиком, который показывал дорогу и без умолку трещал о том, о сём. Летел он буквально под носом одного из Сторожевых львов, чем его ужасно раздражал. Так и хотелось проглотить болтливую птицу.
Около цирка, уловив знакомые запахи, животные ненадолго замешкались. Может, попробовать укрыться у цирковых зверей?
– Нас слишком много. Такого количества львов не может быть ни в одном цирке мира, – со знанием дела заметил Музейный лев.
– Милостивые государи, нам теперь надо думать, мыслить, размышлять. Уединение и покой – вот главное, что сейчас необходимо, – вступил Лев-философ.
– Разумеется, господа, – поддержал его брат.
– А пожевать? – робко спросили Новые львы.
– Простите…
– Ну, как бы, пожрать…
– И эту проблему надо обдумать и всесторонне обсудить. Мы должны прийти к согласию.
Все двинулись дальше, аккуратно, не отставая друг от друга, через широкую дорогу к дому, про который говорил Чижик-Пыжик.
– А вот и жрачка! – Новый лев остановился перед витриной магазина «Удача».
– Светает. Надо спрятаться, не будем мешкать, – сказал подоспевший сзади Николя и выразительно посмотрел на льва.
– Смотрите, птичка! – воскликнула Урсула.
Кошки подошли к витрине антикварного салона. За стеклом в клетке дремал пёстрокрылый попугай Феликс. Он работал местным талисманом и никогда не покидал эти стены. Сквозь грёзы об Африке Феликс почувствовал, что на него кто-то смотрит, и открыл один глаз. Удивительно, но грёзы об Африке продолжались даже с открытым глазом: мимо окна прошли друг за другом три льва. Попугай повернул к улице другой глаз. Теперь за стеклом стояли три кошки, причём одна из них, чёрная, была такая здоровая, что в неё поместились бы несколько Феликсов в полный рост. На всякий случай он поклонился и поспешил заявить:
– Феликс хороший.
Кошачьи усы алчно задёргались.
– Жалко, что она внутри, – сказал Елисей.
– Это декоративная птица, – заметила Василиса для собственного утешения, – она невкусная.
– Откуда ты знаешь?
Василиса не удостоила его ответом. Кошки облизнулись на попугая и побежали дальше.
– Кошмаррр! – сказал себе Феликс.
– Стой, раз-два! – прочирикал Чижик-Пыжик, явно наслаждавшийся ролью руководителя.
Перед ними возвышался мрачный серый дом. Вдоль первого этажа протянулся забор, заклеенный афишами уже прошедших фестивалей. Пустые глазницы окон смотрели недружелюбно, стены ощетинились ржавыми балками. На чердаке успели вырасти чахлые деревца. Повеяло сыростью, затхлостью, заброшенностью.
– Вперёд! – сказала Собака.
Но никто не пошёл. Все с изумлением посмотрели на неё. Худая, невысокая. Но глаза сверкают, ноздри раздуваются.
– Ладно, я сбегаю на разведку. Так будет проще и безопаснее.
Собака с трудом смогла пролезть в еле заметную щель между досками.
– Молодец! – сказала Василиса, оглянувшись на Фотодога. Тот отошёл, поджал хвост и поспешил скрыться в тумане. – Ну конечно, куда тебе, колбаса на ножках.
На разведку понадобилось несколько минут.
– Пусто! – доложила она.
– Разойдись! – скомандовал Чижик-Пыжик. – Быки, вперёд!
Быки наклонили головы и попятились на проезжую часть. Стражи расступились. «Краке!» – острые рога с треском врезались в доски. С куском забора на головах быки скромно отошли в сторонку. Проход был открыт.
– Дамы вперёд, – сказал один из львов и кивнул Василисе.
– Пойдём, – шепнула она Урсуле.
Кошки взобрались на кучу мусора. К счастью, железная дверь дома была открыта. Следом потянулись остальные. Дом наполнился топаньем разнообразных лап, пауки в панике сорвались с насиженных мест, а накопившаяся пыль взвилась в воздух и…
– А-а-а-пчхи!!!
– Будьте здоровы, милостивый государь.
– Будь здоров, братан.
– Благодарствую. Пыльно. Чем здесь дышать? – сказал старый грустный лев.
– Поднимайтесь сюда! Устроимся на чердаке, там больше воздуха, – посоветовала Собака.
– Я на крышу не полезу, – сказал Алессандро, – не в моём возрасте.
– Не в его весовой категории, – шепнул Тал Мельпу.
– Все кони останутся на первом этаже, – решил Пьетро.
– Глядите, здесь даже трава растёт! – радостно воскликнул конь с арки Главного штаба.
Кони, один за другим входившие в странное здание, замотали огромными головами.
– Да это одно название – трава. Так, на один зуб, – проворчал Алессандро.
– Ему-то диета явно не повредит, – засмеялся Тал.
Подождав, когда все Стражи войдут, быки приставили доску на место.
Василиса поспешила вперёд, нашла себе место на подоконнике и принялась вылизывать белые от пыли лапки. Неподалёку легли львы-философы и утомлённо закрыли глаза. Секунду спустя рядом с Василисой пристроился Елисей. Он широко зевнул и выгнул спину.
– Есть-то как хочется! Я бы сейчас съел голубя. Не будь он Стражем.
– Здесь есть крысы, – повернулась к нему Собака.
– Это такие серые и с голыми хвостами… Да, точно. И что, они вкусные? – спросила Урсула.
– Не знаю, не пробовала.
– Елисей ведь у нас герой войны с крысами. Наверняка сможет дать пару ценных советов, – сказала Василиса.
Елисей сделал вид, что не слышит.
– Крысссы? Рассскажи, сссосссед! – тонкая чёрная змейка вдруг очутилась на подоконнике. Василиса вскочила, зашипела, шерсть встала дыбом.
– Не бойтесссь, – теперь свист шёл откуда-то снизу. – Мы ззздесссь!
Елисей наклонился. Прямо под подоконником, на котором уселись кошки, змеи устроили себе настоящее гнездо.
– Вы сссказззали, крысы? – чёрная змейка свернулась клубком.
– Да. Я их видела, – ответила Собака. – Вы откуда? Давайте знакомиться. Я – Собака.
«С кем, с кем, а со змеями знакомиться совершенно не хочется», – подумала Василиса, но вслух промяукала:
– Простите, нам трудно различать вас. Меня зовут Василиса. Это – Урсула. А это – Елисей.
– Сссимпатично. Васссилиссса, Урсссула, Елисссей. Можете назззывать меня Гипо. Я есс крыши Публичной библиотеки, ссс посс-соха Гиппократа.
– Очень приятно, Гипо, – сказала Урсула. – Крыс в этом городе полно, особенно в старых домах и на стройках. Но мне почему-то кажется, что настоящих животных мы не сможем съесть.
– Посссмотрим, – Гипо присоединилась к остальным змеям.
Стражи устраивались на новом месте.
Львы постепенно расселись и разлеглись. Бурые медведи привалились друг к другу и принялись сосать лапы. Выглядело это смешно, и при других, менее трагических обстоятельствах, окружающие, наверно, рассмеялись бы.
– Надо найти еду. Так мы долго не протянем, – сказал Покровский лев.
– Не смотрите на меня так, а то неуютно, – пропищал Чижик-Пыжик Сторожевым львам.
– Дык что с едой? – сказал вожак Новых львов.
– Пошли, братаны, – тут же зарычали остальные Новые, повскакав с мест.
– Тише едешь, дальше будешь, – устало изрёк лев Ростовский.
– Нельзя жить, подчиняясь животным инстинктам, – поддержал его брат, Лобанов.
– Давайте действовать продуманно и организованно. Нам надо не просто выжить, надо найти путь спасения города, – сказал Сторожевой лев.
– Предлагаю собакам и кошкам отправиться на поиски пищи самостоятельно, – сказал Елисей. – Нам-то на улице показаться не опасно. Что не съедим, принесём. Только тебе, Урсула, придётся остаться. А то напугаешь кого-нибудь.
– Ой! Я боюсь одна со львами!
– Ну, ты представь, что тебя увидят, – поддержала Василиса, – ты не похожа на обычную кошку.
– Заяц! – позвал Елисей.
– Д-да?
– Оставляем Урсулу под твою опеку. Смотри, чтобы её никто не обижал. Понял?
– Д-да…
– Кстати, у нас есть шанс встретить Химеру. Она не могла просто исчезнуть, ведь так? – Василиса уже бежала вниз по лестнице.
За ней поспешили Елисей и Собака.
– А вы что, не присоединяетесь, почтенный? Вы ведь тоже, как я понял, из друзей человека? – спросил Музейный лев Фотодога.
Тому ничего не оставалось делать, как согласиться. Фотодог неохотно поковылял вслед. Но, когда кошки и Собака скрылись из виду, он вернулся, залез в уголок и преспокойно сел ждать дальнейшего развития событий.
Новые знакомые остановились перед затемнённой витриной уже знакомого антикварного магазина. Потрясённый недавно увиденным, попугай Феликс спал.
– Мне, пожалуй, в другую сторону, – смущённо проговорила Собака. – Вам вдвоём будет удобнее.
Василиса искоса посмотрела на Елисея, тот пошевелил усами, решай, мол, сама.
– Думаю, да. Лучше разделиться. Будем друг другу только мешать. Мы хоть и не совсем настоящие, но всё же кошки с собакой. Это может показаться кому-нибудь подозрительным, – Василиса усмехнулась. – А куда ты собралась?
– Вернусь к саду. Посмотрю всё вокруг. Возможно, Химера появится там ещё раз, – Собака тихонько зарычала. – Заодно проведаю Обезьяну.
– Бедная, – сочувственно вздохнул Елисей. – Я бы один не смог.
Он мельком взглянул на чёрную мордочку рядом.
– До встречи, – Василиса кивнула Собаке, сделав вид, что никакого взгляда не заметила.
Мимо проезжали машины, город просыпался.
