Анна Семироль
Игрушки дома Баллантайн
II
Алистер
Слух возвращается внезапно – будто кто-то щелкнул тумблером. Тишина вдруг обретает объем и глубину, перестает быть забвением. Где-то капает вода, бьется о стекло насекомое. Шуршит по бумаге грифель карандаша. И совсем рядом кто-то порывисто, взволнованно дышит.
Потом возвращаются запахи: керосиновая лампа чадит, легкий сквознячок напоен свежестью снега. Машинное масло, травы. Чуть заметный привкус озона в воздухе.
Свет. Потолок кажется то выше, то ниже. Зыбкие тени колеблются и пульсируют. Их едва уловимые движения завораживают, гипнотизируют. Слегка кружится голова.
С легким стуком падает на стол карандаш. Скрипит отодвигаемый стул, слышатся приближающиеся шаги.
– С возвращением, Брендон! Я знал, что у нас получится. Ты крепкий парень.
Над Брендоном склоняется мужчина лет двадцати трех, темноволосый, с карими глазами и аккуратно подстриженной щегольской бородкой. Широкие скулы, линия рта и огонек в глазах кажутся Брендону смутно знакомыми.
– Давай проверим, все ли работает. Сперва руки.
Брендон подчиняется, сгибает пальцы, сжимая кулаки.
– Теперь очередь ног. Только не вскакивай сразу.
Он поочередно сгибает в колене правую ногу, затем левую. Садится, опираясь на руку. Мир перед глазами качается, плывет пятнами.
– Отлично. Суставы работают, слух и координация в порядке. Зрение я тебе поправлю чуть позже. Ты удивительный счастливчик! – Голос молодого человека звенит от восторга и гордости. – Попробуй сделать вдох. Я немного доработал твой двигатель. Теперь затраты топлива должны уменьшиться.
Брендон глубоко вдыхает и чувствует, как его наполняет энергия. Становится легче двигаться, рассеивается дурман в голове. Он обводит взглядом помещение, в котором находится, и не узнаёт его. Потолок высокий, покрытый разводами и засохшими брызгами самого разного цвета. Вдоль стен – полки и стеллажи, заставленные колбами, банками и ретортами, заваленные растрепанными книгами, коробками, пучками трав. Высокие узкие окна занавешены плотными шторами. Громоздятся по углам странные приборы, закрытые мешковиной и плотными кожухами. Параллельно друг другу стоят три массивных мраморных стола – на одном из них и сидит сам Брендон.
– Лаборатория, – поясняет кареглазый мужчина, проследив его взгляд. И осторожно спрашивает: – Помнишь, кто ты?
Брендон медлит мгновение и кивает. Кареглазый протягивает ему руку:
– Я – Алистер. Алистер Баллантайн.
Он жмет широкую ладонь. Взгляд останавливается на чернильном пятне, въевшемся в когда-то белую перчатку.
Брендон все помнит. Баллантайн…
Он медленно спускает ноги со стола, встает, шаткой походкой идет к стеллажу, на котором лежат карандаш и бумага. Минуту стоит неподвижно, затем пишет на листе единственное слово и протягивает бумагу Алистеру.
«Зачем?»
Тот выглядит слегка растерянным. Трет переносицу, скрещивает на груди руки. Брендон прекрасно понимает, что его обескуражил этот вопрос, и не собирается отступать. Он смотрит в лицо Алистеру Баллантайну и ждет ответа.
– Я вижу, что ты не в восторге от возвращения, парень. Тогда нет смысла скрывать причины содеянного мной. Я хотел посмотреть в глаза тому, кого моя мать любила всю свою жизнь.
Он умолкает, складывает в папку бумажные листы со стола. Его пальцы чуть заметно дрожат.
– Брендон, я знаю, что ты хочешь спросить. Давай пойдем в дом. Я чертовски замерз тут. Я все тебе расскажу за чашкой чая.
– Она умерла, когда мне исполнилось одиннадцать лет. И сдается мне, болезнь поразила ее задолго до моего рождения. Эта болезнь – безразличие. Сколько я себя помню, мать либо смотрела в окно, либо читала книги. Я пытался добиться ее внимания, но однажды услышал от нее: «В тебе нет искорки таланта, ты ничего не достигнешь в жизни». И все. Через год она угасла. Отец отослал меня учиться за границу и тихо спился за два года. Когда я вернулся, мне достался ветшающий дом и распустившиеся слуги, потихоньку распродающие наше имущество.
Алистер ставит на стол опустевшую чашку и откидывается на спинку кресла. Брендон смотрит на его профиль и видит все больше сходства с Кэрол. Ее скулы, ее решительная линия рта. И пальцы Алистер складывает так же, когда нервничает.
– Разбирая вещи матери, я нашел ее дневники. Там не было ни единого упоминания обо мне или об отце. – Алистер говорит медленно, словно взвешивая каждое слово. – В ее жизни существовал только Брендон. Милый Брендон, ангел Брендон. Вечный возлюбленный Брендон. Я сжег эти записи. Я нашел тебя в лаборатории и уничтожил бы тоже, но что толку ненавидеть теперь? Если б мать любила отца и меня, а ты пришел бы и украл ее у нас… А отца она не любила. Настолько, что дала мне свою фамилию.
Брендон отрицательно качает головой. Алистер хмурится, достает из кармана растрепанный блокнот и карандаш, протягивает Брендону.
– Не согласен? Пиши, я хочу понять, что не так.
«Ты неискренен. Что-то утаиваешь», – выводит Брендон неровным почерком.
Баллантайн пожимает плечами, усмехается в сторону. Он подходит к окну, касается пальцами витой отопительной трубы, поплотнее задергивает шторы. Снаружи бушует метель, снежные волны бросаются на стены дома.
– Ты чувствуешь холод, Брендон?
Брендон кивает и пишет: «Там, где я – плоть, остались все ощущения. Я чувствую не только тепло и холод, но и вкус, запахи, боль».
– И как личность ты вполне сохранен. Как мать могла принять тебя за неодушевленного болвана?
«Не юли. Зачем я тебе понадобился?»
Алистер смеется, будто Брендон удачно пошутил. Тянет время, обдумывая ответ.
– Ладно. Причина проста и стара, как мир. Мне нужны деньги. На дом, на жизнь, на женитьбу. И с твоей помощью я смогу хорошо заработать. Ты нужен мне в качестве компаньона, парень.
Брендон откидывается на спинку дивана. Его очередь усмехаться.
«Компаньона, – говорит его насмешливый взгляд. – Алистер Баллантайн, тебе некого больше было взять в оборот? Ты думаешь, что сумеешь так легко убедить меня помогать?»
Часы в гостиной торжественно провозглашают полночь.
– Здравствуй, новый день! – театрально восклицает Алистер, воздев руки. – Брендон, мы можем сделать этот день точкой отсчета в истории нового мира! Ты только вдумайся: мы избавим человечество от смерти, от горечи потерь, от ужаса одиночества! Ты станешь Адамом нового поколения!
Глаза Алистера возбужденно блестят, он захвачен своими идеями, он сияет, как рождественская елка. Он говорит и говорит, а Брендон слушает и никак не может понять, кто же перед ним: одержимый фанатик или расчетливый делец.
– Подумай только: мы сможем вернуть людям их близких, радость, смысл жизни. Мы сделаем мир счастливым! И он щедро возблагодарит нас, вот увидишь!
Брендон грустно улыбается, и Алистер воспринимает это как знак согласия.
– Я знал, что ты меня поддержишь! Мы войдем в историю!
Брендон берет карандаш, заносит руку над раскрытым блокнотом, медлит – и кладет карандаш на место. Когда выбора нет, лучше молчать.
Метель за окнами улеглась, и из низких туч мягкими перьями падает снег. Он такой густой, что за его пеленой не видно даже городских огней. Брендон стоит у окна в гостиной и вспоминает.
«Эти окна выходят на Лайон-стрит. Первый особняк принадлежит главному судье Нью-Кройдона. За ним левее – дом семьи Хаммерсмит. У мистера Хаммерсмита были настолько волосатые уши, что детьми мы всерьез считали его оборотнем. Ниже по улице живут немцы Миттерданки и маршал Коулс. Живут. Или жили?.. За перекрестком Лайон-стрит и Нью-Лайт-авеню – мой дом. Моя семья».
Брендон хмурится. Сколько прошло лет с его второго рождения? Что с его родными? Жив ли хоть кто-то из тех, кого он любит и помнит? Повинуясь внезапному порыву, Брендон выходит из гостиной и идет к парадной лестнице. Ковровые дорожки на полу чуть приглушают его тяжелые шаги. Он спускается в вестибюль, тянется к дверной ручке… и замечает свое отражение в старинном зеркале на стене.
Из мутного мрака амальгамы, чуть подсвеченного керосиновой лампой в руке Брендона, на него смотрит призрак в лохмотьях. Сквозь прорехи в тряпье тускло поблескивают механические суставы и трубки. Брендон остолбенело изучает худое лицо с заострившимся носом, прямой линией рта, синяками под глазами и обтянутыми кожей скулами. Лицо мертвеца.
«Что я им скажу?..»
Утром Алистер находит Брендона в вестибюле. Тот спит, сидя на нижней ступеньке мраморной лестницы и уткнувшись лицом в механические ладони. На полу перед зеркалом стоит потухшая керосиновая лампа.
– Эй, парень! – Алистер трясет спящего за плечо. – Давай, просыпайся. Что ты тут забыл? Перепугал горничную до слез. «Ах-ах, мистер Алистер, у нас в доме дьявол!»
Алистер раскатисто смеется, Брендон сонно моргает, выдавливает улыбку. Из-за балюстрады на втором этаже на хозяина и гостя с любопытством таращатся слуги. Брендон поднимается и следует за Алистером в его кабинет. Проходя мимо зеркал, он смотрит под ноги.
– Уж не болен ли ты лунатизмом, дорогой компаньон?
У Алистера хорошее настроение, он весь – бодрость и кипучая энергия. В хитрых карих глазах искрится кураж. В кабинете он садится в кресло, забрасывает ноги в начищенных ботинках на стол и делится планами на день:
– Я распорядился подыскать тебе подходящие брюки и рубашку на первое время. Через два часа подадут экипаж, поедем одевать тебя, как положено молодому аристократу. Чтобы выбить из общества деньги, надо произвести на него впечатление. В полуистлевшем тряпье и развалившихся башмаках ты похож на… – Алистер осекается, поняв, что говорит не то, и торопливо продолжает: – Пока подыскивают одежду, я велел Абби привести тебя в порядок. Ты что-то хочешь сказать?
Брендон кивает, и Алистер бросает ему блокнот и карандаш. Спустя минуту на стол ложится записка со словами «Я хочу знать о своей семье», именами и коротким адресом.
– Без проблем, компаньон, я наведу справки.
Абби, смуглая миниатюрная девушка с восточным разрезом глаз, ничуть не боится странного гостя дома Баллантайнов. Ловкие руки бережно управляются с пузырьком шампуня и кувшином воды, возвращая волосам Брендона прежний цвет и блеск. Ее касания легки и приятны, Абби негромко напевает незамысловатую песенку. Закончив с волосами, девушка очищает кожу Брендона ватой, смоченной в лосьоне, потом аккуратно втирает крем. Брендон улыбается, прикрыв глаза, хочет сказать заботливой Абби что-то приятное, но вспоминает, что не может говорить. И он просто продолжает улыбаться.
К полудню мистер Алистер и «механический господин» отбывают за покупками в центр Нью-Кройдона. Обслуга дома Баллантайнов собирается в одной комнате и долго обсуждает внезапное увлечение хозяина. И только Мэри Перкинс, немолодая молчаливая горничная, не участвует в разговорах. Она помнит леди Кэрол. Она слишком хорошо помнит то, что происходило в этом доме двадцать пять лет назад.
– Прекрасный кофе, господин мэр! Кто ваш поставщик?
Фарфоровая чашка в пальцах Алистера настолько тонка, что падающий из окна свет делает ее нежно-розовой, словно раковина рапаны изнутри. Горьковатый запах арабики щекочет ноздри. Печенье на покрытом вышитой салфеткой подносе посыпано сахаром и корицей. Если немного склонить голову, на крупинках сахара начинают плясать крошечные солнечные искры. Шелковый шарф на шее мешает, от него греются трубки, но надо терпеть. Улыбаться уголками рта и делать слегка скучающий вид.
– Кофе я привожу себе сам раз в год из Колумбии. Мистер Баллантайн, давайте все же вернемся к делу. Вы настаивали на срочной аудиенции, и я полагаю, что цель вашего визита важнее обсуждения кофе.
Майкла Уодсворта сложно увести от темы. Когда тебе хорошо за пятьдесят, ты безошибочно определяешь, о чем с тобой хочет поговорить очередной молодой эсквайр с хитрыми глазами. И внутреннее чутье, благодаря которому ты в свое время занял пост мэра Нью-Кройдона и по сей день удерживаешь его, точно подсказывает, что дело пахнет деньгами.
Алистер напускает на себя серьезный и деловой вид. Ставит на блюдце кофейную чашку и начинает говорить:
– Мистер Уодсворт, много ли средств из городского бюджета тратится на содержание наемных работников?
– Конкретнее, мистер Баллантайн.
– Дворники, грузчики, трубочисты, почтмейстеры, садовники, рабочие на заводах и мануфактурах.
– Не все заводы и мануфактуры – собственность муниципалитета, мистер Баллантайн.
– Я прекрасно осведомлен об этом, – кивает Алистер. – В данный момент мы говорим лишь о тех гражданах, что наняты муниципалитетом и выполняют работу, не требующую высокого интеллекта. Физический труд, подай-принеси, обточи деталь.
– Даже учитывая невысокую оплату их работы, средств они вытягивают много, да. Те же выплаты на лечение, по утрате кормильца, на рождение детей. Получаются весьма солидные расходы, – соглашается мэр.
– Стало быть, если бы люди болели и увечились реже, жили бы дольше и м-м-м… плодились меньше, Нью-Кройдон сэкономил бы немалые деньги. Деньги, которые пошли бы на иные, несомненно, достойные дела. Верно?
Алистер говорит неторопливо, делая паузу после каждой фразы, давая мэру возможность обдумывать сказанное.
– Верно, мистер Баллантайн. У вас есть какие-то идеи, как сэкономить?
– Господин мэр, я могу дать вам работников, не требующих оплаты труда. Не болеющих. Высоконадежных. – Он снова делает паузу. – И практически бессмертных.
Брендон хмурится. «Вот, значит, для чего…» Умница Алистер, все хорошо просчитал. И его, Брендона, роль в этом спектакле очевидна. Больше всего на свете ему сейчас хочется, чтобы мэр расхохотался, объявил Баллантайна прохиндеем и выставил их обоих из своего дома. Но мэр внимательно слушает Алистера, и весь его вид выражает заинтересованность.
– Это хорошая идея, мистер Баллантайн. Но она недостижима.
Алистер подается вперед, на губах играет хитрая улыбка.
– Я здесь и сейчас докажу вам, что я не просто мечтатель, господин мэр.
Майкл Уодсворт с усмешкой разводит руками. «Попробуйте меня удивить», – говорит его взгляд. Алистер поворачивается к Брендону:
– Компаньон, вы позволите?
«Нет», – качает головой Брендон. И жестами просит карандаш и блокнот, что лежат в кармане жилета Алистера. Молодой Баллантайн делает вид, что не понимает, но лисья улыбка исчезает с его лица.
– Мистер Уодсворт, я прошу прощения. Мне надо сказать компаньону пару слов. С вашего позволения.
Мэр напускает на себя равнодушно-скучающий вид и доливает себе в чашку кофе из механической кофеварки. Алистер подходит к креслу, в котором сидит Брендон, и встает так, чтобы мэр не видел их лиц.
– Послушай, парень, – говорит он едва слышно. – Давай оставим выяснение отношений на потом. Я не хочу давить на тебя, но я могу и приказать, Брендон. Я знаю, как это делала мать, и не хочу, понимаешь? Но я не позволю тебе мне мешать. Уясни.
«Блокнот и карандаш», – жестами повторяет Брендон, не сводя с Алистера злого, напряженного взгляда.
– Иди за мной, – цедит Алистер сквозь зубы и поворачивается к Уодсворту: – Господин мэр, мы с компаньоном готовы.
Брендон встает и вслед за Алистером подходит к мэру. Уодсворт выжидающе смотрит на двух одетых с иголочки молодых людей, неторопливо отхлебывает кофе.
– Мистер Уодсворт, моего компаньона зовут Брендон. Кроме того, что он ничего не говорит, вы не видите в нем ничего особенного, не так ли? Как вы думаете, мистер Уодсворт, сколько ему лет?
– Ну… восемнадцать-двадцать?
– Нет, – широко улыбается Алистер. – И не угадаете. Но он примерно ваш ровесник. Брендон, сними перчатку.
Глядя в одну точку, тот стягивает новую белую перчатку с левой кисти. Звякает о блюдце чашка в руках мэра.
– Брендон, вторую перчатку, – продолжает Алистер.
Он повинуется.
– Вы заменили человеку обе руки механизмами? – удивляется Уодсворт.
– Смотрите дальше. Брендон, шарф.
Свистит в горле пар, руки слушаются с трудом. «Я не хочу давить на тебя, но я могу и приказать». А что же ты сейчас делаешь, по-твоему, Алистер Баллантайн? Распускается изящно повязанная широкая шелковая лента, скользит на пол белой змеей.
– Боже милостивый… – шепчет Майкл Уодсворт.
– Расстегни жилет и сорочку.
Алистер распахивает рубашку на груди Брендона, спускает ее с плеч. Мэр Нью-Кройдона роняет чашку на дорогой паркет. Вдребезги.
– Вы видите все своими глазами, мистер Уодсворт, – деловым тоном говорит Алистер. – Вот что я готов предложить городу. Это обойдется вам довольно дорого, но на обычных рабочих вы потратите куда больше. Мои куклы окупятся с лихвой уже на третий год службы. Вас заинтересовало мое предложение?
Мэр подходит к Брендону, касается его руки, рассматривает маленькую дверцу в груди, места, где механизмы переходят в человеческую плоть. Желая получше разглядеть шею, мэр берет Брендона за подбородок. Стальные пальцы тут же смыкаются на его запястье, и Майкл Уодсворт встречается с Брендоном глазами. И отчетливо видит в них ненависть.
«Не трожь».
– Брендон, убери руки! – рявкает Алистер.
Мэр Нью-Кройдона потрясен.
– Мистер Баллантайн, он не… Нет, он же определенно разумен! – восклицает Уодворт.
– Господин мэр, Брендон – мой компаньон. Полноправный. Ему м-м-м… не очень нравится, когда к нему относятся как к неодушевленному предмету. Прошу понять его правильно.
Майкл Уодсворт отходит в сторону, потирая запястье. Брендон рывком надевает рубаху, быстро застегивает ее, затем поправляет жилет, возвращает на место обе перчатки.
– Мистер Баллантайн, вы – великий ученый! – В голосе мэра восхищение смешано с тщательно скрываемым испугом. – Я не знаю, как вам это удалось, но я готов принять ваше предложение. Есть лишь два момента, заставляющие меня колебаться. Так как ваши создания имеют разум, они могут быть опасны…
– Степень свободы их разума полностью контролируется, господин мэр! – перебивает его Алистер. – Относитесь к ним с долей уважения – и они отплатят вам почтением и послушанием. Я гарантирую это. К тому же их можно изначально программировать, вкладывая определенные приказы и запреты.
– Каким образом?
– Немного оккультной магии, господин мэр. Все в вашем присутствии, дабы убедить вас в том, что я не замышляю ничего противозаконного.
– Хорошо. Тогда второй момент: вы понимаете, что церковь точно не одобрит такого новшества? Это… противоестественно, греховно!
Алистер смотрит на него с иронией.
– Мистер Уодсворт, мы с вами живем в светском государстве. Здесь и сейчас. Наука до сих пор не нашла фактов, подтверждающих существование Всевышнего. И, бесспорно, создание разумных кукол не входит в список тех грехов, что невозможно отмолить.
Мэр долго молчит и меряет шагами кабинет. Брендон напряженно смотрит на Алистера. На губах Баллантайна играет тень победной улыбки. Солнце сверкает на осколках фарфоровой чашки на паркете.
Наконец мэр нарушает молчание:
– Хорошо, Алистер. Давайте обсудим финансовую часть соглашения. Сколько вы хотите за пробную партию в полсотни кукол и что вам для этого нужно?
– Слушай, ну хватит уже! – вскипает Алистер. – Решил уморить себя тоской и голодом? Ну давай! Истерик!
Брендон лежит на мраморном столе в лаборатории, закрыв глаза, и никак не реагирует на его вопли. С тех пор как они получили грант и вернулись с деньгами из банка, прошла неделя. Все это время Брендон не покидает лабораторию, отказывается потреблять топливо и ни с кем не общается. Два дня назад эйфория Алистера несколько поутихла, и он полностью переключился на компаньона.
– Не заставляй меня приказывать, Брендон, – ярится Алистер. – Я же и по-другому могу. Тебе хочется по-другому? Нравится, когда тебя принуждают?
Брендон не реагирует. «Приказал один раз – прикажешь и другой», – думает он холодно. Ему приятно видеть Алистера не самодовольным и напыщенным, а разозленным его протестом. Даже если это окажется бунт до первого приказа, Брендон даст понять Алистеру, что не будет соглашаться с каждым его действием.
– Компаньон, ну прекращай. Давай, открывай глаза, поговорим и заключим мир. Брендон, а?
Алистер осторожно касается рубашки на груди Брендона, но тот в очередной раз не дает ему добраться до дверцы топки, перехватывая руку.
– Значит, все же слышишь. – В голосе Алистера отчетливо звучит облегчение.
Брендон открывает глаза и садится. Не отпуская руки Алистера, он ищет по его карманам блокнот и карандаш. Не находит. Тогда он отталкивает Алистера, встает, покачиваясь, подходит к столу, заваленному чертежами и книгами, ворошит их, безжалостно спихивая на пол. Находит кусок мела и криво корябает прямо на стене: «Я не вещь!» Ноги перестают его держать, он оседает на пол.
– Не вещь, не вещь, – миролюбиво ворчит Алистер, торопливо вкладывая в топку Брендона пару маленьких брикетов. – Ты меня прости. Я не должен был так с тобой перед мэром. Не знаю, что на меня нашло. Эта сделка очень важна для меня, Брендон. И я… Я виноват. Я прошу прощения. Такого больше не повторится.
Брендон смотрит ему в лицо. «Баллантайн, ты понятия не имеешь, что собираешься сделать», – говорит его взгляд. Алистер не понимает, каково это – быть живым и мертвым одновременно. Существовать без смысла, подчиняясь чужой воле и не имея права на свою. Алистер не понимает, поэтому ни за что не отступится от своих планов.
– Парень, я не такой тупой кретин, каким тебе кажусь. Я же вижу, что ты от меня ничего хорошего не ждешь. Ты ошибаешься. И раз уж мы с тобой теперь повязаны, давай искать компромисс. И увидишь: даже такая жизнь, как твоя, может быть вполне приемлемой. Давай руку, вставай, Брендон. Пошли домой. У меня есть для тебя небольшой подарок.
В вестибюле их встречает Абби. Брендон видит ее осторожную улыбку и теплый взгляд, и ему становится легче. Он улыбается ей уголками рта и спешит за Алистером.
– Компаньон, на втором этаже есть несколько пустующих комнат, – говорит Алистер, не оборачиваясь и не сбавляя шага. – Занимай любую на твой выбор. Только давай заглянем на минуту в мой кабинет.
В кабинете в руки Брендона ложится объемистая книга и какой-то прямоугольный, почти плоский предмет, завернутый в папиросную бумагу. Брендон долго шелестит упаковкой и наконец извлекает тонкую доску для письма и стило. «Спасибо», – пишет он на планшете, двигает сверху вниз металлическую планку, и она стирает написанное. Он поворачивается к Алистеру и вопросительно кивает на книгу.
– Это труды французского учителя Лорана Клерка, – поясняет Алистер. – Язык жестов. Тебе будет что поизучать долгими зимними вечерами, компаньон. И возьми еще вот это.
Он протягивает Брендону толстую кожаную папку с бумагами.
– Документация по нашему делу. Договора об аренде помещения, о найме людей. Расценки, сроки, поставщики материалов. Я хочу, чтобы ты был в курсе всех наших дел. Мне очень нужна твоя помощь, Брендон. Ты – связующее звено между людьми и совершенно новыми существами.
«Меньше пафоса», – пишет Брендон и ухмыляется. Алистер довольно хлопает его по плечу.
– Пошли заселяться, парень. В кровати ночевать все ж удобнее, чем на мраморном столе.
– Брендон, проснись. Ты мне нужен. Просыпайся же.
Он открывает глаза, щурится от света. Алистер в мятых брюках, старой куртке и видавшей виды шляпе стоит у его кровати с фонарем в руке.
– Одевайся попроще. Едем в порт.
Брендон дотягивается до блокнота на прикроватном столике, быстро пишет карандашом: «Что случилось?»
– В одном из доков Солта рухнули строительные леса. Дальше расскажу по дороге. Жду в машине, торопись.
Несколько минут спустя Брендон выходит из дома и садится на сиденье рядом с Алистером. Автомобиль вздрагивает, чихает и, ускоряясь, катится по ночной улице. Алистер нервничает, хмурится.
– Лучше было бы нанять кеб, но лишние свидетели ни к чему, – говорит он. – Брендон, я весь вечер провел на фабрике, распоряжался, проверял… неважно. Леса рухнули у наших соседей через улицу. Погиб один из рабочих. За его телом мы и едем. Я завез в лабораторию все, что мне понадобится.
Он на секунду отрывается от ночной дороги и бросает на Брендона быстрый взгляд.
– В чем дело, компаньон? Что за гримаса, черт возьми? Не нравится то, что я собираюсь сделать?
Брендон качает головой, жестами просит повернуть назад, смотрит на Алистера с ужасом.
– Слушай, уймись! – раздраженно отмахивается Алистер. – Поможешь мне погрузить тело, доедем до дома – и спи хоть неделю напролет.
«Нет!», – беззвучно кричит Брендон, в отчаянии хлопает себя по карманам куртки, надеясь найти блокнот и карандаш. «Нельзя, – хочется сказать ему. – Не делай этого!»
Алистер резко останавливает машину у обочины. Делает глубокий вдох, медленно выдыхает.
– Если ты сейчас же не уймешься, компаньон, – с нажимом на последнее слово цедит он, – я верну тебя в состояние хлама, которым ты пробыл последние двадцать пять лет. Брендон! Мне нужен этот чертов труп или черта с два я чего добьюсь в жизни! Я должен сделать все сам! Не восстанавливать готовое по записям матери, а сделать сам свою куклу! Уясни и либо помогай мне, как и положено компаньону, либо заткнись! Заткнись и сиди смирно!
Алистер выходит из машины, раздраженно хлопает дверцей.
– Я докажу, что могу! Себе! Тебе! Ей! Всем! – орет он в темноту улиц.
Где-то лает разбуженная собака, в окнах дома напротив мелькает огонек свечи. Алистер стоит, задрав голову к зимнему небу и сунув руки в карманы куртки, и что-то тихо шепчет. Брендон подходит к нему, касается плеча.
– Иду, – глухо отвечает Алистер Баллантайн.
Весь оставшийся до Солта путь он молчит и смотрит на дорогу. В мелькающих отсветах фонарей видно, как играют на его скулах желваки. Брендон смотрит на щетку-дворник, сметающую со стекла снег, и старается ни о чем не думать.
У въезда в док их встречают трое мужчин. Алистер отдает одному из них пачку купюр, обменивается несколькими фразами и машет рукой Брендону: «Иди за мной». Они проходят за коренастым угрюмым сторожем в пристройку между ангарами. Там на сваленных в углу досках лежит накрытое тело. Алистер приподнимает край брезента, и Брендон видит лицо разбившегося рабочего.
Лицо мальчишки лет четырнадцати. Чумазое от угля и машинного масла, с дорожками от слез на щеках.
– Может, и выжил бы, – задумчиво басит сторож. – Иногда те, кто ломает спину, выживают. Не свезло Кевину.
– Иди сюда, компаньон, – зовет Алистер. – Завернем паренька в брезент и донесем до машины.
Вдвоем они разворачивают полотнище на полу, поднимают тело мальчишки, перекладывают. Алистер наклоняется над трупом, задирает темную от крови штормовку, кивает Брендону на зияющие раны.
– Упал на штыри. Прошило здесь и здесь. Видишь? Мучился долго, бедняга.
Брендон отводит глаза, мягко отстраняет Алистера и бережно заворачивает парнишку в брезент. Тело легкое, Брендон несет его до машины один. Баллантайн открывает перед ним дверь и помогает уложить ношу на заднее сиденье.
– Спасибо, компаньон, – сухо благодарит Алистер, усаживаясь за руль.
Брендон садится рядом, и машина отъезжает. Снова мелькают отсветы фонарей, темные окна домов, одинаковых в ночи. Щетка-дворник смахивает со стекла снег. Алистер Баллантайн молчит. Брендон широко раскрытыми глазами смотрит в одну точку. Сквозь хаотичную пляску снежных хлопьев ему видится лазурное летнее небо за окном комнаты Кэрол, проплывающий дирижабль и облако дыма над фабричной трубой вдалеке.
«Она меня – так же, в брезенте? – мелькают обрывки мыслей. – Кто позволил ей, кто помогал? Три с половиной года… Господи, как же это…»
– Компаньон, ты что? – негромко окликает Алистер.
Брендон не отвечает, и Алистер оставляет его в покое.
Дома они выгружают тело мальчишки из машины, Брендон относит его в лабораторию, пока Баллантайн ставит автомобиль в гараж. Снег тихо падает, заметая следы на дорожках. Мороз крепчает, затягивая оконные стекла узором. В лаборатории мягко светятся газовые лампы. Брендон сидит на мраморном столе рядом с завернутым в брезент парнишкой, обхватив себя за плечи. Взгляд его рассеянно блуждает по сваленным на полу горой металлическим деталям и разложенному на соседнем столе хирургическому инструментарию. Входит переодетый в черную шелковую рубаху и брюки босой Алистер, и Брендон протягивает ему планшет с исписанной панелью.
– «Как она сделала это со мной?», – читает вслух Алистер Баллантайн и умолкает надолго. Смотрит на Брендона устало и с сожалением. – Компаньон, мне сейчас очень и очень нехорошо. И не окажись тебя сегодня рядом, было бы гораздо хуже. Брендон, я тебе честно признаюсь: мне страшно. Видишь все это? – Он обводит лабораторию жестом. – Мать создавала тебя три с половиной года. Она была больна, потому что лишь безумец мог решиться на такое. Безумец или гений.
Алистер подходит к столу, осторожно разворачивает брезент.
– Я тебя очень прошу, Брендон: иди в свою комнату и ложись спать. Я не хочу, чтобы ты видел то, что я буду делать. Не лезь в это. Мне придется повторить ее путь, и мне заранее тяжело. И я не знаю, хватит ли мне сил, умения и того, что она отдала ради… Я не знаю, какую цену придется за это платить мне.
Он смотрит Брендону в лицо, и в глазах Алистера мечется страх.
– Уходи, прошу. Я должен остаться с этим один на один.
Алистер возвращается в дом лишь к обеду. Проходит в библиотеку, зовет дворецкого и распоряжается принести крепкого кофе и бренди.
– И попроси компаньона зайти, – добавляет он, когда дворецкий уже собирается уходить.
Брендон волнуется, с самого утра ходит по дому, прислушивается, не пришел ли Алистер. Его тревожность передается Абби.
– Что-то случилось? – тихо спрашивает она, заглядывая Брендону в глаза.
Он качает головой, отмахивается, но Абби не так просто обмануть.
– Я же вижу – вас что-то мучает. Вы не спали ночью – постель не тронута. Чем я могу вам помочь, сэр?
Брендон садится на софу, пишет на планшете: «Обращайся ко мне на „ты“», – и отдает его Абби. Она кивает, подбирает подол пышной юбки и усаживается рядом.
– Мистер Баллантайн велел помогать тебе во всем. Если только что-то нужно – напиши.
«Все хорошо», – отвечает он на амслене.
– О, ты делаешь успехи! – оживляется Абби. – Скажи еще что-нибудь!
Брендон думает несколько секунд, потом плавно жестикулирует: «Как-то ночью, утомленный, я забылся, полусонный, над таинственным значеньем фолианта одного…» Карие глаза Абби в изумлении округляются.
– Подожди-подожди, я не все понимаю… Что это?
«Стихотворение Эдгара Аллана По», – пишет Брендон. И добавляет на амслене: «Выучил за ночь. Практикуюсь».
– А можно дальше? – просит Абби и смущенно краснеет.
В этот момент раздается негромкий стук.
– Мистер Алистер хочет видеть вас в библиотеке, – сообщает из-за двери дворецкий и, помедлив, добавляет: – Сэр.
Брендон обменивается с Абби коротким взглядом и спешит в библиотеку.
Алистер дремлет, откинувшись на спинку массивного резного кресла. Лицо бледное и осунувшееся, под глазами залегли глубокие тени. Брендон проходит в библиотеку, деликатно постукивает по книжному стеллажу.
