Анна Веммер
Подонок
Глава первая
Я знаю об этой сучке все.
Ее зовут Лиана. Она живет в комплексе на севере города, в хорошо охраняемом доме. Въезд во двор по электронным пропускам, консьерж в подъезде и всюду камеры видеонаблюдения. Это крепость, недоступная и защищенная. Она наверняка в этом уверена и не знает, как легко подобраться к ней, как легко наблюдать каждое утро ее пробежку. Достаточно лишь снять квартиру этажом выше. Преступника, у которого достаточного денег, мозгов и харизмы, не остановят шлагбаумы и камеры.
У нее длинные светлые волосы, за которыми она тщательно ухаживает. Раз в месяц ходит в салон, где равняет кончики и делает маникюр. Каждые две недели у нее новый дизайн ногтей. Если отключиться от реальности, нечеловеческим усилием вообразить, что смотришь на нее со стороны, то кажется, будто это обычная воспитанная девушка из хорошей семьи.
Я наблюдаю за ней уже полгода. Знаю расписание: в восемь пробежка, в девять поход в супермаркет, в двенадцать она гуляет в парке неподалеку со стаканчиком кофе, в шесть идет на курсы английского, а после полчаса-час читает, сидя на качелях во дворе. Она крайне редко отступает от своего расписания.
Только на выходных, чтобы встретиться с моим сыном.
Их роман только начинается, но когда я понял, с кем именно у нее свидание, едва сумел удержать себя в руках. При виде того, как они смеются, сидя в кафешке за ноутбуком, внутри каждый раз поднимается волна разрушительной ярости.
Она – единственное, что мне осталось. Последняя доступная эмоция.
И еще странное садистское удовольствие от власти над жизнью Сергеевой. Она не знает, что я рядом. Даже иногда здоровается в подъезде, лишь мельком бросая равнодушный взгляд. Для нее я – безымянный сосед. Не представляющий ровным счетом никакой угрозы. Во мне сложно узнать Андрея Тихомирова, чье лицо не сходило с первых полос газет десять лет назад. Более того: я делаю ВСЕ, чтобы остаться неузнанным. До поры до времени.
Месть – блюдо, которое подают холодным. Моя месть ледяная. Я вынашивал ее очень долго, я готовился, продумывал каждую деталь того, что собирался сделать. Любая ошибка может стать роковой и последней.
Но с виду все идеально. Дом в отдалении от населенных мест, частная закрытая территория, над которой запрещены даже полеты любительских дронов. Ближайший город в тридцати километрах, а трасса в семи.
Машина с фейковым номером. Самая обычная, эконом-класса, из тех, что просто-напросто не имеют примет. Для моих целей гораздо больше бы подошел внедорожник или пикап, но безопасность превыше удобства. А девочка потерпит. Неудобный багажник – не самая большая ее проблема.
Она сейчас дома, не знает, что я почти готов. Что полгода я до мельчайших деталей прорабатывал свой план. Что в рюкзаке у меня уже готовы моток веревки, скотч, фонарик, бутылка воды и фальшивые документы.
Наверное, я себя убиваю. Наверное, это будет последнее, что я сделаю в жизни – но я так хочу. Сижу в машине, долго смотрю на старое потертое фото сына. Сейчас ему семнадцать, он совсем не похож на шебутного ребенка, которым я его запомнил. От той жизни не осталось ничего: новое имя, новый город. Новый папа. Вряд он хранит хоть одно воспоминание об отце, с которым провел первые годы своей жизни. Он не знает, что я рядом и, в отличие от Сергеевой, не узнает, надеюсь, никогда.
Смарт-часы на запястье мягко вибрируют, и сердце начинает биться чаще. Семь вечера: пора. Через полчаса занятия английским закончатся, и она пойдет домой. Посидит, по своему обыкновению, во дворе, а затем войдет в подъезд. Камеры уже не работают, машина стоит на парковке внизу. Это будет просто: девчонка худенькая, а я не терял даром времени.
Вместо крови в венах адреналин. Меня пугает, что нет ни одной мысли отказаться, в последний момент пойти на попятный и оставить Лиану Сергееву в покое. Только холодная решимость.
Я выхожу из машины и поднимаюсь в подъезд. Удивительно, как много дверей может открыть оранжевая рабочая жилетка. Консъержка даже не обращает на меня внимания, она полностью погружена в какой-то детектив в мягкой обложке.
Все готово. Не хватает только главной героини.
***
– То, что я сделала, будет преследовать меня всю жизнь. Люди вокруг меня даже не догадываются, какие тайны скрывает мое прошлое. Для них я – молодая амбициозная девушка. Бегаю по утрам, покупаю кофе в киоске напротив метро, выношу мусор и гуляю с собакой. Я – та, о ком соседи в выпуске новостей говорят "она была такой милой, я и понятия не имела, что она совершила!". Зло не всегда имеет образ мрачного нелюбимого мужчины. Иногда зло красиво. Иногда оно мило здоровается с вами в лифте.
Иногда зло – это вы.
– Спасибо, Лиана, – улыбается преподавательница, а я ежусь от прочитанного. – Мне не нравится только фраза "зло не всегда имеет образ". Давайте подумаем, как сделать ее более благозвучной?
Денис поднимает руку.
– Зло не всегда выглядит, как…
– Лиана? Ты согласна?
– Да, так лучше.
– Хорошо, это был не самый простой текст, но мне понравилось, как вы справились с переводом. Возникло ли у кого-то желание дочитать книгу?
Точно не у меня. Ненавижу детективы, ненавижу книги о преступлениях и насилии. Иногда мы читаем фэнтези или что-то лирическое, и тогда задания воспринимаются как развлечение. Я даже не думаю о том, что перевожу на оценку, я просто получаю удовольствие от чтения.
А иногда попадается вот такое. И я мучаюсь часами, переводя одну страницу. Когда я только записывалась на факультативный курс по современной англоязычной художественной литературе и основам перевода, мне выдали примерный список произведений, но я давно его потеряла. Так что теперь с интересом жду новых заданий. Наверное, неправильно не дочитывать часть заданных книг, но преподаватель с пониманием относится к чужим вкусам, что редкость.
Так, например, глубоко верующей девушке в нашей группе разрешают заменять книги про магию на что-то схожей сложности, но другой тематики. Единственному парню разрешают не читать любовные романы. Ну а мне позволяется игнорировать кровавые триллеры и детективы. В конце концов, мы платим большие деньги за этот курс и не должны страдать от занятий. Это основа бизнеса: конечная цель языкового центра не только научить нас предмету, но еще и сохранить как клиентов.
Я иду с пары в хорошем настроении. На следующую неделю задали книгу Пулмана, которую я читала в оригинале и без заданий, еще на первом курсе. Конечно, придется сделать художественный перевод нескольких страниц, написать впечатления и быть готовой представить задание перед группой, но это мелочи.
Обычно после занятий я дышу воздухом и проветриваю голову: сижу во дворе, дочитывая очередную книгу, или брожу по парку. Но сегодня я уже решила не дочитывать детектив с жутким прологом, а еще, кажется, собирается дождь. Так что вместо привычного вечернего променада я направляюсь к подъезду.
– Девушка! – окликает меня кто-то, когда я уже закрываю за собой дверь. – Девушка, подождите!
Ко мне спешит мужчина в светоотражающей желтой жилетке рабочего.
– Да?
– Помогите мне, пожалуйста! Дайте позвонить, а? Там на парковке меня какой-то м… то есть, жилец ваш запер. Номер под стеклом есть, но у меня мобила сдохла.
– Так поднимитесь к консьержке, – говорю я. – Она позвонит и даже номер квартиры скажет.
– Я уже три раза ходил, она куда-то смылась, – недовольно бурчит мужчина. – Ну, дайте, пожалуйста, я домой хочу, я вам камеры чинил. Думал, за час управлюсь, и уже два тут сижу! Если боитесь давать телефон, позвоните сами, попросите отогнать машину!
Мне не очень хочется заниматься чужими проблемами, хотя обычно я с удовольствием помогаю, если есть время. Но сегодня почему-то жутко хочется домой, оказаться в родной квартире как можно раньше.
– Хорошо, – сдаюсь я, – давайте номер.
Мужчина смотрит укоризненно. На нем очки в пластиковой черной оправе, лицо не выбрито, а волосы отросли чуть длиннее, чем нужно для опрятного вида. Но телосложение просто потрясное, даже через теплую весеннюю куртку видно, что спортзалом он не пренебрегает.
Интересно, это во мне сейчас девушка интересуется?
А еще он смотрит на меня, как на дурочку, даже стыдно становится.
– Номер-то за стеклом.
– Хорошо, – смеюсь я собственной недогадливости, – идемте, я позвоню.
– Вы не хотите консьержку сменить? – спрашивает рабочий, пока мы огибаем дом и спускаемся к подземной парковке. – Она, вроде, должна быть на посту. А как смылась, так и с концами.
– Хотим, но кто пойдет на такую зарплату? Только пенсионерки. А они как на подбор коммуникабельные. Заводят себе подружек из числа проживающих бабушек и бегают к ним чаи гонять во время смен.
– Да за это время можно весь чайный запас ближайшего супермаркета выпить! Извините. Замерз просто, от подъезда-то ключей тоже нет.
– А разве вам не выдают в ЖЭКе? – удивляюсь я.
– Я же из стороннего сервиса. Нас, по идее, и должна проверять консьерж.
– Сочувствую.
На парковке уже много машин, но совсем нет людей, время близится к вечеру и большинство жильцов вернулось домой. Слева я действительно вижу запертую в углу машину, и на душе становится легче. Я будто все время чего-то опасалась. Хотя опасаться, по сути, нечего: всюду установлены камеры. Один из неоспоримых плюсов нашего ЖК.
Мы останавливаемся рядом с машинами, и я набираю номер, написанный на картонке за стеклом. Связь здесь отвратительная, механический голос девушки звучит будто издалека.
"Неправильно набран номер".
Я хмурюсь и начинаю сверять цифры. Неправильно переписала, что ли?
И в этот момент мой рот зажимает мужская рука.
– Спокойно, – когда я пытаюсь вырваться, прямо на ухо говорит мужчина. – Будешь дергаться – шею сверну, поняла? Поняла?!
Я медленно киваю, а сердце в груди бухает, как сумасшедшее. Раздается странный треск – и рот мне заклеивают скотчем. Накрывает дикой паникой: я дергаюсь несколько раз в надежде вырваться, но захват слишком сильный. Скотчем незнакомец обматывает и мои запястья.
– А теперь, моя дорогая, давай-ка в багажник. Тебе там будет удобно, я даже подушечку купил.
Его машину не заперли – это он своей машиной запер чужую, чтобы я не сразу заподозрила подвох. Идиотка! Какая же идиотка: пойти на паркинг с незнакомцем, поверив оранжевой жилетке! Ее он тоже нацепил для маскировки?! Что, черт возьми, ему от меня нужно?
Меня бьет мелкая дрожь, когда я вижу в его руке блестящий ствол пистолета. В отчаянной надежде я оглядываюсь на камеры: вдруг консьержка вернулась?! Видит все это и вызовет полицию?
Он замечает мой взгляд:
– Они не работают. Лезь в багажник, иначе я просто пущу тебе пулю в лоб и, поверь, это для меня проще, чем тебя уговаривать и везти.
Почему-то кажется, что он не шутит. На мгновение в его голосе мелькает такая ярость, что меня будто обдает ледяным ветром. Ничего не остается, кроме как повиноваться. Я неловко сажусь в багажник, а когда мужчине надоедает ждать, он силой укладывает меня на дно. Голова опускается на подушку и это, казалось бы обнадеживающее проявление комфорта, вызывает новый приступ ледяного страха. Я чувствую, как от желания разреветься к горлу подкатывает болезненный ком. Воздуха не хватает, но это всего лишь паника.
Меж тем незнакомец крепко обматывает мои ноги веревкой, связывая их так, чтобы я не смогла бить по багажнику или стенке. Стаскивает с меня ботинки и шапку.
Когда он достает из кармана нож, я истерично пытаюсь вжаться в заднюю стенку багажника, но он просто разрезает пояс на куртке, оставляя меня в тонком кашемировом свитере. Забирает сумку, телефон, проверяет карманы и, убедившись, что я совершенно безоружна и беспомощна, бросает на пол рядом бутылку воды.
– Приятного путешествия, Лиана.
А затем закрывает крышку багажника, оставляя меня в темноте.
Сердце оглушительно бьется в абсолютной тишине. Я чувствую вибрацию – машину заводят. А затем движение. Кажется, это все какой-то жуткий сон. Иногда в таких снах мне удавалось взять ситуацию под контроль и проснуться. Или направить сознание в более позитивное русло.
Но сейчас проснуться не получается. Слезы все-таки обжигают глаза, но я заставляю себя собраться. Вот только плохи дела: искать меня до поры до времени никто не станет. Если похититель не лжет, и камеры не работают, значит, он все как следует продумал. И еще он знает мое имя.
Это не случайное похищение заезжим маньяком. Это что-то другое.
Когда голова занята действиями удушающая паника немного отступает. Мои руки обмотаны скотчем спереди. Сначала я сдираю скотч с губ и пытаюсь кричать, стучать по багажнику в надежде, что меня хоть кто-то услышит! Может, машина остановится? На светофоре? Заправке? Я кричу и кричу, но безуспешно, кашляю, срываю голос и снова пытаюсь кричать. Потом замечаю, что багажник обит какой-то тканью. Звукоизоляция?
По коже проходит мороз, когда я думаю, с какой тщательностью он готовился.
Очень хочется пить. Рядом валяется бутылка воды, но пить из нее страшно. Там может быть снотворное или еще что похуже. Сколько я так мучаюсь и уговариваю себя потерпеть, не знаю. Когда сухость во рту становится нестерпимой, не выдерживаю и открываю бутылку. Это не так уж просто сделать со связанными руками, но хоть чуть-чуть ослабить скотч не выходит.
Вода смягчает горло, я снова получаю возможность кричать. Теперь делаю умнее и кричу лишь когда чувствую, что машина останавливается. Ну, кто-нибудь! Кто-то же должен услышать?!
Постепенно остановок становится меньше и надежда гаснет. Даже страх притупляется, из острой пряной паники переходит в глухую тревогу. Тело затекает в неудобной позе, я пытаюсь немного двигаться, но места совсем нет. Сколько времени проходит, не знаю. Но когда машина после долгого периода движения снова останавливается и двигатель затихает, внутренности с новой силой сковывает ужасом.
Багажник открывается. Я вижу звездное небо, уже глубокая ночь. Меня обдает пронизывающим насквозь весенним северным морозом.
– Приехали. Вылезай.
Это не так-то просто сделать со связанными ногами. Ему приходится разрезать скотч и силком вытащить меня из машины. Затекшие ноги подгибаются, и я едва не падаю на землю.
– Помогите! – кричу, вкладывая в крик остатки голоса.
– Ори на здоровье, – хмыкает мужчина. – Здесь на много километров вокруг никого нет.
– Кто вы такой?! Что вам нужно?! Отпустите меня! Меня будут искать!
– Кто? Консьержка? Пошли, я сказал! Не все сразу.
Он тащит меня к небольшому двухэтажному дому. Его вид меня поражает: нет ни грамма ветхости, запустелости. Это словно чья-то дача, оставленная на зиму. Симпатичный каменный домик с верандой, круглым окошком на чердаке и выходом к морю.
Стоп. К морю?!
Открыв рот, я смотрю на бескрайнее, затянутой пленкой льда, северное море. Побережье… твою же мать, оно в четырех часах езды от города! Здесь действительно безлюдные места, если я хорошо помню дорогу.
В голове шумным роем теснятся вопросы. Это его дом? Откуда деньги? Что ему от меня нужно? Что он будет со мной делать?
Дом встречает темнотой. Он, конечно, совсем необжитый, не видно ни личных вещей, ни чего-то, что может помочь при побеге. Мы поднимаемся по лестнице на чердак, который я увидела еще с улицы. Здесь есть все, что нужно для жизни: кровать, письменный стол со стулом, шкаф с открытыми полками. Меня вталкивают на середину комнаты, а затем похититель просто уходит.
– Нет! – Я бросаюсь к двери, но лишь слышу, как щелкает замок. – Выпустите меня! Что вы собираетесь делать?! Отпустите меня, пожалуйста, я никому ничего не скажу!
В ответ только тишина.
На чердаке нет света. Просто нет ни одной лампы или хотя бы фонарика. Глаза вскоре привыкают к темноте, и я исследую доступное жизненное пространство. Двигаюсь просто чтобы снова не накрыло ужасом от ситуации, в которой я оказалась.
Здесь есть дверка в ванную. Там тоже выкручена лампочка, да и вообще нет ничего, что можно было бы разбить и использовать в качестве оружия. Душевая кабина, унитаз, раковина, змеевик, на котором висит небольшое махровое полотенце с ярлычком. Ярлычок, как и многие мелочи здесь, пугает.
Он готовился. Переделывал чердак, чтобы можно было меня здесь запереть. Тщательно приводил в порядок каждую мелочь, каждый уголок.
Стул, стол, постель и шкаф невозможно сдвинуть с места, они наглухо прибиты или приклеены к полу. Окно не открывается, а до потолка я не достану даже если заберусь на столешницу.
Никаких шансов. Я в клетке, из которой есть лишь один выход: дверь. Но за ней меня стережет какой-то монстр.
Глава вторая
– Папа, папа, я нарисовал дракона!
Митя, увидев отца, несется через весь двор, размахивая листком с разноцветными каракулями. Я опускаюсь на корточки, чтобы обнять сына и делаю вид, будто внимательно рассматриваю дракона.
– Какая красота. Это тебя на занятиях научили?
– Да!
– Надо к дракону нарисовать принцессу.
– Папа, драконы не едят принцесс!
Подходит Надя, и они вместе смеются.
– Ему понравилось на занятиях?
– Да, там даже мне понравилось. Пока чадо развлекают, можно кофейку выпить, посидеть в тишине.
Я с наслаждением привлекаю к себе жену. Митька вертится у ног и тоже лезет обниматься.
– Как ты долетел? – спрашивает Надя после долгого поцелуя.
– Как всегда, трясло хорошо. А вы тут как? Не скучали без меня?
– Папа! Пойдем, поиграем в футбол?
– Мить, – Надя хмурится, – папа только что с самолета, папа устал. Давай завтра?
– Ладно, – грустно вздыхает сын.
Я никогда не мог ему отказать, когда он смотрел так грустно и с надеждой.
– Десять минут!
– Ура-а-а! – Чадо несется к друзьям. Весть о том, что с ними будет играть взрослый, производит фурор.
– Тихомиров, так детей не воспитывают. Он из тебя веревки вьет.
– Пусть вьет, – довольно отвечаю я, – строгий родитель у нас ты.
Не признаваться же, что я обожаю наши игры? Что чувствую себя совершенно счастливым, гоняя мяч с семилетками? Что испытываю детский восторг, покупая новый конструктор или радиоуправляемый вертолет? Что запоминаю каждую улыбку сына, его смех, что ради его благодарности я готов свернуть годы.
Отцы должны быть строгими и справедливыми, но я не такой. Я для Митьки не только папа, но и друг. Это то, чего мне не хватало в собственном отце и это то, что я постараюсь сохранить для сына на все время, что нам отведено быть вместе.
– Го-о-ол! – кричит он, а я делаю вид, будто раздосадован пропущенным мячом.
Дети смеются и обнимаются, у них радость: они обыграли взрослого. В своих фантазиях они – великие футболисты.
– Тихомиров Андрей Дмитриевич? – вдруг раздается голос за моей спиной.
Оборачиваюсь. За пределами коробки стоит мужчина в темно-серой кожаной куртке. За ним – милицейский бобик.
– Старший следователь Кириллов, проедемте в отделение.
– На каком основании? Где повестка?
– Андрей Дмитриевич, ну ведь дети же. Не заставляйте меня применять силу.
Дети.
Это последний раз, когда я вижу сына.
Дорога меня измотала. Так я думаю после короткого сна в гостиной. Я сел на диван просто чтобы перевести дух и сам не заметил, как заснул. Хотя себя не обманешь. Измотала не дорога, измотали обстоятельства этой дороги. Даже смешно: я так долго убеждал себя, что после всего будет просто похитить Сергееву, что совершенно не задумывался, что будет дальше.
А сейчас сижу, смотрю в ночную мглу и напряженно вслушиваюсь в тишину. Но все тихо. Девчонка или заснула или успокоилась. На всякий случай я открываю ноутбук и включаю камеру на чердаке. Настолько не ожидаю встретиться с Сергеевой взглядом, что рука с ноутом дергается.
Она вряд ли заметила камеру, искусно вмонтированную в потолок, но смотрит она прямо в мой экран. Не спит, просто смотрит и о чем-то думает. Хотел бы я знать, о чем именно.
Усилием воли заставляю себя закрыть ноут и отправиться на кухню. Надо сообразить завтрак, да и перекусить что-нибудь не мешает. А еще стоит побриться. Правда, тогда Сергеева явно меня узнает, а мне хочется подольше остаться безымянным неадекватом.
Я думал, буду наслаждаться ее страхом. В мельчайших деталях представлял, как буду смаковать каждую минуту, которую она проводит в неизвестности. Не зная, кто я, за что она здесь и какая судьба ее ждет.
Думал, это принесет удовлетворение. А принесло какую-то странную горечь.
Где-то далеко рос Митя, мой сын, который так неосторожно влюбился в девушку-проклятие. Наверное, она ему нравилась. Красивая девка, яркая, знающая себе цену. Наверное, он ее оберегал. Отдавал ей свою куртку, если мерзла, грел ладони в своих, смешил и развлекал. Дарил цветы? Я никогда не видел этого, мне лишь пару раз удалось понаблюдать за ними в одной из городских кафешек.
Оказывается, вместо удовлетворения от того, что все получилось легко и просто, я еще буду испытывать острое чувство сожаления от того, что наверняка причиняю боль собственному сыну. Что он будет ее искать. Переживать, нервничать и винить себя за то, что не защитил.
Все это настолько неожиданно, что я чувствую растерянность. Стою у холодильника и просто смотрю на продукты, понятия не имея, что буду делать. Не сейчас, а вообще. Даже не с Сергеевой, с ней-то как раз все понятно. А со своей жизнью, я ведь ни разу еще не думал о будущем.
Я заставляю себя стряхнуть сомнения, отключить непрошеные мысли и заняться завтраком. На сквородку идет бекон, следом пять яиц и – храни маркетологов! – из пакета я высыпаю уже тертый сыр. Не самого лучшего качества, зато без грязи и геморроя. До завтрака еще рано, но мне плевать, остынет он или нет. На поднос я ставлю стаканчик с чаем, тарелку с яичницей и беконом, два доната и кусок сахара.
– Не ресторан, – усмехаюсь, представляя реакцию Сергеевой на скромную снедь.
Вся посуда бумажная, даже ложка. Ни единого шанса использовать хоть что-то в качестве оружия или орудия. Мне кажется, я предусмотрел каждую мелочь, но на самом деле понимаю, что от ошибок не застрахован. И держусь начеку.
Она подскакивает на постели, когда я открываю замок и вхожу. Смотрит, со страхом следит за моими движениями. Мои черты скрывает темнота, но скоро придется перестать играть в анонима. Не сегодня, сегодня я слишком устал.
Ставлю поднос на пол у двери и выхожу.
– Нет! Подождите! Кто вы такой?! Что вам от меня нужно?!
Если бы я знал ответ на этот вопрос, детка, я бы уже давно сказал. Что нужно? Разве можно взять что-то взамен потерянного общения с ребенком? Разве можно откупиться в счет разрушенной семьи?
– Выпустите меня! Ну, пожалуйста!
Желание дамы закон. Вот только желания нужно четче формулировать.
***
Я смотрю на поднос и прижимаю ладонь к груди. Слева, где сердце. Мне кажется, только так я смогу его успокоить, потому что оно бьется с такой силой, что страшно. Мне до ужаса хочется есть, в последний раз я ела перед выходом на курсы, да и то скорее перекусила бутербродом и кофе. Потом были часы ужаса в машине, которые сменились постоянным изматывающим страхом здесь, в доме.
Яичница пахнет умопомрачительно. Больше всего на свете хочется наброситься на еду, но проклятая гордость отчаянно сопротивляется. Я должна, как в книгах, устроить голодовку, заставить его хоть что-то объяснить, в конце концов, гордо и независимо умереть несломленной.
Но к черту книги. Они не помогают. Я беру поднос, сажусь за стол и набрасываюсь на еду. Наверное, стоит повременить, убедиться, что ничего не подмешано, но, в конце концов, я уже пила его воду и ничего не случилось. В беконе спрятать наркотики или снотворное сложнее.
Он кажется смутно знакомым – вот какая мысль беспрестанно бьется в голове. Я где-то видела этого мужчину! Но где? Во дворе, пока он присматривал жертву? В универе, среди студентов и преподавателей? На курсах? В доме… в доме! Да!
От переизбытка эмоций я вскакиваю, едва не упав и больно ударившись о прибитый к полу стул.
Голос мне знаком! Хрипловатое хмурое отрывистое "здрасьте" в лифте – это сосед сверху!
Еще более странно. И страшно, потому что сосед, похищающий девушку, живущую на этаж ниже, совершенно точно не собирается оставлять ее в живых. Это всерьез происходит со мной?
Я заканчиваю с ранним завтраком (хотя, судя по темноте за окном, это скорее поздний ужин) и стучу в дверь.
– Вы слышите меня?! Эй! Послушайте, давайте поговорим!
В ответ неизменная тишина.
Я не смогу сегодня заснуть. Наверное, буду лежать до самого утра, прислушиваясь к звукам в доме. Гадая об ожидающей меня судьбе. Воображая самые страшные кошмары, которые только способна сгенерировать фантазия. Больше всего на свете мне хочется проснуться утром в своей постели и снова увидеть в окне голубое небо.
Какой же я была дурой!
Последние полгода мне казалось, мир потерял краски. Я закончила бакалавриат и оказалась на развилке, которая пугает большинство новоявленных специалистов. Но меня эта развилка напугала так сильно, что я не смогла сделать ни шага вперед. Наверное, это было что-то вроде депрессии, ведь я часто думала о том, что жизнь, лишенная цвета, запаха и вкуса, не имеет никакой ценности.
Сейчас я знаю, что это полная хрень. Больше всего на свете я хочу выжить. Вернуться в серый мир, вернуться к опостылевшим делам. Я найду применение времени, определенному судьбой, найду в себе силы двигаться дальше, только бы исчезли серо-коричневые стены домика у северного моря, только бы вместо наглухо запертой двери снова увидеть родной электрический камин и туалетный столик, косметику на котором я не трогала уже много месяцев.
Мне на миг даже кажется, что это какая-то программа по избавлению от депрессии, организованная отцом. Наподобие тех реабилитаций для зависимых, где их держат в закрытом доме вдали от цивилизации и заставляют работать, чтобы отвлечься от мыслей о дозе.
Отвлеклась, ничего не скажешь.
К собственному удивлению я засыпаю. Тревожным поверхностным сном, но все же проваливаюсь в спасительную темноту, которая позволяет не думать, не бояться и не мучить саму себя.
Когда просыпаюсь, на столике уже нет подноса с остатками еды, зато есть сырная фаготтини в упаковке и пластиковая бутылка с йогуртом. Мысль о том, что он вошел сюда, а я не проснулась, изрядно пугает.
Я не нахожу расчески, видимо потому что ее легко использовать в качестве оружия, и просто кое-как пытаюсь пригладить длинные волосы. Смотрю в окно. Единственный плюс моего положения: потрясающий вид на море. Если я здесь умру, то хотя бы насладившись крошечным клочком красоты.
Скоро весна, и лед на море уже оттаивает. Странно, но живя в такой близости от него, я ни разу не ездила отдыхать в это место. Кому нужно северное море, когда есть Турция или Италия? Хочется понежиться на пляже, окунуться в лазурную воду. А не стучать зубами, любуясь на серверное побережье и стоя на холодном песке, который забивается в кроссовки.
Но красота неописуемая. Бесконечный светлый горизонт с низкими сероватыми облаками.
Нет уж! Я просто так не сдамся. Нужно как-то выбраться, а затем найти дорогу. Она наверняка идет вдоль побережья. Остановить машину и попросить позвонить в полицию, сейчас же у каждого первого мобильник!
Правда, у похитителя машина. И он без проблем догонит меня, едва поймет, что я сбежала, но попытка не пытка.
Я беру йогурт и задумчиво брожу по комнате туда-сюда, разрабатывая план. Вариантов у меня не много, а те, что имеются, предполагают по большей части адовое везение. Но и выбора особого нет.
Сначала осматриваю замок, но там даже скважины нет! Похоже, это просто щеколда или навесной замок снаружи. Значит, нужно во что бы то ни стало выбраться из комнаты, хотя бы на время. Он все предусмотрел, подонок, мне не отпроситься в туалет – он здесь есть, в душ, поесть, попить. Но должен же быть способ, который отвлечет его и заставит хотя бы минут на десять вытащить меня отсюда!
Мне страшно решаться, но сидеть здесь в неизвестности нет сил.
– Выпустите меня! Слышите?! Выпустите немедленно!
Я старательно имитирую истерику, уже зная, что он окажется глух к ней. Стучу в дверь руками, ногами, умоляю и требую. Потом рыдаю. Не очень правдоподобно, но вообще при нервном срыве сложно реветь, как в кино: красиво и трагично.
Потом я иду в ванную, открываю кран в раковине и в душе. Пусть думает, что я умываюсь. А я пока устрою потоп.
Смотрю, как вода набирается в раковину и понимаю, что просто потопа мало. Мужик просто заставит меня убирать последствия и перекроет воду. Нужно что-то, чтобы он начал разбираться, а значит…
Я как следует отрываюсь: лезу под ванну. Трубы пластиковые, ремонт на чердаке явно новый, но не капитальный. Даже если здесь и предполагалась ванная комната, то делать ее пришлось почти с нуля. Промашка похитителя: он не подумал, что я полезу сюда.
Не думаю о том, что мне может попасть. Эмоциональный подъем такой, что я готова свернуть горы. Скручиваю вентиль перекрытия воды и смываю его в унитаз. Теперь как минимум придется идти за ключом. Затем я вырываю трубы слива из раковины и вся вода оказывается на полу. Я вся мокрая, пальцы исцарапаны, но вода уже вовсю подбирается к комнате. Меня трясет от всплеска адреналина.
Сколько проходит времени? Немного. Зачарованно смотрю, как воды все больше и больше, как она заливает пол. А потом распахивается дверь, являя мужчину.
– Какого хера ты творишь?! – рычит он и этим выводит меня из ступора.
Я отскакиваю к стене и молюсь, чтобы выглядела достаточно убедительно.
– Выпустите меня! Мне страшно, ясно?! Выпустите, я сказала!
Он осматривает разрушения и матерится. Потом думает, сверлит меня тяжелым взглядом. На нем мешковатая толстовка и бейсболка, лица почти не видно: те черты, что не скрывает тень от козырька, успешно маскирует густая борода.
– Идиотка, – цедит он. – Останешься без воды! Иди сюда.
Хватка у него стальная, но сейчас, когда он тащит меня по лестнице вниз и вталкивает в ближайшую комнату, я готова ликовать. Получилось!
– Сиди здесь. Если выкинешь что-нибудь еще, я привяжу тебя к батарее и будешь спать на полу, ясно?!
Это какой-то чулан, в котором ни развернуться, ни толком расположиться. Кривоватые полки, швабры, чистящие средства. Даже странно, что он запер меня именно здесь. Неужели не боится, что я прысну ему чем-нибудь в лицо? Хотя он больше меня в два раза, такой ничего не боится.
Зато здесь есть замок! Такой же как на двери в ванную. В нормальную ванную, разумеется. Я быстро осматриваю содержимое чулана и нахожу на какой-то инструкции к автоматическим воротам гаража скрепку. Порывшись еще, получаю и вторую. Замки на таких дверях самые простые, никто не думает о том, чтобы запирать в чуланах похищенных девиц.
Руки дрожат, но я заставляю себя сосредоточиться. Я ведь делала это уже в глубоком детстве. Играла в шпионку и всегда вскрывала небольшие замочки на дневниках или маминых шкатулках.
