Анна Константинова
Привет, Яга! – 2
Глава 1. После крушения
«Такова уж человеческая натура: мы никогда не видим своего положения в истинном свете, пока не изведаем на опыте положения еще худшего, и никогда не ценим тех благ, какими обладаем, покуда не лишимся их.»
Даниэль Дефо, Робинзон Крузо
Я открыл глаза. Черное Солнце уже свалилось за горизонт, поэтому можно было выбираться. Сегодня будет много работы. Гады почти разобрали первую стену, а я даже не услышал, слишком погрузился в себя. Надо быть осторожнее, нежити наглеют с каждым днем.
Я обошел блиндаж кругом, как делал всегда. Первая часть ночи обычно уходила на то, чтобы поправить разрушенное. Это было важно. Важнее всего остального.
Закидать назад доски, растащенные гадами за день. Укрепить стену номер два и поправить внешнюю границу – узкую линию обломков, выложенных вкруг по земле. Она не сильно защищала, но давала небольшой выигрыш во времени – гады научились растаскивать их на второй или третий день, но я все равно каждый раз восстанавливал первый оборонный рубеж. Подумывал о втором…
Гадов, приходящих каждый день из леса, я про себя называл Гансами. Так было привычнее. Враги они враги и есть, на какой бы стороне ты ни находился. Тот, кто хочет тебя сожрать – это точно враг. С этим хотя бы непоняток не возникало.
Я застрял на Темной Стороне в самом конце Черного Дня. Прибежал назад, когда все уже было кончено, и увидел обломки избушки. Ночь прошла как-то сумбурно, зато рассвет сразу расставил все по местам. С первыми же лучами из леса потянулась нежить, пришлось быстро от нее прятаться.
К моему счастью, избушка обрушилась «шатром». Толстые, черные от времени бревна переломились как спички, но все-таки держали сами себя. Это было спасением. Под ними нашлось местечко, – достаточное, чтобы один взрослый мужик мог заползти, как червяк, и спрятаться. От всего. От целого мира, который почему-то упорно пытался до него добраться.
Весь первый день вокруг меня бродили давно мертвые животные и выли на разные голоса. Затем к ним подтянулись другие, вроде как люди… Гансы проклятые! Я затаился. Единственной удачей стало то, что бревна и доски сохранили способность удерживать нежить. Избушка, даже разрушенная, давала мне защиту. Гансы не могли толком прикоснуться к обломкам. В первый день попробовали, но запищали и сразу разбежались. Потом, конечно, вернулись. Теперь они стали хитрее, пробовали растащить завал, не прикасаясь к доскам, и у них получалось все лучше. Как только они научатся это делать, мне хана, чего уж тут говорить. Но пока мое укрытие и я держались.
На вторую ночь я укрепил, как мог, эти обломки, чтобы они мне на голову не рухнули, расширил свое жизненное пространство внутри, позатыкал самые большие дыры. Теперь я именовал останки нашей избушки блиндажом и каждый день прятался от Черного Солнца и тех, что приходили вместе с ним. А каждую ночь затем выбирался из своей норы и чинил жилище заново.
Я посидел немного у входа. С каждым черным рассветом силы уходили. Не слишком быстро, но ощутимо. Похоже, Гансы знают об этом, поэтому каждый день заставляют меня делать все большую работу. Ну да ничего, у меня еще была в запасе пара мыслей, как тут подольше продержаться. Правда, я заменил бы их все на одну-единственную подсказку, как отсюда выбраться.
Я встал и пошел своим обычным путем в лес. Ходить каждую ночь к Древу было бессмысленно, но надо было делать хоть что-то. Я еще не потерял надежду, что «Мировой столп» поможет мне найти решение. Пока, правда, толку от него было мало.
В первые дни Великое Дерево так разозлило меня бесполезными ответами, что я всерьез начал обдумывать, не из его ли древесины строилась когда-то моя… наша избушка. Это казалось логичным. От решительных действий меня останавливали несколько соображений: во-первых, пускать Древо под топор было страшным кощунством, я не мог даже вообразить последствия такого преступления… а во-вторых, у меня не было топора.
Но пока я разыскивал хоть что-нибудь рубящее, меня посетило соображение номер три: валяясь под обломками старого домика и слушая хрюканье Гансов, было время сообразить, что ушло на эту постройку явно не одно дерево… Ну, может, если только смастерить маленькую избушку. Избушечку. Будку. Лифт – с Того света на Этот. Может, сработает? Пока идею с древоповалом я оставил на самый крайний случай. Зато у меня наметилось занятие на случай собственного помешательства – тоже неплохо.
По пути я начал отсчитывать шаги от первой границы блиндажа до Пенька. Вышло девять. Плохо. Очень плохо. Долбаная деревяшка, мертвая уже давным-давно, да и при жизни не сильно бегучая, как-то двигалась ко мне – медленно, неуклонно. Как с этим бороться, я пока еще не придумал. До сих пор он полз со скоростью три шага за день, и у меня оставалось еще ночи три на раздумья, но сейчас мерзавец осилил четыре шага. Считать пока не хотелось. Может все-таки удастся в лесу найти хоть одного Ганса и пришибить, пока он спит? Хотя, наверное, это бессмысленно. Не могу же я воевать со всей Обратной Стороной!
Древо мигало огоньками, будто елка со свечками на Новый год. Сегодня особенно ярко. Я сел спиной к стволу. Оно делилось со мной энергией, сколько могло, но много взять не получалось – я ж не упырь-светоед.
– Привет, помощник Яги!
– Я уже не помощник, ты же знаешь.
– Никто не перестает быть помощником только оттого, что не может помогать…
Имя моей хозяйки опять вызвало боль, но это была нормальная плата, я отдавал ее каждый день за маленькую радость услышать что-то кроме воя Гансов.
Древо как всегда пошелестело и кинуло мне в руки плоды. Оно чувствовало мой голод и просто хотело накормить. Но я не мог принять этой помощи. Откушу разок – и все, Обратная Сторона станет моим домом.
Яблоки выглядели все лучше, с каждой ночью становились на вид не такими сморщенными и сухими. Это было плохо. Значит Обратная Сторона все больше принимала меня в свои мягкие прохладные объятья. Я ушел от них когда-то давно, да вот, видать, пришла пора возвращаться.
Не дослушав шелест, я вскочил и пошагал назад. Надо было проверить блиндаж еще раз перед Черным Днем. Интересно, сухари сушили «на черный день» – именно это имели в виду? Хотя, чего это я, какие сухари? Все остатки еды цивилизованные люди уже давно выбрасывают. Раньше хотя бы скотине отдавали, а теперь даже кошечкам и собачкам жрачку покупают в красивых упаковках, а остатки потом тоже выбрасывают.
Почему-то вспомнился мой солдатский паек, почти восемьдесят лет назад это было… Недолго я на нем пожил, но сосущее чувство голода помнил до сих пор. Примерно такое же, как сейчас. Хотя нет, тогда было хуже. Значит держимся, пехота! Мне вообще тут все время казалось, будто я опять на фронте. Только Гансы лезли четко днем. Это было удобно.
Я слишком засиделся у Древа. Луна сегодня скатывалось за горизонт как будто быстрее. Первые темные лучи уже пожирали небо с одной стороны. Серовато-желтый свет потихоньку заливал лес. Тот в ответ вздыхал и просыпался. Я прибавил шагу. Зря так засиделся, расслабился. Это нормально, конечно. Каждый страх со временем становится привычным. Вот я даже к Гансам привык. Скоро попрут. Пора домой.
Уже подбегая к своему шалашу, я заметил у третьей стены какое-то движение. Гады уже и в сумерки начали выбираться? Это была самая плохая новость из всех. Если они начнут бродить под светом луны, долго мне не продержаться. Без поправки они растащат блиндаж по доскам, по бревнышкам, за пару дней, и тогда мне хана.
Тень промелькнула еще раз, ближе ко входу. Отверстие я никогда ночью не закрывал – нужды не было, а вот поди ж ты! Я прибавил скорости, сколько мог. Тень еще раз показалась, теперь прямо над дырой, служившей мне дверью. Может все-таки не может войти без приглашения? Войти они не могут, поэтому просто разбирают дом. Нет жилища – не надо правила соблюдать. А законы гостеприимства – святые, даже здесь их, похоже, чтут.
Я надеялся на это, поэтому хижину свою защитил в первую же ночь по всем правилам. Обошел сначала кругом, обложил границу небольшими камнями, определяя право хозяина. Оставил для себя разрыв, зашел в будущую дверь и закончил линию уже изнутри. Затем тщательно присыпал каменную границу землей, позакрывал досками. Пока гады до нее не доберутся, дом, хоть и развалюха, но стоит. Можно называть его блиндажом и уверять самого себя, что ты отлично держишь оборону.
Тень ушла на стену номер три. Затаилась и ждет? Я рискнул. Нашел глазами важный обломок – половину старой двери с ручкой. Не слишком надежная защита, но пока со своей дверной функцией вроде справляется. Выбираясь из блиндажа, я прислонил его к стене рядом. Хорошо, хоть недалеко. Не сбавляя хода, я на бегу нырнул в проем, подхватил заслонку и одним махом заткнул ею дыру. Доска-порог от моего залета чуть сдвинулась, пришлось поставить на место, но граница из камней не пострадала.
Руки слегка дрожали. Сегодня гады меня почти достали… Я воткнул две доски крест-накрест, укрепляя щит двери, и услышал снаружи тихий стук. Рано что-то. Очень рано. Темные лучи тонкими змейками только-только начали пробиваться в щели и шариться по полу. Искали меня – жизнь, утаенную много лет назад и переведенную в странную, промежуточную форму. Не живой и не мертвец. То ли кот, то ли человек. Мое место было здесь, и меня тут ждали. Терпеливо и спокойно, ведь времени на Обратной Стороне не существовало. Каждый восход Черного Солнца не означал день, следующий за старым. Он означал просто еще один кусочек небытия.
Я, как всегда, обошел свое небольшое жилище кругом: полтора шага по одной стене, три по другой и почти пять дугой по третьей и четвертой. Проверил, не светит ли откуда-нибудь забытая прореха. Теперь можно было лечь и закрыть глаза.
В голову, как всегда, полезли вопросы: Что произошло? Где этот долбаный двудушный монстр, которого я тогда так и не догнал? Все ли в порядке с Ней? Что она делает сейчас?
В том, что моя хозяйка жива, я не сомневался. Мы были настолько связаны, что разделение между мирами не могло на этом сказаться. Без нее меня бы уже просто не существовало. Значит, и она существует, и должна что-то делать. Интересно, что? Вопросы возникали уже столько раз, что привычно выстраивались в ряды, словно солдаты перед боем. Один следовал за другим и вытекал из предыдущего, как ручей из речки, а речка – из моря. Или наоборот? На Обратной Стороне ведь все наоборот. Кажется, сегодня мне повезет уйти в нечто, похожее на сон. Правда, снилась теперь всегда одна война.
* * *
– Построение! Общий сбор! Все сюда! Мне долго орать?
Я прошлась перед строем, оценивая результаты. Было неплохо. Так их можно было хотя бы посчитать. Два лесных духа, один водяной придурок и семь русалок. Моя непутевая банда почти в полном составе. Все хотели на Ту Сторону так, что уже чесались, как образно заметил мокрый полуголый старик Баламут. Вылез он из ручья в лесу и был самым разговорчивым из всех.
Русалки выглядели сейчас как бомжихи после попойки – осунувшиеся, тихие, задумчивые. Хорошо погуляли, похоже. Через неделю после катастрофы они начали подтягиваться по одной. Не находили избушку, но находили меня. Требовали перевести на Ту Сторону. Каждой приходилось объяснять, что не могу, мол, избушки нету, не видите, что ли. Сами же развалили! Они видели, но с трудом понимали. Хорошо, хоть слушались.
После того как одна мертвячка утянулась в лес на целый день и вернулась назад вместе с каким-то студентиком, я решила их больше не распускать, чтобы чего не натворили. Студент выглядел как шальной, все время хихикал и дергался. Я сделала дорожку к общаге, поставила бедолагу в нужном направлении и строго сказала идти туда. Он пошел, но через минуту вернулся, начал опять хихикать и на русалок пялиться. Пришлось довести его до конца пути и вытолкать к людям через кусты, чтобы назад дорогу не нашел.
Русалке я сделала выговор, но та молчала и смотрела наверх. Такие стали тихони – прямо загляденье, не то что… когда… Я остановила мысли, им было не время. Еще раз глянула на строй. Недавно к нам присоединилась маленькая светящаяся фея. Я таких никогда не видела. Не крохотная, как в мультиках, но и невысокая – мне по плечо, однако по виду взрослая, меня чуть постарше, наверное. Летать она вроде не умела, но сияла потихоньку. Я брала ее с собой, когда нужно было ночью куда-нибудь сходить. Вот только где она сейчас?
– Где Светик? – спросила я строго.
Баламут охотно пояснил:
– Ой, ну девица отлучилась по делу, возле ручеечка она.
Дедуля хитро подмигнул и забулькал, – так он смеялся.
– Утреннее построение для всех обязательно! – пробубнила я еще строже.
Все подтянулись, встали поровнее.
Военщина лезла из меня сама. Командовать толпой не-пойми-кого было сложно, но решения находились по мере поступления задач. Оказалось, что если громко орать, то тебя лучше слышат. Если надо проверить, все ли на месте, то самое удобное – это выстроить всех в линию и заставить постоять хоть пару минут. А единственный способ отвадить русалок от студентов, мерзкого старичка от лапанья русалок и Светика от нытья – это занять их чем-нибудь. Желательно, конечно, полезным, но полезные дела кончались быстро, а русалки прибывали…
– Так, сегодня у нас на день: полив большого камня. Занимаются Баламут и вот ты!
Я ткнула в грудь одного из лесных духов. Надеюсь, что это была грудь, он был весь какой-то из веток.
– А может…
– Не перебивать! Дальше. Уборка в лагере. Все сухие листики и веточки собрать и сложить в кучу за палаткой. Идут три русалки. – Я потыкала по очереди в первых трех. – А остальные… (пришлось призвать фантазию) собирают цветы на полянке. Вот здесь, чтобы я всех видела. А ты, – я ткнула в последнего лесного духа, – Светку найди и приведи.
Команда медленно разбрелась выполнять поручения.
Я каждый раз как будто решала задачку про волка, козла и капусту. В одной лодке, то есть команде, нельзя было совмещать русалок и Баламута – дедуля как ненормальный лез ко всем, кто был похож на девушку, и начинал по-дурацки подкатывать. Хорошо, хоть ко мне обращался вежливо. Может, я уже на девушку не очень похожа? После месяца жизни в лесу, в палатке, вполне возможно.
Русалок нужно было разбивать на части и не давать им ушарахиваться в лес. Одного студента мне хватило, а скоро грибники попрут… Лесовики меня спасали. Они не болтали, ни к кому не приставали и никого не трогали. Медленно собирали листики, выпрямляли травку или поливали ее. К счастью, никто из команды никогда не спрашивал, зачем мы это делаем.
Задания придумывались дурацкие, зато я была уверена, что мои «бойцы» не набедокурят. Важно было ушатать их днем, потому что ночью у всех как будто силы прибавлялись, – наверное, они чувствовали, как на Обратной Стороне всходит их любимое Черное Солнце, к которому они никак не могли добраться. А я по ночам хотела спать…
* * *
Во сне я мог быть с ней. Во сне она сидела рядом в маленькой комнатке, в нашей коммуналке, и болтала ногами над полом – табуреты в их семье почему-то всегда были выше, чем надо. Она пришивала пуговицу к моей гимнастерке и быстро сыпала словами:
– Как приедешь на фронт, сразу напиши. Понял? Только обязательно, не забудь! Ты помнишь адрес?
Моя Тасенька… Настасенька, Настёна. Я помнил наш общий адрес до сих пор, мог бы повторить его миллион раз, если бы это могло приблизить меня к ней хоть на каплю, хоть на секунду. Мы жили в коммуналке, и, засыпая, я знал, что ее носик находится как раз напротив моего, отделенный лишь тридцатью сантиметрами старой кирпичной кладки – наши кровати стояли как раз напротив друга, по разные стороны одной стены, в соседних комнатах.
Во сне я бы мог быть с ней, вот только спать я не мог. Сквозь закрытые веки в глаза все равно пробивался мутный свет Черного Солнца, и Тасенька расплывалась, уходила от меня все дальше, махая белым платочком на перроне. Почему женщины так быстро перестали носить с собой в сумочках белые полотняные платочки? Чем же они машут теперь, провожая любимых на войну?
Из тягуче-горькой полудремы меня вывел стук. Гады опять пытались добраться до главных опор блиндажа! Вот Гансы недобитые! Я был уверен, что твари, нападавшие на мое жилище каждый день, во время жизни на Светлой Стороне тоже мучили и убивали. После смерти для них, поди, ничего не изменилось. Хрипы снаружи порой напоминали человеческую речь, но разобрать в ней ничего было нельзя. Я повернул голову так, чтобы видеть кусочек грязно-желтого неба в прореху на первой стене. Небо иногда затемнялось на долю секунды – над блиндажом кружили тени, я называл их Карлушами.
И небо, и земля Обратной Стороны полнились нежитью, которая жаждала до меня добраться. Не сразу я понял, что облик кота был для меня не только способом сохранить молодость и силу, но и маскировкой. Припомнился голос прежней Яги:
«Васенька, мы сейчас с тобой пойдем в одно место. Ты не бойся, там все будет по-другому…»
Много лет после этого я видел Тот Свет глазами животного, старался ходить тут по ночам, как Яга наказывала. Не думал, что в облике человека, под светом здешнего солнца, твари примут меня за своего, узнают мертвеца, место которому давно среди них. Я за столько лет уже и позабыл, что давно мертв.
Образы из двух моих жизней вставали перед глазами, меняясь, как в калейдоскопе. Спать под Черным Солнцем не получалось, зато здорово грезилось. Мама, Настёна – мой друг и товарищ, моя верная… почти невеста, старая Яга – моя спасительница и, вот, наконец, пришла та, мысли о которой я гнал от себя, чтобы они не разъедали голову как горячий свинец. Образы смешивались, сходились и расходились. В конце концов мама слилась со старой Ягой, а лицо Тасеньки наложилось на черты моей новой хозяйки, совпав до черточки…
* * *
Взгляд у феи был рассеянным. Светка чертила палочкой на земле какие-то корявые морды, одну на другой, и не смотрела на меня. Она слабо мерцала, но днем это было почти не видно. Почему-то показалось, что она меньше ростом стала.
– Ты чего? – спросила я заботливо.
Фея не ответила, повернулась и пошла собирать листики вместе с командой номер два. Странные они все! Один Баламут нормально говорит, но лучше бы молчал.
Меня вдруг схватили за плечи сзади. Я резко крутанулась и попыталась врезать, но, как всегда, не вышло. Виталик умел подкрадываться незаметно.
– Пух, ты убита, – жизнерадостно сообщил он.
– Да, и как сегодня? – поинтересовалась я.
– Ну, давай сегодня я был змеем, подкрался и обвил тебя. Потом сломал пару позвонков и обездвижил, ну а дальше…
– Ладно, я поняла, это мы и на практике проходили!
– Блин, точно, забыл, – он смущенно потупил глазюки, но я не купилась на показное раскаяние, хоть и верила теперь ему.
Кажется, одной из моих способностей стало распознавание лжи. Как бы разум не орал, что этот перевертыш меня когда-то загипнотизировал и чуть не сожрал, сердце упрямо выстукивало: «Он не врет! Он хороший!» – приходилось верить, иначе глупый орган не затыкался.
– Походу, тебе змеей нравилось быть, – проворчала я, освобождаясь из цепких рук.
– Да, нравилось, – честно ответил бывший оборотень. – У змей отличная координация. Я иногда ловил птичек, просто для тренировки они так здорово хрус…
– Все, я поняла.
– А что они сегодня делают? – спросил Виталий с любопытством.
Эта зараза всегда интересовалась, зачем нужны те или другие задания, которыми я щедро наделяла свою бессмертную и не устающую команду. Приходилось выдумывать объяснения. К счастью, его опыт жизни среди людей был не слишком велик, поэтому обычно Виталик не придирался. Однако что-то пробулькать в ответ следовало, не ронять же свой авторитет.
– Ну вот, смотри. Эти – поливают камень. Чтобы… на нем выросли цветы (ура, вовремя вспомнилась старая сказка, там правда был пень, ну да и так сойдет). А вот те, – я не глядя махнула головой в сторону палатки, – очищают лагерь от прошлогодних листьев, в них могут прятаться… вредители леса.
– Ух ты! – как всегда восхитился Виталька. – А с феей что случилось?
– Да не знаю, она какая-то странная, – пожаловалась я.
– Просто им всем пора на Ту Сторону, – заявил Виталька со знанием дела. – Дядя говорил, что Черное Солнце милостиво. Он обещал, что, когда мы вернемся, мне дадут новый облик.
Оборотень заулыбался. Я занемела внутри, как всегда, когда он поминал своего ужасного дядю. Парень искренне считал его лучшим человеком на свете, хотя тот и человеком-то не был… Пришлось осторожно перевести разговор на более безопасную тему:
– Ладно, давай глянем, чего там у нас из еды осталось. Скоро придется опять идти в магаз.
Запас продуктов мы пополняли с Виталькой по очереди. Я делала тропинку до ларька возле нашей общаги, и мы совершали на него сокрушительные налеты – закупали тушенку, макароны и крупы. Потом я все это варила. В котелке. На костре. Потом мыла в ручье две тарелки и две чашки – ели мы с перевертышем только вдвоем. Остальных человеческая еда не прельщала, они как-то обходились. Может, я так плохо готовлю?
Я страшно боялась Виталькиного дядю, но была вынуждена уже месяц пользоваться его палаткой и посудой… Ну, и деньгами, конечно. Старенький кошелек я нашла замотанным на дне рюкзака и нагло распотрошила. А что было делать? Я объяснила себе, что погорельцы имеют право на мат-помощь.
Чтобы прожить в лесу, пришлось сходить за вещами в общагу. Там на вахте я увидела мою сумку, собранную добрыми подругами, не стала подниматься в комнату и просто забрала манатки. Вахтерше выдала вариант про академку и родню, у которой буду жить. Та поверила. Это была новая тетка, и ей было все равно. Уже уходя, я вспомнила про тетю Валю, но охранница такую не знала. Вспомнила я и про то, как приходила на учебу в последний раз… вместе с моим личным преподавателем… и не сумела себя остановить. На обратном пути дождь поливал, как ненормальный. Пришлось потом сушить вещи возле костра.
Виталик тогда все развесил, пока я дрожала в одеяле. Он заботливо подоткнул его под меня, а потом долго сидел рядом, глядя на огонь. Искры отражались в огромных прозрачных глазах.
– Слушай, оборотень, а почему ты ко мне тогда так бодренько подкатывал?… – фраза требовала продолжения: «А сейчас, когда мы в одной палатке дрыхнем, – вообще нет», но я осеклась. Это бы выглядело, как будто мне хотелось от него чего-то такого.
Виталий ответил, как всегда, слишком искренне:
– Мне дядя тогда сказал, что ты очень красивая, а все парни должны приставать к девчонкам, иначе меня за человека не примут, а мне очень хотелось быть похожим на человека.
– Погоди, так получается, я тебе совсем не нравилась, что ли? – возмутилась я.
Его подкаты при первом знакомстве были просто отстойными, а потом он вообще на меня напал, но разочарование я сейчас испытала нехилое.
– Нет, ну почему совсем, ты же и правда красивая! – ответил мой странный товарищ. – Мне дядя тогда слова нужные проговорил несколько раз. Я только про твой знак на лбу сам придумал, – в голосе перевертыша зазвучала гордость. – Меня Господин, когда привел на Эту Сторону, многому научил. Он сказал, что теперь его надо называть дядя и дал мне это тело, – пацан с гордостью вытянул вперед сильные, мускулистые руки. – И еще, он дал мне тело змеи, но твой… этот… не знаю кто, у меня тогда змеиную кожу забрал. Но мне и так ничего, – перевертыш еще раз с удовольствием себя оглядел. – Я, когда увидел в первый раз живых людей, сказал дяде, что очень хочу быть таким же, и он научил меня, что делать.
Эту историю я уже слышала несколько раз, но Виталий обычно так просто не затыкался. В тот мокрый вечер я узнала еще много интересного.
– Дядя сказал, что, если я принесу тебя, ты станешь моей девчонкой… ну, как Лоис Лейн у Супермена, и все тогда точно поймут, что я – настоящий парень.
Я ошарашенно молчала. Все это время у меня язык не поворачивался спросить, зачем это чучело меня чуть не убил, а он, оказывается, себе подружку искал… Кажется, жуткий «дядя» использовал придурка «в темную». Ну и дела!
– А еще я должен был твое имя узнать, – продолжал болтать перевертыш.
– Мое имя там знал каждый второй, мог бы у других спросить, – пробурчала я из одеяла.
– Нет, дядя объяснил, что имя – это не так просто. Важно было, чтобы ты мне его сама сказала, тогда… я точно не понял, ну, в общем, тогда я точно бы принес тебя домой… – он очень мило улыбнулся. – Слушай, как думаешь, а я еще смогу стать настоящим парнем? Ты же теперь моя девчонка.
– Почему это твоя? Я не твоя, ты не путайся! – испугалась я.
– Ну, мы ведь живем с тобой тут… вместе, – задумчиво протянул Виталька и с надеждой глянул на меня.
– Так, погоди. Давай разберемся. Я думаю… дядя тебе просто не все успел рассказать, ты же не так давно на Этой Стороне. Быть девчонкой кого-то – это не так просто. Для этого жить вместе в лесу недостаточно!
– Да? А что еще нужно? – быстро спросил Виталька.
– Так, стоп! – Я поняла, что иду не туда. – На самом деле, не нужна никакая девчонка, чтобы тебя принимали за человека.
– Ты уверена? Мне дядя так сказал.
– Да точно, не парься, – проговорила я как можно убедительнее. – Ты и так очень похож на парня, на тебя вон все девчонки из нашей группы запали.
– Куда упали?
– Так… Слушай! Мы живем с тобой в палатке, но не как эти… как её там… и Супермен. Мы с тобой просто друзья. Человек считается человеком, когда у него друзья есть. А девушка – это вовсе не обязательно.
– Ты уверена? – переспросил Виталька.
– Да точно! Вот, например… – я попыталась подобрать случай из мультиков или комиксов, чего там этот придурок нахвататься успел… – как Матроскин и Шарик в Простоквашино.
– Я не знаю, кто это такие. Они были настоящими людьми?
– Блин, ну не совсем… – Я прекратила подбирать примеры и подытожила: – Люди могут просто дружить и помогать друг другу. Вот ты же мне помогаешь?
– Да, конечно, – охотно закивал Виталька. – Ты очень слабая, поэтому я тебе помогаю. Дядя говорил, что слабым всегда нужно помогать.
Да уж, у этого странного создания в башке полный компот творился, ведь его дядя разлюбезный был то злобным Господином, то добрым Яном Борисовичем. Но посвящать Виталика в странноватую сущность его единственного родственника я не стала – у парня же мозги, как у ребенка, еще случится перегруз! Пришлось учить его по-быстрому, что нормально в нашем мире, а что нет.
– В общем так, – заявила я, – мы с тобой друзья, и это здорово! На самом деле, даже лучше, чем всякие там девчонки-парни, тра-ля-ля.
– Ну ладно! – глаза Виталика засветились от радости. – А то, на самом деле, мне не очень-то хотелось… тра-ля-ля. Я ведь летать как Супермен не умею. Я дяде тогда говорил. А помогать – это легко.
– Ну вот и здорово! – я с облегчением откинулась назад, попала одеялом в костер, Виталик меня от огня спас, и мы пошли тогда спать, очень довольные друг другом.
