Анна Яковлевна Яковлева
Одинокий мужчина с кошкой
Все события, происходящие в романе, вымышлены, любое сходство с реально существующими людьми – случайно.
«… волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет
лежать вместе с козленком…» (Из пророчества Исайи).
Глава 1
…В «Глобал-индастри» четверг был подобен взрыву на солнце.
Зашивались сметчики, закрывая подряды, в кабинете главного инженера стоял ор, сопровождающийся выбросами протуберанцев, а под дверью, вжавшись в кресла, ждали очереди зашуганные подрядчики.
Сама не своя, Ксения пронеслась под камерой наружного наблюдения, когда минутная стрелка, вздрогнув, прыгнула на девятку и проглотила ее.
Менеджеры были в сборе, каждый уже деловито отстукивал что-то на клавиатуре, только лупоглазенькая, прозрачная, как папирус, Танечка встретила начальницу испуганным взглядом:
– Ксения Глебовна, вас спрашивал Мишустин, – громким шепотом сообщила она. Перед главным Танечка по неведомой причине цепенела.
Ксения кивнула и шмыгнула в «аквариум», как называли свои просвечивающиеся кабинеты «глобальщики», – она числилась вторым замом в частной строительной фирме.
Приткнув сумку на подоконник, на ходу схватила трубку от внутреннего телефона и набрала приемную.
– Зинаида Алексеевна, здравствуйте, это Баркова. Не знаете, зачем меня искал Александр Иванович?
– Здравствуйте, Ксения Глебовна. Здесь Явкин, у него какая-то неразбериха с комплектацией. Или с оборудованием.
С губ Ксении сорвалось проклятье. Снова этот навязший в зубах отдел снабжения.
– Понятно, – процедила она, – а Ерохин там?
– Уже ушел.
– Хорошо, сейчас буду.
Ксения прикрыла веки. Глаза резало, но не от слез (слезы тугим комком стояли в горле) – давление, наверное, подскочило. Пока ехала на работу, старательно рыла в памяти яму и заталкивала в нее утреннее происшествие. Происшествие сопротивлялось, в яме не помещалось, торчало всеми подробностями.
…Утром Ксения Баркова возвращалась с пробежки по парку, пребывая в приятных размышлениях о скором отпуске и о своем близком друге Никеше Рассветове – инструкторе по фитнесу.
Из-за горизонта выползало нестерпимо яркое солнце, к заборам жались густые, насыщенные тени, о чем-то шушукалась молодая листва, ссорились воробьи – начинался обычный июньский день.
Завершив моцион в начале родной улицы Горной, Ксения перешла на расслабленный шаг.
Выравнивая дыхание, перебирала в голове вялые мысли – с Никиты они сами собой переползли на мелкие бытовые заботы.
Ключ в гаражном замке поворачивался туго, и Ксения уже несколько дней стояла перед дилеммой: менять замок или достаточно смазать?
От замка мысли плавно перетекли к работе, и настроение моментально омрачилось. В досаде на себя Ксения даже остановилась.
Последние несколько недель она испытала, как герой Джерома К. Джерома, «отвращение ко всякого рода труду» и желание уволиться. Хотя уволиться – это она погорячилась. Работа пусть остается, а вот одного типа уволить не мешало бы.
Ксения расправила плечи. Неужели она позволит какому-то идиоту испортить себе карьеру?
Здесь она дала себе слово не думать о плохом, наслаждаться последними спокойными минутами раннего утра и копить энергию перед началом рабочего дня.
Слово это Ксении сдержать было не дано.
В тени ограды у дома что-то происходило.
Из кустов, высаженных вдоль кирпичной ограды, летели комья земли, поднимался чудовищный предсмертный вой и писк, в воздухе плыли клочья шерсти, мелко дрожали головки гортензий.
Заражаясь необъяснимым страхом, Ксения побежала сначала трусцой, потом во все лопатки.
Еще не добежав до места, Ксения увидела высокий черный круп с купированным хвостом и перешла на шаг.
Ротвейлер, – вильнула беспомощная мысль. И вот тогда она увидела Левку: у него еще были силы выдираться из пасти огромного, черного бойцовского пса. Ротвейлер тряс кота, как игрушку, ударяя о кирпичный забор.
Ксения что-то выкрикнула, какую-то команду, на которую ротвейлер не отреагировал, и заметалась в поисках палки или камня – чего-нибудь!
Кот уже не сопротивлялся, лапы повисли….
Ксения перестала метаться.
Забор, молодая яблоня на углу соседнего дома, цветник – окружающее отступило куда-то и размылось.
В фокусе зрачка осталась только высокая черная холка чужой собаки и короткий обрубок хвоста.
Преодолев внутреннюю дрожь, Ксения шагнула, наклонилась к ротвейлеру, просунула ладонь между задними лапами и с отчаянной решимостью сжала в кулаке яички.
Что было дальше, Ксения помнила смутно.
Кажется, ротвейлер осел и разжал челюсти. Левка повалился в траву и не шевелился.
Собака с удивлением повернула к Ксении лобастую голову на мощной шее с цепью. Сытый, лоснящийся, будто появившийся из преисподней, зверь.
– Место! – срывающимся голосом выкрикнула Ксения, с ненавистью глядя в желтые немигающие глаза, и в ту же секунду услышала ленивый окрик:
– Крон! Ко мне!
Вальяжной походкой к месту схватки двигался хозяин ротвейлера. Слегка сутулый, худой и невысокий, в черных очках, он, как опричник, был одет во все черное и казался продолжением преисподней.
С ними по соседству – Ксения знала это доподлинно – таких уродов не водилось.
– Ваша собака? – Ксению трясло. Тем же ненавидящим взглядом она пыталась проникнуть под очки и разглядеть в опричнике хоть какие-нибудь признаки – нет, не беспокойства по поводу случившегося – ума!
– И что? – ни один мускул не дрогнул на непроницаемой гадкой роже.
– Почему без намордника? – Вопрос был послан уже вдогонку: поражая сходством, хозяин с собакой тем же неспешным шагом удалялись прочь.
– Сволочь, – прохрипела Ксения, – я тебя засужу.
Не оборачиваясь, «опричник» в знак полного одобрения поднял руку и потряс кулаком: дескать, вперед и с песней.
…Несколько мгновений Ксения сидела, ничего не соображая, потом сделала над собой усилие.
Отдел снабжения был одновременно неудачным ребенком, бедным родственником и позорным пятном на преуспевающей «Глобал-индастри».
Баркова не выносила злого гения, крестного отца хаоса в отделе. Им был племянник Мишустина тридцатилетний Гена Явкин – по глубокому и искреннему убеждению Ксении – отъявленный жулик. Ксения подозревала, что Явкин давно подвизался дилером у поставщиков и делает свой гешефт на процентах с закупок.
Одно имя чего стоило. Ге-на… Тьфу.
Явкин был на два года моложе Ксении Барковой (она специально наводила справки в отделе кадров), но, очевидно, считал второго зама молоденькой дурочкой и в ее присутствии пускал в ход свое обаяние – он так думал. На самом деле это были тупые комплименты, нахальные улыбки и скабрезные намеки. Весь букет производил на Ксению удручающее впечатление, и все, о чем она мечтала, – поймать с поличным и отправить Явкина пылесосить бескрайние снежные ковры под Воркутой.
Ксения диву давалась близорукости главного. Вранье, которое Гена скармливал дядюшке, было топорным и совсем не изобретательным.
Перед тем, как отправиться на ристалище, Ксения зашла в дамскую комнату сделать пару затяжек и приготовиться к неожиданностям – каким-нибудь актам о списании, состряпанным задним числом. И припасть к телефонной трубке, как к источнику благодати. Благодатью являлся голос Никеши.
Зажав сигарету губами, достала из кармана пиджака мобильную трубку, но в последний момент подсознание вильнуло, и вместо того, чтобы позвонить Никите, Ксения набрала подругу Варвару.
Варвара Ива находилась в отпуске по уходу за двухлетним Яшей, и даже короткие разговоры с подругой приводили Ксению в самое благотворное расположение духа.
Кроме ребенка и мужа, Варя воспитывала таксу с оскорбительной для таксы кличкой Мышь. Ксения вполне справедливо полагала, что Варька проникнется ее горем.
– Привет. – Ксения ощутила упадок сил, прислонилась плечом к стене и через пиджак ощутила бодрящий холод кафельной стены.
– Привет, – весело отозвалась подруга, – ты чего такая кислая? Случилось что?
На другом конце провода слышались мирные домашние звуки – Варя с трубкой возле уха суетилась по хозяйству. Горло у Ксении стало саднить.
– День тяжелый.
– Он же только начался, – удивилась Варвара.
– А уже заявил о себе. – Ксения жадно затянулась дымом.
– Что случилось?
Ксения Баркова не была истеричкой, она была скорее сдержанным человеком, но Левка, его истерзанное горло, замятая шерсть, предсмертный оскал… Они стояли перед глазами, и все тут…
Внезапно Ксению замутило, она задышала открытым ртом, но справиться с подступающей тошнотой не сумела. Еле успела распахнуть дверку кабинки, свеситься над унитазом, швырнув сигарету в фаянсовое нутро.
Измученная сухими спазмами (так и не смогла заставить себя позавтракать), подошла к умывальнику с большим зеркалом – зеркало отразило чужое лицо с меловыми щеками и опрокинутым взглядом.
Во рту было кисло, глаза щипало – тушь дала течь.
Ксения долго полоскала рот, потом дернула за хвост разовое полотенце, свисающее из держателя, стерла помаду и снова закурила. Пальцы противно дрожали.
– Ксюша, – все это время взывала трубка в кармане, – ты где, Ксюша?
Вспомнив о Варваре, Ксения слабой рукой поднесла телефон к уху:
– У нас Левка погиб.
– Как?! – ахнула подруга, – когда?
– Сегодня утром. – Изображение в зеркальной рамке подернулось рябью и поплыло. Ксения, наконец, заплакала.
– Бедная ты моя. – Варвара уже готова была присоединиться.
– Я не успела его отбить у какого-то ротвейлера, – слизывая с губ слезы, выговорила Ксения. – Не знаю, как сказать об этом маме. Понимаешь, с Левкой она о внуках забыла. – Память снова подсунула картинку: остывающий Левкин взгляд и темное пятно крови под ним.
– Слушай, а как это случилось?
Услышав подробности, Варя высказала предположение:
– Я вот думаю: если он гулял по вашей улице с собакой, значит, живет где-то рядом. Так ведь?
– Да, наверняка. Вечером пойду на разведку. Ротвейлер по кличке Крон – это все-таки не какой-то там сумчатый хомяк. Где-нибудь да вылезет.
Сочувствие в голосе подруги сменилось настороженностью:
– Зачем тебе это? Что ты собираешься делать?
– Я его засужу в память о Левке. – Это было похоже на клятву, данную над могилой друга.
– Может, этот урод того… больной?
– Здоровее нас с тобой, во всяком случае, собака у него не поводырь, а бойцовская.
– Нет, не в этом смысле. Может, он псих какой-нибудь контуженый. Или олигарх.
– Сволочь он, и не важно, чем он занимается и какое у него здоровье.
– Н-да. Может, твой Левка забрал с собой какие-то неприятности. – Варька была повернута на эзотерике.
– Даже наверняка. По крайней мере, при жизни он был настоящим антидепрессантом.
Подруги помолчали, Ксения снова затянулась.
– Кошмар, – с чувством выговорила Варя. – Ты с работы звонишь?
– Да.
– Может, тебе лучше отгул взять?
– Шутишь. Меня уже ждут, я тебе звоню по пути на совещание. Буду совещаться с вором, как создать ему условия для воровства.
Было слышно, как Варя вздохнула в трубку:
– А я вот изнываю от скуки. Мы тут поели, покакали и складываем кубики пирамидкой.
– Махнемся не глядя?
– Приезжай в воскресенье. Посидишь пару часов с моими, и тебе на пару лет хватит впечатлений.
Тут послышался требовательный Яшин вопль, и подруги простились.
Затушив сигарету под краном, Ксения сунула телефон в карман и подставила узкую ладонь под дозатор с жидким мылом.
Смыв тушь, выдернула еще одно полотенце, промокнула лицо и посмотрела на себя красными глазами. Зареванная бизнес-вумэн – это сильно, как сказал бы Никита. Самый подходящий вид для совещаний.
Выйдя из дамской комнаты, Ксения взбежала по лестнице на восьмой этаж – в двенадцатиэтажном здании «Глобал-индастри» занимала два этажа.
…В кабинет к главному вошла, полная мрачных предчувствий. Внутренний голос громким шепотом подсказывал, что Гена живым не дастся.
– Здравствуйте, – бросила, входя, Ксения. Получилось несколько воинственно.
На появление второго зама Гена ответил ленивым полуоборотом крупной головы – Явкин вообще был крупным мужчиной.
– Привет.
В атмосфере кабинета разливалась нездоровая таинственность, а в том, как сидели Гена и Александр Иванович, было что-то из старых фильмов о революционном подполье.
Уверенным легким шагом Ксения обошла стол и села по одну сторону с Явкиным – тот выбрал позицию, как снайпер: спиной к окну, чтобы солнечный свет не мешал вести огонь по противнику.
– Что, снова жалоба на снабженцев? – без труда определила Ксения.
Явкин напустил на себя оскорбленный вид:
– Не жалуются на тех, кто ни черта не делает.
Ксения смотрела мимо Явкина.
Александр Иванович не спешил с ответом, рассматривал с интересом своего зама, от которой можно было прикуривать.
– Водички налить? – с участием спросил Явкин. Видимо, внутренним слухом различил треск электрических разрядов вокруг Ксении Глебовны Барковой.
Ксения быстро посмотрела на Явкина и отвела взгляд.
Чтобы не подвергать риску окружающих, принялась с умным видом разглядывать набор на мельхиоровом подносе: шесть сверкающих чистотой хрустальных стаканов и графин с водой. Мишустин был консерватором. Предпочитал старое доброе ретро и блондинок.
– Ксения Глебовна, – прочистив горло, заговорил Мишустин, – Ерохин написал докладную на снабженцев.
Ксения неохотно оторвала взгляд от графина, буркнула:
– Седьмую по счету.
– Что вы сказали?
– По поводу чего на этот раз? – Она проследила за движением исписанного листа от Мишустина к Явкину, от Явкина – к себе.
– По поводу идеалов, – голосом усталого борца за правду сообщил Явкин. – Ерохин же у нас рыцарь без страха и упрека, наверное, умирать будет стоя. – Иногда Гена поражал окружающих знанием литературных и исторических фактов.
В кабинете повисла хрупкая тишина, за которой ощущалось присутствие большого города.
Ксения хотела быстро пробежать глазами записку, но застряла в корявом изложении. Почерк тоже был корявым. С главным инженером Валентином Ерохиным у Ксении только и было общего, что глухая ненависть к царственному племяннику.
– Разберитесь и доложите. – Взгляд Мишустина бродил по бумагам на столе.
– Я свободна? – Рука Ксении скользнула в карман пиджака и ухватилась за телефон, как за наперстный крест.
– Да, конечно. – Александр Иванович посмотрел на своего зама с симпатией. – Что-то вы выглядите сегодня усталой, Ксения Глебовна.
– Голова немного болит.
– Это весна, – заверил шеф.
– Наверное.
Ксения ждала, что Явкин отпустит какую-нибудь колкость, но Гена смолчал, и Ксения не без удивления обнаружила, что тот погрузился в себя.
Это было непривычное состояние для Явкина, и Ксению это позабавило.
Сжимая трубку в одной руке и записку в другой, она спустилась на свой этаж и еще какое-то время не знала, куда деваться от мыслей о Левке, но постепенно сумела-таки отрешиться от утренней драмы и окунуться с головой в работу.
Вечером, по пути домой, Ксения наспех состряпала план под общим тезисом: «ложь во спасение».
Пункт первый: миски. Ожидающие Левкины миски следовало незаметно прибрать с глаз подальше. Пункт второй: тиражировать истории о кастрированных котах, отсутствующих дома по нескольку месяцев – такое, Ксения слышала, случается. Пункт третий: никаких трагических выводов, только оптимистичные прогнозы.
План казался безупречным, пока Ксения не приступила к его осуществлению.
Едва она сложила миски одна в одну, как мама неслышно материализовалась на кухне и поймала дочь за руку:
– Зачем? Куда ты их? Где Левка? Что с ним? Ты что-то знаешь?
Ксения посмотрела прямо в выцветшие мамины глаза, еще недавно бывшие такого же болотного, как у нее самой, цвета:
– Мам, с Левкой что-то случилось. Он слишком привязан к нам, чтобы уйти…
Ксения умолкла, не досказав фразу: надежду в выцветших маминых глазах медленно уносил прилив…
Глава 2
…К концу обеденного перерыва желудок подвело, и Ксения решилась.
На кухне к этому времени осталась только курица под соусом сациви.
Кухарка Дуся, взглянув на второго зама, определила:
– Ксения Глебовна, что-то случилось? На вас лица нет.
Ксения поведала ей свою беду. Тема четвероногих друзей Дусе оказалась не чужда.
– А у меня кошки не приживаются. У меня их было три, и все куда-то девались. Думаю собаку завести. С ней проще. Ее сводил на прогулку на поводке, привел – и дома. Да и потом – муж не любит котов. Мужчины редко к кошкам слабость питают.
«Это точно»,– ядовито хмыкнула про себя Ксения. Никеша тоже не питал слабости к котам. Развивать тему она не стала.
– А женщинам, значит, подходят кошки?
– Особенно одиноким, – намекнула Дуся. Она была в курсе семейного положения второго зама и вообще в курсе личной жизни всех членов коллектива.
Взяв порцию, Ксения устроилась за столиком, накрытым клетчатой – синей с белым – скатертью и принюхалась к пряному аромату.
Перед глазами Ксении снова всплыл окровавленный Левка.
Нет, так не пойдет.
Ксения достала мобильный и поискала спасительный номер.
Никита – вот кто ей сейчас нужен. Инструктор по фитнесу с такими бицепсам «одним махом семерых убивахом».
– О! – откликнулась трубка приятным тенором, – привет! Только собирался тебя набрать. Телепатия.
– Действительно. Привет, – скрипучим голосом проговорила Ксения.
– Ты не забыла, что мы вечером с Грэгом и его девушкой идем на открытие клуба?
Какой-то Грэг с каким-то клубом представлялись сейчас Ксении чем-то вроде звезды пятнадцатой величины. Например, Плутоном. Никакого отношения к ней, Ксении Барковой, далекий Плутон не имел и иметь не мог, и их орбиты даже теоретически, даже в далекой перспективе не могли соприкоснуться.
– Никеша, ты прости, но я не могу сегодня. Никак.
– Как? Мы же договаривались.
– Нет, извини. На моих глазах сегодня ротвейлер растерзал Левку. – Горло у Ксении перехватило, и только присутствие кухарки Дуси помешало ей расплакаться.
Никита молчал. По большому счету он был свободен от привязанностей к братьям нашим меньшим, а к котам в особенности, и просто не знал, что говорят в подобных случаях.
– Паршиво, – спохватился он.
– Я даже еще маме не сказала. Боюсь говорить. Она его обожала.
– Да? – совсем затосковал Никита.
Тоска Никиты Рассветова не ускользнула от уха Ксении, но она была одержима желанием отыскать ротвейлера по кличке Крон и его хозяина.
– Может, заедешь вечером? – попросила она. – Походишь со мной по парку? Хочу найти этого урода.
С нарастающим сомнением Ксения слушала сосредоточенное сопение Никиты. Кажется, она поставила своего друга в неловкое положение. Или в непривычную ситуацию.
– Солнышко, может, это потерпит? – с надеждой спросил Рассветов.
В душу Ксении закралось гаденькое подозрение, что ее друг оказался не тем, за кого она его принимала – как в песне: «и не друг, и не враг, а так…».
Гордость заставила Ксению изобразить великодушие, которого она не испытывала:
– Конечно, дорогой. Я сама сегодня его поищу.
– Солнышко, зачем это тебе? – в точности, как Варвара, насторожился Никита.
Ксения задушила в себе недостойное сомнение.
– Заявление напишу на хозяина за жестокое обращение с животными. Буду судиться.
В ответ в трубке раздался тихий свист, затем наступила насыщенная эмоциями пауза, и Ксения заподозрила неладное.
– Или ты думаешь, я должна простить ему Левку?
Имя, выбранное в приступе благодарности за любовь, которую Левка дарил, причинило боль.
– Алле, Никита? Ты здесь?
– Да здесь я, здесь, просто задумался. Хорошо, я приеду, – согласился Никита, когда Ксения уже смирилась с отказом.
– Значит, я тебя жду?
– Только не жди от меня чудес, хорошо?
– Ну… то, что ты приедешь, – уже чудо, – пробормотала Ксения. – Могу ужином тебя накормить.
Приглашение само сорвалось с языка, и Ксения от досады закусила губу.
Совместный ужин у нее дома не вписывался в концепцию необременительных отношений. Ужин дома – это переход на следующий уровень игры. На авансцену выводится новое действующее лицо. Называется «те же и мама».
– Да нет, спасибо, я перехвачу где-нибудь по дороге.
В душе у Ксении забил фонтанчик благодарности к Никите.
Они встречались больше трех лет, но Никита у нее дома не бывал. Бывала она у него. На первом этаже хрущевки, в запущенной двушке, доставшейся Никите от тетки. Ухоженный и авантажный, Никита к ремонту относился с отвращением.
Из окна пыльной комнатенки открывался вид на глухой кирпичный забор какого-то особняка с камерами по периметру. То ли в шутку, то ли всерьез Никита называл особняк «конспиративной штаб-квартирой экстремистов».
Встречи проходили на потертом диване, на глазах у всевозможных плакатных культуристов.
– До вечера тогда.
– До вечера, – повторила Ксения.
Разговор с Никитой будто сдвинул с души надгробную плиту. Это было совсем не то облегчение, которое она испытала, излив горе на Варвару. Своим насмешливым тенором Никита будто вдохнул в Ксению уверенность, что зло будет наказано. А как иначе?
Пропихнув в себя курицу, Ксения поблагодарила Дусю за обед и вернулась в кабинет.
