…На глазах у окружающих Никита Рассветов просто погибал от жалости к себе.
После развода жалость к себе стала его философией, его жизненным кредо и излюбленным занятием.
После развода Никита Рассветов дал себе клятву не заводить собак, морских свинок и детей, не влюбляться и не жениться. Даже по приговору суда.
Три года он держал клятву, и, как ни парадоксально, это делало его чертовски привлекательным в глазах женщин всех возрастов, национальностей и вероисповедования.
Еще бы: красавчик без вредных привычек, готовый составить компанию в воскресные и праздничные дни, а также по вторникам и четвергам.
Понедельники, среды и пятницы у Рассветова Никиты были подобны намазу: он посвящал их «моделированию фигуры».
Никита уже давно переплюнул кумира одноклассницы Люси (ударение на последнем слоге) Семипаловой – Стива Ривза, легендарного культуриста пятидесятых, с которым, по утверждению Люси, Никитос был просто одно лицо. В подтверждении своих слов Люси притащила в школу один из номеров «Медведя» в пору его расцвета и предъявила фото Ривза.
Легенда бодибилдинга, несмотря на мышечную массу, самому Никите показался слащавым амурчиком со всеми вытекающими. Никита сделал все, чтобы избавиться от подобного сходства – из соображений безопасности.
Усилия не пропали даром: слащавость быстро облезла с Никиты Рассветова, как и невинность, которую он потерял на пару с Люси.
Женитьба и развод оставили на смазливой физиономии Никиты легкую печать разочарования, и количество жриц, желающих служить новоявленному лорду Байрону, умножилось.
Выбор Никиты пал на преуспевающую Ксению Баркову.
Даже старушка-мать, с которой она жила, из отягчающего обстоятельства превратилось в достоинство. Всем известно: мамы девушек бывают опасны тем, что незаметно оборачиваются тещами. Никите и здесь повезло – любящая дочурка почти никогда не оставалась с ночевкой, спешила домой. И к себе не звала.
Звонок Ксении и просьба выловить в парке какого-то хмыря с собакой раздосадовали Никиту (он очень не любил менять планы), а последовавшее за этим приглашение на ужин вызвало панику. От ужина он отказался сразу, а от патрулирования парка отвертеться не удалось.
Неожиданно уже в баре клуба, куда он заскочил предупредить Грэга, что подъедет позже, идея показалась Никите забавной.
На память даже пришла фильмография короля бодибилдинга Ривза: «Легенда об Энее», «Троянская война», «Сын Спартака», «Последние дни Помпеи»…
В роль героя Никита вошел там же, в баре. Это получилось само – под взглядом синеокого ангелочка.
…Ксения несколько минут барражировала перед центральными воротами парка и не сводила глаз с дороги, откуда должен был появиться «Форд» Никиты.
По земле стелился плотный, чуть горьковатый аромат увядающей сирени, сгущались сумерки.
«Форд» все не появлялся, и Ксения нетерпеливо набрала номер. Не дав ей открыть рот, Никита прокричал: «Подъезжаю!», и связь оборвалась.
Ксения огляделась в раздумье. Старушки с мелкотравчатыми мопсами, той-терьерами и «чихами» уже случались в парке все реже.
Самое время появиться серьезным породам.
Первой опрошенной была хозяйка мраморного бульдога, дама бальзаковского возраста. Она не встречала ротвейлера по кличке Крон.
За дамой потянулись: немецкая овчарка с субтильным молодым человеком на поводке, синеглазая хаски с потным, одышливым дядькой. Никто не слышал ни о злобном ротвейлере по кличке Крон, ни о его злобном хозяине.
Никита подъехал, когда в отдельных закутках парка уже было совсем темно. И выглядел, как на вручении ордена за заслуги перед Отечеством: лакированный туфли, костюм, белая рубашка, в сумерках казавшаяся ослепительной.
Ксения придала себе независимый вид. В джинсах, в куртке-парке и кроссовках она выглядела рядом с красавчиком Никитой его домработницей.
– Ты меня не дождалась? – улыбнулся он подкупающей улыбкой.
– Нет, как видишь.
– Так, может, я тебе не очень и нужен?
– Никеша, я же не заставляю тебя. Если не хотел ехать, сказал бы сразу.
– Не заставляешь. – Он вытянул красивые, лукообразные губы трубочкой и чмокнул Ксению в щеку. – Но просишь.
– Но ты же все равно опоздал.
– Я заехал повидаться с Грэгом.
– Мог ему позвонить.
– Не мог.
Перепалка грозила скатиться в банальную ссору, и это было впервые и так неожиданно, что Ксения захлопнула рот.
– Давай походим еще немного, – примирительно предложила она.
Никита с видом жертвенной овечки вздохнул:
– Давай походим.
Почти час они добросовестно прочесывали парк.
Были опрошены не только все встреченные собачники, но и просто одинокие прохожие, стайки малолеток-подружек, кучки подростков на роликах и воинственные молодые люди в капюшонах, оккупировавшие скамейку.
Никита все время поглядывал на часы и не сумел скрыть радость, когда Ксения убедилась в бесплодности поисков – еще не было одиннадцати, детское время даже для синеоких ангелочков.
– Вот видишь, – тенор Никиты звучал наставительно, – я же говорил – бесполезно. Миллионный город. Он мог приехать из другого района. Или даже из пригорода.
Слова Никиты пробудили в Ксении дух противоречия.
– Скажи еще, с соседней галактики. В будний день утром собак, как правило, выгуливают недалеко от дома, – упрямо повторила она Варины слова, и они снова едва не поссорились.
Впервые прощались с прохладцей, к которой примешивалось обоюдное разочарование.
– Позвони завтра, – коснувшись щеки Ксении беглым поцелуем, попросил Никита.
В свете ночных фонарей взаимное недовольство проступило отчетливей.
– Хорошо. – Она не ответила на поцелуй.
Двигаясь с легкой ленцой, Никита перебежал дорогу, щелкнул пультом сигнализации, сел в авто и посигналил, отъезжая.
Этот режущий ухо сигнал окончательно рассердил Ксению.
– Выпендрежник, – фыркнула она вослед «Форду».
…У Гены Явкина было три слабости: дед Василий, «БМВ» и кошка Матильда.
Все трое Гену утешали.
После разговора в кабинете главного Гена был безутешен.
Ни «БМВ», ни Матильда, ни дед Василий не помогли, и Гене захотелось напиться в стельку.
Напиться, забыться и выбросить из головы язву Баркову. Этот ее взгляд всезнайки и задаваки. Отличницы, перфекционистки. Воображалы.
В школе таким темную устраивали. Так бы ее и…
Гена затруднялся сформулировать, что именно он мечтал сделать с Барковой.
Почему-то хотелось взять второго зама за плечи, прижать к стенке (в прямом смысле этого слова), держать так и смотреть, как она станет выкручиваться и извиваться.
Хотелось увидеть, как в болотных глазах проступит… не страх – нет, Гена был гуманистом по природе – а растерянность и удивление. А то смотрит так, как будто знает все наперед и не ждет от Гены Явкина ничего хорошего. «Неодобрительно смотрит – вот как», – Гена, наконец, дал оценку этому взгляду.
Гена мечтал, чтобы Баркова зауважала его. Не за силу, а за ум.
– Ума у тебя, Генка, палата, – посмеивался дед Василий над внуком. – Надо что-то с этим делать. Так дальше нельзя.
Но то – дед. Деду все можно. Но Баркова же не дед!
А Баркова насмехалась над ним и презирала его. И, кажется, подозревала, что он, Геннадий Явкин, внук геройского Василия Ивановича Явкина, тысяча девятьсот тридцатого года рождения, кадрового офицера, бывшего летного инструктора в Южном Вьетнаме (подпольная кличка Яв Кин) не чист на руку.
Если бы Баркова была мужиком, Гена знал бы, что делать, но к бабе его знания были неприменимы.
Он выслушивал намеки, мрачнел и ничего не мог предпринять. Гене не приходило в голову, что он должен обелить свое честное имя, доказать свою непричастность к хищениям на фирме.
С какой стати? Они же не в суде. В конце концов, для этого есть служба безопасности. В конце концов, дядька Санька, он же генеральный директор, он же родной брат матери, не поверит ни одному слову Барковой.
Длительное время Гена и сам не мог взять в толк: а на что, собственно, намекает эта воображала, эта заноза Баркова?
Оказалось, он под колпаком у второго зама. Всего-навсего.
«Это же голимая чушь, – говорил себе Гена каждое утро перед работой, – чтобы до такого додуматься, нужно быть… Барковой».
На фирме дядьки Гена чувствовал себя как у бога за пазухой. В свое время именно дядька воткнул племянника на строительный факультет университета, после университета натаскивал его, обминал в разных компаниях и на разных стройках. Потом создал свою фирму и Гену сделал начальником отдела снабжения.
Гена не сопротивлялся, он вообще был непротивленцем.
Но сейчас в нем просыпалось новое, неведомое чувство, по описаниям схожее с самолюбием. О наличие самолюбия у себя Гена до сих пор даже не подозревал, а обнаружив, расстроился. Как будто он сдал кровь на анализ, а анализ показал, что кровь у Гены голубая. И что с этим делать?
Незаметно в душу Явкина вкралась маета. Баркова лишала его покоя.
…Был вечер пятницы.
Выйдя из офиса, Ксения попрощалась с двумя менеджерами из производственного отдела, с которыми ехала в лифте, пожелала хороших выходных и двинулась за угол здания, к парковке.
В косых лучах июньского солнца, протыкавших насквозь машины всех марок, Ксения увидела «жигули»-девятку и в ней – силуэт собаки. «Жигули» стояли в некотором отдалении, стекло в окне было чуть приспущено, и пес обозревал редких прохожих из салона.
Ксения даже не удивилась: ротвейлеры и рыжие коты последнюю неделю просто преследовали ее. У магазина, возле дома, в телепередачах, в рекламе собачьего и кошачьего корма – всюду было засилье ротвейлеров и рыжих котов.
Даже в сериале, который смотрела мама, наличествовал кот. Конечно же, рыжий.
Можно было считать это одобрением и поддержкой небес, а можно – кознями лукавого.
Ксения не нуждалась в одобрении или напоминании. И козней не страшилась.
Многого в жизни она добилась благодаря упрямству, именно упрямству она доверяла куда больше везения.
Женские капризы были ей не свойственны, она могла отодвинуть в сторону все и двигаться к цели, как ракета с системой наведения. Ни завал на работе, ни друзья, ни любовник, ни мамино брюзжание не могли помешать ей отыскать убийцу Левки.
С Никитой или без, она найдет его.
Именно об этом думала Ксения, идя по проходу между рядами машин.
В тот момент, когда она поравнялась с «жигулями», раздался лай.
Он раздался так близко и так неожиданно, что Ксения с испугом отпрянула от машины и непроизвольно схватилась за грудь.
В десятую долю секунды в голове мелькнуло узнавание: это тот самый ротвейлер.
Глядя прямо в глаза Ксении, пес отрывисто и хрипло лаял.
Ксения огляделась. Машины въезжали и выезжали со стоянки, никому не было никакого дела до Ксении Барковой, направляющейся к своей серебристой «Ауди».
– Крон? – позвала она собаку.
Собака отреагировала на кличку совершенно явственно: заметалась по сиденью и снова возвратилась к окну с такой яростью, что авто закачалось.
С часто бьющимся сердцем Ксения обошла машину и взглянула на номер – номер был местным.
Еще раз оглядев парковку и ничего особенного не обнаружив, Ксения нашарила в маленьком отделении сумки телефон, летящим движением поймала в фокус задний бампер и щелкнула фотоаппаратом.
Спрятав трубку, Ксения снова посмотрела на беснующееся животное: поставив лапы на спинку заднего сиденья, ротвейлер смотрел в окно и глухо рычал, подняв верхнюю губу и обнажив сахарные клыки.
Боясь искушать судьбу, Ксения сорвалась с места и уже через минуту сидела в «Ауди».
Сердце бешено колотилось, руки дрожали, Ксения стиснула кулаки с такой силой, что ногти впились в ладонь: «Вот где ты у меня, сукин сын».
«Ауди» послушно дала себя вывести из стойла между новым «корейцем» и подержанной «француженкой».
Теперь, соображала Ксения, выворачивая руль, придется просить о помощи Варькиного мужа Сережу. Сергей Ива служил в администрации города, в контрольно-счетной палате. Наверняка у такого человека найдутся знакомые, способные установить адрес владельца по номеру машины.
Решив действовать, Ксения не стала откладывать, позвонила Варваре и напросилась в гости.
…Сидя на кухне Ива, Ксения поедала курагу в шоколаде, прихлебывала чай со сливками и время от времени запускала глаза в листок с координатами врага.
Записанные размашистым почерком Сергея, они наводили на размышления: «Холин Иван Игоревич, тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения, адрес регистрации: улица Космонавтов, дом 7, квартира 96. Имеет судимость по статье сто двенадцать, освобожден по амнистии. Тюремная кличка Хрящ».
– Светлый образ получается, – заметила Ксения, прочитав справку.
– Сто двенадцатая – это нанесение тяжких телесных, – просветил Ксению Сергей. – Агрессивный сукин сын. Сомневаюсь, что тебе надо встречаться с ним.
В этот момент никаких чувств, кроме растерянности и замешательства, Ксения не испытывала. Ракета-носитель неожиданно сбилась с курса, потеряла цель.
Да, она, наконец, знала, где искать опричника.
Да, она могла прямо сейчас сесть в машину, повернуть ключ в замке зажигания, сверяясь с запиской, отыскать улицу, дом, квартиру. Она могла уже сегодня увидеть эту сволочь.
А дальше-то что? Зачем она встретится с ним? Чтобы прочитать нотацию? Отшлепать? Схватить за ухо и привести к родителям? Увидеть глаза без очков и убедиться, что в них нет ничего, кроме пустоты? Или провести психологические тесты и доказать самой себе, что перед ней социопат? Жертва насилия?
Все это было одинаково глупо и не могло принести удовлетворения.
Тут в голову ей пришло, что ехать на встречу с сукиным сыном, мотавшим срок за избиение человека, без Никиты не стоит. А еще лучше вообще не встречаться с уголовником, а действовать через адвоката, – осенило Ксению.
– А я и не стану с ним встречаться, – объявила она.
– А как тогда ты его привлечешь? – удивилась Варя, появляясь на кухне, – она укладывала сына спать.
Ксения стянула из вазочки еще одну конфету и зашелестела оберткой.
– Пусть это делает адвокат, – она быстро посмотрела на Сергея. – Сереж, нет у тебя адвоката на примете?
– По кошачьим делам? – Сергей был большим насмешником.
Взгляд Ксении метнулся и спрятался в чашке. Ей было известно мнение Сергея: он считал Ксению чересчур энергичной и, не особенно скрываясь, называл «штурм-коммандос».
– Сереж, – всколыхнулась Варя, – ну чего ты? Ты же можешь поспрашивать у своих, поискать. Тебе же проще это сделать, ты же мужчина. – Как мужняя жена, Варя пребывала в наивном заблуждении, что мужчины могут все.
– Вот тебе и адвокат, – кивнул на жену Сергей.
– Не надо, Варь, – остановила подругу Ксения. – Сергей прав – адвокат не проблема.
– Нужен не просто адвокат, а хороший, – не согласилась Варвара. – Хорошего через знакомых искать надо.
– Найми какого-нибудь выпускника юрфака, – дал совет Сергей. – Пусть это будет его первое дело. Он разделает твоего Холина, как бог черепаху.
– Ну вот, уже и моего Холина, – проворчала Ксения. Совет Сергея она не восприняла всерьез.
– Кстати, может, он своего ротвейлера для собачьих боев натаскивает.
– Ну… это уже средневековье какое-то, – не поверила Варя. – Кого в наше время собачьи бои интересуют?
– Интересуют, и еще как. – Сергей закинул ногу на ногу и покачал шлепанцем. – Это достаточно серьезный подпольный бизнес. Там нехилые ставки крутятся.
– Где? У нас? В нашем городе? – Подруги смотрели на Сергея, как на сумасшедшего.
– В нашем городе, – подтвердил он и веско добавил: – Победитель трехкомнатную квартиру может купить. Представьте себе.
Ксения на минуту вообразила, что в результате боевых действий, развязанных против бывшего уголовника и его пса, выйдет на подпольный тотализатор, и ей стало дурно. Нет, она не настолько сумасшедшая. Никаких таких целей она перед собой не ставит. Она ищет и хочет наказать виновника Левкиной смерти – только и всего.
– А полиция?
– У полиции дел хватает и без собачьих боев. Варюша, – Сергей просительно посмотрел на супругу, – сделай еще чайку, пожалуйста.
– Меня не интересует, чем занимается этот Холин, – заявила Ксения. – И я прекрасно понимаю, что ротвейлер здесь ни при чем. Я хочу наказать не ротвейлера, а его хозяина. Хорошо бы сделать процесс публичным в назидание всем владельцам бойцовских пород, – с мечтой в голосе добавила она.
Сергей перестал качать шлепанцем.
– Похвально, похвально, – пробубнил он, теряя интерес к теме. – Так что там у нас с чайком, Варюша?
– Сейчас сделаю. – Варя неохотно поднялась.
– В конце концов, этот Крон мог наброситься на ребенка, – выложила Ксения последний аргумент.
Сергей уже скучал в открытую:
– Да нет, я не против, только учти: подобные дела отнимают массу сил и времени и победу не гарантируют.
– Ладно тебе, пифия карманная, – фыркнула Варвара. – Если не верить в успех дела, то и начинать не стоит, правда, Ксюш?
Ксения выразила полное согласие с этой оптимистичной формулой и простилась с друзьями, предварительно чмокнув спящего Яшу в щечку.
…Оказавшись в «Ауди», Ксения включила радиомагнитолу и под бубнеж ведущего вечернего эфира принялась думать о Холине.
Теперь ей казалось, что гадкая рожа его как нельзя лучше подходит под сто двенадцатую статью. Такому и убить ничего не стоит. Что если он действительно выставляет собаку на бои?
Господи, ей нет до этого никакого дела.
Не дав себе времени на сомнения, извлекла из сумки телефон и набрала номер Никиты.
Номер долго не отвечал, и Ксения несколько раз успела посмотреть на стрелки часов: под ее нетерпеливым взглядом секундная переместилась на одно деление, еще на одно, еще и еще…
– Да, Солнышко? – услышала, наконец, она. Судя по фоновому шуму, Никита ехал в машине. – Соскучилась?
– Никеша, я по делу звоню.
– Да?
– Никит, я узнала адрес мужика с собакой, – выпалила Ксения.
– И как я должен реагировать на такое откровенное признание? – Голос у Никиты был игривым.
– Никит… Ну… того мужика, с ротвейлером.
Подсказка не помогла испытуемому:
– Не понял. Какого мужика? – Все, что не касалось напрямую самого Никиты, вылетало из его красивой головы.
– С ротвейлером, который задрал моего Левку, – повысила голос Ксения.
– А что ты нервничаешь? – тут же отреагировал Никита. – Я просто не расслышал.
– Ты можешь со мной съездить к нему?
– Когда?
– Сегодня. Прямо сейчас.
– Солнышко, сегодня никак не могу. Сегодня же среда. Среда, Солнышко! Завтра могу. А сегодня – никак, ты же знаешь.
О да! Она знала.
– Ясно, – процедила Ксения, – извини.
– Ну, давай, не грусти, – простился Никита.
Зуммер в телефоне прозвучал, как реквием.
Открылась неприглядная правда: на Никешу нельзя положиться в трудную минуту. Его идеальный рельеф – только мастерски вылепленный фасад, прикрывающий пустоту.
Внезапно у предателя Никиты Рассветова обнаружился защитник – внутренний голос.
Голос был язвительный и беспощадный – как неродной: «Какая это у тебя «трудная минута»? Левка – только кот. И все. Так что не делай трагедию там, где ее нет. Это дурной тон».
Сентенция вызвала ропот, Ксения перешла в оппозицию к собственному внутреннему голосу: «Ах, только кот? Да я не встречала такой благодарности в людях! Только кот, говоришь? Да он меня понимал без слов!».
Это была истинная правда. И тот факт, что Левки больше нет, вызвал в груди Ксении острую боль.
Интересно, внезапно подумала она, а без Никиты ей будет так же паршиво?
Этой мысли Ксения устыдилась.
Никеше Рассветову она была бесконечно благодарна за то, что он вытащил ее из персональной Гримпенской трясины.
В трясину Ксения угодила прямиком из сокрушительного романа с чужим мужем.
А так же бывшим своим начальником, а также первой большой любовью, ныне отцом троих детей.
С неба спустились сумерки, на столбах зажглись нежные световые точки.
Ксения щелкнула клавишей, включила ближний свет.
Их роман оборвался, когда Ксения узнала, что жена любимого собирается в декрет… Как выяснилось, каждая интрижка на стороне заканчивалась для шефа рождением очередного наследника.
Представляя бывшего любовника многодетным отцом, Ксения не могла удержаться от мстительной радости: трое детей – не предел. При его вулканическом темпераменте и оборонительной тактике жены к концу репродуктивного возраста супруги обзаведутся выводком наследников. Футбольной командой. Родовым племенем.
К дому Ксения подъехала уже в темноте.
Борьба с гаражным замком отняла последние силы.
– Проклятье, – шептала она, в отчаянии просовывая в кольцо ключа припасенный гвоздь. – Если не откроется, плюну на все и уволюсь.
Угрозу подслушал кто-то всемогущий, замок поддался – видимо, для увольнения время еще не пришло.