Маленький одноэтажный домик на окраине Кантона выглядит неказистым и кособоким, но я знаю, что внутри этого домика царит уют и сытость, каких порой не бывает в домах намного более величественных и только на первый взгляд кажущихся презентабельными. Здесь, в не самом безопасном районе, расположенном вдали от центра Кантона, обитает Стейнмунн Рокетт. Я бывала в этом месте всего дважды и так давно, что пока бежала сюда сломя голову, боялась не найти точной дороги, боялась не обнаружить этого домика… Но я нашла его и теперь, спрыгнув с его крыши, изо всех сил колотила в деревянную дверь, кажущуюся совсем не крепкой.
Я колотила обеими кулаками и даже предплечьями, и всего ударила не больше десяти раз, когда дверь наконец распахнулась, так резко, что я буквально ввалилась внутрь дома. Пропустив меня внутрь одной-единственной комнаты дома, освещённой тусклым тёплым светом догорающего камина, Стейнмунн резко закрыл за мной дверь.
Прежде чем я успела отдышаться и утереть слёзы, он с откровенным беспокойством первым задал вопрос:
– Дементра?! Что случилось?!
Должно быть из-за шокового состояния, вместо внятного ответа, я затараторила рассеянный бред:
– Убили! Убили! Убили!
– Кого убили?!
– Всех! Их всех!.. Совсем всех!
Резко схватив меня за плечи, Стейнмунн поспешно повёл меня к дальней стене, у которой стоял габаритный платяной шкаф высотой до самого потолка. С неестественной лёгкостью подвинув его в сторону, он вдруг начал что-то делать со стеной, на которой уже спустя несколько секунд, совершенно внезапно, словно из ниоткуда, образовалась самая настоящая дверь, моментально открывшаяся внутрь. Взяв меня за правое запястье, хозяин дома повёл меня за собой, за эту дверь…
Мы оказались на потрескавшейся бетонной лестнице, Рокетт резко остановился и, сделав какие-то движения со стеной, закрыл тайный проход. Здесь было сумрачно, но не совсем темно: голая лампа, свисающая на чёрном проводе с потолка, уверенно светила у подножия лестницы и кое-как освещала пространство.
Спустившись вниз по короткой лестнице, я поняла, что нахожусь в очень необычном подвале: его пол, потолок и даже стены были обиты фанерой из спрессованных опилок, а у левой стены лежал широкий и очень высокий матрас, на котором могли бы разместиться сразу три человека.
– Ко мне уже приходили ликторы, полчаса назад, – вдруг произнёс Стейнмунн, и я отметила, что удивилась, что вообще слышу его слова сквозь своё гулкое сердцебиение. – Их было трое, они искали тебя. Обыскали весь дом, да у меня-то, на первый взгляд, всего одна комната, в которой из мебели только шкаф, диван да стол со стулом. Тебя, естественно, не нашли, и эту комнату тоже – маскировка этого места наилучшая, даже пустоту не обнаружишь, если будешь простукивать стены. Изобретение моего отца. Деми, объясни мне, что случилось? На тебе лица нет… Кого убили? Почему ликторы ищут тебя?
– Арден, Арлен, Гея, Берд, мама, мои сёстры…
– Что такое?
– Они все мертвы, Стейнмунн! Ликторы убили всех! – у меня снова начала открываться истерика.
– Что ты такое говоришь?!
– Моим биологическим отцом оказался Талбот Моран! Чтобы не лишиться звания из-за факта существования бастарда, он… Он решил убить меня! Но… Почему-то убил всех их… Меня ещё нет… А их всех… За то, что они были со мной… Я не знаю за что! Как так?! Арлен хотел поиграть сегодня в лото! Берд обыграл бы его в два счёта! Это из-за того, что мы контрабандисты, или потому что я дочь Морана, или просто всё совпало… Как же лото?!
От переживаемого ужаса всё в моей голове смешалось в такой фантасмагорический бред, что я начала выдавать откровенную бессмыслицу.
Резко схватив меня за плечи, Стейнмунн с силой прижал меня к себе, и в этот момент я окончательно, совершенно несдержанно, с громкими всхлипами и возгласами разрыдалась…
Мы простояли в таком положении очень долго. Так долго, что у меня замлело всё тело. И вдруг Стейнмунн сказал, что мне нужно выпить… Я ничего не ответила, только позволила ему отстраниться от меня и куда-то уйти. Когда он вернулся меньше чем через пять минут, он пришёл не только с бутылкой, в которой плескался безумно дорогой виски, но и с двумя пледами, и одной чистой подушкой. Расстелив один плед на матрасе, положив на него подушку и второй плед, Стейнмунн усадил меня на край матраса, вручил в мои руки уже раскупоренную бутылку и сказал пить. Не о чём не думая, я просто начала выполнять указание – сделала целых пять серьёзных глотков, прежде чем начала приходить в себя. Но стоило мне начать осознавать реальность, как мне сразу же отчётливо захотелось только одного: сдохнуть.
Я уже немного захмелела и сидела с бутылкой в обнимку, прислонившись спиной к стене, когда Стейнмунн принялся обрабатывать моё пострадавшее колено при помощи обыкновенной тряпки, смоченной алкоголем из моей же бутылки.
– Ничего страшного, – вялым тоном отозвалась я, поняв, что хотя колено и щиплет, на физическую боль мне апатично плевать. – На мне заживает, словно на собаке. Оставь… – он не оставил, продолжил обработку, а я продолжила пьяно размышлять вслух. – И что дальше? Я заперта в ловушке. Меня ищут. И обязательно найдут. Потому как Кантон-J хотя и один из самых больших Кантонов, всё же он не бесконечен. Наш Кантон, как и все прочие – закрытое со всех сторон пространство, обнесённое стеной, двадцать четыре часа в сутки находящейся под электрическим напряжением и в дополнение под охраной вооруженных ликторов.
– Церемония Отсеивания уже послезавтра.
– При чём тут это?
– По-моему, у тебя нет выбора. Это может быть единственным выходом для тебя.
– Меня не заберут, Стейнмунн. Пятикровками могут быть только парни…
– Пятикровками – да; тэйсинтаями – нет.
Я резко замерла от осознания только что услышанного. Что?.. Я и вдруг тэйсинтай?!
Рокетт продолжал говорить:
– Всю свою жизнь я жил со знанием того, что меня заберёт Кар-Хар. Я даже рассчитал и потому всегда знал точный возраст, в который придёт этот час: двадцать лет. Это знание очень сильно повлияло на всю мою жизнь – я не мог позволить себе строить планы на будущее, не мог позволить себе вообще никакого будущего, как будто дальше, после двадцати лет, его у меня не будет, а если и будет, тогда точно не здесь…
Вот почему у меня не срослось с ним. Потому что он пятикровка, которого однажды и навсегда заберут.
– Ты никогда не рассказывал об этом… Вернее, я сама не спрашивала. Кто в твоём роду был Металлом? Отец? Дед? Прадед?
– Дед. Пришлый Металл взял силой мою молодую бабку и ещё нескольких женщин из Кантона-J – все женщины забеременели с первого раза и родили мальчиков. Одним из тех мальчиков был мой отец. Не у всех мальчиков проявилось пятикровие, скорее всего, передалось через колено, но мой отец был рождён именно пятикровкой. Кар-Хар забрал его на Церемонии Отсеивания, но до этого он успел заделать здесь сына – меня. После той Церемонии он, как и все прочие здешние пятикровки с тэйсинтаями минувших времён, стал считаться пропавшим без вести, – с этими словами друг тяжело вздохнул и, убрав от моего колена промоченную виски тряпку, перестал мучать мою самую несущественную для этого вечера рану. – Сколько себя помню, я всё пытался найти хоть какую-нибудь информацию о том, что именно происходит с пятикровками дальше, после Церемонии Отсеивания, но всякий раз упирался в стены неведения. Всё, что мне удалось узнать, в основном от клеймёных и ликторов, так это то, что в разных Кантонах у людей разная информация вообще обо всей истории Дилениума, начавшейся после Падения Старого Мира. Разнится даже информация о том, когда Пал Старый Мир: одни утверждают, будто всё произошло меньше пятидесяти лет назад, другие говорят, что скоро будет столетие, а может, минуло даже больше лет с момента, когда всё рухнуло в пропасть. Даже про то, какой характер носила катастрофа, разрушившая целые цивилизации, нет точной информации: кто-то рассказывает про техногенную катастрофу, кто-то говорит про биологический коллапс, а кто-то ораторствует в поддержку теории, согласно которой биологическая катастрофа повлекла собой техногенную, или наоборот… Пару раз я слышал слово “Сталь”, кто-то упоминал о том, что всему виной стали Металлы, но последний вариант был произнесён безумной старухой, так что, наверное, его нельзя воспринимать всерьёз. В общем и целом: образованности в Кантонах, а, соответственно, и знаний, нет – вместо этого у населения всего Дилениума одна сплошная, разрозненная ложь. Даже взять Церемонию Отсеивания – что мы о ней знаем? Лишь то, что она проходит раз в пять лет и что во время нее из кантонского общества отсеиваются пятикровки в возрасте от восемнадцати до двадцати двух лет. Но стоит копнуть глубже, и сразу становится ясно, что больше мы ничего об этой Церемонии не знаем. К примеру, когда она началась? Большинство утверждает, будто двадцать лет назад, но ведь более правдоподобная информация утверждает о том, что вся эта история взяла своё начало намного раньше, и пришествие в Дилениум Сотни Металлов, от которых пошли все здешние пятикровки, было совсем давно – сама вдумайся, ведь я даже не сын, а внук Металла! Следующий после необразованности кантонских жителей козырный туз Кар-Хара, который Кар-Хар самостоятельно организовывает в своей грязной игре – среди населения Кантонов, благодаря низкому уровню жизни, высокая рождаемость у несовершеннолетних, а долгожителей почти не существует. И так как долгожителей здесь намного меньше, чем сплетников, и вообще нет долгожителей, которые к концу своей жизни могут считаться здравомыслящими, и образованности у нас нет, как и всякого рода документации вроде библиотечных архивов, получается, что каждый невежда волен трактовать историю на свой манер и верить в любую из страшных неправд, чтобы получше бояться непроходимо-кошмарной истины.
Выслушав всё это, я подумала о том, что приуныла бы от всех этих праведных речей, если бы этой ночью уровень моего разбитого состояния ещё мог бы снизиться ниже, но ниже ему опускаться уже просто было некуда.
– Знаешь, я не буду у тебя спрашивать, каким образом ты доставал книги для самообразования и даже имел возможность делиться ими со мной. Пусть это останется прекрасной тайной. Но скажи, как ты в свои шестнадцать лет сумел купить себе освобождение от работ в копях за целых сто тысяч серебряных монет?
– Я ведь уже говорил, что мой дед был Серебром.
Про то, что его предок был именно Серебром, он прежде не уточнял, но я решила не вдаваться в подробности:
– Да, но насколько я поняла, он не был из добряков, ведь в твоей истории твою бабку он взял силой.
– В этом моменте и заключается ответ. Моя бабка была из бойких. Так что в процессе изнасилования хорошенько порезала моего деда ножом. Она промазала – нужно было целиться хотя бы в сердце, чтобы вывести его из строя на какое-то время, по итогу чего я бы, быть может, не родился, но вместо прямого попадания в сердце Металла нож прошелся от его плеча до самого запястья. Металл воспринял этот факт за заинтересованность молодой девушки, так что вместо того, чтобы отпустить её спустя час-другой, в итоге всю ночь прокувыркался с ней… Я уже говорил, что моя бабка была из бойких, так что не удивляйся тому, что после она частенько говаривала, будто тот секс был лучшим в её жизни. В общем, ненормально, но факт остаётся фактом. В результате она забеременела и при этом немного разбогатела. Она не знала, что тот Металл был Серебром, пока не обратила внимание на ящик с использованными пробками из-под вина, который стоял рядом, когда Металл брал её – его кровь залила собой эти пробки и превратила их в серебристые головешки. Оказалось, что в чистое серебро. И так как бабка хорошенько порезала деда, а пробок в ящике было много, эта семейная ценность в итоге прокормила два поколения моей семьи, а на мне иссякла в момент, когда я выкупил свою свободу от работ в копях. И так как дедовское наследство исчерпалось к моменту, когда я уже был круглым сиротой, я решил освоить воровское ремесло, что сделал быстро и с завидным успехом. Конечно, я никогда не грабил однокантонцев – моей целью всегда являлся один только ликториат, то есть самый опасный зверь в вопросе охоты.
– Интересная у твоей семьи история… Даже интереснее, чем моя.
– Брось. Не так важно, кто мой биологический предок. Важно лишь то, кем являешься ты сам.
Что тут скажешь?.. “Неплохая попытка поддержать меня в моём горьком осознании того, что мой биологический отец не просто урод, но и убийца всей моей семьи, и моих друзей?”.
– Как думаешь, почему Кар-Хар не отсеивает всех пятикровок сразу? Почему только раз в пять лет?
– От Металлов рождались исключительно мальчики, но не у всех было выявлено пятикровие, иногда оно проявлялось через колено, а там рождались и девочки, у которых пятикровие также не проявлялось, а от них могут рождаться мальчики-пятикровки. То есть внучек и правнучек не отсеешь, но они могут в любой момент родить мальчика, который окажется пятикровкой. Сотня Металлов, судя по всему, здорово покуралесила с дилениумскими женщинами, раз до сих пор пятикровок хватает. Да, тест на пятикровие можно было бы делать по факту рождения младенца, но в каких условиях рожают местные женщины? В своих домах и лачугах, а порой и в подворотнях. А вдруг кто-то утаит рождение ребёнка, каким-то образом проскользнёт незамеченным? Да и потом, простой народ должен помнить, кто в доме хозяин. Иными словами: Кар-Хар может прийти в любой момент и взять кого захочет, даже тебя и меня, и никто ничего с этим не сможет поделать, даже ты и я. Вот что бывает, когда обыкновенные люди не берутся за наведение порядка в политической системе – политическая система берётся за обыкновенных людей и наводит в их жизнях свои порядки.
Мы ещё немного помолчали… Я сделала глоток из бутылки и снова спросила:
– Зачем ты участвовал в контрабандных вылазках последних лет, если знал, что Церемония Отсеивания, с которой ты почти наверняка не выберешься, уже близка? Ты живёшь в достатке, так зачем же тебе богатство, которое ты не потратишь?
– Я продолжал заниматься этим, потому что встретил тебя, – он так спокойно произнёс свою правду, будто чувствовал, что моё психологическое состояние в сумме с моим алкогольным опьянением дают ему безопасную форточку. Я думала, что это всё, что он скажет по этому поводу – что он занимался воровством, чтобы просто видеться со мной, помогать мне и страховать меня в моём контрабандистском деле, – но он продолжил говорить: – Я накопил много серебра, с целью отдать его тебе перед самой Церемонией Отсеивания, но теперь получается, что оно не нужно и тебе…
Тяжело кряхтя, я потянулась к мешковатому рюкзаку, с которым прибежала сюда, и вытащила из него два льняных мешка. Стоило мне гулко бахнуть их на пол, как один из них развязался и открыл блеск покоящихся в нём серебряных монет.
– Как известно, в Кар-Хар ни с оружием, ни с серебром не пропускают, а значит, нам нужно решить, что делать с этим, – сдвинув брови, заключила я.
– Отдадим Тиарнаку сто монет. Слышал, его суконную лавку разграбили.
– Здесь больше чем сто монет.
– Не самая большая проблема в жизни.
– Это точно.
Минута молчания… И снова Стейнмунн:
– Давай спать.
Я ничего не ответила. Только согласно кивнула. Он поднялся с матраса и ушёл, забрав из моих рук бутылку с недопитым виски, который я уже сама не хотела пить и не пила. Он не выключил тусклую голую лампу…
Я не легла, а скорее завалилась на бок, совершенно случайно попав головой прямо на подушку. Кое-как накрылась пледом, отчего-то резко вздрогнула, после чего сразу же провалилась в бессознательное состояние. Сон был чёрным: мне как будто не ничего не снилось, а снилась именно чернота.
Почти целые сутки я отсиживалась в подвале дома Стейнмунна. Трижды он заглядывал ко мне, приносил еду и воду, но я отреагировала только на воду, и то только из-за последствий неожиданно лёгкого, как от виски, похмелья. В любом случае физически мне было далеко не так же хреново, как в душе. Я просто лежала на матрасе и сверлила взглядом тёмный потолок, периодически переворачиваясь на бока, и тогда уже сверлила взглядом тёмные стены. Перед глазами стояли страшные картины смерти Ардена, Геи и Арлена, трупов Октавии, Эсфиры и Берда, последних минут жизни матери, а потому из глаз непрерывно текла вода – я всю подушку промочила своими горькими слезами.
В течение дня Стейнмунн пытался вывести меня из бесконтрольного ступора, но у него ничего не выходило, потому что я не желала идти на контакт. Я понимала, что, скорее всего, своим пребыванием здесь ставлю под угрозу жизнь последнего значимого для меня человека, всё ещё остающегося живым лишь потому, что он всегда держался от меня на безопасном расстоянии, так что только эта мысль заставила меня подняться ночью. Конечно, я не знала, что наступила уже вторая ночь, но по своему внутреннему времяощущению распознавала ночь, и, как в итоге оказалось, не ошиблась – Стейнмунн пришел сообщить о том, что отправляется на ночную вылазку и в это время в доме никого не будет.
– В Кар-Хар серебро с собой не возьмёшь и оружие тоже – всех отсеившихся обыскивают и увозят в чём есть, с пустыми карманами, так что советую просто хорошо одеться… – после этих уверенных слов он вдруг спросил с явным сомнением в голосе. – Ты ведь решилась стать тэйсинтаем?
В ответ на этот вопрос я только вяло кивнула, после чего произнесла отстранённым тоном:
– Я пойду с тобой.
– Куда? Наружу? Вот ещё!
– Я сказала: я пойду.
– Нет, это неразумно, неоправданный риск. Чтобы пережить эту ночь, тебе лучше оставаться здесь.
– Прикончат, так прикончат – меньше мороки.
– А обо мне ты подумала? – в его тоне появились неожиданные претенциозные нотки. – Что мне делать, если тебя прикончат, да ещё и из-за того, что я взял тебя с собой?
– Ты не взял меня с собой, Стейнмунн, – с этими словами я направилась в сторону лестницы. – Я сама пошла.
Надев капюшон, я начала подниматься вверх по бетонной лестнице, понимая, что сейчас мне совсем не до чувств: ни до его чувств, ни до своих, которые вдруг как будто прекратили своё существование или попросту онемели настолько, что я перестала ощущать их присутствие.
Перед выходом через тайный ход, ведущий прямиком на крышу, мы посчитали всё имеющееся у нас серебро.
– Я понимаю, откуда у нас с Бердом столько серебра, ведь мы долго копили его, чтобы обеспечить будущее Октавии и Эсфиры, но вот эти пятьсот пятьдесят монет принадлежат тебе, – с этими словами я отодвинула в сторону увесистый мешок, стараясь не смущаться от одной только мысли о том, что Стейнмунн накопил такое богатство только для того, чтобы в конце концов отдать его мне, – однако откуда у тебя эти два мешка? – я указала на два небольших мешка, выполненных из жесткой мешковины, в каждом из которых лежало по девяносто монет. Похожие мешки мы получили в предпоследней сделке, я бы за версту узнала их…
– Эти два мешка принадлежали Ардену и Арлену.
От этих слов мои брови непроизвольно сдвинулись к переносице:
– Ни за что не поверю в то, что Хеймсворды доверили бы своё серебро тебе на хранение. Они доверяли только друг другу, ну, может быть, ещё Гее.
– Всё верно: они не доверяли мне это серебро. Я просто знал месторасположение их тайника.
– Откуда?!
– Забыла? Я ведь вор.
– Но ты ведь воровал исключительно у ликторов… Или… Стейнмунн, ты что, воровал у Ардена и Арлена?
– Подворовывал немного с тех пор, как Арлен бросил меня на двадцать пять монет. С того дня я просто незаметно возвращал себе своё.
– И что же, совсем незаметно вернул себе двадцать пять монет?
– С процентами.
– А если бы они узнали! Они бы порезали тебя, Рокетт! Арден в гневе мог быть просто ужасным! Только подумай, что бы могло случиться, узнай они о твоих манёврах!
– Но не узнали ведь. Не думай об этом, у нас и без того полно хлопот. Эти мешки я забрал из их хранилища вчера ночью, спустя два часа после твоего прихода ко мне. У меня в голове внушительный список людей, которым мы раздадим всё это богатство. Так что если у тебя есть кандидаты на получение доли – озвучивай.
Все дорогие мне люди были мертвы, а единственный всё ещё живой не нуждался в этом серебре. Осознание этого факта в одну секунду могло бы ввести меня в глубочайшую депрессию, если бы передо мной не маячили требующие решения дела.
В сумме у нас на руках оказалась тысяча четыреста монет – с таким состоянием в Кантоне–J одному человеку можно жить и долго, и сытно, и безопасно. Но мы не стали отдавать всё одному человеку. Начали с дома Тиарнака: забросили в его камин вместо ста монет сто пятьдесят, трижды постучали о железную трубу и в ответ получили тройной стук – доказательство того, что хозяин дома получил посылку с запиской о том, что он может по своему усмотрению использовать всё свалившееся на его голову серебро. Доставка этой посылки была для меня важна, так как именно из желания помочь Тиарнаку Берд решился на последнюю в своей жизни вылазку.
Дальше мы пошли по домам знакомых Стейнмунна – всего пунктов назначения было двадцать один, в каждую трубу было вброшено по пятьдесят монет ровно: все посылки заранее были распределены по маленьким самодельным мешочкам. Я отметила, что в каждом доме, в который прилетели наши дары, жили семейные пары с детьми, и только в одном доме жила одинокая женщина. Я спросила у Стейнмунна, кто она такая, и он ответил, что она бывшая обитательница борделя, не так давно завязавшая со своей прошлой профессией – дальше я расспрашивать не захотела, так как прекрасно понимала, что Стейнмунн не может являться девственником.
Последняя наша посылка предназначалась нашему общему знакомому и содержала в себе двести монет. Я не знала, как перенесу встречу с матерью Геи, но отчего-то чувствовала, что мне необходима эта встреча.
Я одновременно со Стейнмунном спрыгнула на знакомый резной балкончик спальни лучшей подруги, и в эту же секунду, совершенно неожиданно, окно балкона распахнулось, и из него вынырнула рука. Когда эта рука схватила меня, я всерьёз испугалась того, что всё-таки добегалась. Решила, что именно здесь меня поджидали ликторы, так как знали, кто являлся моей лучшей подругой, но всё оказалось не так – это была Джейж Пост, мать Геи. Горюя о погибшей дочери, она сидела у балкона, в полусонно-полубредовом состоянии дожидаясь невозможного возвращения своей дочери, и когда увидела меня, кажется, едва не сошла с ума – она думала, что схватила призрака с целью оставить его в мире живых, но почти сразу очнулась, стоило мне только встретиться с ней взглядом. Узнав меня, Джейж буквально затянула меня внутрь спальни и с такой силой обняла меня своими худыми руками, и так отчётливо всхлипнула рядом с моим ухом, что я сама начала шмыгать носом.
– Что они сделали? Что они сделали с нашей Геей? Что они сделали с твоей семьёй? А Арлен и Арден… Что им нужно?
Я не могла ей ответить. Не могла сказать, что всему виной моё происхождение, что я являюсь биологической дочерью самого презираемого в Кантоне-J человека, что из-за этого её дочь больше никогда не вернётся в окно своей спальни…
Тем временем Джейж продолжала причитать:
– Бедная моя подруга Исгерд! Бедняжка Исгерд! Она была такой доброй! Они не могли такое сотворить с ней! Они ответят, вот увидите, ответят! Говорят, что к этой чудовищной расправе приложил руку Талбот Моран! Помяните моё слово: его кара будет страшна! О бедная, бедная Исгерд!
– Как их похоронили, тётя Джейж? – мой голос дрожал, словно хрусталь перед фатальным падением. – Ты что-нибудь знаешь?
– Тела Геи, Ардена и Арлена увезли на одной телеге со всеми твоими… – в этом месте она так громко всхлипнула и так отчётливо вздрогнула, что я сама вздрогнула в унисон её телу. – Телега подкатила к твоему дому в полдень… Их всех отправили на общую кремацию, я даже не успела попрощаться! Тут ведь по-другому никак и не хоронят – всех через одну печь. Только тела ликторов отправляют на их родину, а там уж у них свои правила…
– Нам не стоит задерживаться, – вдруг встрял Стейнмунн. – Ночь на исходе, нам далеко идти. Тётя Джейж, держите этот мешок. Здесь двести монет серебром.
– Гея… Моя Гея оставила нам такой же мешок с девятью десятками серебряных монет, и ещё у нас есть некоторые накопления… – Джейж приняла мешок из рук Стейнмунна откровенно дрожащими руками. – Не переживайте о нас. С этими деньгами получается… Пять лет роскоши или десять лет среднего существования, я всё рассчитала. Я потеряла дочь, но у меня всё ещё есть сын… Я не подведу и этого своего ребёнка… Донни выживет, несмотря ни на что. Он обязательно переживёт свою мать!
Внезапно входная дверь спальни скрипнула, и в комнату вошёл двенадцатилетний Донни. Тот самый Донни, в которого была влюблена моя Октавия, который был влюблён в мою сестрёнку… Каштанововолосый, с карими глазами, которые сейчас были такими не по-детски серьёзными и покрасневшими от тайно выплаканных слёз, что мне вдруг стало не по себе и подумалось: “Этот парень точно сможет выжить”. И я не ошиблась в этом своём суждении, хотя и не смогла узнать об этом после: Донни вырастет в крепкого парня, благодаря позаботившейся о его будущем Гее сможет прожить безбедную жизнь, рано займётся изготовлением деревянных изделий и благодаря чуду сумеет избежать участи шахтного раба, в раннем возрасте женится на нищенке – девушке, которую полюбит первой после Октавии, – в восемнадцать лет в первый и в последний раз станет отцом крепкого сына, когда в Кантон-J проникнет Сталь и Дилениум падёт, его деньги уже иссякнут, так что материального богатства он во время буйства Стали не потеряет, но лишится своей рано постаревшей и до тех пор крепящейся ради семьи матери, после чего сможет успешно выживать в лесах далеко за пределами стен бывшего Кантона–J с любимой женщиной и уже умеющим держать ружьё сыном – его жизнь будет несладкой, и всё же счастья в ней будет немало.
…Мы со Стейнмунном вернулись в его дом перед самым рассветом. Ощутив сильный голод, я впервые за последние полтора суток поела: подкрепилась большим куском свежего хлеба и запила его молоком. Когда с поздним ужином или ранним завтраком было покончено, я решила спросить у Стейнмунна, что же будет с его домом, ведь уже сегодня он останется без хозяина. Стейнмунн ответил, что ещё в начале весны заблаговременно пожертвовал этот дом вдовцу с двумя малолетними сыновьями, живущему по соседству, в доме своего брата, у которого у самого жена и семеро детей по лавкам. Удовлетворившись этим ответом, я отправилась в подвал с чувством выполненного долга и собственного достоинства: пусть у меня отняли всё материальное, пусть у меня отняли всех дорогих моему сердцу людей, самого главного у меня никому отнять не удалось – несмотря на всё зло, через которое мне пришлось пройти, я продолжаю оставаться способным к искреннему добру, а значит, способным к борьбе человеком.
Выспаться перед тяжёлым днём – далеко не то же самое, что выспаться перед Церемонией Отсеивания. Даже после бодрствующей ночи забыться сном перед столь грандиозным и оттого еще более страшным событием оказалось непростой задачей… Не давали спать мысли вроде: не казнят ли нас, то есть всех тэйсинтаев и всех пятикровок, уже завтра? Просто выведут за стену Кантона и расстреляют всех чрезмерно самоуверенных и чрезмерно неугодных Кар-Хару плебеев – вот и вся история одного несмышлёного побега. И всё же я смогла с собой договориться: напомнила себе о том, что вся моя семья и все мои друзья уже вторые сутки как мертвы, и сразу же начала почти умиротворённо мечтать о расстреле – с этой мыслью и провалилась в тягостный сон, в котором мне снились одни лишь бесплотные звуки убивающих выстрелов.