– Проходи, – поджав треснувшую губу, взмахом руки пригласила Дариана на диван я, слишком быстро смирившись с безысходностью сложившейся ситуации. – Я сейчас переоденусь и приду.
С этими словами я отправилась в свою спальню, желая снять с себя мокрую и испачканную в траву светлую одежду. Перед тем, как зайти в комнату, я обернулась – Дариан сел в моё кресло, Коко села справа от него на диван, а Нат заняла кресло напротив него. Я снова нахмурилась, машинально пытаясь набросать план дальнейших действий, в котором не был бы задействован Риордан, но мысли в моей голове путались и превращались в хаотичные, бессвязные слова, поэтому я решила не торопиться и для начала просто найти свой хлопковый спортивный костюм.
Зайдя в спальню, я аккуратно дотронулась до двери, чтобы прикрыть её, как вдруг она с невероятной силой захлопнулась. Прежде, чем я поняла, что произошло, моего горла коснулось что-то острое и холодное… Лезвие.
Картер, прислонив указательный палец к своим губам, а нож к моей сонной артерии, требовал от меня молчания. Почувствовав холод, я сначала подумала, что леденею от страха, как вдруг поняла, что сквозняк исходит из настежь открытого окна. Как он его взломал?!..
С обратной стороны двери послышались шаги. В их тяжести я сразу узнала Дариана.
…Картер успел щёлкнуть замком прежде, чем Дариан прикоснулся к дверной ручке.
– Таша? – я не ошиблась – за дверью и вправду стоял Дариан. – Всё в порядке?
Картер, ещё сильнее прижав остриё к моей шее, закивал головой, требуя, чтобы я отозвалась.
– Таша? – повторно раздался настойчивый голос за дверью.
– Угу… – глухо промычала в ответ я, стараясь не сорваться на предательскую дрожь в голосе.
Повисла тишина, к которой я не меньше Картера начала прислушиваться – Картер в надежде на то, что Дариан ушёл, я же в надежде на то, что он всё ещё здесь.
Тишина продлилась с минуту и, в итоге, мы с Картером одновременно пришли к выводу о том, что Риордана за дверью больше нет. Снова прислонив палец к своим губам, Картер убрал лезвие ножа от моего горла, натянул низ моей футболки и начал медленно её распаривать.
– Таша? – совершенно неожиданно голос Дариана вновь раздался за дверью.
Не выдержав напряжения, я издала звук, отдалённо напоминающий писк, но Картер сразу же заткнул мне рот ладонью. Впрочем, слишком поздно – за дверью уже начали догадываться.
– Таша, открой дверь, – дверная ручка резко заходилась вверх-вниз. – Таша, слышишь?..
Картер, резко отстранившись от меня, но всё ещё держа передо мной нож, одним резким движением заставил мой тяжёлый платяной шкаф пошатнутся, но быстро поняв, что без второй руки ему не справится, он обеими руками вцепился в его края. В эту самую секунду я бросилась к двери, но шкаф с жутким грохотом упал в сантиметре передо мной, едва не проломив своим весом пол.
Как только шкаф едва не разрушил весь наш дом, по ту сторону двери раздались смешанные в один вопль крики Нат и Коко.
Схватив меня за шею, Картер резко опрокинул меня на пол. Оказавшись сверху, он начал пилящими движениями разрезать кожаный ремень на моих джинсах, я же уже не сдерживала своих криков, стараясь сбросить с себя сумасшедшего. Дариану понадобился всего один удар, чтобы снести дверь с петель, но шкаф не давал ему пройти дальше, с какой бы силой он не разбивал о него свои кулаки и ноги. Боковым зрением я видела, что Дариан не просто выбивает шкаф, но через отверстие, размером с два его кулака, видит всё происходящее в этой комнате.
Когда Картер наконец разрезал мой ремень и продолжил дорезать на мне футболку, я внезапно нащупала увесистую гипсовую статуэтку, удачно упавшую с верхушки шкафа при его падении, и изо всей силы врезалась ей в голову противника. Издав возглас, Картер зажмурился и зашипел, и его потерянная на несколько секунд бдительность позволила мне под крики Коко и Нат наконец сбросить с себя противника. Как только я смогла вылезти из-под Картера, я сразу же бросилась к распахнутому окну, но как только я в него просунулась, он нагнал меня и, схватив за ногу, потянул обратно в комнату. Издав какой-то нереальный, совершенно дикий крик, я всё-таки смогла выпасть из окна наружу, но Картер почти сразу выпрыгнул за мной. В разорванной футболке и порезанных штанах, я бросилась в сторону дороги, слыша стремительные шаги бегущего за мной противника, звучащие всего в каком-то шаге за моей спиной… Сердце буквально выпрыгивало из груди, кровь пульсировала в голове, лёгкие слиплись и дыхание перехватило…
В момент, когда я заворачивала за угол, я больно и совершенно неожиданно врезалась в какого-то человека, и в это же мгновение из моей груди вырвался непроизвольный восклик. Мне понадобилась секунда, чтобы понять, что я врезалась в широкую грудную клетку Дариана, и ещё одна секунда, чтобы услышать пугающий звук глухого удара, который он нанёс моему противнику прямо в голову.
Картер, выпустив из своих рук нож, мгновенно завалился на спину. Неужели… Всё закончилось?.. Всё?..
Спустя некоторое время поняв, что он не шевелиться, я испугалась того, что Дариан напрочь выбил из него дух, как вдруг Картер застонал.
– Ты в порядке?! – больно вцепившись в мои плечи, едва ли не прокричал свой вопрос Дариан. – Таша! Таша! – он тряс меня, заставляя смотреть только на него. – Ты в порядке?!.. Он ведь ничего тебе не сделал?!..
– Нет… Нет… Он ничего мне не сделал, – смотря на взволнованного Дариана широко распахнутыми глазами, шокировано отвечала я.
– Хорошо!.. – утвердительно произнёс он, после чего за его спиной послышались голоса Нат и Коко, и он, резко притянув меня к себе и прижав мою голову к груди, уже более спокойно повторил. – Хорошо.
Следующие полчаса были какими-то безумными. Дариан за шкирки затащил Картера в дом, после чего куда-то, но точно не в полицию, позвонил. Уже спустя каких-то пятнадцать минут в дом вошли “люди в чёрном” и увели Картера в неизвестном направлении. Я почему-то неожиданно слишком остро распереживалась о его судьбе, начав едва ли не умолять Дариана, чтобы он не делал ему ничего плохого. Дариана сразу же начало это раздражать, но он всё равно позвонил “людям в чёрном” и изменил непонятный для меня “План-А”, на не менее смутный “План-С”. Что это значило я не знала, но Дариан пообещал, что Картер не будет ни убит, ни покалечен, и этого для меня оказалось более чем достаточно, чтобы успокоиться.
Как только я успокоилась, я провела рукой по своему лицу, и кровь, всё ещё капающая из моей нижней губы, окрасила мои пальцы в алый. От увиденного, где-то глубоко внутри меня, от желудка к горлу поднялось тошнотворное чувство дежавю, и я едва не свалилась замертво от накатившего на моё подсознание чувства ужаса. Мне повезло, что рядом стояла Нат. Подхватив меня и усадив на диван, она начала быстро вытирать салфетками от крови мои руки и лицо.
– У неё слабость на кровь, – пояснила огневолосая взбудораженной Коко и нависшему надо мной Дариану.
– Её слишком много, – поморщилась я, почувствовав, что меня начинает мутить от запаха и даже вкуса крови, попавшей мне на язык. – Мне нужно умыться…
С этими словами я резко вскочила и побежала в туалет, где меня стошнило выпитым часом ранее пивом. Я чувствовала себя убогой, но смирилась с тем, что ничего не могу с этим поделать. Выйдя из туалета, я сразу же направилась в душ, пообещав ожидающим меня людям “на всякий случай” не закрываться на защелку.
Когда я вернулась в гостиную, часы показывали ровно одиннадцать.
Мне уже было гораздо лучше. Я прополоскала горло, смыла с себя негатив, высушила волосы и переоделась в пижаму из черной майки и рубашки с длинными штанами в красно-синюю клеточку. Не застав никого в гостиной, я сразу же направилась на кухню, откуда доносился звон чашек.
– Ты бы видел, как мы отбивали её из рук этого недоумка… – горделиво говорила Нат, расслабленно откинувшаяся на спинку стула и курящая прямо на кухне. – О, Таша, ты вовремя, – запрокинув голову, произнесла огневолосая. – Мы с Коко как раз хвастались тем, как отстаивали твою честь, благодаря чему за все эти дни тебя ни разу не изнасиловали.
Обойдя Нат слева, я села за стол напротив Дариана и, вытащив из упаковки огневолосой сигарету, закурила от протянутой Нат зажигалки. Затянувшись, я встретилась с красноречивым взглядом Дариана и замерла.
– Что? – выпустив струйку дыма, наконец спросила я. – Да, я курю.
– Вообще-то не так часто, как я, – заметила Нат. – В общем-то, она ещё не превратилась в никотинового наркомана.
Я сделала ещё одну затяжку.
– Таша, тебя только что стошнило, – заметила Коко. – Не находишь, что на голодный желудок лучше не курить?
Я подняла на подругу взгляд, пытаясь понять, действительно ли она заботится о моём желудке, или, заставляя меня потушить сигарету, просто пытается угодить Дариану.
– Да не переживай, – ухмыльнулась Нат, – докуришь после чая. Не пропадать же сигарете.
Встретившись взглядом с уже очевидно неодобрительным взглядом Дариана, я передумала делать ещё одну затяжку, вместо этого потушив сигарету в чистой пепельнице, стоящей на краю стола.
– Чего я ещё могу не знать? – спросил Дариан, обратившись почему-то не ко мне, а к Нат.
– Из плохого или из хорошего? – выпустила очередную струйку дыма огневолосая.
– С хорошим я сам как-нибудь познакомлюсь, – бойко ответил ей Дариан, и я вдруг поняла, что все собравшиеся сейчас на этой кухне в какой-то степени игнорируют меня.
– Ну, Таша встаёт раньше всех и безжалостно изнуряет своё тело зарядкой, состоящей из убийственных упражнений, чем иногда выводит из себя моего внутреннего лентяя, – начала Нат.
– А ещё она может выпить ровно столько алкоголя, сколько ты ей предложишь, – добавила Коко. – Но при этом она не склонна к алкоголизму, чем тоже изрядно выводит из себя.
– Ещё она не умеет выражать чувства, отчего может создаться впечатление, будто она совершенно бесчувственная, бессердечная, ледяная глыба, – продолжала добивать мой образ Нат.
– Но самое жуткое в ней то, как дико, просто душераздирающе она кричит во сне! – наигранно схватилась за сердце Коко. – Когда я услышала это впервые, я думала, что её живьём режут! Честное слово, я чуть заикой не стала, когда узнала от Нат, что это происходит регулярно несколько раз в месяц и мне придётся с этим смириться…
– Так, стоп, хватит, – возмутилась я, стараясь не смотреть на Дариана. – Вообще-то, я здесь…
– Ой, ну что в этом такого? – взялась за свою чашку с чаем Коко. – В конце концов, Дариан, как твой парень, должен знать о тебе всё.
– Ты рассказала им о нас? – довольно вздёрнул брови Дариан, едва ли не засветившись в своей наглой улыбке.
– О том, что вы спите? – невозмутимо поинтересовалась Нат, не выпуская сигарету изо рта. – Типа секс без обязательств, – огневолосая показала пальцами воздушные скобки.
Дариан уже улыбался до ушей.
– Что значит “типа”? – повторила движение пальцев подруги я. – У нас и вправду всё без обязательств. Дариан подтвердит, – возмущённо взмахнула руками я.
Встретившись хитрыми взглядами, Дариан с Нат расплылись в не менее хитрой улыбке. И когда они только успели спеться?!..
– Ой, я тоже думала, что мы с Байроном мутим без обязательств, – положив руку на грудь в жесте искреннего признания, произнесла огневолосая, глядя прямо в глаза Дариана.
– Что значит “думала”? – почему-то ещё больше возмутилась я.
– А я тебе ещё не рассказала? – удивлённо поинтересовалась Нат, переведя на меня взгляд.
– Нет, – причмокнула Коко, оторвавшись от своей чашки. – Ты ей ещё ничего не рассказала.
– Мы с Байроном теперь официальная пара, – довольно произнесла Нат, потушив свою сигарету.
– Что?! – я едва не подскочила на месте.
– По-началу я была такой же самонадеянной, как Таша, – снова начала игнорировать моё присутствие Нат, обратившись к Дариану, но вдруг на пару секунд вернулась ко мне взглядом и, оценивающе окинув меня им, снова вернулась к Дариану и добавила. – Ну, может быть не настолько самонадеянной. Мне до Таши во многом ещё далеко… Но у меня тоже характер не подарок. Байрону, прежде чем я поняла, что на самом деле он мне тоже нужен не только ради секса, пришлось целых семь месяцев меня обхаживать, а это немалый срок! Я поняла это после того, как он пострадал из-за меня в драке с Картером. Так что мужайся, – всё ещё единолично говорила с Дарианом огневолосая, – тебе предстоит ещё минимум полгода выдержки, одна драка… – посмотрев на меня, Нат запнулась, после чего, вернувшись взглядом к Дариану, продолжила. – Нет, это ведь Таша. Ещё минимум год и точно не одна драка, прежде чем она поймёт, что не представляет своей жизни без тебя.
Предательница!.. Как она могла так поступить?!.. Она сдалась?! Сдалась Байрону?! Это что значит?!.. Он победил?!..
В голове сразу же пронеслись мои недавние мысли об их отношениях: "И пусть в этом деле Нат будет моим маяком – пока она непоколебима в отношениях с Байроном, я спокойна за нас с Дарианом”.
Мой маяк сломался оканчательно и бесповоротно. Просто заглох.
Я не могла порадоваться за Нат с Байроном, проецируя их отношения на мои отношения с Дарианом. Сжав кулаки, я нахмурилась, уже больше не обращая никакого внимания на всеобщее веселье.
Неужели это неизбежно должно достигнуть и нас с Дарианом?!.. Неужели поражение неизбежно?!.. Нет, как заметила сама Нат, я – не она. Я сильнее неё! И пусть я сама себе буду маяком в этом море безумства фальшивых чувств – я сильная, я справлюсь. И не с таким справлялась.
– Какие же у Вас красивые глаза, – восхищалась Коко, провожая Дариана до двери.
– Хах, спасибо! – улыбался до ушей Риордан.
– Хватит тешить его самолюбие, – недовольно бурчала я, опершись плечом о косяк дверного проёма, ведущего на кухню.
– Обязательно приходите к нам ещё, – продолжала рассыпаться в комплиментах Коко.
– Вот ещё! – продолжала возмущаться я, уже поджигая свою недокуренную прежде сигарету.
– Нет, серьёзно, – пожав руку Дариана, звучно произнесла Нат. – Можешь к нам заглядывать почаще.
– Вы вообще меня слышите? – недовольно сдвинула брови я, выпустив струйку дыма изо рта и обняв себя левой рукой, всё ещё продолжая опираться плечом о косяк дверного проёма. – Он сюда больше не придёт.
Коко сразу же захотела мне что-то возразить, как вдруг в дверь раздался звонок. Мы все мгновенно замерли – даже дым сигареты прекратил движение в воздухе…
Звонок повторился.
– Половина двенадцатого, – нахмурившись, заметила я.
– Я открою, – не без напряжения в голосе вызвалась Нат и, сделав шаг влево от Дариана, протянула руку к дверной ручке.
Резко распахнув дверь, Нат с облегчением выдохнула, что могло бы позволить мне расслабиться, если бы я не сосредоточилась на внезапно шокированном выражении лица Дариана.
– Таша, это к тебе, – без единой нотки беспокойства в голосе, произнесла Нат.
– Кто? – всё ещё не в силах оторвать напряжённого взгляда от ошарашенного Дариана, смотрящего за порог, спросила я.
– Миша, – коротко ответила Нат.
Как только всё стало понятно, я с облегчением выдохнула и, отстранившись от дверного косяка, направилась к выходу. Сняв свою куртку с вешалки и набросив её на плечи, я вышла на улицу и, спустя несколько шагов, обернулась. Всё ещё прощающийся с Коко и Нат Дариан вышел за мной следом.
Дойдя до края газона, я резко остановилась и врезалась взглядом в сестру.
– Чего тебе? – холодно спросила я, злясь на неё за то, что она во второй раз за всю свою жизнь решила объявиться на моём пороге, и оба раза так неудачно совершила именно сегодня.
Миша залезла в задний карман своих потёртых джинс, висящих на ней словно на палке, и вынула из него смятый полиэтиленовый пакет.
– Здесь ровно пятьсот долларов, – сунув пакет мне в руки, сухо произнесла она, стуча зубами из-за резко упавшей на улице температуры. Тощая, с залегшими тенями под глазами, она едва не качалась от холода, кутаясь в длинные рукава своей старой, местами прохудившейся вязаной кофты.
– Ты накопила, не смотря на свою зависимость? – не выпуская сигарету из зубов, приподняла брови я, произнеся эти слова так задумчиво, словно случайно выронила их из своего подсознания.
– Это ничего не значит, – обняв себя руками, чтобы хоть как-нибудь согреться, произнесла сестра, после чего криво ухмыльнулась. – Даже не надейся на то, что меня можно спасти. Нельзя. Я этого не хочу. А деньги возьми. Я их долго собирала, копаясь в мусорных баках в поисках пустых бутылок и откладывая понемногу с захудалой зарплаты дворника, большую часть до копейки тратя на клей или дешёвое вино. Я могла бы накопить для Мии больше, будь я сильнее… Будь я сильнее, я могла бы родить её здоровой и вам не пришлось бы сейчас собирать ей на операцию, – судорожно хихикнула Миша, что показалось мне немного безумным. – Твой? – она кивнула куда-то вбок, и, переведя туда взгляд, я увидела Дариана, стоящего на тротуаре возле своего огромного чёрного мерседеса в каких-то двадцати метрах от нас. – Красавчик… – сделав шаг назад, в сторону своего гаража, одобрительно кивнула головой Миша. – Отличный танк, – добавила она, не уточнив, имеет ли она ввиду Дариана, или его машину.
Положив смятый пакет во внутренний карман куртки, я уже хотела сдвинуться с места, как вдруг Миша, остановившись посреди дороги, обернулась и, подняв над своей головой два средних пальца, прокричала так громко, что её голос трещащим эхом прокатился по прохладному ночному воздуху: “Мы сдохнем вместе!.. Ты и я!..”.
Прокричав эти слова, она резко развернулась и преспокойно продолжила свой путь к гаражу.
Идиотка! Она всегда умела заставить меня ненавидеть себя, её, стоящего рядом случайного зрителя – да кого угодно! Специально ведь выставила меня сейчас дурой перед Дарианом!..
Тяжело выдохнув, я сделала очередную глубокую затяжку, после чего уверенно развернулась и направилась к “танку”.
– Она твоя копия, – как-то слишком сурово-задумчиво произнес Дариан, когда я остановилась в двух шагах от него.
– Она моя сестра, – заставив себя вытащить сигарету изо рта, произнесла я. – Близняшка.
Дариан смотрел на меня сверху вниз, буквально просверливая своим подозрительным взглядом насквозь. Он верил в то, что Миша моя близняшка, и одновременно не верил в то, что подобное возможно. Он был шокирован. Я понимала почему.
Я хотела сделать ещё одну затяжку и уже поднесла сигарету к губам, но Дариан вдруг словил мою ладонь буквально на лету и перенял своими пальцами из моих дотлевающий окурок.
– Прекрати курить, – всё ещё не меняя выражения своего лица, со сдвинутыми бровями, произнёс он.
– Чем мотивируешь? – едва уловимо приподняла брови я.
– С курящей девушкой неприятно целоваться, – невозмутимо ответил он, после чего вдруг приподнял моё лицо за подбородок и поцеловал меня во всё ещё пылающую нижнюю губу. Я впервые позволила ему поцеловать себя зная, что поцелуй не будет являться прелюдией. Просто не хотела портить его эксперимент.
Мы целовались не меньше десяти секунд, после чего я слегка отстранилась, освободив свой подбородок из его руки.
– Сильно неприятно? – почему-то как-то слишком тихо поинтересовалась я, с едва уловимым любопытством заглянув в действительно большие, как недавно заметила Коко, глаза Риордана. Я не ожидала получить в ответ молчание, но получила именно его. Сделав глубокий вдох, Дариан развернулся и, открыв водительскую дверь, просто вошёл в свой мерседес. Не желая становиться девушкой, провожающей томным взглядом парня на большом тонированном автомобиле, я развернулась и, поёжившись от ночного холода, уверенным шагом направилась в сторону дома.
Мы забыли попросить Дариана вернуть на место опрокинутый Картером шкаф, а самим нам с этим, как вскоре выяснилось, было не справиться, поэтому я, закрыв в спальне окно снаружи и забрав подушку с одеялом, решила провести эту ночь на диване в гостиной.
Утром мы позвали Руперта, который, не без помощи проходящего мимо Генри, поднял и установил шкаф в метре от его прежнего места. Мужчины около десяти минут недоумевали, каким образом тяжёлый платяной шкаф при таком весе вообще мог упасть, после чего констатировали, что несколько досок в полу на месте его падения проломлены безвозвратно и без их замены мне не обойтись, в то время как вмятина в стене оказалась некатастрофичной.
Пришлось ехать в магазин стройматериалов, выбирать и покупать доски… В общем и целом в итоге мы втроём провозились с ремонтными работами, включая выравнивание вмятины в стене, где-то около пяти часов. Руперт ушёл сразу по завершению работы, желая поскорее вернуться к Пени и детям, Нат ретировалась следом за ним, на встречу с подругами по университету, а Коко ушла за час до завершения косметического ремонта, так что компанию к чаю согласился составить мне только Генри. Он рассказал мне о том, что Элизабет регулярно названивала ему, из-за чего он на прошлой неделе сменил номер своего телефона, и о том, что он стал больше времени проводить с Жасмин и Мией… Уже наблюдая за тем, как Генри уходит в сторону родительского дома, я обратила внимание на то, что его шаг стал легче, словно он свалил гору со своих плеч и теперь расправил их в свободном полёте. На это было откровенно приятно смотреть.
Часы показывали начало седьмого, и я знала, что мне остаётся провести вечер пятницы за просмотром футбола, на который я подсела и подсадила Нат с Коко благодаря Риорданам и виртуозной игре капитана любимой команды Робина Робинсона, но меня впервые это не устроило. Недолго думая, я зашла на кухню, отрезала от сладкого пирога Коко два огромных куска и, положив их на древнюю, потрескавшуюся и невероятно тяжёлую для своего размера тарелку сгущённого цвета, надела свою старую тяжеловесную куртку, часом ранее найденную в куче вывалившейся из шкафа одежды, после чего с облегчением вышла на улицу.
Когда я вошла во двор Олафа Гутмана, по-осеннему холодный дождь, выпадающий из густых свинцовых облаков, только начинал накрапывать. Я нажала на звонок всего один раз, следующие три минуты не сделав ни единой попытки повторного нажатия. Я знала, что одного раза более чем достаточно, что меня услышали и мне просто нужно дождаться.
Посмотрев на свои наручные часы, я отметила, что пошла уже четвёртая минута молчания и, засунув руку в карман куртки, второй всё ещё держа перед собой тяжёлую тарелку с двумя кусками пирога Коко, терпеливо продолжила сверлить взглядом выцветшую дверь. Когда-то она была белоснежной, но теперь посерела и местами краска на ней начала трескаться, но не смотря на это она всё ещё выглядела ухоженной. Именно об этом я, сдвинув брови, думала, когда дверь передо мной аккуратно отворилась.
– Я пришла узнать, что в коробке, – коротко и тихо произнесла я вместо приветствия, слегка поведя тарелкой в своей руке. В ответ мистер Гутман лишь едва уловимо кивнул головой, после чего пропустил меня внутрь своих пустых комнат-лабиринтов.
Мы расположились в той же комнате, в которую недавно я помогала мистеру Гутману затащить одну из его тяжёлых картонных коробок. На улице, из-за налетевших с севера туч, совсем потемнело, но вместо того, чтобы включить свет, мистер Гутман зажег широкую восковую свечу и вставил её в старый, от времени начинающий ржаветь у основания ручки фонарь. Поставив его на стол, расположенный у стены напротив окна, мистер Гутман пригласил меня немым жестом руки присесть на стул, после чего я заметила на столе странный массивный агрегат, своим изогнутым носиком с маховиком на нём отдаленно напоминающий чайник.
Когда мистер Гутман перевернул две из пяти пиал, стоящих впритык к стене, и, открутив краник на странном агрегате, начал поочерёдно разливать из него кипяток, я поняла, что моя догадка относительно происхождения данного аппарата не далека от правды.
– Прежде никогда не видела самоваров? – таким вопросом решил оборвать наше молчание мистер Гутман, наверняка заметивший мою заинтересованность чудаковатым устройством.
– Нет, – повела бровью я.
– Странно. У тебя ведь русские корни?
В ответ я с удивлением посмотрела на собеседника – подобную информацию в нашем городе едва ли мог кто-нибудь знать.
– Удивляешься, что я знаю о том, что Амелия, твоя прабабка, дочь русских князей-беженцев?.. – тяжело выдохнув, мистер Гутман не спеша, словно в замедленной плёнке, опустился на стул. – Не удивляйся. Я младше неё на тридцать лет, но при этом я старше тебя на сорок. Я знаю о многом, что было до твоего появления на этой улице, и о многом, что было после… Нужно помнить свои корни… Нужно помнить… – задумчиво повторил мистер Гутман, взяв в руки пиалу. – Наши фамилии звучали в пространстве этого мира задолго до нашего появления в нём. Это то, что нам досталось от наших предшественников. Моя фамилия состоит из двух частей: “гут”, что значит “хороший”, и “ман”, что означает “человек”… Боюсь, я подвёл своих предков.
– Вы плохой человек? – вздёрнула брови я, продолжая водить кончиком указательного пальца по своей пиале, стоящей напротив меня на узорчатом блюдце.
Прислонившись спиной к стене, я машинально начала прислушиваться к мерному дыханию собеседника и острым, косым каплям дождя, врезающимся в тихо дребезжащее окно. Наши голоса были тихими и какими-то надломленными, отчего слышать их было так же уютно, как, например, слушать завывание ветра под крышей, при этом согревая своё дрожащее тело под тонкой шерстью шотландского пледа.
– Для того, чтобы быть хорошим человеком, нужно быть полезным другим людям, – уверенно произнёс свой ответ мне мистер Гутман. – Я же бóльшую часть своей жизни провёл в этих стенах, за долгие годы не сделав никому ничего хорошего.
– Но вы не делали и плохого, – заметила я.
– Разве эгоизм – это не худшее зло? Прародитель всего плохого на этой грешной земле, – задумчиво добавил мужчина.
– Эгоизм? – я посмотрела на собеседника.
– Да, – сосредоточенно смотря куда-то мимо меня, отозвался мистер Гутман. – Когда ты перестаёшь пользоваться даром своей жизни, ты отрекаешься от служения ближним, а это ничто иное, как эгоизм.
– Что значит “перестаёшь пользоваться даром своей жизни”? – в раздумье сдвинула брови я.
– С тобой что-то случается, какой-нибудь надлом, который, как бы ты не хотел и не старался, никогда уже не сможет срастись, и ты почему-то решаешь, что в твоей жизни нет больше смысла. Забываешь, что смысл жить есть всегда.
– И в чём, по-вашему, заключается смысл человеческой жизни?
– Служение ближнему.
– А что, если из тебя плохой слуга?
– Мы все слуги. Вопрос лишь в том, какому господину мы служим. Чёрному или Белому? В этом вопросе Серого нет. Третьего не дано.
Мы замолчали и промолчали очень долго.
Иметь право носить память предков… В первый день своего восемнадцатилетия я подала заявление на смену фамилии. Этот шаг не решал всех моих проблем (он вообще не был способен что-либо исправить из моего прошлого), но я надеялась на то, что в будущем он поможет мне избежать новых неприятностей. Я приняла это решение в новогоднюю ночь. Тогда я решила, что после того, как я закончу школу и уеду в большой город, больше никто и никогда не узнает о том, что я Таша Грэхэм – та самая девочка с “гнильцой” из “испорченной” семьи. Я взяла фамилию человека, которого любила больше своей жизни, чтобы раз и навсегда очертить линию между мной и старшим братом, променявшим семью на проституцию, между мной и сестрой-близняшкой, променявшей семью на наркотики и выпивку, между мной и семьёй, существование которой однажды раз и навсегда оборвалось. На самом деле я безумно любила свою старую фамилию, доставшуюся мне от отца, а ему от его отца, тому от деда, а деду от прадеда… Но однажды внезапно пришедшая ко мне среди ночи идея взять девичью фамилию моей матери, запылала в моей грудной клетке необузданным пожаром. Я стала Ташей Палмер. Словно ближе к маме, к её небу, и дальше от того, что творили здесь, на земле, наши родные.
– Ты не живёшь, верно? – неожиданно, спустя десять минут молчания, вдруг спросил мистер Гутман, и от его внезапного вопроса по моему телу мгновенно пробежали невидимые мурашки. – То, что произошло с твоей мамой и братьями, произвело в тебе надлом… Десять лет – это слишком много для человеческой жизни и ещё больше для её смерти.
Когда мистер Гутман замолчал, так же неожиданно резко, как и заговорил, я уже успела превратиться в “ежа”, неспособного на поддержание конструктивного диалога. Это была запретная тема. Её нельзя было обсуждать, тем более со мной. За моей спиной – возможно. Но не со мной.
– Я был женат, – вдруг неожиданно перешёл на другую, очевидно чрезмерно личную для него тему мистер Гутман, по-видимому уловив значение морщины на моём лбу, протянувшейся вверх от переносицы. – Это было давным-давно. В моём браке с той женщиной родилась очень маленькая и очень красивая девочка… Тиффани. Двадцать пять лет назад женщина, произведшая на свет это чудо, ушла к другому мужчине, потому что финансовый аналитик тогда, как, должно быть, и сейчас, зарабатывал значительно больше художника. Она забрала с собой мою двухлетнюю дочь… Я позволил ей забрать, хотя моё сердце и обливалось кровью. Спустя год Тиффани умерла… – мистер Гутман замолчал, и я, почувствовав колючий ком в горле, подумала, что очередное наше молчание на сей раз продлиться дольше обычного, но мистер Гутман неожиданно продолжил. – В последствии у той женщины родились ещё две дочери, она не уходила от их отца и эти девочки, с течением времени, выросли во взрослых женщин. Она просто продолжила жить дальше. Я же не смог. Закрылся в панцире и покрылся чешуёй. С тех времён ни разу не дал себе ни единого шанса продолжить жить нормальной, полноценной жизнью. Это моя трагедия. Я имею ввиду не уход Тиффани обратно на небеса, откуда она была послана мне на два, слишком коротких, года, – внезапно решил пояснить мистер Гутман, и его слова откровенно удивили меня, и даже заставили поднять на него свой взгляд. – Моя трагедия заключается в том, что я так и не сумел поблагодарить небеса за ангела, которого они мне однажды послали. Вместо благодарности, после возвращения ангела на небеса, я решил умереть. Неблагодарный… Едва ли Тиффани сможет простить меня за мою смерть, длиною в человеческую жизнь. Двадцать четыре года смерти. Это на четырнадцать лет больше твоей.
Я замерла. Мистер Гутман вовсе не сменил тему, как мне это показалось тремя минутами ранее. Наши жизни… Наши смерти были одной цельной темой, о которой художник молчал глубже и дольше меня. Ровно на четырнадцать лет дольше…
Я больше не была “ежом”. Я больше не была никем. Я снова стала Ташей. Палмер.
– Вы что-то хотите мне сказать? – спокойно спросила я, продолжая вглядываться в сгущающиеся за окном сумерки.