Anne Dar
Обреченные стать пеплом
Глава 7.
Мои кошмары не просто вернулись ко мне – они эволюционировали. В какой-то момент в них становилось так много красного цвета смешанного с чёрным, что я переставала различать границы между каждым из трёх сновидений. Красный переходил в бордовый, бордовый в чёрный и вскоре вся эта чернота превращалась в большую зияющую дыру, являющуюся мне символом моей внутренней пустоты. Всё, что со мной когда-то случилось, осталось в прошлом, но отняло у меня достаточно, чтобы пробить серьёзную брешь в моей душе.
Я ожидала прихода родителей, и они пришли. Пришли и ушли. А вот прихода Ирмы я никак не ожидала, и уходить она явно не собиралась. Да и с чего бы? Она пришла всего лишь пару минут назад, так что, по-видимому, в итоге мне самой придётся её прогнать.
– Ты ведь сама знаешь, что Кристофер с Джиной и их мальчишками отправились в путешествие, так что прийти смогла только я. Знаешь, я могу приходить к тебе каждый день. После дополнительных занятий в “Мустанге”, например, у меня куча свободного времени, – девчонка тараторила, нервно вытаскивая из пакета свежие фрукты и раскладывая их на тумбочке. – И вообще я думаю завязывать со всей этой самодеятельностью в виде репетиторства, которым я не заинтересована. Пустая трата денег и времени. Будто мне их некуда девать, эти деньги и время!.. Кстати, в июле я хочу съездить на Гавайские острова, а первую половину августа провести где-нибудь во Флоренции или Барселоне. Правда хорошая идея? Буду тратить деньги налево и направо, куплю себе парочку новых телефонов, а то мои нынешние – прошлый век, хотя им только и полгода от роду, но ты ведь знаешь, как быстро развиваются современные технологии: не по дням, а по часам. Нужно будет забронировать номера. Ты, конечно же, поедешь со мной. Тебе необходим отдых, так что я планирую оторваться по полной…
– Ирма, – твёрдо произнесла имя девчонки я, после чего та мгновенно умолкла. Я решила, что её слова, сказанные мне в самом начале нашего знакомства, наилучшим образом обрисуют дальнейшее развитие наших отношений. – Ты, должно быть, хочешь знать, как будут складываться наши отношения. Ты мне не подруга и никогда ей не станешь. Ты – обслуживающий персонал, и я даже имени твоего знать не должна. Всё, что от тебя требуется – это исполнять мои прихоти.
Глаза Ирмы округлились. Она узнала себя. Для убедительности я помолчала ещё несколько секунд и, удовлетворённая своеобразным шоком девчонки, указала пальцем на дверь и добавила совершенно бесцветным тоном:
– А теперь уходи. И не возвращайся.
* * *
Выйдя из палаты, Ирма поправила белоснежный халат на своих плечах. Таша не догадывалась о том, что она всё знает. Естественно только из своих собственных догадок, но знает. Об отношениях Таши с Дарианом она заподозрила ещё до того, как нашла на заднем сиденье автомобиля Дариана смятую в шарик инструкцию по применению явно просроченных противозачаточных таблеток. Именно благодаря этой находке она первой, а не Дариан, догадалась о беременности Таши. Реакция же Дариана, когда она высказалась о подобной вероятности, была ровно такой, какой она и ожидала её увидеть. Сомнений не оставалось – у Ирмы скоро должен был родиться племянник.
…Но он не родится.
Идя медленным, покачивающимся шагом по длинному белоснежному коридору, освещённому неоновыми лампами, Ирма думала о том, что в очередной раз потеряла близкого человека. Они с Дарианом снова останутся вдвоём. Впрочем, только на год. Потом она поступит в университет и уедет куда-нибудь подальше от Британской земли, отобравшей у неё так много (она даже не подозревала, как много ей дала эта земля).
…Таша не согласилась поехать с ней на острова или в Европу, хотя она и не заикалась о том, что Дариан поедет с ними. Сейчас Ирме даже думать не хотелось о том, как уже спустя час её брат воспримет новость об этом отказе. Ведь это была его идея.
* * *
Ирма не сказала ни слова о Дариане. Намеренно? Возможно. Хотела ли я услышать о нём? Нет. И всё равно я сразу заметила, что о нём не сказано ни слова. Прозвучи о нём хоть какая-то информация, пусть даже вскользь, я бы точно так же мгновенно это отметила, как и отсутствие его упоминания. В этом я уверена.
…Мне нужно время…
Двадцать Шесть пришёл в момент, когда я, словно столетняя черепаха, расхаживалась по своей палате, пытаясь научиться менее заметно хромать на левую ногу. Родители принесли мне мою фланелевую пижаму, а перед этим одна из медсестёр помогла мне принять душ, так что сейчас я могла бы чувствовать себя вполне бодро, если бы только не чувствовала себя мёртвой.
– Выглядишь получше, – окинув оценивающим взглядом мою пижаму в тёмно-синюю клетку, заметил Двадцать Шесть.
– Да и ты уже почти не хромаешь, – отозвалась я, оттолкнувшись рукой от подоконника.
– А ну-ка пройдись, – сдвинул брови парень.
Я сделала несколько шагов в его направлении. Двадцать Шесть, прислонив указательный и большой пальцы к подбородку, безжалостно быстро оценил мою походку.
– Думаю, тебе стоит больше ходить, – красноречиво поведя бровями, предложил мне свой рецепт от хромоты он.
Я с ним согласилась.
Мы прошли два больших круга вокруг моей палаты и уже завершали третий, когда у меня вдруг кольнуло в левом плече, и я, поморщившись, оперлась ладонью о стену.
– Всё нормально? – мгновенно отреагировал Двадцать Шесть.
– Да… Но, кажется, ещё один круг будет лишним.
– Хорошо. Тогда пойдём в палату… Ты это слышишь?
Я прислушалась. Нет, я определённо ничего не слышала. Возможно, я слишком громко дышала, чтобы иметь возможность расслышать хоть что-то кроме своего клокочущего сердцебиения.
– Нет, ничего…
– Подожди, я сейчас вернусь.
Сказав эти слова, Двадцать Шесть вернулся на три метра назад по коридору и завернул налево, после чего его шаги вскоре заглохли.
Поразительно, как легко он воспринял мой ответ относительно того, что со мной всё в порядке. Даже оставил одну посреди коридора. Что это?.. Моим словам относительно моего самочувствия ещё никогда не доверяли с такой лёгкостью. Выходит, это доверие? Дорогая это вещица…
Хотя я и начинала переживать из-за продолжительного отсутствия своего провожатого, однако я не успела закончить свою мысль о ценности доверия, когда он вдруг вышел из-за поворота, держа в руках два одноразовых стаканчика коричневого цвета.
– Ты когда-нибудь пила горячие напитки из больничных автоматов? – подойдя ко мне впритык, поинтересовался Двадцать Шесть.
Отстранившись от стены, я заглянула в дымящиеся стаканчики в его руках.
– Уж поверь мне, мной выпито достаточно этого пойла, отчего сейчас бы я даже поморщила носом, но, судя по всему, ты взял лимонный чай, а так как я уже неделю не пила чай, сейчас я более чем просто заинтригована. С сахаром?.. – я заинтересованно посмотрела на приятеля.
Он был лишь на полголовы выше меня, но этого было достаточно, чтобы смотреть на него снизу вверх, тем более с учётом того, что я горбилась из-за тяжести всё ещё беспокоящего меня левого плеча. Благо руку всё ещё фиксировала повязка.
– С сахаром, – утвердительно кивнул Двадцать Шесть.
– Замечательно, – уверенно кивнула головой я.
Наверное, со стороны могло показаться, будто мы обсуждаем весьма серьёзный и нешуточно сложный план побега из этого заведения, но на самом деле мы просто собирались выпить горячий лимонный чай. И это была хорошая идея. Ничего криминального.
Зайдя в карман, расположенный в нескольких метрах от моей палаты, мы сели возле окна на мягкий диван, обтянутый экокожей. Здесь освещение было более тёплым, чем в коридорах, да и парочка внушительных живых пальм в глиняных горшках сглаживали больничную обстановку, так что я чувствовала себя достаточно уютно, чтобы, взяв из рук Двадцать Шесть свою порцию сладкого лимонного чая, на секунду забыть о том, что после полуночи лучше воздержаться от напитков. Ну или преждевременно посетить уборную, чтобы позже не вскакивать ни свет ни заря. Впрочем, скорее всего мои “загоны” относительно жидкости были связаны лишь с тем, что за прошедшие сутки я успела влить в себя три литра жидкости, из-за чего лишь недавно перестала “зависать” в туалете.
– О чём думаешь? – вдруг поинтересовался Двадцать Шесть, прервав меня на полумысли.
– О мочевом пузыре, – не задумываясь выдала правду я.
– Хочешь в уборную?
– Нет, но на что спорим, что захочу?
– Не будем спорить – я тебе и так верю.
– Хм…
– Что? – заинтересованно посмотрел на меня сверху вниз Двадцать Шесть.
– Ты о чём? – утопила непонимающий взгляд в своей порции чая я.
– Вот это твоё “хм”. Что это значит?
– Думаю, что ты в принципе склонен к доверию, и я здесь ни при чём.
– Но вдруг я с лёгкостью поверил только тебе?
– С чего бы вдруг?
– Не знаю, – пожал плечами Двадцать Шесть. – Но я говорю о том, что ты не можешь делать выводов относительно моего доверия, не увидев, как я общаюсь с кем-то кроме тебя.
– А ты общаешься с кем-то кроме меня?! – я наигранно-удивлённо посмотрела на собеседника, хотя у меня это и получилось не так бодро, как я бы того хотела.
– Хах. Ирония. Неплохо, – ухмыльнулся Двадцать Шесть. – А впрочем, знаешь, ты попала в точку. Я общаюсь только с тобой. Меня вообще не существует. После столкновения наших автомобилей мне повезло меньше тебя, и я скончался на месте. И теперь мой мятежный дух еженощно приходит к тебе, так как может поддерживать связь с внешним миром только около полуночи и только через тебя.
– О нет! В моих жилах течёт кровь призрака!
– Именно поэтому только ты меня и видишь!
– Но зачем тебе общаться с этим миром?! У тебя ведь даже родственников нет! А вдруг ты вовсе не призрак?..
– А кто же?!
– Вампир! И являешься только ночью лишь потому, что солнечный свет тебе противен!
Мы не выдержали и расхохотались прежде, чем Двадцать Шесть придумал очередной безумный ответ в продолжение самого бредового диалога в моей жизни. Он смеялся так сильно, что в какой-то момент случайно расплескал на свою рубашку немного чая, что заставило меня подавиться очередным приливом смеха. И всё же мне стало легче, когда я узнала, что у него в запасе имеется ещё одна рубашка.
Глава 8.
Я просыпаюсь с внезапно отяжелевшей, словно налившейся свинцом головой. Рядом со мной никого нет, и это, почему-то, меня удивляет. Часы показывают шесть часов утра, и это удивляет меня ещё больше, так как я почему-то уверена в том, что сейчас должно быть не меньше трёх часов дня.
Почувствовав дискомфорт в беспокоящем меня левом плече, я хочу поправить своё предплечье, но оно вдруг отказывается подниматься. Я с замиранием сердца бросаю взгляд на свои руки и осознаю, что они привязаны к поднятым перилам койки. Какое-то время я не могу понять что происходит и что мне нужно сделать, чтобы освободиться, как вдруг я замечаю большую и незнакомую мне красную кнопку, закреплённую рядом с моим правым запястьем. Недолго думая, я нажимаю на неё.
Прошёл день. Никого из моих родственников ко мне не пропустили. В этом я так же уверена, как и в том, что они наверняка пытались сегодня прорваться к мне. Что именно произошло и как из моей жизни выпало по меньшей мере восемнадцать часов, я не помнила. Доктор сказал, что у меня случился нервный срыв. Подробностей он мне не рассказывал, а я не расспрашивала, не желая вдруг услышать о том, что накануне я что-нибудь разгромила или, например, расцарапала лицо какой-нибудь миловидной медсестре… Кстати, где та темнокожая медсестра, которая интересовалась моими походами в туалет?.. И всё же я не стала расспрашивать о подробностях именно из-за страха. Я боялась, что доктор расскажет мне что-то страшное, что-то, что заставит меня думать, будто я начинаю сходить с ума. Для меня это будет слишком тяжело. Моя жизнь и так один сплошной психоделический триллер, не хватало ещё, чтобы у меня и это отняли. Я хотела оставить себе хотя бы незначительный контроль над собственной жизнью. Смирительной рубашки я точно не переживу – лучше сразу пулю в голову. И всё же… Что-то ведь должно было вызвать приступ? Он ведь не мог случиться спонтанно? Или это было не что-то, а…
…Нет, ничего не помню…
Я не стала расспрашивать доктора сразу, а позже было уже поздно.
Тот факт, что мои руки освободили немедленно после моего пробуждения и моего ответа на вопрос доктора о том, как я себя чувствую, не мог меня не воодушевлять. Если бы люди в белых халатах сочли меня свихнувшейся, едва бы они развязали мне руки. И всё же, обретя эту маленькую свободу, но заметив, что медсестра стала навещать меня регулярно один раз в час – раньше это случалось не больше восьми раз в сутки, и-то из-за регулярных смен капельниц – я старалась вести себя тихо. Не требовала пропустить к себе родственников, без уговоров со стороны съела весь завтрак и обед, ужин смыв в унитаз, чтобы не вызвать у медсестёр беспокойства относительно моего отвратительного аппетита, профессионально делала вид, будто читаю сборник стихов зарубежных поэтов, которые передала мне Амелия, иногда и вправду вчитываясь в рифмованные строчки… В общем, была паинькой, не смотря на то, что моя аура была явно обесцвеченной: ноль эмоций.
И всё же проведённый в одиночестве день дал о себе знать. Тем более этот день – дата, выбитая сразу на двух гранитных камнях, без учёта камней душевных.
…Раз я провела бо́льшую половину вчерашнего дня под действием снотворного (или успокоительного – не суть), выходит мы с Двадцать Шесть не виделись накануне. Он приходил только по ночам, после того как медсестры становились менее бдительными, и внезапные гости не могли вмешаться в наши встречи. Исходя из этого можно сделать вывод, что наша встреча не изгладилась из моей памяти. Её просто не было: мы точно не виделись больше суток. Значит, Двадцать Шесть придёт сегодня. Я была уверена в этом так же наверняка, как и в том, что до полуночи оставалось ещё два часа. И всё же мне слишком опостылело на протяжении целого дня строить из себя прилежную пациентку, поэтому, сразу после того, как медсестра поставила мне вечернюю капельницу и сказала, что придёт её снять спустя час, я, дождавшись её ухода, спустилась со своей койки и, катя рядом капельницу, направилась к выходу, по пути не забыв посетить уборную. Более-менее расчесав свои взъерошенные волосы, я уставилась в зеркало. Хорошо, что медсестра, помогавшая мне позавчера мыться, посоветовала уложить мои волосы пенкой, благодаря чему я теперь выглядела так, словно только что вышла от стилиста-парикмахера. Однако мои волосы были единственным, что спасало мой внешний вид. Бледная, почти синюшная кожа, синяк под левой скулой, ещё один у нижней губы, намёк на синяк над бровью и пара синяков под глазами (подобные зачастую бывают у людей, страдающих регулярным недосыпом). Казалось, что я вся стала почти синей, за исключением внезапно бордовых губ. Не исключено, что на моё отражение в зеркале ещё влияло далеко не самое лучшее освещение, но об этом я не задумывалась, поэтому сейчас всерьёз считала себя на вид едва ли не утопленницей. И всё равно меня это не остановило от задуманного похода.
Выйдя из своей палаты, я, прихрамывая, отправилась к двери палаты, расположенной справа от моей. Мне оставалось всего каких-то пару шагов, когда где-то вдалеке за моей спиной раздался знакомый женский голос.
– Эй, деточка, куда ты собралась?!
Я обернулась. Знакомая мне темнокожая медсестра, имя которой я до сих пор так и не удосужилась прочесть на её бейдже, стояла в конце коридора и странно махала мне рукой.
– Я в гости! – крикнула я изо всех сил, и хотя получилось как-то вяло, я была уверена в том, что она меня услышала.
Сделав последние два шага, я дважды постучала костяшками пальцев в дверь и, не дожидаясь ответа, открыла её.
– Эй!.. – удивлённо-радостно воскликнул Двадцать Шесть, увидев меня прежде, чем я увидела его я. Его койка, в отличие от моей, располагалась слева, поэтому я сначала замешкалась.
– Решила тебя навестить, – поджала губы в скупой улыбке я, сделав три шага вперёд.
Двадцать Шесть, вставший со своей койки с завидной для меня ловкостью, подошёл ко мне, и в этот самый момент дверь за моей спиной открылась.
– Мисс Палмер, Вам следует вернуться к себе…
– Не стоит, – приподнял руку Двадцать Шесть. – Я за ней присмотрю.
Пока мой союзник взял на себя обеспокоенную медсестру, я взялась за изножье его койки и, обойдя её, села на край, зажав штатив своей капельницы между колен.
– Вы уверены? – с недоверием переспросила у моего знакомого медсестра.
– Конечно уверен, – я не повернулась, чтобы увидеть, но я слышала, как Двадцать Шесть улыбнулся и, держу пари, сделал это весьма лучезарно. – Можете за неё не переживать, Бетти.
Значит, Бетти? А ведь мы с ним находились здесь одинаковый промежуток времени. Однако имя этой постоянной медсестры из нас двоих знал только он…
И всё же, знающие меня люди могут сказать, что это неудивительно.
– Не ожидал тебя увидеть, – признался Двадцать Шесть, как только Бетти закрыла за собой дверь.
Я осмотрелась. Палата моего знакомого была определённо лучше моей. Стены выкрашены в нежно-бежевый вместо белого оттеняющего синим, как это было у меня, крупный плазменный телевизор, мягкий диван, стеклянный стол с лежащими на нём глянцевыми журналами, элегантный платяной шкаф, резная прикроватная тумбочка, постель застелена по-домашнему уютным покрывалом.
– Гостиничный номер, а не больничная палата, – криво ухмыльнулась я.
– Вообще-то, твоя палата тоже люкс-класса.
– Я тоже так думала, пока не увидела твою, – продолжала ухмыляться я.
– Просто мне выдали последнюю свободную палату в шесть звёзд. Тебе же досталось пять. Смирись.
– И почему же шесть звёзд досталось именно тебе?
Действительно любопытный вопрос. Ведь Дариан наверняка сделал всё, чтобы мне досталась лучшая палата, так почему не эта?
– Хороший вопрос, – сев слева от меня, поджал губы Двадцать Четыре.
– Просто ты богатенький, – предположила я.
– Хотя я и не миллиардер, всё же я могу позволить себе пару недель люкса в больнице. Просто для справки: на фоне Дариана Риордана я беден, словно церковная мышь, – задорно ухмыльнулся мой знакомый, но мне впервые не передалось его задорство. Я не ожидала услышать из его уст имя Дариана, но что-то мне подсказывало, что не неожиданность, а именно само прозвучавшее вслух имя заставило меня сжаться.
– Если мерять материальное богатство Риорданами, тогда я вообще нищенка, – нахмурив лоб, отвела взгляд от собеседника я, положив обе свои руки на штатив капельницы и подкатив её к себе ещё ближе.
– Знаешь, Двадцать Четыре, мне кажется, что ты слишком много думаешь. Тебе просто необходимо расслабиться, – Двадцать Шесть положил руку на моё плечо с явным намерением его пожать, но я тут же прогнулась от разлившейся в плече покалывающей боли. – Извини! – резко отдёрнул руку он. – Ты сегодня без повязки – я и забыл, что у тебя вывих.
– Значит, мне стоит расслабиться? – ухмыльнулась я скорее от неожиданной боли, нежели от желания улыбнуться. – Знаешь, я ненавижу число двадцать четыре. Если быть точной, тогда конкретно эту дату. Сегодняшний день… Ровно одиннадцать лет назад моя жизнь в этот день пошла наперекосяк.
– И что же случилось? – сдвинул брови Двадцать Шесть, тем самым давая мне понять, что слушает внимательно.
Что ж, по крайней мере не одна я отличалась отсутствием такта. Меня это даже порадовало.
– Машину, за рулём которой сидела моя мать, на полной скорости протаранил мусоровоз. Она и мой старший брат погибли, ещё один брат впал в десятилетнюю кому, из которой, пролежав десять лет без единого признака жизни, чудом вышел четыре месяца назад. Я же выжила, провалялась в больнице целый год и подорвала своё душевное состояние. Всё усугубляется тем, что перед столкновением я поменялась местом с братом, который, в итоге, погиб. Бонусом к этому месяц назад выяснилось, что в тот день за рулём была вовсе не моя мать, а без вести пропавшая после той аварии её сестра-близнец, о чём я, как единственная выжившая в той мясорубке, могла бы сообщить, если бы распознала подмену.
Я замолчала, и Двадцать Шесть поддерживал повисшую в воздухе тишину не менее десяти секунд.
– Ничего себе, какое у тебя, должно быть, огромное необоснованное чувство вины лежит камнем на душе, – вдруг выдал он.
– Почему это необоснованное? – сдвинув брови и посмотрев в тёмно-голубые глаза собеседника, приняла воинственную стойку я.
– Неужели непонятно? Ты должна смириться с тем, что это был не твой выбор, а выбор твоей матери, тёти, брата… Ты должна это отпустить. Просто будь им благодарна. Как думаешь, они были бы в восторге, узнав, что ты осуждаешь их выбор, который стоил им жизней?
Не переставая хмуриться, я ещё несколько секунд смотрела на Двадцать Шесть, после чего, опустив руки вниз по холодному штативу капельницы, слегка пригнула голову и посмотрела на побелевшие костяшки своих сжатых кулаков.
Возможно, он был прав. Но он был первым, кто сказал мне об этом.
Мне необходимо было подумать над услышанным.
– И всё же, как бы глупо это не звучало, мне не нравится цифра двадцать четыре. Парадоксально, что ты меня называешь именно этой цифрой? – вновь посмотрела на собеседника я.
– Возможно, – пожал плечами Двадцать Шесть.
– У тебя есть имя? – резко поинтересовалась я, слегка расправив плечи.
– Странный вопрос, – ухмыльнулся мой собеседник. – Будто его у меня может не быть… Во всяком случае, я знаю твоё имя.
– Откуда?
– Перестань так хмуриться, – сорвался на смешок Двадцать Шесть. – Мисс Палмер, верно? Бетти ведь только что при мне обратилась к тебе именно так. Да и я слышал, как тебя называют Ташей.
– От кого ты слышал?
Я не ожидала, что столь невинный вопрос заставит его вдруг замяться.
– Помнишь вчерашний инцидент? – почесав указательным пальцем скулу, Двадцать Шесть неожиданно ответил вопросом на вопрос.
– Инцидент?.. – сначала я не поняла, но потом мой разум словно прояснился. – А… У меня был нервный срыв, – я отвела от собеседника смущённый взгляд и, посмотрев на своё оголённое предплечье, почесала кожу возле вставленной в распухшую вену иглы. – Прежде у меня подобного не случалось… – я запнулась, вдруг вспомнив, что на самом деле – случалось. Точно случалось. Мне было тринадцать, я была на грани, и Хьюи перевели в другое крыло больницы. Меня о его переводе не предупредили. Я тогда подумала, что он скончался… Да, у меня уже однажды случалась истерика с последующим провалом в памяти. – Ну, может быть, один раз… Из-за той аварии, знаешь ли… В общем, я ничего не помню о второй половине вчерашнего дня. Помню только, что приходили родители и потом ушли, а потом… Ничего. Темнота. Случилось что-то серьёзное, да? – я отвела взгляд в правый нижний угол комнаты, подсознательно боясь услышать что-то страшное, искажающее мою реальность, то, за что мне будет по-настоящему стыдно смотреть собеседнику в глаза.
– Нет… Ничего. Просто вчера, пока тебя пытались утихомирить, я услышал твоё имя.
– Вот как?.. Выходит, что ты знаешь моё имя, но я не знаю твоего, – с облегчением выдохнув от того, что собеседник уклонился от подробного ответа, я вновь посмотрела на него и прищурилась. – Мы раньше нигде не пересекались? Просто твоё лицо мне с самого начала кажется очень знакомым.
– Меня зовут Робин, – Двадцать Шесть улыбнулся так, будто его имя должно было мне о чём-то сказать, но оно не сказало.
– Робин, – задумчиво сдвинула брови я. – Красивое имя.
– Правда? – он заулыбался ещё шире, словно я упускала что-то слишком очевидное.
– Мне нравится, – невозмутимо пожала плечами я. – Всё лучше, чем цифры вместо имени. И, если честно, Двадцать Шесть тебе ни капли не шло.
– Хах! – заинтригованно усмехнулся Робин. – Тогда какая цифра мне больше подходит в качестве имени?
– С учётом того, что наши “цифровые имена” соответствовали нашим возрастам… – я наигранно задумалась. – Восемьдесят семь.
– Что?!
– Да, Робин, – усмехнулась я, положив руку на плечо собеседника, – в моём видении ты дряхлый старик!
– Тогда тебе больше подходит цифра пять! – засмеялся он.
– Вот как? – улыбаясь, я вернула свою руку на штатив капельницы. – Обоснуй.
– Просто доверься моему чутью.
– Довериться незнакомому человеку? Едва ли!
– Говоришь так, будто у тебя нет проблем с доверием знакомым тебе людям. И потом, мы не такие уж и незнакомые. В конце концов, мы на протяжении недели ежедневно общаемся, я вытащил тебя из горящей машины…
– И отлил мне свою кровушку. Да-да, я всё помню.
– Только не думай, что я буду напоминать тебе об этом всю твою оставшуюся жизнь, – продолжал усмехаться Робин.
– Какую ещё жизнь? – вторила его смеху я. – Нас скоро выпишут, а судя по твоему состоянию, тебя выпишут даже раньше меня, так что нашему общению скоро придёт конец.
– Мисс Палмер, значит, – задумчиво произнёс Робин. – Выходит, ты не замужем.
– Я?! – продолжала улыбаться на улыбку собеседника я. – Замужем?! Присмотрись ко мне повнимательнее и поймёшь, что я не создана для семейной жизни. И потом, мне только двадцать четыре, – заговорила словами Нат я, – какое в этом возрасте может быть замужество? Только сумасшедшее.
– А ты здравомыслящая?
Я больно прикусила нижнюю губу, прежде чем отвести взгляд от тёмно-голубых глаз Робина.
– С учётом того, что ты в курсе моего нервного срыва, я не могу тебя убедить в своём здравомыслии. Едва ли я вообще могу представиться тебе нормальной.
– О нет, Таша Палмер, – Робин хотел вновь дотронуться до моего плеча, но вовремя вспомнил о вывихе и отстранил руку. – Я могу тебя заверить в том, что ты абсолютно ненормальная. С чем я тебя и поздравляю.
– Правда? – довольно улыбнулась я, вновь посмотрев на улыбающегося парня. – Спасибо.
– Вообще-то, я до сих пор думал, что Дариан твой муж. Выходит, он твой парень?
Я замерла в своей улыбке, которая, уже спустя несколько секунд, начала крошиться и рассыпаться в прах. Общение с этим человеком было похоже на американские горки: вверх-вниз и затем снова вверх, чтобы в очередной раз спуститься вниз, но лишь затем, чтобы вновь подняться на вершину. Странное ощущение.
– Так как? – настаивал он.
– У нас были отношения… – отвела взгляд я, так больше ничего и не добавив.
– Понимаю, – спустя несколько секунд умиротворённым тоном произнёс Робин, и я вдруг поняла, что вибрация его интонации подействовала на меня успокоительно.
“Понимаю”, – эхом прозвучал голос собеседника у меня в голове, после чего я включила немой повтор услышанного собственным голосом: “Пони-маю.. По-ни-ма-ю…”. Мне нравилось это слово.
Я заинтересованно посмотрела на парня, сидящего слева от меня и смотрящего куда-то вдаль. Откуда я его могла знать?.. Ведь определённо я прежде с ним не общалась. Я бы не смогла забыть вибрации его голоса.
У-ми-ро-тво-ре-ни-е…
– Похоже, капельница начала делать своё дело, – тяжело выдохнула я. – Я хочу в туалет. И, пожалуй, предпочту отправиться в свой, чтобы потом вернуться в постель.
– Окей, я тебя провожу.
– Конечно проводишь! Иначе Бетти тебя линчует, – усмехнулась я, и мы встали с его койки.
Выйдя из палаты, я, вцепившись рукой в холодный металлический штатив капельницы, сделала несколько прихрамывающих шагов по направлению к своей двери, как вдруг меня словно молнией поразило!
Резко обернувшись на идущего рядом парня, я воскликнула:
– Робин Робинсон! Десятый номер!
В моём мозгу замелькали яркие вспышки. Вот мы с Дарианом обсуждаем виртуозную игру капитана футбольной команды, на гостевом матче которой присутствовали. В тот день я прониклась этой игрой и вскоре подсадила на неё Нат с Коко, которые неоднократно кричали в восторге: “Этот хренов виртуоз Робинсон порвёт любого на футбольном поле!”
Так вот почему медсестра Бетти смотрела на него неприкрыто пожирающим взглядом! Он был – что б его! – футболистом сборной Великобритании!
В голове крутились слова прямо или косвенно связанные со словом “хрень”. Как я могла не вспомнить?!.. Я ведь столько игр с его участием пересмотрела на повторе!
– А ты спрашиваешь, почему тебе больше подходит не Двадцать Четыре, а Пять, – довольно усмехнулся парень.
– Ты!.. – со злостью выдавила я, едва не ткнув в грудную клетку собеседника указательным пальцем, благо я была прикована к ненавистной капельнице. – Не смей провожать меня в туалет!.. – даже не думая шутить, пригрозила я, но сразу же поняв, что сморозила глупость, вместо того, чтобы перевести этот “момент” в шутку, ещё больше разозлилась.
Резко развернувшись, я, вцепившись в капельницу, максимально быстрым шагом хромающего пирата с поленом вместо ноги, направилась к двери своей палаты, даже не задумываясь о том, как анекдотично это выглядит со стороны.
– Таша! – сорвался на откровенный смех Робинсон. – Ну не обижайся!..
– Мог бы сказать сразу! – дотронувшись до дверной ручки, обернулась я, чтобы убедиться в том, что он застыл на месте и не потащился за мной вслед.
– Я не мог! – продолжал дружелюбно смеяться он. – Не мог лишить себя удовольствия обыденности человеческого разговора. Не узнала меня и ладно, зато я наслаждался тем, что был для тебя Двадцать Шестым, а не Робином Робинсоном под номером Десять.
– Ты выставил меня дурой! – продолжала ворчать я, не желая признавать того факта, что его смех и интонация, что, впрочем, я заметила с первой минуты нашего знакомства, действуют на меня успокоительно. – Видеть тебя не желаю! – мой голос предательски выдавал мою ложь, о которой не догадывалась даже я.
– Ты ведь несерьёзно, – опустив руки, Робин поджал губы и состроил искренне-печальную гримасу, от которой у меня, почему-то, зашкребло на душе. Будто мне и вправду стало его жаль.
– Сегодня не желаю!.. До завтра!.. – теряя браваду, старалась до последнего сражаться я, но, сколь скоро осознала утрату своих сил в бою, поспешно дёрнула дверную ручку и поторопилась закрыть за собой дверь.
И всё же, прежде чем захлопнуть за своей спиной дверь, я услышала его наполовину наигранное, наполовину правдивое, печальное: “До завтра”. И снова зашкребло на душе. Нет, я не могу испытывать к нему жалость! Пусть он проливает лимонный чай на свою рубашку и не имеет сменной одежды или даже пусть вот так вот сверлит мою спину взглядом тоскливого щенка – мне всё равно! Он был виноват передо мной, что, по-моему, было абсолютно очевидно, а это значит, что у меня есть полное право на него злиться.
Однако, не смотря на “полное право”, я, почему-то, не злилась, но и не жалела об этом. Как и не жалела его самого. Мне просто не хотелось, чтобы он огорчался, тем более из-за меня. В конце концов, его кровь сейчас текла в моих жилах…
К окончанию вечера я вновь ощутила себя неблагодарной.
В который раз за всю свою непродолжительную жизнь.
