Anne Dar
Родная кровь

Полная версия

– Объясни, – я не просила – я требовала.

Он с ещё большей силой сжал мои кулаки, словно желал, чтобы я их разжала:

– До встречи с тобой я не видел возможным выстроить с кем-либо серьёзные отношения, тем более завести семью… – слова о семье мгновенно смутили меня – как мне казалось, мы были откровенно далеки от той стадии, на которой о подобном в принципе можно было бы начать размышлять. Тем временем он продолжал. – Все встречающиеся на моём пути девушки падали на моё богатство и статус, и я тоже плевал на составляющие части их душ, но ты… С тобой я ни при каких условиях не мог позволить себе начать не с души. Увидев тебя в первый раз, я думал, что взрыв в моей голове вызван разбитым тобой моим носом. Мне понадобилась целая минута – целая вечность, чтобы понять, что всё не так поверхностно, что всё глубже, и что с тобой я должен смотреть дальше своего носа, – он ухмыльнулся одной из тех своих коронных улыбочек, от которых моя душа замирала или переворачивалась с головы на ноги. Сейчас моя душа замерла в своей осторожности. – Я тебе ещё не говорил этого, но то, что между нами – это любовь с первого взгляда. По крайней мере с моей стороны. Я влюбился в тебя, Тесса, в момент, когда впервые увидел омут твоих глаз. Ты тогда так испугалась за мой нос, что я мог тонуть в твоём омуте бесконечно…

Я заулыбалась. Размякла. Я всё ещё была влюблена. Чувство влюблённости порой не вырвешь из груди даже правдой. Крайтона в тот момент слушала не трезвая я, а опьянённая ядом чувств, совершенно другая я. Будучи пьяной, я слушала его, но пропускала странности, которые видела, а может даже и пропускала мимо ушей гораздо большие подозрительные вещи. Не в тот момент, а непростительно гораздо позже я поняла, что из-за розовых очков влюблённости, затмивших моё внутреннее зрение, я допустила череду предопределяющих мою дальнейшую судьбу ошибок. Я просто не заметила очевидного. Передо мной возник вовсе не сказочный принц на чёрном мерседесе. Передо мной был самый обыкновенный, каких масса, обманщик, под очаровательной внешностью и завораживающим голосом которого пряталась совершенно заурядная, однако страшно ядовитая правда. Но в тот момент я рассудила следующим образом: то, что он солгал мне – правда, но наша любовь мне кажется правдивее. В тот момент я ошиблась. Я страшно-страшно-страшно ошиблась. Правдивее в итоге оказалась его ложь, а вовсе не мои иллюзии.

* * *

Все последующие наши встречи происходили исключительно в его апартаментах. Первые недели я всё ещё была напряжена до предела из-за резкой перемены в лице своего бойфренда: прежде он был едва ли не самым бедным из всех парней, которые когда-либо ухаживали за мной, теперь же он был до неприличия богат, в то время как я оставалась собой. И моё напряжение лишь подпитывалось чрезмерными попытками Байрона расслабить меня: роскошные ужины при свечах, огромные букеты роз, невероятные платья из натурального шёлка – всё это ввергало меня в пучину непривычной мне обстановки, из-за чего рядом со своим парнем я вдруг начала на постоянной основе чувствовать себя не в своей тарелке. Порой даже я чувствовала себя в буквальном смысле тусклой, если не сказать посредственной, на фоне того блеска, который разливался и отражался от выбравшего меня мужчины. Психологическое давление было ужасным, но в итоге я его по чуть-чуть переборола, решив, что этот парень стоит моей борьбы с собой же. Но и на это моё решение прямым упором повлиял именно Байрон. Возможно, он замечал мои страдания, вызываемые диссонансом, который представляли наши два совершенно полярные друг другу, но вдруг столкнувшиеся лоб в лоб мира, поэтому он решил что-то предпринять и сделать это максимально быстро, пока нить моего терпения ещё не лопнула, после чего я неизбежно начала бы отдаляться от него, что вполне могло бы закончиться разрывом наших тогда ещё только начинающихся отношений. Я была растеряна, поэтому тогда мне показалось, что таким образом он пытается в быстром порядке предоставить мне почву под ногами, равновесие, необходимое для здорового развития наших странных отношений, но сейчас я понимаю, что и тогда он лишь пользовался моей уязвимостью. Он предложил мне съехаться. Переехать к нему. Прошло всего лишь две недели с момента нашего знакомства, одна неделя с момента обнародования той части правды, которую он захотел мне предоставить. Я его окончательно перестала понимать… Он говорил, что безумно влюблён в меня, а я смотрела в его глаза и не понимала… Мне и вдруг съехаться с мужчиной?! Шок сменился весельем. Потому что такое предложение могло меня позабавить и только. Естественно я отказалась, но я не ожидала того, что этот вопрос станет для Байрона столь острым. Он неожиданно чрезмерно сосредоточился на том, что “его женщина должна жить с ним”, однако он упускал из внимания тот момент, что подобный напор меня хотя и веселил, но и нешуточно пугал. В итоге, в один из бурных вечеров, он заставил меня пообещать ему, что я подумаю над этим его предложением, но шло время, его напор не ослабевал, а моё нежелание трогаться с места никуда не уходило. Было совершенно очевидно, что я не хотела торопить развитие событий, Байрон же напротив буквально с головой ушёл в непонятный мне марафон. Он словно гнался за чем-то, чего я никак не могла рассмотреть и, соответственно, понять… Однако в итоге я, конечно, всё поняла. Просто слишком поздно.

* * *

Для того, чтобы ускорить процесс моего соглашения жить с ним, Байрон решил начать пичкать меня информацией о себе и своей жизни, до сих пор бывшей покрытой для меня завесой тайн. Так я в достаточно сжатый срок узнала достаточно сжатую информацию о его семье: его семья богата, отец является основателем успешного мебельного бизнеса в Канаде, а он, как наследник компании и правая рука отца, пытается распространить успех семейного бизнеса на территорию США, из-за чего и прибыл в Бостон в начале лета – проверив потенциальную, целевую аудиторию, он пришел к выводу, что этот город отлично подходит для старта реализации его смелой затеи, в результате чего решил обосноваться здесь до тех пор, пока не “добьётся успеха на малых территориях”, после чего он рассчитывал взять Нью-Йорк. Помимо бизнеса и отца, у него ещё имелись мать и сестра. Сестра была старше него на три года, и благодаря тому, что пару лет назад она вступила в благополучный брак с неким известным канадским банкиром, Байрон уже год как являлся счастливым обладателем очаровательной племянницы, фотографий которой у него на телефоне было в десять раз больше, чем собственных. Взамен на эти откровенности я рассказала ему о своей семье: у меня есть родители, старшая единоутробная сестра, от которой у меня имеются уже взрослые племянники, оба парни, и ещё у меня есть старший брат, от природы получивший карликовость, из-за чего его рост составляет всего сто сорок сантиметров. Так как Байрон поделился со мной рассказом о своих тёплых отношениях со своей сестрой, я тоже рассказала ему о своей крепкой связи с Астрид и Гриром. То были времена обмена информацией, моменты сближения, проникания в прошлое и понимания настоящего… Так мне казалось и потому неудивительно, что я в итоге расслабилась. Когда думаешь, что узнаёшь в человеке близкую душу, это может расслаблять…

Я хорошо помню даты, связанные с Байроном. Потому что все они каким-то странным образом совпадали с каким-нибудь отдельно значимым для меня событием.

Впервые я увидела мать Байрона первого ноября – она приехала на следующие сутки после дня рождения Байрона, чтобы поздравить его с двадцать шестым годом его жизни. Ни я, ни, как сразу же выяснилось, сам Байрон – никто не ожидал её появления, и потому всё с первого же момента нашей встречи пошло комом.

Тридцать первого октября мы с Байроном не смогли провести весь день вместе, виной чему были какие-то его срочные дела в его всё ещё остающемся для меня смутно понятном бизнесе, зато весь вечер и всю ночь мы провели вместе. В честь его дня рождения я подарила ему дурацкую фенечку, на плетение которой у меня ушло без малого двое суток, шоколад в форме сердец, тоже собственного приготовления, и ещё чудовищно дорогие запонки, купленные мной в ювелирном салоне “RioR” – эти мелкие побрякушки обошлись мне в целую месячную зарплату! Идя на такую серьёзную затрату при отсутствии работы, я вынуждена была вычесть необходимую сумму из сбережений, которые откладывала на протяжении четырёх лет, и потому заранее прозондировала почву для столь рискованного подарка: я видела, что у Байрона имеется целая коллекция запонок и зажимов для галстуков, бо́льшая часть которой принадлежала именно бренду “RioR”, но я даже не подозревала, сколько подобные безделушки могут стоить…

Больше всего ему в итоге понравилась фенечка.

Той ночью мы пили вино, закусывали моим шоколадом, который, к моему удивлению, у меня получился очень даже недурно, и позже занимались сексом. Помню, что я засыпала под слова Байрона о том, что он жалеет, что познакомился со мной уже после моего дня рождения – он обещал мне, что в следующем году устроит в честь этого знаменательного дня такой праздник, о котором я всю свою жизнь буду помнить… И ведь в итоге он почти сдержал своё обещание.

На следующее утро мы проснулись одновременно, но постель покинула первой я. В который раз надев на себя очередную рубашку Байрона, я сонно поплелась в сторону уборной, но вдруг остановилась посреди гостинной из-за неожиданности, поразившей меня, словно гром среди ясного неба: посреди комнаты стояла неизвестная мне женщина. На вид ей было лет пятьдесят пять, она была немногим выше меня, её коротко стриженные волосы были пепельными от седины, а глаза такими светло-голубыми – казалось, они способны были пронзить до самых костей, – что я сразу поняла, что она носит контактные линзы. На женщине был надет белый кардиган, вся же остальная её одежда, включая массивные и оттого очень броские браслеты на тонких запястьях, была выполнена в тёмно-сером цвете. Даже небольшой чемодан на колесиках, который стоял позади неё, тоже был серым.

Ситуацию почти сразу прояснил Байрон. Выйдя из спальни с голым торсом, он удивлённым тоном произнёс одно-единственное слово, мгновенно пригвоздившее меня к полу: гвоздём стало слово “мама”.

Машинально оттянув на себе мужскую рубашку, опасаясь того, что она может недостаточно прикрывать моё нижнее бельё, я сразу же почувствовала, как краска начинает заливать моё лицо.

– Что ты здесь делаешь? – начал попытки разрулить ситуацию Байрон.

– Приехала поздравить своего любимого сына с его двадцать шестым днём рождения, – отозвалась дама в сером, и по её тону, в котором одновременно звучали металл и усмешка, и по её величественному взгляду, с первой секунды начавшему прибивать меня к паркетным половицам, я поняла, что я ей не понравилась.

– Познакомься, мама, это Тесса, – подойдя ко мне сзади, Байрон, явно улыбаясь, нескромно обнял меня сзади. – Моя девушка.

– Да, я вижу, что это девушка, а не парень. И на том спасибо.

Словив её взгляд на моём чрезмерно открытом декольте, я инстинктивно прикрыла зазор ладонью, второй рукой всё ещё продолжая оттягивать подол рубашки куда-то вниз. Уже по её словам, по их тону, но больше всего по её взгляду я поняла, что в тот момент она увидела во мне чуть ли не проститутку. Поэтому, когда она никак не отреагировала на мою протянутую для рукопожатия руку, я совершенно этому не удивилась.

В то утро я поспешно оделась и, несмотря на уговоры Байрона остаться, вылетела из квартиры, словно выпущенная из ствола пуля, которую было не остановить, но уже вечером мне пришлось вернуться назад в дуло своего пистолета, потому что Байрон организовал у себя ужин, тем самым желая если не расположить свою мать ко мне, тогда хотя бы познакомить нас друг с другом получше. Помню, как сильно тряслись мои поджилки перед тем ужином и как все мои страхи к его завершению оправдались. Единственным разом, когда эта женщина обратилась ко мне напрямую, был момент, когда в самом начале ужина она попросила меня обращаться к ней по имени, но Лурдес так и не дала мне ни единого повода или шанса сделать этого. Она разговаривала с Байроном исключительно на те темы, которые я никак не могла поддержать – его работа, его университетские друзья, его отец и семья его сестры – а когда он пытался выручить меня и остановить успешные попытки матери игнорировать меня, она просто начинала игнорировать и его тоже. Кажется, будь у неё в тот момент возможность, она бы заморозила меня своим высокомерным безразличием, после чего толкнула бы моё застывшее тело, чтобы оно разбилось на миллионы непригодных к повторному сбору осколков. Помню, что я её не винила. Я предполагала, что, возможно, Байрон ей просто плохо объяснил, какие именно у нас с ним отношения… Так я считала в тот момент. И, соответственно, потому могла понять позицию Лурдес: какой матери было бы приятно ужинать в компании легкомысленной девицы, разгуливающей по квартире её сына полуголой, которую, возможно – не возможно, а наверняка – её сын имел прямо на этом самом столе, за которым она теперь вынуждена была терпеть присутствие этой самой, уже одетой, девицы?… И всё равно меня задела столь ярко выраженная неприязнь.

– Твоя мать никогда меня не полюбит, – уже спустя пятнадцать минут после окончания ужина, констатировала я. Мы с Байроном сидели в его спортивном ауди, припаркованном напротив моего кампуса – он наотрез отказался отпускать меня одну, дабы самому составить компанию матери в игре в бридж, как того хотела она. Уже сам тот факт, что он при моём присутствии пошёл против её желания, не задумываясь предпочтя мою компанию её, не предвещал мне радужного будущего в общении с этой женщиной, скулы которой как будто бы стали ещё глубже, стоило ей только услышать от сына слова: “Я с удовольствием составлю тебе компанию, но только после того, как провожу Терезу”.

– Ей придётся тебя полюбить. Ты ведь моя женщина. – Вот что он ответил мне тогда, не забыв при этом скрепить свои слова поцелуем.

Всю следующую неделю мы не виделись. С момента нашей первой встречи мы расставались максимум на двое суток, так что разрыв в целую неделю неожиданно стал для меня не просто ощутимым, но даже болезненным. Мы активно переписывались в мессенджере по два-три часа каждый день и по ночам часами разговаривали по телефону, но мне этого явно не хватало и, как утверждал Байрон, он тоже страдал от не меньшей ломки. Мы встретились ровно спустя семь дней и семь ночей, когда Лурдес наконец отбыла обратно в Канаду. Наше воссоединение было настолько страстным, что я до сих пор помню, как в последующую неделю мои колени тряслись и подгибались от бессонных ночей. Помню, в ту же неделю мы несколько раз гуляли по засыпанным опадающей пёстрой листвой, изогнутым дорожкам парка и однажды забрели в передвижной тир, где Байрон ради меня с первых же попыток выбил десять из десяти мишеней пять раз к ряду, в результате чего ошарашенный такой удивительной меткостью владелец тира с радостью вручил мне огромного коричневого медведя, размером бывшего почти с меня, в сомкнутых лапах которого красовалась его уменьшенная копия. В тот день Байрон Крайтон едва не уговорил меня съехаться с ним “окончательно и бесповоротно”, как он выражался. Лучше бы я согласилась тогда… Быстрее бы всё закончилось.

Глава 12
Тереза Холт
Пять лет назад

В следующий раз я встретилась с Лурдес пятого января.

Числа с тридцать первого декабря по третье января того года я запомню навсегда: я провела их практически не вылезая из постели Крайтона. Это был самый страстный и одновременно самый нежный Новый год в моей жизни, и он стал первым, и последним Новым годом, который я позволила себе встретить вне круга своей семьи. В течение всех четырех праздничных дней и ночей Байрон неустанно уговаривал меня наконец согласиться переехать жить к нему. В своих уговорах он оперировал разными весомыми аргументами: мы провстречались четыре месяца ни разу серьёзно не поссорившись; мы не выпускали друг друга из поля зрения более чем на двое суток, за исключением того случая с приездом его матери; мы большую часть своего свободного времени проводили в компании друг друга и, на что он давил больше всего, мы будто бы взаправду не могли жить друг без друга… Врал, конечно. Конечно мы в итоге смогли.

На закате третьего января я сдалась. Решила, что и вправду достаточно знаю этого мужчину, что действительно сохну без его длительного присутствия в моём пространстве, что действительно хочу готовить ему ужины и принимать от него завтраки в постель… В общем, я признала себя недееспособной. Я в буквальном смысле не могла противостоять напору, который Байрон, до сих пор более-менее справлявшийся с моим отказом на сожительство с ним, вдруг обрушил на меня безудержной лавиной в те праздничные дни.

Утром четвертого января Байрон довёз меня до студенческого городка. Он хотел помочь мне собрать вещи, но я отказалась, в результате чего мы договорились встретиться в обед – он должен был подняться в мою комнату, чтобы помочь мне перенести три чемодана моих вещей в свою машину. В то утро он никак не хотел отпускать меня. Помню, как мы не могли прекратить целоваться, а за окном шёл снег, который посыпал Бостон всю неделю.

– Только не передумай, – наконец оторвавшись от моих губ, улыбнулся он, уже смирившись с тем, что я всё же хочу выйти из машины.

– Не передумаю, – улыбнулась в ответ я.

– То есть ты точно решила начать жить со мной под одной крышей?

– Точно, Байрон, точно. Я ведь уже сказала…

В тот момент я искренне не понимала, почему он так настойчиво и так часто требует от меня подтверждения принятого мной решения. Помедлив несколько секунд, он вдруг произнёс:

– Смотри, ты сама сказала, что хочешь и готова жить со мной.

– Да, я именно так и сказала.

– Учти: я единоличник в подобных вопросах. Не пожалей о своём согласии.

– Не пожалею, – самоуверенно ухмыльнулась я, после чего, окрылённая возвышенными чувствами, наконец выпорхнула из тёплой машины прямиком в холодный сугроб.

Я пожалела. Я очень-очень-очень… Очень сильно пожалела. Не прошло и двух суток.

* * *

Байрон пообещал заехать за мной ровно в два часа дня. Выделенного мне времени на сборы было более чем достаточно – я никогда не была барахольщицей и личных вещей у меня было всего три чемодана, без учёта одной коробки с художественными книгами, которые накопились у меня за четыре года моего обучения – не так уж и много.

Я успела аккуратно упаковать всё своё добро за какие-то пару часов, после чего начала прилежно дожидаться прихода Байрона. Но в назначенное время он вдруг не пришёл. Прежде он всегда был пунктуален, поэтому я сначала решила, будто у меня шалят часы, но время оказалось правильным, и тогда я решила, что его задерживает какое-то срочное дело по работе. Спустя два часа задержки я наконец обнаружила пропажу своего телефона – скорее всего, я забыла свой телефон у него в квартире. Одолжив допотопный телефон у девушек из соседней комнаты в обмен на кое-какую косметику, я, боясь отвлекать своего вечно занятого делами вселенских масштабов мужчину – наверняка он в очередной раз находится на каком-нибудь неведомом мне и обязательно важном совещании! – написала ему первое сообщение и, пока ожидала его ответа, отвлеклась на подругу, живущую в комнате напротив. Соседка явилась ко мне в расстроенных чувствах из-за ссоры со своим бывшим бойфрендом, с которым им суждено было сойтись в тот же вечер. Выслушивание душевных излияний подруги меня сильно заняло, а когда она ушла и я наконец вспомнила о своей личной жизни, за окном уже сгустились сумерки и наступил глубокий вечер. Поняв, что час уже поздний, я поспешно бросилась к телефону, будучи уверенной в том, что я пропустила ответ Байрона – вдруг его не пропустил в кампус охранник? а я здесь совершенно безответственно заболталась! – но никакого ответа не было: ни сообщения, ни пропущенного входящего вызова – ничего. Я сразу же принялась звонить ему, но он не брал трубку, хотя его телефон явно находился в зоне действия сети. В тщетных попытках дозвониться прошли ещё два часа, по истечению которых я решила сама поехать к нему, но в городе, из-за недельной нормы выпадения осадков в сутки, был объявлен режим чрезвычайного положения, в результате чего ни до одной службы такси я так в итоге и не смогла достучаться, пешком же тащиться на другой конец Бостона сквозь снегопад было откровенно сумасшедшей идеей, так что я приняла решение продолжать звонить…

Обессиленная бурной ночью и последовавшим за ней активным днём, я не заметила, как заснула лежа прямо на полу у своих чемоданов. Проснувшись только утром, я спустилась на первый этаж, чтобы в очередной раз узнать у охранника, не приходил ли ко мне какой-нибудь парень, но в ответ вновь получила лишь короткое и чёткое “нет”.

Телефон, который я одолжила у знакомых накануне вечером, пришлось вернуть, но так как я не могла покинуть кампус из-за разбушевавшегося снегопада, весь оставшийся день я прошаталась по коридорам в поисках связи: знакомые и незнакомые мне девушки, и парни, по различным причинам оставшиеся в праздничные дни в кампусе, с лёгкостью предоставляли мне свои телефоны для пары-тройки попыток дозвониться до необходимого мне абонента, но Байрон не брал не только свою трубку, но и мою. Факт с моим телефоном напрягал меня ещё больше – если бы Байрон был дома, он бы точно поднял трубку моего телефона, ведь я помнила, что забыла телефон на видном месте, на подвесной тумбочке в прихожей, и он точно не был переведён в беззвучный режим… Но если Байрон не дома, тогда где? Я с ужасом смотрела на снегопад, валящий за окном… А вдруг с ним что-нибудь случилось?.. Вдруг…

И здесь я впервые поняла, что несмотря на максимальную, как я теперь её называю безрассудную близость с этим мужчиной, я до сих пор не была представлена ни одному его другу или знакомому – он словно прятал меня от них или… Или их от меня. Факт оставался фактом: мне не к кому было обратиться, к кому бежать, кого спросить…

Я смогла вырваться из стен кампуса только вечером пятого числа, когда снегопад прекратился. Проехать на такси мне удалось только восемьдесят процентов пути: чтобы добраться до пункта назначения, дальше, из-за сильных снежных заносов, мне пришлось идти пешком по сугробам, и я сделала это. Я добралась.

* * *

У меня были ключи от квартиры. Байрон буквально подбросил их мне ещё в октябре, в очередной безуспешной попытке заставить меня как можно быстрее съехаться с ним. Было около семи часов вечера, когда я вставила свой ключ в замочную скважину и с лёгкостью повернула его – замок без проблем поддался, однако иного поведения от него я и не ожидала.

В прихожей я сразу же увидела свой мобильный, лежащий именно на той тумбочке, на которой, как я всё это время считала, забыла его. Взяв телефон в руки и обнаружив на его экране оповещение о 55+ пропущенных вызовах с неизвестных номеров, с которых в течение прошедших суток себе же названивала я, я спрятала устройство в задний карман джинс, разулась и, не снимая куртки, направилась вглубь квартиры, как вдруг заметила неизвестную мне сумку, стоящую на границе прихожей и гостиной. Значит, Байрон всё же был в квартире после того, как отвёз меня в кампус, потому как во время моего последнего присутствия здесь, подобной сумки в помещении определённо точно не наблюдалось.

Как только я переступила черту прихожей и вошла в гостиную, я сразу же увидела её. Лурдес, сидящая в ореоле тёплого света, льющегося из одной-единственной конусной лампы, висящей над кухонным столом – у Байрона кухня была совмещена с гостиной. Она тоже сразу заметила меня. Мы обе замерли.

– Тереза, верно? – наконец решила прервать неловкое молчание женщина.

– Верно, – настороженно отозвалась я, неожиданно для себя не уловив в тоне этой запомнившейся мне ледяным поведением женщины ни единой ноты высокомерия.

Миссис Крайтон, как и в прошлый раз, выглядела очень элегантно: красиво уложенная короткая стрижка, блестящие серьги в ушах и тонкой работы подвеска на шее, стильный кардиган светлого цвета… Судя по стойкому аромату парфюма “Shalini”, витающему в пространстве, в квартире она находилась уже давно. На этот аромат я обратила внимание ещё во время прошлого её приезда и, случайно узнав его название от Байрона, уже намеренно воспользовавшись помощью интернета, узнала, что только один флакон таких духов стоит около девятисот баксов. На Новый год Байрон подарил мне “Chanel No. 5”, а эти духи стоили в два раза дороже, чем те, что предпочитала Лурдес, так что я оценила его щедрость и тонкий намёк… Однако это был вовсе не намёк на то, как высоко он меня ценит. Это была всего лишь его очередная дорогостоящая для меня, но дешёвая для него уловка.

– Байрон не говорил, что Вы приедете, – не сдвигаясь с места, я решила продолжать барахтаться на поверхности озера растерянности.

– Не удивлена, – вдруг совершенно неожиданно улыбнулась моя собеседница, что окончательно выбило меня из колеи. – Подойди сюда, девочка. Присаживайся, – она сидела во главе стола и указывала мне на стул, стоящий справа от неё. Заставив себя сдвинуться с места, я зашла в кухонную зону, но вместо того, чтобы сесть на указанное мне место, села на соседнее, таким образом оказавшись на расстоянии двух вытянутых рук от своей собеседницы.

– Где Байрон? – я решила сразу же выяснить ответ на терзающий моё нутро вопрос и, чтобы успокоить свои странные предчувствия, не соответствующие известной мне реальности, сцепила замерзшие пальцы рук, положив их себе на ноги. Мы встретились взглядами. Её глаза были настолько светло-голубыми, что, казалось, будто от их сияния в комнате становится ещё холоднее.

– Байрон в Канаде.

– В Канаде? – я не смогла скрыть своего удивления. – Но он не собирался… – Я прикусила губу изнутри, едва импульсивно не раскрыв тайну того, что Байрон планировал съехаться со мной. – Он не говорил мне о том, что собирается в Канаду, – наконец завершила свою завуалированную мысль я.

– Позволь я угадаю, – как-то приглушённо улыбнулась моя собеседница. – Ты – его любовь с первого взгляда, верно?

Внутри меня кольнула невидимая игла.

– Верно, – второй раз за прошедшие три минуты подтвердила я, но на сей раз мой тон прозвучал неприкрыто твёрдо.

– Я не буду ходить вокруг да около, потому что мне самой это очень не нравится. – “Не нравится что?” – хотела спросить я, но вместо этого решила ждать и потому лишь сцепила пальцы ещё сильнее. – Дело в том, что мой сын поступает так уже не первый раз. Я бы даже сказала, что у него выработана определённая система: он приезжает в США на несколько месяцев, на время пребывания здесь заводит себе девушку для удовлетворения своих естественных мужских потребностей, а потом, добившись желаемого, он возвращается в Канаду, где проделывает в точности то же самое – выстраивает подобие серьёзных отношений. Мальчишка никак не повзрослеет, девушки же с лёгкостью клюют на его удочку, ведь он достаточно богат и к тому же несомненно красив. И вся эта цепочка крутится год за годом: Канада – США – Канада – США, новая девушка, ещё одна и ещё одна… При первой нашей встрече тебе могло показаться, Тереза, будто ты могла не понравиться мне и якобы по этой причине я проявляла к тебе некоторую холодность. Однако же моя холодность объясняется совершенно противоположными доводами. Я была с тобой холодна не потому, что ты мне не понравились, а потому, что ты, напротив, понравились мне с первого взгляда – поверь, девочка, мои глаза мгновенно определяют человеческую суть – и потому, что я знала правду о действиях своего сына. Увидев тебя, мне стало досадно, что мой жестокий в своих играх в чувства сын выбрал такую… Хорошую девушку. Обычно он останавливал свой выбор на силиконовых модельках, с которыми ему приходилось недолго возиться, чтобы уговорить их съехаться с ним, но здесь…

– Съехаться с ним? – сама того не ожидая, я оборвала собеседницу на полуслове, впервые позволив себе вставить слово в её безумный монолог, в котором не могло быть ни слова правды. Не могло!..

– Очевидно, ты тоже согласилась съехаться с ним, раз уж он вернулся в Канаду. Байрон всегда добивается от выбранных им девушек конкретно этого момента: их согласия начать жить с ним вместе. Как только девушка соглашается, то есть внутренне сдаётся перед желанием начать с ним серьёзные отношения, он, удовлетворившись этим, раз и навсегда исчезает из её жизни. В прошлый раз он исчез из Нью-Йорка, перед этим из Квебека, а перед Квебеком был Сакраменто… – её холодные, но пытающиеся сиять теплотой глаза встретились с моими. Кажется, эта странная женщина своевременно остановила свой импульсивный порыв взять меня за руку. Не отрывая взгляда от моей легшей на край стола руки, она продолжила. – Тереза, может быть для тебя это ничего не будет значить, но я всё же признаюсь тебе: ты стала первой, кого он заставлял так долго. Обычно он уговаривал девушку начать жить с ним уже к концу первого – началу второго месяца отношений, если эту жестокую игру можно обозначит подобным словом, после чего он неизменно уезжал в другую страну, чтобы избавиться от лишних претензий со стороны пострадавшей стороны. – Лурдес вдруг резко заглянула мне в глаза. – Долго же ты его не отпускала.

В её словах сквозило неодобрение, но чего именно: того, что я долго не отпускала её сына, или того, что Байрон, якобы – я всё ещё отказывалась верить в это! – ведёт себя таким образом, живёт двойной жизнью – я понять не могла. А тем временем Лурдес продолжала:

– Пойми, это как охотничий инстинкт. Он добился от тебя того, чего хотел, утолил свою жажду победы и, утолив её, отправился на новую охоту, за новой порцией.

Всё вылетающее из уст этой женщиной было абсолютным абсурдом. Байрон меня любил! До безумия любил: я видела любовь в его глазах, я слышала любовь не только в его словах, но даже в его дыхании, я чувствовала его любовь в каждом соприкосновении наших тел, наших пространств… Совершенно всё, что говорила эта элегантная дама – чушь собачья!

В комнате стало вдруг очень жарко: из холода меня резко бросило в жар.

– Я вижу, что ты мне не веришь, – доброжелательно и даже с промелькнувших на устах грустью улыбнулась мне Лурдес Крайтон. – Неудивительно. Куда тягаться словам пожилой дамы со страстью молодого парня, которую ты не просто услышала, но почувствовала? Но смысл мне врать? Ты в любой момент можешь дозвониться до Байрона и, если он вдруг изменил бы себе и после завершения с тобой всех своих дел, поднял бы трубку, думаешь, он уличил бы свою мать во лжи? Если бы всё мной сказанное тебе только что было бы ложью, это быстро бы открылось и навсегда разорвало бы мою бесценную связь с единственным сыном. Подобная ложь с моей стороны походила бы на поступок сумасшедшей, решившей утопить корабль, в котором она же сама и плывёт. Впрочем, ты с лёгкостью можешь убедиться в том, что я не сумасшедшая: попробуй дозвониться до Байрона, вдруг произойдёт чудо и он ответит тебе? Может быть, за прошедший год он повзрослел и у него хватит мужества самому сказать очередной своей жертве правду – он тебя не любит. Он играл с тобой, и правила этой игры мне давно хорошо известны: любовь с первого взгляда – соглашение девушки жить с ним под одной крышей – решительный отъезд за границу. Обычно он не позволяет мне лезть в его личную жизнь, но в случае с тобой я не стала терпеть. Одно дело легкодоступные девицы из высшего общества, и совсем другое такая девушка, как ты… Я наотрез отказалась улетать с ним сегодня утром и поменяла билеты на ночной рейс, рассчитывая встретиться с тобой здесь сегодня. Я пыталась до тебя дозвониться, но ты, очевидно, забыла свой телефон здесь. Байрон сказал, что забыл забрать у тебя ключи, так что я рассчитывала, что ты успеешь прийти до того, как уйду я, и ты пришла. В противном случае тебе пришлось бы всю оставшуюся жизнь прожить в неведении. Пока я дожидалась твоего прихода, я собрала все твои вещи, которые только смогла найти в этой квартире, чтобы тебе не приходилось заниматься сборами в потрясённом состоянии. Если хочешь, проверь все комнаты и забери всё своё, что я могла пропустить… – Эта высокородная женщина смотрела на меня с неприкрытой, высокомерной жалостью, от которой у меня во рту вдруг проступила горечь. – Ты первая девушка, перед которой у меня есть возможность извиниться за поступки моего сына, – тем временем уверенно продолжала она. – Прошу, прости за то, что Байрон поступил с тобой так жестоко. Но он мой сын, и я не могу на него всерьёз сердиться за образ его личной жизни, который он избрал для себя и ведёт уже долгие годы, пойми…