bannerbannerbanner
Великий Пушкин

Антология
Великий Пушкин

Полная версия

Наталия Говорухина


Литературной деятельностью занимается с 2015 года. Пишет прозу, поэзию, сценарии. Призёр литературного конкурса «Добрая Лира – 7», дважды лауреат литературного конкурса патриотической поэзии и прозы имени Мусы Джалиля, финалист конкурса им. С.А.Филатова «Гуманность как общечеловеческая ценность», вошла в шорт-лист литературного конкурса им. Волошина в номинации «Киностихотворение».

С 2021 года состоит в Российском творческом Союзе работников культуры (РТСРК). В 2022-м вошла в Совет молодых литераторов г. Астрахани.

Зов

 
Гул голосов нарастает беззвучно,
Бьют барабаны, чеканя наш шаг,
Утро туманное прячет послушно
Идола чёрный пиратский армяк.
Завтра опять растекается воском,
Искры свечи, разлетаясь, шипят.
Старые ритмы, к ним новые сноски,
В наши умы с восторгом вопят.
Мы не поверим злобным насмешкам,
Сладким речам инфо-гетер.
Птицей весенней трепещет надежда,
Зов окрыляет звучание сфер.
 

Живой

 
Ещё играю будничные роли,
Но смысла нет в тяжёлых спринтах,
Зло кровоточат стёртые мозоли,
Следы закроют коды лабиринтов.
Себя в себе узорами сплетаю,
Схожу с дороги долгой кольцевой
И, дерзко время звуку подчиняя,
Вновь чувствую, что я уже живой!
 

Верю

 
А ты не бойся тьмы,
Она лишь полотно для света,
Плетут узоры сны,
Игру растягивая на куплеты.
За ночью день
Стучится робко в двери,
Проснуться лень,
А может, просто мало веры
Шагнуть вперёд?
У вечности нет броду.
Сломать забор
И погрузиться в огненную воду
Стремлюсь,
Но страх ещё тревожит тело,
Душа зовёт
И посылает столько веры…
На дне,
Ужель нет силы превозмочь
Один лишь шаг?
И только вера может нам помочь!
 

Танец вечности

 
В нежной истоме любви
Пальцы скользят по коже,
В танце кружишься ты,
Меня вовлекая тоже.
 
 
В глубь погружаюсь свою,
Где глубина – там свобода,
Песню рассвета творю,
Жён приглашая для схода.
 
 
Шлём любовь в колыбель,
Все в хороводе широком,
Чувствуем мать в себе,
Великую Мать в истоке.
 

Бог

 
Мысль упала яблочком,
Укатилась прочь.
День назвался августом,
А была ли ночь?
Завтра ищет выхода,
Расшибая лоб,
Ведь нельзя по-тихому
Выйти из чащоб.
Мысль признала автора,
Но каков итог?
Распрощался с августом
Твой вчерашний бог.
 

Вечность рядом

 
Вечность сокрыта всегда где-то рядом.
Миг лишь один между раем и адом.
Два отражения, две перспективы
В рамках познанья по-детски пытливы,
Кружат вокруг, меняя обличье,
Вечности звук воплощая циклично.
Образы-мысли гуляют по миру,
Тайные смыслы идут к нам с эфира.
Вот уж сокрыты под чьим-то обрядом,
Истины свет всегда где-то рядом.
 

Симург

 
Здесь было мне имя дано,
Прибой в нём нашёптывал сказку,
И древнее веретено
Сплетало из пены развязку.
Устами и мыслью слагаю
Пророчества мудрой птицы,
И светом любви озаряют
Полёты Симурга с зарницей.
 

Виктор Голубев



Родился в 1963 году в Ленинграде (Санкт-Петербург). В 1986 году окончил Ленинградский кораблестроительный институт. Трудовая деятельность до сих пор связана с современным машиностроением и новейшими конструкторскими разработками.

Начал писать в 1990-е годы. Опубликовано несколько повестей, объёмный роман в жанре психологической драмы «Бомба в голове» и два цикла стихотворений, бóльшая часть которых создана в последние 8–10 лет.

Направления в творчестве, в которых работает автор, – поэзия, жанровая проза, интеллектуальные романы, истории о любви, о столкновении идей и взглядов, философия. Публикуется в изданиях Русского литературного центра и издательства «Четыре».

Беседы о любви

 
Непогожею темною ночью
Окатило ненастье дождем,
Раскидало пугливости клочья
И заверило ласково:
 
К о л д у н
 
Ждем.
Ждем размаха безумного крыльев,
Увлеченности дикий порыв
И вообще удивительной силы
Потрясающий, сказочный взрыв.
Будешь видеть седые равнины,
Потакать многозвучию лир.
Хочешь – с важностью топай павлином,
Хочешь – сам переделывай мир,
Забирайся на горные кручи
И веди за собою бойцов
Или словом, сметающим тучи,
Выводи на просвет подлецов.
Закаляйся под натиском ветров,
Удаляйся в глухую тайгу,
Отмеряй глубины километры —
И тогда я тебе помогу.
 
П о э т
 
Нет, такого всего не хочу я.
Мне не надо кичливо потеть,
Чтоб, влюбленности счастье почуяв,
Гордо реять (не просто лететь),
Развернуть благодарственный трепет,
Деловитую в жизни возню,
Урезонить свой мысленный лепет,
Что десятый придется на дню,
Чтобы жить с наполнением легких,
Сделать смелый, порывистый шаг.
И для этих всесилий нелегких
Мне не нужен в помощники маг.
 
К о л д у н
 
Ты не понял. Вся эта услада,
Все твои золотые мечты
Воплотятся по жизни как надо.
Главный в их воплощении – ты.
Лишь когда ты скучать не захочешь,
Засвербит к переменам душа,
Будешь в полдень активным и ночью,
Ты узнаешь, как жизнь хороша.
 
П о э т
 
Что резону не видеть обмана
И стоять на ступенях судьбы,
Словно тухлый любовник, жеманный,
Обретающий тень ворожбы?..
Ты возносишь великое чувство
До такого простого витка!
Я бы запросто свергнул искусство
С пьедестала, но жизнь коротка.
Что ты знаешь о грусти смятений?
Что ты можешь взамен предложить?
Мне не раз подзаправиться ленью
Предрекала предвестница-нить.
И в каком бы крутом поднебесье
Я ни жил, удаляя слова,
Я нигде не бравировал спесью,
Тем, о чем не болит голова.
 
К о л д у н
 
Рев победы в нагретом затишье —
Для тебя это, ясно, не цель.
Ты себе забронировал нишу
Под апрельскую радость-капель.
Но во всей трескотне поэтизма,
В чем твоя путеводная нить,
Лишь изрядным таким аскетизмом
Ты способен иных поразить.
 
П о э т
 
Не согласен. Мне действовать смело
Не мешает покладистый нрав.
Я не буду пушистым и белым,
И особенно там, где неправ.
Но в гульбе разукрашенных знаков,
Где как будто бы зреет задор,
Где покрыты неровности лаком, —
Слишком круто очерчен их двор.
Где там страстного сердца виденья?
Где свободных художеств доска?
Только мягкие всюду сиденья
И от глупостей скрытых тоска.
Не найти там свободное племя
И не встретить гонимую суть —
Сквозь победы летящее время,
Сквозь заторы проложенный путь.
В чем-то бедственный лик простодушья,
Как и ревностный выводок сил,
Для страдающих вечно удушьем
(Кроме тех, кого вирус скосил).
Есть на свете великое чудо,
Самых верных частичек союз,
Что не знают про здешние ссуды
И страдают беспечностью муз,
Где в протоках и узких каналах,
Как безумная, носится кровь,
Сотрясая историй анналы.
Это малая малость – любовь.
 
2021 г.

Рождение идеи

 
Ночью впорхнула вдруг мысль беспризорная, деточка,
И зацепилась, подружка, за самые крайние клеточки.
Долго возила в пространстве ручонками слабыми,
Все норовила пристать ко мне глупыми «жабами»,
 
 
Спуталась с памятью, лоском, отменными вкусами,
Клеилась к мозгу прямым умноженьем и плюсами.
Ей теормех, сопромат, математик анализы
Вышли как клоп, оживленный в потемках катализом.
 
 
Я, пока спал, пропустил ее детство и отрочество,
А повернулся – она обросла уже отчеством,
Ярким сиянием пошлых осенних фонариков,
Как превращенный из дикости в правильность Шариков.
 
 
Ну и теперь ее высшая гордость-величество
Больше, чем я, в этом матричном мире наличествует.
Всем управляет: моими желаньями, вкусами,
Дядями, тетями, внуками всеми безусыми,
 
 
Роем мыслителей, нашей страной почитаемых,
Вечностью мира, в легендах своих прославляемой.
Я уж не ведаю, кто из нас был прохиндеем —
Сам я иль эта из воздуха ярость-идея.
 
2021 г.

На взводе

 
Находишься так, что уже заплетаются ноги,
Устанешь, как долго блуждающий раненый зверь.
Уймись, мое сердце, точáщее ребра в дороге,
Не надо стучаться в закрытую накрепко дверь.
 
 
Не смотрят глаза, и не слышатся мягкие звуки,
Не тронута ветреной лаской тяжелая грудь, —
Лишь злости, борьбы, раздражения дикие муки,
Крикливо зовущие в дальний нерадостный путь.
 
 
Как лист погрустневший прилип на одежду, не знаешь.
Пропущен отмеченный в детстве причудливый грот.
Стремишься за кем-то иль просто от всех убегаешь,
Теряя за каплею капля большое добро?..
 
 
И столько красот, удивлений проносятся мимо,
Так лихо и быстро мелькают изгибы канав,
Что даже не помнишь, где лес потерял свой любимый,
Где сгинул в изгнании, здесь ничего не поняв.
 
2021 г.
* * *
 
Прочти мою былую грусть,
Воспламенись моим убранством,
Где так я голоден. И пусть,
Не добежав до постоянства,
Я встретил ветрености пыл,
Мне снились наледи на почках —
Я, как блаженствующий, был
Готов любить чужую дочку.
Я так надеяться хотел
На тихий отклик сердца, томный,
Что оказался не у дел
В твоем пространстве вероломном.
И вот тоски тревожной час
Ударил мне в крутое темя.
Ты выделялся среди нас,
Но представлял другое время.
И тот затейливый кафтан,
Что, сшитый вместе, был нам дорог,
Теперь натягивает брань
На две свои тугие створы.
Прочти мою былую грусть,
Но пусть тебе не будет горько
На жизненном подъеме. Пусть
Она укатится под горку.
 
2022 г.

Сергей Гошев



Прозаик, детский писатель, публицист. Член Союза писателей России с 2015 года.

 

Родился в г. Котласе Архангельской области (РФ). Жизнь связал с армией, прослужив от рядового до офицера. Выполнял спецзадания в Афганистане, Таджикистане, Чечне. Проходил службу в Сирии.

Призёр, финалист, лауреат международных, всероссийских, региональных литературных конкурсов. Член жюри международных, российских и региональных литературных конкурсов. Пишет картины, иногда сам иллюстрирует свои книги.

Занимается патриотическим и духовно-нравственным воспитанием молодёжи. Награждён медалью «За заслуги в военно-патриотическом движении России» (2019). Имеет государственные, литературные и общественные награды.

Афганская ромашка

Шёл 1991 год. За время перестройки вывели из Афганистана войска, страна захлёбывалась в нахлынувшей свободе слова, действий и безнаказанности. Я летал на больших военно-транспортных самолётах. Полк базировался в Литве. На утреннем полковом разводе экипажу поставили задачу: выехать в город Тарту (Эстония) и принять на местной авиабазе новый самолёт Ил-76 МД.

Утром следующего дня мы были уже на КПП Тартуского гарнизона. Дежурный попросил подождать и выбежал навстречу остановившейся чёрной «Волге». Вышел стройный генерал-майор, дежурный взял под козырёк и приступил к утреннему докладу. Отрапортовал. Проходя мимо, генерал поприветствовал и нас. Вытянулись, отдали честь. Наш командир экипажа представился по форме и сообщил цель прибытия в гарнизон. Генерал поочерёдно пожал всем руки и распорядился, чтобы позвонили в столовую, где нас покормили бы завтраком как вновь прибывший экипаж. Мы были удивлены такому гостеприимству. Даже и не мечтали о горячем кофе с молоком, так как шёл уже одиннадцатый час.

Возвратившись на родную авиабазу в Паневежис, приступили к подготовке самолёта и отработке боевых навыков, чтобы вернуться из зоны военных действий живыми.

По решению правительства СССР мы должны были обеспечивать афганские войска боеприпасами. 15 февраля 1989 года 40-я армия официально покинула территорию Республики Афганистан. Произошёл перевес сил в сторону талибов, которые воевали против законного правительства Наджибуллы. Война вспыхнула с новой силой, и провинция за провинцией падали под натиском жестоких и кровожадных сил, выступающих под чёрными флагами. Американские комплексы «Стингер» были главным оружием у моджахедов в борьбе с воздушными целями. Наши самолёты и были этой целью.

В учебном классе для подготовки лётного экипажа мы пропадали целыми днями.

– Сергей! – наставлял меня командир. – На плановых учениях действуем слаженно, как единый организм. А ты – наши глаза! Здесь имитация противозенитного манёвра, а там всё будет происходить реально. При захвате самолёта как цели у тебя сработает датчик облучения. Но ты должен ещё раньше датчика увидеть пуск ракеты с земли. Всё время следи за горами. Верти головой и налево, и направо. Особенно когда будем проходить над Панджшерским ущельем. Доклад по СПУ (самолётное переговорное устройство) должен быть краток и безошибочен. Например: «Вижу вспышку с правого борта». При этом сразу производи отстрел ловушек в эту же сторону, а я увожу самолёт из зоны поражения в противоположную. Прикрывать некому. Наших войск там нет. Помочь сможет только наш профессионализм.

Всё было отработано и доведено до автоматизма. Мы вылетели в Ташкент. Жарой с гуляющим запахом керосина встретил военный аэродром. Командир уехал в штаб, а мы разделись по пояс, открыли рампу и начали готовить самолёт к боевому вылету. К нам подъехал «Урал» с ЛТЦ (ложные тепловые цели). Тепловые ловушки на борту самолёта устанавливаются в специальные держатели, так называемые автоматы сброса или автоматы постановки помех. Радист, поднявшись по стремянке к верхним блокам, вытаскивал кассеты, аккуратно бросая вниз. Мы ловили, заряжали, затем так же аккуратно подкидывали их вверх, где радист ловил и вставлял назад в автомат сброса. Накидались так, что руки гудели. А ещё надо было зарядить нижние автоматы постановки помех. Когда всё было готово, распластались кто где под самолётом. Главное – не двигаться.

Но отдыха не получилось. Приехал ещё один «Урал» с боеприпасами. Подогнали его задом вплотную к рампе, тельфером подцепив груз, стали загружать в грузовой отсек. Машины подходили и подходили… Загрузили под самый верх, перебросили стальные цепи через горы смертоносного груза, крепко затянули, чтобы при взлёте ничего не сдвинулось. Наш самолёт превратился в летающий арсенал.

Наконец-то солнце спряталось за горы. Подул свежий ветерок. Стало легче дышать.

– Осталось зачехлить бронестёкла, опечатать борт, и все идём на ужин, – радостно объявил помощник командира экипажа.

Лётная столовая… Это своего рода отдушина для лётчика. Свежие ромашки в вазочках, обстановка располагает к «а поговорить?». Экипаж собирается за одним столом, говорит о насущном, шутит, вдыхает домашний уют.

Горячий чай в столовой не утолял жажду, а тёплая вода в графине сильно отдавала хлоркой. Пить её было невозможно, если только небольшими глотками и при этом зажать нос. Ужинать не хотелось. Пот в душном помещении тёк струйками по лбу и заливал глаза, собирался на кончике носа и капал в тарелки, когда наклонялись. Мы смотрели друг на друга и смеялись. Когда очередная капля пота упала в тарелку, командир неожиданно для всех выкрикнул:

– Официантка! Где салфетки, чёрт побери?

Из кухни выбежала худенькая, ладная молодая девушка. Голубые удивлённые глаза испуганно смотрели на нас. Белый фартук, обшитый кружевом, изящно охватывал её стан и смотрелся как свадебное платье. На голове была прикреплена накрахмаленная кружевная наколка, которая очень напоминала венок невесты. Она, как кошечка, осторожно подошла к командиру и с удивлённым выражением лица извинилась:

– Простите, я, наверное, мало положила… Сейчас исправлюсь!

– Стоять! Анютка?! А ты почему здесь? Почему не в институте? – командир удивлённо смотрел на девушку.

– У меня каникулы. Вот и попросила папу устроить меня на месяц поработать…

Анюта ушла за салфетками. А мы засыпали командира вопросами. Он стал отбиваться.

– Да я сам не сразу узнал. Это дочка моего друга. Последний раз видел её на новогоднем вечере в Доме офицеров. Она играла на фоно вальсы для танцующих. А кто-то весь вечер простоял у пианино, разглядывая девушку и смущая её, – командир посмотрел на штурмана, который сидел красный, как рак, опустив голову. Мы тоже перевели свои взгляды на него. Замолчали. – Ну, что уставились на холостяка? Не смущайте. Мы-то уже все через это прошли, а у него ещё всё впереди.

Пришла Анюта, стала торопливо укладывать салфетки в ажурную деревянную салфетницу. Командир остановил её:

– Не спеши. Уже уходим отдыхать. А вот завтра, когда вернёмся, попроси приготовить нам холодничка. И масло с шоколадом заранее не выставляй на стол, а до последнего держи в морозилке. Посмотри, что сделала с нашим маслом жара. А шоколад даже не развернуть, если только с фольгой съесть!

– Да. Конечно, Дмитрий Иванович! Вы только возвращайтесь…

Перед гостиницей мы построились, командир зачитал полётное задание на утро. Разошлись по комнатам, надо отдохнуть перед ранним вылетом. Меня разместили в номере с командиром. Он ушёл по делам, сказал, что будет поздно. Но я решил дождаться, сел читать книгу. Вскоре глаза стали слипаться, часы показывали одиннадцать. Всё, пора спать. Выключил свет, улёгся, закрыл глаза. Вдруг что-то зашуршало под шкафом. «Наверное, мышонок. Не буду обращать на него внимания. Пусть живёт…» – промелькнула мысль.

Дрёма стала окутывать сознание. Почти заснул, как вдруг по моему лицу что-то пробежало. Машинально схватил это что-то в кулак и брезгливо швырнул на пол. Открыл глаза – темнота. Ничего не видно, но слышно, как кругом всё шуршит и шевелится. Когда почувствовал, как по телу побежали какие-то существа, перебирая лапками, быстро вскочил с кровати. Под босыми ступнями тоже что-то шевелилось и хрустело, будто опустил ноги в кучу живых семечек. Ощупью добрался до двери и включил свет…

От увиденного у меня самопроизвольно открылся рот. Номер кишел чёрными тараканами размером с крупный чернослив. При свете они, расправив крылья, стали летать по комнате, прятаться в складках штор, залезать под обои. Чёрный пол стал на глазах превращаться в коричневый. Через несколько минут все тараканы исчезли. И только раздавленные моими ногами трупики предупреждали: ты здесь не один…

Сон как рукой сняло. Принял холодный душ, перетряхнул постель, подмёл пол. Свет больше не выключал. Повернулся к стене и закрыл глаза. Попытался заснуть.

Осторожно открыв дверь, зашёл командир. Налил из термоса чай (аромат растёкся по всей комнате) и стал листать какие-то карты, сидя за столом. Чтобы не мешать ему, я лежал, не шевелясь, и думал: «Мы отдыхаем. А он переживает, обдумывает завтрашний день. Да, есть над чем задуматься. Стоит только прозевать ракету, выпущенную с земли, как нас с таким грузом разнесёт в пух и прах. А если кто и спасётся, каким-то чудом выпрыгнув с парашютом, то на земле наших войск уже нет. На сотни километров – одни головорезы».

Сон подкрался…

Проснулся от трезвона будильника.

– Пора! – сказал командир. Взял вафельное полотенце, которое висело на дужке кровати, и пошёл в ванную комнату. Кровать была даже не помята. Спать он так и не ложился.

Утренняя прохлада залезала под комбинезон и радовала тело. Это было райское наслаждение перед адом – изнуряющей дневной жарой. Помощник командира принёс из оружейки металлическую коробку. Раскрыл перед нами – в ней аккуратно, по ячейкам, лежали полученные на экипаж пистолеты Макарова.

– Ну, расписывайтесь в ведомости и разбирайте, кто желает застрелиться сразу! – глупо пошутил он.

Мы молча, с недоверием смотрели на его ухмыляющуюся физиономию. Никто не решался брать личное оружие первым. Командир всё решил за всех. Закрыл ящик и приказал помощнику носить его всегда с собой и лично отвечать за сохранность, пока не поумнеет.

– Как это, командир?

– Как, как… Легко и молча!

– Есть! – обречённо ответил шутник и пошёл следом за нами.

После проведения предполётной подготовки самолёта построились перед кабиной. К нам на большой скорости приближался УАЗ. Из него вышли люди в лётных комбезах и в гражданке. Молча осмотрели самолёт снаружи и внутри. Раздали загранпаспорта, сверив фотографии с нашими лицами. А потом документы перекочевали в папку приезжего чиновника.

– Можете лететь.

– Есть! – ответил командир и подал команду: – По местам! Доложить о готовности к запуску двигателя!

Всё завертелось, и вот мы уже остановились у торца взлётной полосы… Дмитрий Иванович получил разрешение на взлёт и подал по СПУ команду:

– Внимание, экипаж, взлетаем.

Двигатели взревели, и самолёт начал разбег. Гружённый до отказа смертоносным грузом, он тяжело стучал по бетонным стыкам своими двадцатью колёсами. Скорость росла, за бортом мелькали домики. Казалось, что полоса закончится и не хватит у движков силы, чтобы оторвать эту махину от земли. С последних плит лайнер тяжело взлетел, и я, глубоко вздохнув, спокойно глянул вниз на уменьшающийся аэродром. Увидел одинокую машину, возле которой всё ещё стояли люди, провожавшие нас, и наблюдали за взлётом. Что они думали, можно было только догадываться…

Самолёт поднимался всё выше и выше над растущими в ширину и высоту величавыми горами, оставляя их под собой. Вскоре между ними заструилась голубая лента пограничной реки Амударьи. Термезский мост связывал два берега. А дальше дорога, извиваясь, уходила вглубь Афганистана. Мы шли в режиме радиомолчания. Я чувствовал внутреннее напряжение и внимательнейшим образом следил за театром военных действий, проходившим внизу. Наверное, не один десяток глаз наблюдал и за нами с земли. Каким лакомым куском для моджахедов был наш лайнер! И мы это чувствовали. Вдалеке, по направлению дороги, тянулись два чёрных столба дыма. Приблизившись, увидели горящие бензовозы и движение вблизи них.

 

– Впереди Панджшерское ущелье, – сообщил штурман.

Командир отдал приказ произвести отстрел тепловых ловушек. Поочерёдно, то с левого, то с правого борта, стали вылетать ракеты, защищающие нас от стингеров. Лесистое ущелье было излюбленным местом боевиков. Можно легко спрятаться в «зелёнке». Кроны деревьев помогали скрыть первоначальную вспышку при выходе ракеты из пускового контейнера. Миновав ущелье, мы приближались к столице Афганистана, городу Кабулу. Он расположен среди гор, образующих котловину. Наступал самый опасный момент.

– Внимание, экипаж. Произвожу афганский заход по спирали.

Самолёт накренился. Нас держали только ремни, не давая вылететь из кресел. Сверху было видно, как народ на улицах города замер, наблюдая за нашей птицей. Ревущую машину лихорадочно трясло от перегрузки. Стрелки приборов плясали, отсчитывая всё новые и новые показания. А в наушниках неслись доклады членов экипажа. С воздушной трассы самолёт выходил на аэродром, выпуская шасси, спойлеры приводя в тормозной режим. Уменьшалась скорость, и лайнер устремлялся к земле. 200-тонная машина падала с высоты. Кружа над аэродромом, как одинокий аист, Ил становился уязвимым. Крутое пикирование с отстрелом ловушек для ракет обеспечивало быстрое снижение. В несколько витков воздушный корабль с грузом выходил на посадочную прямую. Далее выравнивание и посадка. Уход на второй круг – это риск быть сбитым. Только посадка!

Самолёт ещё бежит по полосе, а я уже открываю рампу. Клубы красной пыли с горячим воздухом ворвались в грузовой отсек Ила. Мы зарулили к месту выгрузки, где ждала уже целая колонна машин. Афганцы-водители неплохо понимали русскую речь, и выгрузка бомб шла активно. Их сразу же развозили по стоянкам, где подвешивали на истребители.

На аэродроме наш экипаж находился в полной готовности. При возможном миномётном обстреле – срочный взлёт. Подъехала белая «Волга», это были представители посольства России. Командир подошёл к ним, а мы стали заряжать блоки новыми тепловыми ракетами. Это полтора часа активной работы с небольшим перекуром.

Над аэродромом нарастал гул. Истребители выруливали на взлётку и, взревев, один за другим уходили в небо с нашим грузом. Афганские лётчики отправлялись бомбить моджахедов. Подошёл местный генерал и стал рассматривать нас и наш самолёт. Мы продолжали, не обращая на него внимания, заряжать блоки. Прибывший с посольской машиной переводчик стал охотно рассказывать ему, что мы делаем. Командир, увидев, что всё готово, подал команду:

– Экипаж, по местам! Доложить о готовности!

И опять в наушниках зазвучали читка полётной карты и команды: «Взлетаем, высота… приготовиться к отстрелу с правого борта…» Пустой самолёт быстро по спирали набрал высоту, оставляя за собой серпантин огня и дыма, и лёг на заданный курс.

– Подлетаем к Панджшерскому ущелью, – доложил по СПУ штурман.

– Приготовиться к отстрелу поочерёдно с левого и правого бортов! – скомандовал командир.

Под нами горы сменились обширной территорией зелени. Я вглядывался в землю, в дорогу, убегающую в горы, и… от неё стремительно в нашу сторону поднимался белый дым.

– Справа ракета! – кажется, даже чересчур громко доложил я.

Тут же самолёт резко ушёл в противоположную сторону, а из четырёх блоков выстрелили все имеющиеся в наличии тепловые ракеты. Слева и справа стояла сплошная стена огня и дыма. Настоящий салют вокруг нас. Через пару секунд вылетели из него. Я доложил, что мы пустые. Кто-то из экипажа нажал пульт аварийного сброса ракет. Командир молчал. Теперь самолёт стал беззащитен. Осталось надеяться только на Всевышнего. И Он нас услышал.

На аэродроме борт тщательно осмотрели наземные техники. На третьем двигателе были повреждены лопатки. «Нужно менять», – был приговор. Совместно с техниками сняли с пилона двигатель, чтобы завтра заняться установкой нового. Провозились до вечера.

Уставшие, голодные, но счастливые, мы шли весёлой компанией к лётной столовой. Вдруг услышали тихое всхлипывание. Остановились. На скамейке у кустов жасмина сидела Анюта и плакала. Она никого не видела и не слышала. Нарвав для столовой охапку ромашек, сосредоточенно отрывала лепестки с очередной…Что-то тёплое, домашнее, милое было в этой божественной картине: девушка в лепестках от ромашек… Стояли, смотрели и молчали, боясь спугнуть её тревожное счастье.

– Валера, – командир шёпотом подозвал к себе штурмана. – Это она о тебе на ромашках гадает. Ты сейчас самый счастливый человек на земле.

– Потому что живыми вернулись?

– Ну, это только начало нашей ромашки! Нам ещё летать и летать. А твоё счастье в том, что поехала за тобой и ждёт тебя здесь такая славная девушка. Подойди, не спугни и не упусти свою ромашку…

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru