– Я не могу жениться.
– Почему же? – тихо спрашивает Катя.
– Потому что художнику и вообще человеку, живущему искусством, нельзя жениться. Художник должен быть свободен.
– Чем же я помешала бы вам, Егор Саввич?
– Я не про себя говорю, а вообще… Знаменитые писатели и художники никогда не женятся.
– И вы будете знаменитостью, я это отлично понимаю, но войдите же и в мое положение. Я боюсь мамаши… Она строгая и раздражительная. Как узнает, что вы на мне не женитесь, а так только… то и начнет меня изводить. О, горе мое! А тут вы еще ей за квартиру не заплатили!
– Чёрт с ней, заплачу…
Егор Саввич поднимается и начинает ходить.
– За границу бы! – говорит он.
И художник рассказывает, что нет ничего легче, как съездить за границу. Для этого стоит только написать картину и продать.
– Конечно! – соглашается Катя. – Отчего же вы летом не писали?
– Да разве я могу в этом сарае работать? – говорит с досадой художник. – И где я здесь взял бы натурщиков?
Где-то внизу под полом ожесточенно хлопает дверь. Катя, с минуты на минуту ожидающая прихода матери, встает и убегает. Художник остается один. Долго он ходит из угла в угол, лавируя между стульями и грудами домашней рухляди. Слышно ему, как вернувшаяся вдова стучит посудой и громко бранит каких-то мужиков, запросивших с нее по два рубля с воза. С огорчения Егор Саввич останавливается перед шкапчиком и долго хмурится на графин с водкой.
– А, чтоб тебя подстрелило! – слышит он, как вдова набрасывается на Катю. – Погибели на тебя нету!